| Главная » Книги |
Воейков Александр Федорович - Стихотворения, Страница 3
Воейков Александр Федорович - Стихотворенияdiv align="justify"> Старого, З<онтаг>, на смерть не люблю,
Ты отдай, З<онтаг>, меня за ровнюшку.
Хор
Воейков, Шемиот, Виламов, к<нязь>
Голицын, Алекс<андр> Петерсон и другие
Понесися по поднебесью,
Птица милая, голубушка,
Что лети, лети, сизокрылая,
На сторонушку на далекую...
Грустно в Юрьеве быть сиротками.
Воейков
(подперши буйную голову)
Ты мне сладостней, чем гексаметры.
Шемиот
Ты белее чиста серебра,
Ты краснее красна золота,
Светлей камня самоцветного
И рубина и яхонта.
Виламов
Ты лягушечка
Ты зеленая!
Ты мышоночек
Серый, гладенькой!
К<нязь> Голицын
Я могучий богатырь Полкан.
Я убью К<арло> Горыныча,
Свобожу свою любушку
Из возка из тюремного,
Из засады из тесныя.
Петерсон
Рогатка, рогаточка,
Рогаточка Рижская,
Ты вельми пестро изукрашена,
Со замками с немецкими,
Со запорами железными,
Ты запрись крепко-накрепко,
Не пускай пролезть, не пускай проползть
Ты того ли К<арло> Горыныча,
Что Дубыню Дубынича.
Хор квартальных
Перестань стонать, кукушечка,
Не кукуй ты, заунывная.
Портные
Молодка, молодка молодая,
Солдатка, солдатка полковая.
Дьячки
Барыня, барыня,
Сударыня барыня,
Поехала барыня
Из Юрьева во Псков.
Профессора
Едет с барыней холоп,
Повирает он и врет.
Студенты
Твои очи соколиные,
Твои брови соболиные.
К<арло>
(высунувши голову из возка,
поет по-кучерски)
Как со вечера солдатам
Приказ отдан был,
Со полуночи солдаты
Ружья чистили,
Ко белу свету солдаты
Во поход пошли.
Студенты
(allegro)
Ах, глупый ты дурень,
Неразумный дурень.
Пошел он, дурень,
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Анна Петровишна
Ах, как тошно, мне тошнехонько
Нынешний годочек,
А еще того тошнее
Нынешний денечек.
Общий хор
Не ходить было за неровню,
Не бросаться было за чинами,
Вить не с лентою жить, со советом,
Не с скотиною жить, с человеком.
10 января 1820
302. ДОМ СУМАСШЕДШИХ
Другие редакции и варианты
РЕДАКЦИЯ 1
(1811-1817)
1
Други милые! Терпенье!
Расскажу вам чудный сон.
Не игра воображенья,
Не случайный призрак он.
Нет - но мщенью предыдущий
И грядущий с неба глас,
К покаянию зовущий
И пророческий для нас.
2
Ввечеру, простившись с вами,
Я в углу сидел один,
И Кутузова стихами
Я растапливал камин,
Подбавлял из Глинки сору,
И твоих, о Мерзляков!
Из "Амура" по сю пору
Недоконченных стихов.
3
Дым от смеси этой едкой
Нос мне сажей закоптил
И в награду крепко, крепко
И приятно усыпил.
Снилось мне, что в Петрограде,
Чрез Обухов мост пешком
Перешед, спешу к ограде
И вступаю в желтый дом.
4
От любови сумасшедших
В список бегло я взглянул
И твоих проказ прошедших
Длинный ряд воспомянул,
О Кокошкин! Долг романам
И тобою заплачен;
Но сказав "прости" обманам,
Ты давно уж стал умен.
5
Ах! И я... Но сновиденье
Прежде, други, расскажу:
Во второе отделенье
Я тихонечко вхожу.
Тут - один желает тропа,
А другой - владеть луной,
Тут - портрет Наполеона
Намалеван как живой.
6
Я поспешными шагами
Через залу перешел
И увидел над дверями
Очень четко: "Сей отдел -
Прозаистам и поэтам,
Журналистам, авторам,
Не по чину, не по летам,
Здесь места по нумерам".
7
Двери настежь Надзиратель
Отворя мне говорит:
"Нумер первый - ваш приятель,
Каченовский здесь сидит,
Букву "э" на эшафоте
С торжеством и пеньем жжет,
Ум его всегда в работе:
По крюкам стихи поет,
8
То кавыки созерцает,
То обнюхивает гниль,
Духу роз предпочитает,
То сметает с книжиц пыль
И в восторге, восклицая,
Набивает ею рот:
"Сор славянский, пыль родная!
Слаще ты, чем мед и сот!""
9
Вот на розовой цепочке
Спичка Шаликов в слезах,
Разрумяненный, в веночке,
В ярко-планжевых чулках.
Прижимая веник страстно,
Кличет граций здешних мест
И, мяуча сладострастно,
Размазню без масла ест.
10
Номер третий: на лежанке
Истый Глинка восседит.
Перед ним дух русский в склянке
Нераскупорен стоит,
Книга кормчая отверста,
И уста отворены,
Сложены десной два перста,
Очи вверх устремлены.
11
"О Расин! Откуда слава?
Я тебя, дружок, поймал -
Из российского Стоглава
Ты "Гафолию" украл.
Чувств возвышенных сиянье,
Выражений красота
В "Андромахе" - подражанье
"Погребению кота"".
12
"Ты ль Хвостов? - к нему вошедши,
Вскликнул я. - Тебе ль здесь быть?
Ты дурак - не сумасшедший,
Не с чего тебе сходить".
- "В Буало я смысл добавил,
Лафонтеня я убил,
Я Расина обесславил", -
Быстро он проговорил.
13
И читать мне начал оду,
Я искусно улизнул
От мучителя, но в воду
Прямо из огня нырнул:
Здесь старик с лицом печальным
Букв славянских красоту
Мажет золотом сусальным
Пресловутую фиту.
14
И на мебели повсюду
Коронованное кси,
Староверских книжиц груду
И в окладе ик и пси,
Том в сафьян переплетенный
Тредьяковского стихов
Я увидел, изумленный,
И узнал, что то Шишков,
15
Вот Сладковский восклицает:
"Се, се Россы, се сам Петр!
Се со всех сторон сияет
Молния из тучных недр!
И чрез Ворсклу при преправе
Градов на суше творец
С твердостью пошел он к славе -
И поэме сей конец!"
16
Вот Жуковский, в саван длинный
Скутан, лапочки крестом,
Ноги вытянув умильно,
Черта дразнит языком,
Видеть ведьму вображает
И глазком ей подмигнет,
И кадит, и отпевает,
И трезвонит, и ревет.
17
Вот Кутузов: он зубами
Бюст грызет Карамзина,
Пена с уст течет ручьями,
Кровью грудь обагрена.
Но напрасно мрамор гложет,
Только время тратит в том,
Он вредить ему не может
Ни зубами, ни пером.
18
Но Станевич в отдаленьи,
Увидав, что это я,
Возопил в остервененьи:
"Мир! Потомство! За меня
Злому критику отмстите,
Мой из бронзы вылив лик.
Монумент соорудите,
Я заслугами велик!"
19
"Как! И ты бессмертьем льстишься?
О червяк! Отец червей! -
Я сказал. - И ты стремишься
К славе из норы своей?
И тогда как свет не знает,
Точно где, в каких местах
Храбрый Игорь почивает,
Где Пожарского скрыт прах,
20
Где блистала Ниневия
И роскошный Вавилон,
Русь давно ль слывет Россия?
Кем наш север заселен?"
- "Двор читал мои творенья, -
Прервал он, - и государь
Должен в знак благоволенья..."
Стой, дружок. Наш добрый царь
21
Дел без нас имеет кучу:
То мирит смятенный мир,
От царей отводит тучу,
То дает соседям пир,
То с вельможами хлопочет,
То ссылает в ссылку зло,
А тебя и знать не хочет,
Посиди - тебе тепло.
22
Чудо! Под окном на ветке
Крошка Батюшков висит
В светлой, проволочной клетке,
В баночку с водой глядит,
И поет певец согласный:
"Тих, спокоен сверху вид,
Но спустись туда - ужасный
Крокодил на дне лежит".
23
Вот Грузинцев, и в короне,
И в сандалиях, как царь,
Горд в мишурном он хитоне.
Держит греческий букварь.
"Верно, ваше сочиненье?" -
Скромно задал я вопрос.
"Нет, Софоклово творенье", -
Отвечал он, вздернув нос.
24
Я бежал без дальних споров.
"Вот еще", - сказали мне.
Я взглянул: Максим Невзоров
Углем пишет на стене:
"Если б так, как на Вольтера,
Был на мой журнал расход,
Пострадала б горько вера:
Я вредней, чем Дидерот".
25
От досады и от смеху
Утомлен, я вон спешил,
Горькую прервав утеху,
Но Смотритель доложил:
"Ради вы или не ради,
Но указ уж получен:
Вам нельзя отсель ни пяди",
И указ тотчас прочтен:
26
"Тот Воейков, что Делиля
Столь безбожно исказил,
Истерзать хотел "Эмиля"
И Вергилию грозил,
Должен быть как сумасбродный
В цепь посажен в желтый дом;
Темя всё обрить сегодня
И тереть почаще льдом".
27
Прочитав, я ужаснулся,
Хлад по жилам пробежал,
И, проснувшись, не очнулся,
И не верил сам, что спал.
Други, вашего совету,
Без него я не решусь:
Не писать - не жить поэту,
А писать начать - боюсь.
Ниже приводятся наиболее значительные варианты, встречающиеся в ряде списков.
Строфа 4, ст. 5:
О Каверин, долг романам
Или:
Карамзин! О, долг романам
Строфа 12, ст. 1:
"Пушкин, ты?" - к нему вошедши
В некоторых списках отсутствуют: строфа 16, ст. 5-8 в строфе 19 и ст. 1-4 в строфе 20, а после строфы 24 введены:
Слог мой сладок, как микстура,
Мысли громки без ума,
Толстая моя фигура
Так приятна, как чума.
В одном из списков (ЦГАЛИ) имеются строфы, которые могут быть отнесены лишь к промежуточным редакциям 1815-1816 гг. и в рукописных копиях встречаются очень редко:
Вот и Герман, весь в чернилах
Пишет план воздушный свой
И толкует, как в горнилах
Плавят золото с сурьмой.
И тогда же, в исступленьи
Бросив свой мундир в камин,
Он хохочет в восхищеньи
И шагает как павлин.
Но, узрев меня, несчастный
Сделал два раза прыжок,
И запел он несогласно:
"Гибельный, жестокий рок!
Так иду на поле славы,
Но в карманах пустота;
О, гусары величавы!
Я их строев красота!"
РЕДАКЦИЯ 2
(1818-1822)
Вошли строфы, соответствующие строфам 1-14, 17-29, 31, 35, 38, 40 автографа ГПБ, и строфы 19-21, 26 первой редакции.
Строфы 8, 9, 12 автографа ГПБ имеют следующие варианты.
Строфа 8, ст. 1-4:
Заподжарив, так и съел бы
И родного я отца.
Что ми дасте? Я поддел бы
Вам небесного творца.
Строфа 9, ст. 6-8:
Как Содом в грехах весь свет,
А всему Невтон виною
И проклятый Архимед!
Далее в ряде списков следует четверостишие:
Локк запутал ум наш в сети,
Геллерт (Галлер) сердце обольстил,
Кантом бредят даже дети,
Дженнер (Дрекслер) нравы развратил!
Строфа 12, ст. 5-8:
Видишь, грамоте не знаю,
Не учился, не читал,
А россиян просвещаю
И с звездою генерал
После строфы 21 первой редакции следует текст:
Вот наш Греч: рукой нескромной
Целых полгода без сна,
Из тетрадищи огромной
Моряка Головина
Он страницы выдирает
И - отъявленный нахал -
В уголку иглой вшивает
Их в недельный свой журнал.
РЕДАКЦИЯ 3
(1826-1830)
Вошли строфы, соответствующие строфам 1-29, 31-35, 38-40 автографа ГПБ, и строфы 19-21 первой редакции.
В ряде списков строфы 11-12 читаются в сокращенном виде, три строфы, посвященные Станевичу, часто заменяются одной - первой (см. строфу 29 автографа ГПБ).
Строфы, не вошедшие в автограф ГПБ и предыдущие редакции:
34
Вот на яицах наседкой
Сидя, клохчет сумасброд
И российские заедки -
Мак медовый он жует;
Вот чудак! Пред ним попарно
С обезьяной черный котё
И советник титулярный
С куклой важно речь ведет.
Или:
Вот на яицах наседкой
Сидя, клохчет сумасброд
В самом желтом доме редкой!
Перед ним кружится кот,
Кукла страстно водит глазки,
Обезьяна скалит рот -
Он им сказывает сказки
И медовый мак жует.
35
Кто ж бы это был? - "Перовский!" -
Мне товарищ прошептал.
"Уж не тот ли, что геройски
Турок в Варне откатал
Иль что взятчиков по-свойски
Из удела выгнал вон?"
- "Нет, писака, франт московский,
В круг ученый лезет он".
36
Так тут чуда нет большого:
Спятить долго ли с уму
На конюшне у Ш<ишко>ва
И у Ливена в хлеву.
"Жаль, и верно от собратов
Одурел он! - я сказал. -
Укусил его Ш<ихма>тов
Иль Ш<ишков> поцеловал.
В ряде списков встречается другая строфа, посвященная Перовскому, хронологическое определение которой затруднительно:
Вот Перовский. Беспрестанно
Он коверкает лицо -
Кошкой, волком, обезьяной;
То свернется весь в кольцо,
То у сильных ноги лижет,
То бессильных гонит вон,
То гроши на нитку нижет,
То бренчит на счетах он!
40
Вот в порожней бочке винной
Целовальник Полевой
Беспорточный 1 и бесчинный 2.
Стало что с его башкой?
"Спесь с корыстью в ней столкнулись,
И от натиска сего
Вверх ногами повернулись
Ум и сердце у него.
1 Sans culotte (санкюлот (франц.). - Ред.).
2 Поелику не имеет чина.
41
Самохвал, завистник жалкий,
Надувало ремеслом,
Битый Рюриковой палкой
И санскритским батожьем;
Подл, как раб, надут, как барин,
Он, чтоб вкратце кончить речь,
Благороден, как Б<улгар>ин,
Бескорыстен так, как Г<реч>!"
42
Вот чужих статей писатель
И маляр чужих картин,
Книг безграмотных издатель,
Северный орел - Свиньин.
Он фальшивою монетой
Целый век перебивал
И, оплеванный всем светом,
На цепи приют сыскал.
РЕДАКЦИЯ 4
(1836-1838)
Вошли строфы, соответствующие строфам 1-29, 31-35, 38-40 автографа ГПБ; строфы 19-21 первой редакции; строфы 34-36, 40-42 третьей редакции.
В ряде списков некоторые строфы третьей редакции выпущены.
После строфы 16 автографа ГПБ следует текст:
17
Вот он - Пушкина убийца,
Легкомысленный француз,
Развращенный кровопийца, -
Огорчил святую Русь,
Схоронил наш клад заветный,
В землю скрыл талант певца,
Вырвал камень самоцветный
Он из царского венца
В списках с пометой: "Скопирован со собственноручного списка сочинителя в 1837 году; написанные им после того куплеты и те, которые он всегда хранил в тайне, также варьяции - добавлены из оставшихся по смерти его собственноручных же черновых бумаг" - после строф 33-34 автографа ГПБ, посвященных Булгарину, следует:
Что тут за щенок у входа,
Весь дрожит, поджавши хвост,
Как безжалостно природа
Окорнала его рост!
Как портными укорочен
Фрак единственный на нем!
Трус, как прячет от пощечин
Сухощавый лик он свой!
Луковка торчит в кармане,
Оттопырясь, как часы;
Стекла битые в кармане
И обгрызок колбасы.
Кто б из пишущих героев
Мог таким быть мозгляком?
Только бес - В<ладими>р С<троев>,
Гречев левый глаз с бельмом.
После строфы 36 автографа ГПБ, посвященной Грузинцеву, следует:
| |
| Просмотров: 390 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры