| Главная » Книги |
Лонгфелло Генри Уодсворт - Песня о Гайавате, Страница 4
Лонгфелло Генри Уодсворт - Песня о Гайаватеnbsp; И постель изъ гибкихъ вѣтокъ
И стеблей болиголова,
И развёлъ огонь у входа
Изъ сухихъ сосновыхъ шишекъ.
Перелётный вѣтеръ мчался
Вмѣстѣ съ ними; звѣзды ночи
Съ высоты на нихъ смотрѣли,
И не спящими очами
Крѣпкiй сонъ ихъ сторожили.
Притаясь на тёмномъ дубѣ,
Изъ своей засады бѣлка
На любовнивовъ глядѣла;
Бѣлый кроликъ, ихъ завидя,
Улепётывалъ съ тропинки
И, въ свою забившись норку,
И присѣвъ на заднихъ лапкахъ,
Онъ выглядывалъ оттуда
Любопытными глазами.
Веселъ былъ ихъ путь далекiй!
Птицы громко, сладко пѣли
Пѣсни счастья и веселья.
Пѣлъ овейса синепёрый:
"Ты счастливъ, о, Гайавата,
Ты счастливъ такой женою!"
Пѣлъ опечи красногрудый:
"Ты счастлива, Миннегага,
Гайаватой обладая!"
Съ неба солнце благосклонно
Черезъ лѣсъ на нихъ смотрѣло
И сказало имъ: "о, дѣти!
Злоба - тѣнь, любовь - свѣтъ солнца.
Всё есть въ жизни: свѣтъ и тѣни.
Правь любовью, Гайавата!"
Мѣсяцъ тоже съ неба глянулъ,
Ихъ шалашъ наполнилъ блескомъ,
И шепталъ онъ имъ: "о, дѣти!
День тревоженъ, ночь спокойна,
Склонны властвовать мужчины,
Жоны - слабые созданья:
Правь терпѣньемъ, Миннегага!"
Такъ домой опять вернулся
Гайавата съ Миннегагой
И принёсъ, какъ обещался,
Свѣтъ луны, свѣтъ звѣздъ небесныхъ,
Свѣтъ огня въ вигвамъ Нокомисъ
И свѣтъ солнца для народа
Изъ страны дакотовъ дальней
Изъ страны красивыхъ женщинъ.
Примѣчанiя.
1. Въ оригиналѣ пѣснь X. Пѣсни восьмая и девятая Д. Михаловскимъ опущены. (Прим. ред.)
2. Путешественникамъ и читателямъ индiйскихь очерковъ знакомы водопады св. Антонiя въ прекрасной мѣстности, окружающей фортъ Снеллингъ. Между фортомъ и этими водопадами находятся такъ назыв. "малые водопады" въ 40 фут. вышиною на рѣкѣ, впадающей въ Мисиссипи. Индiйцы называютъ ихъ Миннегага - т.-е. смѣющiяся воды. (Прим. перев.)
VII[1]. Свадьба Гайаваты.
Разскажу теперь о томъ я,
Какъ прекрасный По-Пок-Кивисъ
Забавлялъ гостей на свадьбѣ
Гайаваты чудной пляской;
И о томъ, какъ Чайбайабосъ,
Музыкантъ изъ всѣхъ первѣйшiй,
Пѣсни пѣлъ любви и страсти;
А Ягу, хвастунъ велкiй,
Удивительный разскащикъ,
Говорилъ свои тамъ сказки
О чудесныхъ приключеньяхъ,
Чтобы пиръ былъ веселѣе,
Чтобы время шло прiятнѣй,
Чтобы гости не скучали.
Хлопотливая Накомисъ
По деревнѣ разослала
Посланцовъ, съ вѣтвями ивы,
Въ знакъ большаго приглашенья
На большое пированье.
Собрались на свадьбу гости,
Нарядясь какъ можно лучше,
Въ дорогихъ изъ мѣха платьяхъ,
Въ поясахъ и ожерельяхъ,
Пёстрымъ вампумомъ[2] блистая,
Разрисовкой лицъ затѣйной,
Краской, перьями, кистями.
Приглашённымъ подавали
Осетра большаго, Наму,
Также щуку Масконозу,
Дальше пимиканъ[3] толчёный,
Ляжку лани, горбъ бизона,
Посмо-жолтыя лепёшки
Изъ мандамина[4] и риса.
Но любезный Гайавата,
Миннегага и Накомисъ
Не участвовали въ пирѣ,
Лишь заботились о прочихъ,
Лишь гостямъ служили молча.
И когда всѣ гости вдоволь
Ужь насытились, Накомисъ,
Суетливая, живая,
Принесла мѣшокъ изъ выдры
И наполнила ихъ трубки
Табакомъ изъ странъ полудня,
Перемѣшаннымъ съ корою
Красной ивы и трухою
Изъ душистыхъ травъ и листьевъ.
И сказала: "По-Пок-Кивисъ!
Пропляши свои намъ пляски,
"Танцемъ нищаго" потѣшь насъ,
Чтобы пиръ былъ веселѣе!"
Былъ искусенъ По-Пок-Кивисъ
Въ разныхъ играхъ и забавахъ;
Покататься ли на лыжахъ,
Поиграть ли въ мячъ и свайку,
Всё онъ зналъ, во всёмъ былъ ловокъ.
Правда, воины прозвали
По-Пок-Кивиса трусишкой,
Но не думалъ онъ вниманья
Обращать на ихъ насмѣшки,
Потому что и у женщинъ
И у дѣвушекъ любимцемъ
Былъ красавецъ По-Пок-Кивисъ.
На пиру у Гайаваты
Онъ въ рубашкѣ былъ изъ бѣлой
Мягкой кожи дикой лани,
Въ шитыхъ кожаныхъ штиблетахъ,
И въ возловыхъ мокассанахъ[5].
Весь нарядъ былъ разукрашенъ
Горностаевой обшивкой,
Зернью раковинокъ пёстрыхъ
И ежовою щетиной.
Остальной уборъ былъ тоже
Щегольской: подъ головою
Пухъ лебяжiй въ видѣ перьевъ,
И хвосты лисицъ на пяткахъ,
И въ рукѣ держалъ онъ вѣеръ,
А въ другой имѣлъ онъ трубку.
А лицо его сiяло
Всё въ полоскахъ разноцвѣтныхъ,-
Красныхъ, жолтыхъ, синихъ, алыхъ,-
Со лба падали на плечи
Двѣ косы, лоснясь отъ масла,
Раздѣлённыя поженски
И увитыя плетёнкой
Изъ душистыхъ травъ и злаковъ.
Вотъ каковъ былъ По-Пок-Кивисъ
Въ ту минуту, какъ при звукѣ
Пѣсенъ, бубновъ и свирѣлей
Всталъ, по вызову Накомисъ,
Средь гостей нетерпѣливыхъ.
Онъ плясалъ сначала тихо,
Важенъ въ жестахъ и движеньяхъ,
То входя подъ тѣнь деревьевъ,
То являясь на полянѣ,
Выступая плавно, мѣрно,
Осторожно какъ пантера.
Послѣ - шибче, шибче, шибче
Сталъ кружиться, началъ прыгать
Чрезъ гостей ошеломлённыхъ,
И понёсся вкругъ вигвама
Такъ стремительно, что въ пляскѣ
Листья вмѣстѣ съ нимъ кружились,
Такъ что пыль, смѣшавшись съ вѣтромъ,
Вкругъ него вздымалась вихремъ.
А потомъ онъ въ бурной пляскѣ
Точно бѣшеный помчался
По песчаному прибрежью
Гитчи-Гюми. Тамъ ногами
Ударялъ въ песокъ сыпучiй,
И взметалъ его на воздухъ,
Такъ что вѣтеръ нёсся вихремъ,
А песокъ, подобно вьюгѣ,
Застилалъ отъ глазъ окрестность,
Падалъ на землю буграми -
И усѣялъ берегъ моря
Весь холмами Нэго-Воджу[6].
Кончилъ пляску По-Пок-Кивисъ,
И съ улыбкою весёлой
Сѣлъ опять среди собранья,
Освѣжаясь опахаломъ
Изъ крыла индiйской птицы.
И тогда всѣ обратились
Съ просьбой къ другу Гайаваты -
И пѣвцу и музыканту,-
Говоря: "О, Чайбайабосъ,
Позабавь насъ, спой намъ, пѣсню,
Чтобы пиръ былъ веселѣе,
Чтобы время шло прiятнѣй,
Чтобы гости не скучали".
И запѣлъ съ глубокимъ чувствомъ,
Сладко, нѣжно Чайбайабосъ
Пѣсню страсти и томленья,
То смотря на Гайавату,
То смотря на Миннегагу:
"Встань, проснися, дорогая
Ты, простой цвѣточекъ дикой,
Ты, щебечущая птичка,
Съ кроткимъ взглядомъ дикой лани!
На меня едва ты взглянешь -
Я такъ счастливъ, я такъ счастливъ,
Точно лилiя въ долинѣ
Подъ прохладною росою!
Сладко мнѣ твоё дыханье,
Какъ цвѣтовъ благоуханье,
Какъ ихъ запахъ утромъ, или
Въ тихiй вечеръ Листопада[7]!
Кровь моя, играя, рвётся
И спѣшитъ тебѣ на встрѣчу,
Какъ ростки на встрѣчу солнцу,
Въ тёплый мѣсяцъ ясной ночи[8]!
При тебѣ душа ликуетъ,
Сердце пѣснь поётъ въ восторгѣ,
Какъ поютъ, вздыхая, ветви,
Въ жаркiй мѣсяцъ земляники[9]!
Загрустишь ли ты порою -
И моя душа мрачится,
Какъ поверхность свѣтлой рѣчки
Подъ нависшей чёрной тучей.
А когда ты улыбнёшься -
Сердце снова засiяетъ,
Какъ сiяетъ зыбь рѣчная,
Подымаемая вѣтромъ.
Пусть земля, вода и небо
Улыбаются и блещутъ,
Улыбаться не могу я,
Если нѣтъ тебя со мною!
О, проснись, моя отрада!
Кровь трепещущаго сердца
Моего, вставай, проснися,
На меня взгляни скорѣе!"
Такъ окончилъ Чайбайабосъ
Пѣсню страсти и томленья,
Середи похвалъ всеобщихъ.
И Ягу, хвастунъ великй,
Соревнуя музыканту,
Всѣхъ гостей обвёлъ глазами -
И, по взглядамъ ихъ и жестамъ,
Увидалъ, что всѣ желаютъ,
Повестей его послушать,
Изъ безмѣрной лжи сплетённыхъ.
Быль Ягу хвастунъ извѣстный,
И во всёмъ хотѣлъ быть первымъ:
Чуть разсказъ какой услышитъ -
На него своимъ отвѣтитъ;
Приключенье ль то какое -
Съ нимъ случались и почище!
Иль отважный смѣлый подвигъ -
О! онъ дѣлалъ не такiе!
Иль диковинная повѣсть -
Онъ разскажетъ почуднѣе!
Только бы его послушать,
Только бы ему повѣрить,
То никто съ такою силой
Не умѣлъ стрѣлять изъ лука,
Не убилъ такъ много дичи,
Не поймалъ такъ много рыбы,
Иль бобровъ такую пропасть,
Какъ Ягу, во всёмъ искусный.
И никто не могъ сравниться
Съ нимъ ни въ плаваньи ни въ бѣгѣ
И никто такъ много въ жизни
Не постранствовалъ по свѣту,
И чудесь такихъ не видѣлъ,
Какъ Ягу, повсюду первый,
Краснобай неистощимый!
Такъ что имя это стало
Ужь пословицей въ народѣ;
И когда какой охотникъ
Начиналъ не въ мѣру хвастать,
Иль вернувшись съ битвы воинъ
Черезчуръ распространялся
О своихъ дъяньяхъ смѣлыхъ,
То всѣ слушатели громко
И начнутъ кричать, бывало,
"Вотъ Ягу! Ягу пришёлъ къ намъ!"
Онъ когда-то Гайаватѣ
Сдѣлалъ липовую люльку,
Онъ потомъ училъ ребёнка
Дѣлать луки и колчаны,
А теперь, почётнымъ гостемъ
Онъ присутствовалъ на свадьбѣ
У того же Гайаваты,
Старый, дряхлый, безобразный,
Но разскащикъ несравненный.
И къ нему пристали съ просьбой:
"Ну, Ягу, скажи намъ сказку,
Чтобы пиръ былъ веселѣе,
Чтобы время шло прiятнѣй,
Чтобы гости не скучали!"
И Ягу отвѣтилъ тотчасъ:
"Вы услышите разсказъ мой
О чудесныхъ приключеньяхъ,
Удивительную повѣсть
О волшебникѣ Оссео!"
Примѣчанiя.
1. Въ оригиналѣ пѣснь XI. (Прим. ред.)
2. Вампумъ - маленькiе шарики изъ разноцвѣтныхъ раковинъ, которые сѣвероамериканскiе индiйцы употребляютъ вмѣсто монеты, и которыми также убираютъ свои пояся, в видѣ украшенiя. (Прим. перев.)
3. Пимиканъ - высушенное и истолчённое мясо оленя или буйвола. (Прим. перев.)
4. Мандаминъ - маисъ, кукуруза. (Прим. перев.)
5. Мокассаны или мокассины - башмаки безъ подошвъ, обыкновенно сдѣланные изъ оленьей кожи, обувь американскихъ индiйцевъ. (Прим. перев.)
6. Нэго-Воджу - песчаные дюны Верхняго озера. (Прим. перев.)
7. Листопадъ - сентябрь. (Прим. перев.)
8. Мѣсяцъ ясныхъ ночей - апрѣль. (Прим. перев.)
9. Мѣсяцъ земляники - iюнь. (Прим. перев.)
VIII[1]. Письмена.
Разъ съ собою Гайавата
Размышлялъ: "Какъ всё на свѣтѣ
Блекнетъ, гибнетъ, исчезаетъ?
Гаснутъ въ памяти народа
Всѣ великiя преданья,
Славныхъ воиновъ побѣды,
Приключенья звѣролововъ,
Мудрость мидовъ[2] и вэбиновъ[2]
И видѣнiя и грёзы
Прозорливыхъ джосакадовъ[2]!
На могилахъ нашихъ предковъ
Нѣтъ фигуръ, не видно знаковъ;
Кто лежитъ въ могилахъ этихъ -
Мы не знаемъ, знаемъ только,
Что лежатъ тамъ наши предки.
Что за родъ ихъ, что за племя,
Это всё намъ неизвѣстно,
Лишь одно сказать мы можемъ:
"Это были наши предки".
Находясь другъ съ другомъ вмѣстѣ,
Разговаривать мы можемъ,
Но друзьямъ вдали живущимъ
Голоса не слышны наши.
Мы не можемъ тайной вѣсти
Передать имъ, развѣ только
Черезъ посланца, который
Можетъ выдать нашу тайну,
Исказить, переиначить
И открыть кому не должно".
Такъ съ собою Гайавата
Разсуждалъ въ лѣсу пустынномъ,
Много думая о благѣ
Имъ любимаго народа.
Изъ мѣшка онъ вынулъ краски
Разноцвѣтныя, и ими
Много образовъ и знаковъ
И фигуръ нарисовалъ онъ.
Каждый знакъ и каждый образъ
Означалъ иль мысль иль слово.
Гитчи-Манито представленъ
Былъ яйцомъ; на нёмъ четыре
Выдающiяся точки,
По числу вѣтровъ небесныхъ.
Это, въ мысли Гайаваты,
Означало, что Великiй
Духъ находится повсюду.
Гитчи-Манито могучiй,
Духъ ужасный зла представленъ
Былъ во образѣ большаго
Пресмыкавшагося змя.
Этимъ образомъ означилъ
Гайавата, что коваренъ
И хитёръ духъ зла могучiй.
Всё, что видимъ мы въ природѣ,
Свой особый знакъ имѣло:
Жизнь и смерть, земля и небо,
Солнце, мѣсяцъ, звѣзды, люди,
Звѣри, птицы, рыбы, гады,
Горы, рѣки и озёра.
Жизнь и смерть изобразилъ онъ
Въ видѣ двухъ круговъ: для жизни -
Бѣлый кругъ, для смерти - чёрный;
Для земли - черта прямая,
Для небесъ, дуга надъ нею;
Между ними - для дневнаго
Свѣта бѣлое пространство;
Группа звѣздъ на нёмъ - для ночи;
Слѣва - точка для востока,
Справа - точка для заката,
Сверху - точка для прилива,
И волнистыя полоски
Изъ нея, для непогоды.
Слѣдъ двухъ ногъ, въ вигвамъ идущихъ,
Былъ символомъ приглашенья;
Руки, поднятыя къ небу
И запятнанныя кровью,
Были знакомъ разрушенья,
Знакомъ вызова и мести.
Эти знаки Гайавата
Показалъ, съ истолкованьемъ,
Удивлённому народу,
Говоря: "Могилы ваши
Не имѣютъ надъ собою
Никакихъ фигуръ и знаковъ:
Напишите на столбахъ ихъ
Каждый - свой домашнiй символъ,
Для того, чтобъ ваши внуки
Знать могли и различать ихъ".
И они изобразили
На столбахъ могилъ извѣстныхъ
Каждый - свой домашнiй символъ:
Кто оленя, кто медвѣдя,
Кто орла, кто черепаху,
Въ знакъ, что въ этой-де могилѣ
Погребёнъ начальникъ рода,
И что вождь, носившiй символъ,
Тлѣетъ въ прахѣ подъ землёю.
Много образовъ тамъ было:
И великiй духъ - Создатель,
Свѣтомъ небо обдающiй;
И великiй змiй, Кинабикъ,
Съ поднятымъ кровавымъ гребнемъ;
И сiяющее солнце,
И ущербъ луны на небѣ,
И орлы и пеликаны,
И ходящiе по небу
Люди безъ головъ, и трупы,
Устилающiе землю;
И кровавыя ладони,
Угрожающiя смертью,
И великiе герои,
Охватившiе руками
Небеса и землю разомъ.
Въ этихъ знакахъ и фигурахъ
На берестѣ и на кожѣ
Люди пѣсни начертали -
Пѣсни битвы и охоты,
Волшебства и врачеванья.
Не была тутъ позабыта
Пѣснь любви, изъ всѣхъ цѣлебныхъ
Средствъ тончайшее лекарство,
Волшебство надъ волшебствами,
Ядъ, опаснѣйшiй чѣмъ стрѣлы!
И она изображалась
Такъ:
?Вопервыхъ - красной краской
Намалёвана фигура
Человѣка. То - любовникъ
Музыкантъ, и это значитъ:
Живопись даётъ мнѣ силу
Надъ другими.
?Дальше - тоже
Ярко-красная фигура,
Но въ сидячемъ положеньи,
Съ пѣньемъ бьётъ въ волшебный бубенъ.
Смыслъ такой тутъ заключался:
"Это ты мой голосъ слышишь
Это я пою; внимай мнѣ!"
Дальше - та-жь фигура, только
Ужь сидящая въ вигвамѣ.
Это значило: "съ любовью
Я приду къ тебѣ въ вигвамъ твой,
И сидѣть съ тобою буду!"
Дальше двѣ уже фигуры:
Женщина и съ ней мужчина.
Руки ихъ такъ тѣсно вмѣстѣ
Соединены, какъ будто
Нераздѣльны. Это значитъ:
"Въ сердцѣ я твоёмъ всё вижу
И краснѣешь ты стыдливо!"
Дальше - дѣвушка въ срединѣ
Островка; и это значитъ:
"Хоть бы ты была далёко
Отъ меня, но такъ ко мнѣ ты
Приворожена, такъ сильны
Чары страсти надъ тобою,
Что мнѣ стоитъ лишь подумать -
И ты здѣсь вдругъ очутишься."
Дальше видѣлась фигура
Спящей дѣвушки; надъ нею,
Наклонясь, стоитъ влюблённый
И сквозь сонъ ей шепчетъ въ ухо.
Смыслъ: "хотя ты и далеко,
Въ царствѣ сна, но и дотуда
Долетитъ къ тебѣ мой голосъ!"
Наконецъ, послѣднiй образъ:
Видно сердце, въ серединѣ
Заколдованнаго круга.
Это значитъ: предо мною
Сердце всё твоё открыто
И я съ нимъ веду бесѣду!"
Такъ премудрый Гайавата
Научилъ народъ искусству -
Выражать въ фигурахъ мысли
На берестѣ и на кожѣ,
И на столбикахъ могильныхъ.
Примѣчанiя.
1. Въ оригиналѣ пѣснь XIV. Пѣсни двѣнадцатая и тринадцатая Д. Михаловскимъ опущены. (Прим. ред.)
2. Миды - врачи; вэбины - кудесники, волшебники; джосакады - пророки. (Прим. перев.)
IX[1]. Привидѣнья.
Стоитъ коршуну спуститься
Одному въ степи на падаль,
Какъ другой такой же коршунъ
Съ высоты своей воздушной
Вмигъ полётъ его замѣтитъ
И за нимъ туда жь стремится.
За другимъ слетаетъ третiй,
Появляяся въ эфирѣ
Прежде чуть замѣтной точкой,
Послѣ коршуномъ крылатымъ,-
Тамъ четвёртый... такъ что воздухъ
Весь отъ крыльевъ потемнѣетъ.
И несчастье не приходитъ
Никогда одно безъ многихъ,
Бѣды точно выжидаютъ
Сторожатъ одна другую:
Чуть одна свалится, смотришь -
Ужь другiя сыплютъ, сыплютъ,
Точно стадо собираясь
Вкругъ своей несчастной жертвы,
И ложатся ей на сердце
Прежде тѣнью, послѣ тучей,
Послѣ мракомъ непрогляднымъ,
Такъ что всё въ глазахъ страдальца
Отъ отчаянья померкнетъ.
Вотъ надъ сѣверомъ печальнымъ
Распростёрся зимнiй холодъ
Пибоинъ[2] суровый дунувъ
На озёра и на рѣки,
Превратилъ ихъ воды въ камень.
Съ головы своей косматой
Отряхалъ онъ хлопья снѣга
До того, что всѣ долины
Ровнымъ пологомъ покрылись,
Непрерывной бѣлизною;
По лѣснымъ пустыннымъ дебрямъ
Въ лыжахъ носится охотникъ,
Жёны сѣли за работу:
Кто толокъ ядрёный маисъ,
Кто мочилъ оленью кожу;
Молодёжь въ снѣжки играла,
Иль, скользя, каталась по льду.
Тёмнымъ вечеромъ однажды,
У огня вигвама сидя,
Мнннегага и Накомисъ
Поджидали Гайавату,
Возвращавшагося съ ловли.
Въ очагѣ огонь, пылая,
Разрисовывалъ ихъ лица
Полосами алой краски,
И мерцалъ въ глазахъ Накомисъ
Свѣтомъ луннымъ, водянистымъ,
А въ глазахъ у Миннегаги
Отражался блескомъ солнца.
Позади ихъ шевелились
Тѣни ихъ, въ углахъ вигвама,
Дымъ вился подобно кольцамъ,
| |
| Просмотров: 308 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры