| Главная » Книги |
Гнедич Николай Иванович - Простонародные песни нынешних греков, Страница 2
Гнедич Николай Иванович - Простонародные песни нынешних греково.
Уже при описании греческих песен семейственных читатель русский
заметил, что так называемые у них _мирологи_ и у нас, хотя не имеют
названия, но существуют: что простонародные женщины в России, а особенно в
Малороссии, оплакивая мертвых, прибегают не к одним слезам и не имеющим
связи воплям горести, но что плач их составляет особенный, у простых людей
почти общий род оплакивания, в котором они обыкновенно исчисляют добродетели
умершего, хвалят его и, жалуясь на свое вдовство или сиротство, распевают:
_Закрыл ты ясные очи свои! на кого же ты меня покинул? на кого оставил_? что
к сим, так сказать, формулам общим приговаривают разные нежные выражения -
_голубчик мой, ясный сокол мой_! и проч.; так что плач сей, произносимый
всегда особенным родом напева, носит на себе совершенное свойство миролога.
- Читатель также помнит, что для празднества весны и мы имеем песню; что она
хотя не под названием "Песня ласточки" известна, но существует в Малороссии
и называется _веснянка_, и что в начале весны молодые сельские женщины
нарочно собираются на улицах, чтобы петь _веснянку_; что в Великороссии
девятого марта в старинных домах, даже дворянских, делают для детей из теста
птичек _жаворонков_; и что, стало быть, существовал и у нас какой-то обычай
праздновать весну, и птица, такая же вестница весны, была вводима и в наше
празднество, которое время истребило, но сохранило очевидный памятник оного.
Посещавшие полуденную Россию также знают, что не на одной ярмонке, не на
одном приходском празднике можно встретить и у нас _слепых-нищих_ с кобзою
за спиною; что одни из них играют на струнах сего орудия смычком другие
перстами и поют разные песни; что песни эти суть не простые, общенародные,
или не одни духовные, так называемые народом _псалмы_, которые в Великой и
Малой России обыкновенно поют под окнами слепые-нищие, но какие-то
особенные, в роде большею частию повествовательном, исторические, довольно
длинные песнопения; {Оставив Малороссию в детстве, я, однако, имел случай
слышать пение таких слепцов, и, сколько помню, в песне одного из них,
очень длинной, часто упоминалось о _Черном море_ и о каком-то _царе Иване_.}
что песнопения сии рукописно нигде не существуют, хранятся только в устах
слепых певцов, и, конечно, суть произведения людей сего состояния;
произведения, у нас еще незнаемые, еще не обратившие на себя внимания наших
литераторов, но не менее того доказывающие, что и наша поэзия простонародная
давно имеет своих рапсодов, может быть немногим россиянам известных, как
еще многое в отечестве нашем, но тем не менее подобных рапсодам нынешней
Греции. При сих замечаниях нельзя не вспомнить еще и того, что в языке
русском, а особенно малороссийском, встречаются слова гелленские - и такие,
которые остались в языке новогреческом, и такие, которые не вошли в него; но
что у нас сохраняют они как значения, иногда прямые, иногда переносные, так
и звуки гелленские, {Предлагаю, сколько память на этот раз представит, одни
слова гелленские: новогреческих очень много. Слова, в Великороссии или
Малороссии употребляющиеся: Βουγάϊος - бугай, Γλάγος - глечик молочный, и
оттуда же глязанка, чем заквашивают молоко; Κρηνς - криница, источник;
Κρύβδα - от наречия существительное кривда, неправда, коварство; Λαγανον -
лохань, таз; Μήατωρ - мастер; Σκελετός - скелет; Σκήπων - скипка, щепка;
Τέττα - тато, отец, в общем и почтительном выражении; Χολεπά - халепа, беды,
несчастия; Χῆρος - хирый, хворый, бедный здоровьем; Δρὺπτω - дряпаю,
царапаю, Μάσσω - мацаю, щупаю; Χολάδες - внутренности, кишки, последнее
слово для любителей гипотез и толкований. - Праздник и песни коляды, в
Малороссии и теперь существующие, можно изъяснять сими _холядес_.
Обыкновенно о Рождестве делают там из свиных кишек колбасы, _холядес_; в это
же время простолюдины ходят под окнами домов _колядовать_, так сказать
выпрашивать колбас, ибо в песне, которую при этом случае поют, требуют в
награду, между прочим, _кольцо колбасы_.} следовательно весьма давно занятые
славянами у гелленов. Таким образом, когда нравы и обычаи греческие, как
описывает их сам Фориель, представляют явные признаки древнего сближения
славян с гелленами, и когда язык первых сохраняет явные следы взаимного
влияния племен сих, {Знатоки музыки также находят, что напев наших протяжных
песен сходен с древним греческим, судя по сохранившимся отрывкам древней
музыки: _Гимн Немезиде_ и _Оды Пиндара_, которую Киршер и Бюрет переложили
на наши ноты. - Собрание русск. народн. песен с их голосами, положенных на
музыку Ив. Прачем. СПб., в типогр. Горн. училища, 1790, Предисл. стр. III.}
трудно читателю русскому согласиться, чтоб особенный вкус и дух новейшей
народной поэзии греков можно было изъяснить тою одною причиною, которо й
издатель французский гадательно их приписывает.
Резкая особенность греческих песен исторических, для иностранца,
конечно, чуждая, сильно поражает каждого русского, так сильно, что и тот,
кто читал вскользь перевод французский, не мог во многих песнях не заметить
чего-то знакомого, чего-то похожего на песни русские. Не читающие
по-гречески могут подумать, что переводчик усиливался сообщить дух русский
песням греков: так много между ними сходства. Не станем говорить о диких
порывах гения и своевольных его переходах, сих свойствах, отличающих нашу
поэзию простонародную, и находимых в песнях греков; не станем говорить об
оборотах, движении стиха, любимых повторениях речей и фраз, о многих чертах,
которые составляют особенность песен русских и встречаются в греческих, но
которые приметны знающим оба языка. Обратимся к особенностям главнейшим
песен греческих, к таким, которые с первого взгляда поражают читателя
русского, в каком бы переводе он ни читал их. Песня, например, _Буковалл_
своими сравнениями отрицательными: _Не быков ли то бьют, не зверей ли
травят? нет, то бьют не быков_, и проч. так сходствует с нашими песнями
простонародными, что если б не собственные имена и обстояте льства, нам
чуждые, можно бы сказать, что это песня русская, по-гречески переведенная. -
Род сих сравнений отрицательных, неизвестный древней поэзии греческой,
составляет отличительное свойство нашей древнейшей поэзии, и высшей и
простонародной; начиная с "Слова о полку Игореве", {Не буря соколов занесла
- чрез поля широкие слетаются галки стадами к Дону великому... Не сороки
стрекочут - ездит по следам Игоревым Гзак и Кончак.} до новейших песен
простонародных, {*} эти сравнения встречаются в них беспрерывно. Они
встречаются и во многих песнях греческих.
{* Не сокол летал по поднебесью -
Что ходил, гулял добрый молодец...}
Далее: французский издатель заметил, что греческие песни, кроме других
особенных свойств, отличаются еще следующими: родом лирических приступов,
например в песне Гифтак и многих непереведенных; что приступы сии, как
образцы освященные, употребляются и для других песней с небольшим
изменением, смотря по содержанию. Так, например, пташка, которая в
переведенной песне "Сон Дима" сидит над Димовой головою и говорит языком
человеческим, употреблена также в песне "Сон Зидра". Три птицы, которые
вместе садятся, смотрят в разные стороны, горюют и между собою
разговаривают, составляют приступ нескольких песен греческих.
Сколько русских песен начинаются сим родом лирических приступов! {*}
Сколько раз они употреблены в других песнях с небольшим изменением! {Два
вышеприведенные приступа находятся при других песнях; это можно видеть в
каждом песеннике.} Но что не менее заслуживает внимания, что еще более
подкрепляет заключения, какие из того следуют: песни славян-чехов,
старинные, XII и XIII века, отличаются сими же свойствами, имеют такие же
лирические приступы; {**} песни сербов - тоже. {Изданные Вуком
Стефановичем.}
{* Ах талан ли, мой талан такой
Или участь моя горькая?
Ты заезда моя злосчастная!
Высоко звезда всходила,
Выше светла млада месяца...
. . . . . . . . . . . . . . .
Во Азове, славном городе,
Как была тут темна темница, и проч.
Или:
Вылетала голубина на долину, и проч.
**
Песня Роза:
Ах ты роза, красна роза,
К чему рано расцвела,
Расцветши, померзла,
Померзши, увяла,
Увядши, опала?
Вчера я сидела, долго сидела, и проч.
Также песня Сиротинка. Известия Российск. академ., книжка 8. Собрание
чешских народных песнопений, перев. А. Ш.}
Греки, заметил французский издатель, в песнях заставляют говорить
предметы неодушевленные, но более всего - птиц. Нужно ли приводить
доказательства, что ни один из народов, которых словесность нам известна, не
употреблял с такою любовию птиц в песнях своих, как русские, и вообще,
должно думать, доказательство - песни чехов и сербов, {Известия Российск.
академ. книжка 8; и издан. Вук. Стефановичем.} племена славянские. Соловьи,
гуси, утки, ласточки, кукушки составляют действующие лица наших песен,
любимейшие сравнения древнейших произведений поэзии, начиная с "Слова о
полку Игореве". Есть песни, например: _Протекало теплое море_ или _За морем
синица не пышно жила_, в которых, с необыкновенною веселостью ума русского,
перебраны почти все птицы домашние и окружающие жилища человеческие. В
песнях чешских то же свойство: птицы разговаривают, птицы составляют
предметы песен.
Сия примесь чудесного, сии вообще особенные свойства, по словам
французского издателя, дают греческим простонародным песням что-то
восточное. Читатель видит, что это чудесное, что эти особенные свойства
песен суть: частые введения в них птиц, разговоры их между собою или с
людьми и сравнения отрицательные. Теперь да судит сам, к чему должно
относить свойства сии, чему должно приписывать особенный дух простонародной
поэзии греков, европейцам чуждый, но родной русскому, знакомый славянину.
Откуда же это знакомство? Как сей дух русский или всё равно славянский зашел
к народу греческому? Предлагающим эти вопросы надобно прежде вспомнить
следующие обстоятельства: Албания, Этолия, Акарнания и горы Аграфские были
искони главнейшими обителями арматолов, непокорных туркам, или клефтов.
_Гифтак, Буковалл_ и многие воспетые клефты в сих областях подвизались и,
конечно, между их жителями, свидетелями их славы, нашли певцов своих
подвигов. Помня это, пусть любопытные, для объяснения своих вопросов,
потрудятся взглянуть на карту нынешней Греции, и особенно вышесказанных
областей - Албании, Этолии, Акарнании и Аграиды: увидят, что там озера
называются _озерами_; что города, горы, реки, деревни носят вот какие
имена: города: _Скаланова, Клиново, Бойница, Вистица, Аедорики, Аивно,
Острова_. Горы: _Баба, Клокова. Реки: Белица, Десница, Добра-вода_. Деревни:
_Славена, Слави, Грабли, Курка, Лавка, Ново-село, Косовица, Каменица, Борки,
Бутки, Добро-поле, Бабино-поле_, и пр. и пр. и пр. Видя это, можно, кажется,
_подозревать_, что народ, покрывший своими названиями области греков, должен
был иметь на их дух, на их нравы сильное влияние, что народ сей, без
сомнения, был из племени славяне ого, и что таким образом не один, может
быть, слепой рапсод, воспевший подвиги клефтов, был славянин, впечатлевший и
дух и вкус собственный в свои песни греческие. Подозрения эти могут
обратиться и в заключения для тех, которые пожелают читать историков
византийских и путешественников по Греци и, нам современных. Из первых
уведают, что племена славян, под разными наименованиями хорватов, сербов,
гуннов, болгар, скифов, еще с 6-го века стали слишком знакомы грекам; что
очи опустошали нашествиями ежегодными {Procop. Caesar. Histor. Arcan. С. 18,
p. 316. Edit. Venet.} Иллирию, Фракию, собственно Гелладу, Херсонес и все,
от залива Ионийского моря до подгородных земель Византии, области греческие;
и что, наконец, в 746 году, они было покорили власти своей весь Пелопонес.
{Constant. Porphyrog. de Them., p. 25. Edit. Paris.} От путешественников
узнают, что часть племен сих, там оставшихся, укоренившихся и обитающих в
средине Греции, до сих пор сохраняют много собственного в нравах и в самой
наружности; что жены болгар пелагонских до сих пор отличаются волосами
русыми и глазами голубыми; {Pouquev. Voyage dans la Grece, t. II, p. 191.
Хотя вероятно, что болгары не славянского происхождения, но они еще в
половине 7-го века смешались с славянами и составили один народ. Штриш:
Извест. Визант. истор. Часть IV, стр. 6.} что Николай-чудотворец
предпочитается болгарами всем св. угодникам, {Pouquev. Tom. II, р. 373.} и
что они до сих пор говорят языком славянским. {Там же Пукевиль говорит, что
для объяснения с болгарами он принужден был прибегнуть к нескольким словам
славянским, в Рагузе им выученным.}
Сообразив такие обстоятельства, кажется, должно будет изъяснять
особенность вкуса и духа нынешней простонародной поэзии греков не одним
влиянием Востока.
Знаю, что иностранец, незнакомый с словесностью русскою, не может и
подозревать сходства между песнями русскими и новогреческими; он, конечно,
должен предполагать, что особенности последних откуда-нибудь заимствованы.
Но предположение, что они заимствованы из словесности восточной: арабской,
персидской или, что всё равно, турецкой, едва ли не будет гадательное. И
поэт Востока, если б спросили его, вы ли сообщали нынешним грекам особенные
свойства, их простонародную поэзию отличающие? - едва ли не будет отвечать,
как брамину в басне Крылова отвечал бесенок:
Я, право, вижу в первый раз,
Как яйца пекут на свечке.
Если б сравнения отрицательные были общенародным свойством поэзии
восточной, как некоторые думают, стоило бы раскрыть стихотворения Сади или
песни Гафиса, знаменитейших поэтов Персии, чтоб эти сравнения встретить в
таком же изобилии, как в песнях русских, которых они, так сказать, печати
составляют. Но перевод немецкий Гафиса, {Der Diwan von Mon. Hafis.
Vebersetz. von Joseph Hammer, 1812.} признаваемый прекрасным, перевод Сади,
латинский, {Rosarium Politicum Sadi. Amstelaed. 1651.} в котором с знатоками
персидского языка сверял я несколько сравнений, думая, не потеряна ли форма
оных в переводе, не представили мне сравнений отрицательных.
Предположим, однако, что эти сравнения, может быть, находятся у народов
восточных в таких же песнях простонародных: но и с этим предположением сила
обстоятельств не разрушит ли заключения тех, которые не хотят, чтоб влияние
на простонародную поэзию нынешних греков было славянское? Влияние между
народами, до сих пор разделяемыми верою, языком, нравами и ненавистью
непримиримою, влияние поэзии восточной на простонародную греческую, т. е. на
песни клефтические, сочиняемые именно в областях, наполненных славянами, с
которого времени могло начаться? Конечно, со времени завоевания турками
Греции, т. е. 370 лет назад. А славяне, которые в 6-м еще веке, перед
императором Византии хвалилися любовию их к музыке, которых, как описывают
историки византийские, греки в одном дальнем странствии нашли с кифарами или
гуслями, {История Государ. Российского H. M. Карамзина, т. I, стр. 26.}
племена, из коих многие давно водворилися в землях и на пределах Греции, с
жителями ее сблизилися верою и связями семейными, племена эти могли ли
сообщать дух своих песнопений простонародной поэзии греков, и с которого
времени? С 7-го века, 1200 лет назад!
Впрочем, если мне представят образцы поэзии восточной, которых
сходство с песнями клефтическими греков, не одними сравнениями, но
множеством свойств, так же будет разительно, как сходство их с песнями
русскими, я докажу, что мои заключения внушало мне не тщеславие народное, но
любовь к истине, - переменю их.
ПЕСНИ КЛЕФТИЧЕСКПЕ
ОЛИМП
Содержание и примечания
Это одна из древнейших и лучшая из клефтических песен, в собрании г.
Фориеля напечатанных. В сочинении и подробностях ее видно, более нежели в
других, дикой смелости соображения и тех дерзких порывов гения, той сильной
простоты, которые составляют свойство сих произведений. Фориель
предполагает, что она сочинена в Фессалии, но известна в целой Греции.
Французский издатель из трех разных копий составлял текст; но в его издании
опущены стих 2 и 9, которые, по совету отца Экономоса, я внес как
принадлежащие сей песни и дающие оной больше ясности. 2-й из них: И первый
за сабли, за ружья другой означает спор за сражающихся саблями и ружьями.
Киссав - нынешнее название горы Пелиона; коньяры - племя магометан, самое
презренное у греков; Ксеромер и Луру - арматолики в Акарнании.
ОЛИМП
Заспорили горы, Олимп и Киссав,
И первый за сабли, за ружья другой.
Олимп обернулся, к Киссаву шумит:
Молчи, пресмыкайся во прахе, Киссав,
Не раз оскверненный Коньяра ногой!
Я славен в подлунной, Олимп я седой!
Высок я, на мне сорок две головы;
Я шумен, струю шестьдесят два ключа;
Где ключ лишь - тут знамя, где дерево - клефт.
Сидит у меня на вершине орел,
В когтях у орла - голова храбреца.
Клюет он ее и расспрашивает:
"Что сделала ты, удалая глава?
За что, как у грешного, срублена с плеч?"
"Съедай мою молодость, птица-орел,
Съедай мою храбрость; твои подрастут
И крылья на локоть и когти на пядь!
В Ксер_о_мере, в Л_у_ру я был арматол
И клефт на Олимпе двенадцать годов;
Сто аг истребил я, сто сел их сожег,
А турок, албанцев, положенных мной...
Их множество, птица, и счета им нет.
Но жребий пришел мой - лег в битве и я!
II
СОН ДИМА
Содержание и примечания
Дим, или Димос, сокращенное имя Димитрия. Дим, капитан клефтов, погиб
жертвою своей гордости и отваги. Албанцы подстерегли его и засели убить; но
он не хотел послушаться совета друзей, не хотел переодеться, чтобы не быть
узнанным, и убит неожиданно. Содержание песни есть рассказ сна, которым
поражен Дим как предчувствием несчастья. В сочинении есть что-то поэтическое
и необыкновенно оригинальное; птицы и многие свойства песни сильно
напоминают песни русские.
СОН ДИМА
Не раз и не два я говаривал Диму:
"Понизь свою шапку, доспех свой прикрой;
Албанцы приметят, албанцы убьют,
Узнав по сребру и по гордому виду".
Кокуют кокушки кругом по горе,
Кричат куропатки, сидя под горою;
А малая пташка, слетевши с небес,
Щебечет, над Димовой сев головою,
Не птицей, не ласточкой пташка поет -
Поет, говорит языком человечьим:
"Что бледен, что смутен сего дня ты, Дим?" -
"Ты хочешь то ведать, скажу тебе, пташка!
Пришел отдохнуть я, немного соснуть;
Заснул лишь, и вдруг в первосоньи я вижу:
Потусклое небо, кровавые звезды,
Кровава булатная сабля моя!"
III и IV
БУКОВАЛЛ И ИВАН СТАФА
Содержание и примечания
Буковалл, один из славнейших капитанов клефтских, был из Акарнании,
сражался с турками в горах Аграфских и прославился своею победою над Вели,
дедом известного Али-паши. - _Кер_а_ссово_ и _Кен_у_рио_ - деревни, между
которыми сражается Буковалл. Первые три стиха сей песни сделались общими в
поэзии клефтической, тем образцом приступов для однородных песен, о которых
говорено во введении. - Пукевиль также напечатал сию песню в своем
"Путешествии в Грецию" (т. 3, ст. 16), но со списка, как видно, дурного,
искаженную, лишенную всякого смысла, и удивляется, отчего она так славна в
Греции, любима шипетарами и производит, как говорит сам, магическое действие
над албанцами-христианами. Песня "Иван Стафа" занимательна, сколько по
родству героя г Буковаллом, столько и по содержанию: другой о морских
клефтах в собрании не находится.
БУКОВАЛЛ
Что за шум, что за гром раздается кругом?
Не быков ли то бьют, не зверей ли травят?
Нет, то бьют не быков, не зверей то травят:
То сражается с турками клефт Буковалл,
И сражается он против тысячи их;
От Керассово дым до Кенурио лег,
Белокурая дева кричит из окна:
"Перестань, Буковалл, воевать и стрелять;
Пусть уляжется пыль, пусть поднимется дым,
Сосчитаем, узнаем, скольких у нас нет".
Сосчиталися турки, их нет пяти сот;
Сосчиталися клефты, троих не дочлись.
Отлучились с побоища два храбреца:
За водою один, за едою другой;
А третий, храбрейший, стоит под ружьем.
СТАФА
Черный корабль у Кассандры брегов разъезжал:
Черные парусы, флаг голубой развевал,
Встречу корвета под флагом багровым летит:
"Сдайся! спусти паруса!" - налетая, кричит.
"Я не сдаюсь, не спускаю моих парусов!
К вам не жена, не невеста пришла на поклон:
Зять Буковалла пред вами, Иван я Стафа.
Бросить канаты, товарищи, нос наперед!
Бейте неверных! пролейте турецкую кровь!"
Турки навстречу, и сшибся с корветом корабль.
Первый Стафа устремляется, с саблей в руках.
Кровь через палубу хлещет, багровеет зыбь;
"Алла!" - неверные взвыли и храбрым сдались.
V
| |
| Просмотров: 458 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры