| Главная » Книги |
Жуковский Василий Андреевич - Рустем и Зораб, Страница 7
Жуковский Василий Андреевич - Рустем и Зорабjustify"> Тут обнаженными мечами
Они разить друг друга принялися -
Мечи, скрестяся на ударе,
Переломились разом оба:
Они, мечей обломки бросив,
Железные схватили булавы.
Чего копье не тронуло, то меч
Рассек; чего не тронул меч,
То раздробила булава -
Так бились витязи, упорством
И силою один другого стоя;
И оба тягостно стонали;
На шлемах блеска не осталось,
Все перья с гребней облетели,
И ни одно кольцо на их кольчугах
Не уцелело; все избиты
Их были члены; пот ручьями
Бежал с их жарких лиц;
Под ними кони их дымились.
Так на небе две тучи громовые,
Сшибаяся, блистают и гремят
И молнии на молнии бросают;
Они друг друга истребить
Не могут, но под их войною
Земля приходит в трепет,
Их град тяжелый губит жатву,
И вся под ними сторона
Становится пустынна, как великим
Сражением растоптанная нива;
Когда ж их силы истощатся,
Они расходятся и грозно
Издалека друг на друга сверкают
И глухо, ропотно гремят.
Так витязи, истратив силы,
На время бой упорный прекратили.
IV
Отец и сын избиты были оба.
Сошел с коней, они им дали волю
Вздохнуть; а сами разошлися
И издали дивилися друг другу.
Так говорил с самим собой Зораб:
"Не может быть, чтоб этот зверь,
Столь яростно меня терзавший,
Был мой отец; хотя и вижу в нем
Все признаки, описанные мне,
Но о такой неимоверной злости
Мне мать не говорила; в ней
Любовь к нему родиться не могла бы,
Когда б ее очам явился он
С таким лицом чудовищного тигра.
Но он и сам назвал себя
Убийцей Синда... нет! он не Рустем;
Я клятвы долг святой исполню
И отомщу убийством за убийство".
В то время и Рустем с собою
Так рассуждал: "Не от простой
Он матери; она, конечно,
Не человеческой, а великанской
Породы: в возрасте его
Подобной силы не имел я.
Рустем, Рустем, остерегись;
Сбери всю крепость, старый богатырь;
Два войска смотрят на тебя;
Беда и стыд, когда с тобою
Турчонок безбородый сладит
И, возвратяся в Семенгам,
Расскажет сыну твоему
О поношении отца его, Рустема".
Так, отдыхая, размышляли
Отец и сын. Тем временем их кони,
Усталые от жаркой схватки,
Но пощаженные в бою,
Проветрились, остыли, освежились
И приготовилися снова
Своих могучих седоков
Нести на смертный поединок.
V
Еще усталые, чтоб силы обновить,
Они за луки и за стрелы
Схватилися. Две первые стрелы
На воздухе слетелись остриями
И, обессиленные, пали
На землю; вслед за ними частым
Дождем другие зашумели:
Так вихрем сыплются сухие
С деревьев листья при осеннем
Свистящем ветре: так
Кругом ульев, когда согреет их
Лучом весенним солнце,
Сверкают и жужжат, рояся, пчелы.
И непрестанно в их руках
Сгибалися и разгибались луки,
Визжали резко тетивы;
И с них стрела слетала за стрелою;
И вслед за каждой из очей
Взор смертоносный вырывался.
Но то была лишь шутка боевая:
От панцирей отпрыгивали стрелы,
Их острие ломалося об шлемы.
В щиты вонзаяся, на них
Они густой щетиною торчали;
Так солнца острые лучи,
Гранит могучий осыпая,
Ему пронзить не могут твердой груди
И лишь ее поверхность разжигают.
Истратив стрелы, наконец
Противники свои пустые
Колчаны бросили и на коней
Вскочили оба, чтоб начать
Войну губительную снова.
VI
Слетевшись на конях, они
Вцепились крепкими руками
Друг другу в кушаки. Рустем
Сидел на Громе как железный;
Что он ни схватывал рукою,
Сжималось в ней, как мягкий воск;
Но он, схватив Зораба за кушак,
Был изумлен его сопротивленьем:
Как не колеблется утес.
Обвитый кольцами удава,
Так был Зораб неколебим,
Обхваченный Рустемовой рукою.
Но и Зораб напрасно мышцы
Напряг, чтоб пошатнуть Рустема:
Как не колеблется земля.
Обвитая струей воздушной,
Так был Рустем неколебим,
Обхваченный Зорабовой рукою.
И вдруг, кушак отцов покинув,
Как бешеный, Зораб впился руками
В его серебряные кудри,
Рассыпанные по плечам.
В сраженье выпав из-под шлема:
Он мнил, что вдруг сорвет его с седла;
Но он на нем, как вылитый из меди,
Не покачнувшись, усидел;
Один лишь клок серебряных седин
В своих руках Зораб увидел:
Он задрожал при этом виде.
"Ты, богатырь неодолимый
Под сединами старика! -
Воскликнул он.- Зачем, зачем
С моею молодостью сильной
Свою выводишь старость в бой?
О! сердце у меня в груди поворотилось,
Когда в моей руке остались
Твои седые волоса!
Мне показалось, что обидел
Богопреступною рукою
Я голову отца святую!
О! для чего же мы друг друга
Должны так яростно губить?
Ужель других здесь не найдется
Противников, чтоб успокоить
В нас жажду огненную боя?"
Так воин молодой сказал;
А старый мрачно и безмолвно
Отворотил грозящее лицо.
VII
И вдруг, как волк, врывающийся в стадо
Овец, он кинулся с мечом
На рать туранскую. Зораб
При этом виде повернул
Коня и, яростный, как тигр,
Из тростника в табун коней
Одним влетающий прыжком,
Явился меж дружин Ирана;
И начал меч его сверкать,
Как молния, направо и налево;
И люди вкруг меча валились,
Кто безголовый, кто пронзенный
Насквозь, кто пополам
Пересеченный. Той порой
Рустем, уже достигший строя
Дружин туранских, вдруг остановился
И, обратив глаза на рать Ирана,
Увидел, что в ее рядах
Расстроенных происходило;
Подумал он о бешенстве Зораба.
Подумал он о страхе Кейкавуси
И быстро, не взглянув на турков,
К своим на помощь поскакал.
Он там в толпе густой увидел,
Как рассыпал рубины крови
На яркий поля изумруд
Своим мечом Зораб. И он воскликну:
"Остановись! зачем на слабых
Так бешено ты нападаешь?
Чем провинилися они перед тобою,
Что вдруг на них ты кинулся, нежданный,
Как зверь голодный на добычу?"
Зораб, его увидя, изумился.
"А ты, мой старый богатырь,-
Воскликнул он,- за что на бедных турков
Так яростно ударил? Чем они
Тебя обидели? Но вижу,
Что снова ты в сраженье вызвать
Меня желаешь - я готов".
На то Рустем ответствовал: "Уж день
Сменила ночь; она покою
Принадлежит, а не сраженью.
Послушаемся ночи; завтра,
Лишь на востоке солнце, витязь неба,
Свой меч подымет золотой и землю
Им облеснет, мы бой возобновим;
Будь здесь, а я здесь буду:
Мы, пешие, борьбою
И боем рукопашным дело
Начатое окончим; оба войска
Сражения свидетелями будут;
Увидим мы, которое из двух
Богатыря оплачет своего".
VIII
Они расстались; сумрачен был вечер,
И темное тревожилося небо:
Оно как будто в погребальный
Покров заране облекалось.
Но весело Зораб вводил
Свои дружины в Белый Замок.
Он на пути спросил у Барумана:
"Что этот лев, который так измял
Мои бока тяжелой лапой,
Наделал здесь своим набегом? Много ль
Погибло от него народа?"
"Ты повелел, чтоб войско было тихо,-
Так Баруман ответствовал,- и войско
Стояло строем неподвижным,
Готовое к сраженью; вдруг
Мы видим, кто-то чудный, грозный,
Неведомый, как будто из земли
Родившийся, незапно
Ударил в самую средину
Испуганной таким явленьем рати;
Все приготовились к отпору;
Но он, как будто устрашенный,
Коня поворотил, назад
Помчался вихрем и пропал,
Как привиденье". Громко засмеявшись,
Сказал Зораб: "Итак, он только
Вас навестил по милости своей;
Напрасно ж он коня тревожил.
А я тем временем мой меч
Полакомил иранской кровью;
Нас темнота ночная развела;
Но завтра на рассвете
Опять начнется бой наш; завтра
Увидим мы, который устоит
Из нас двоих, который ляжет мертвый.
И обе рати станут в строй,
Чтоб быть свидетелями битвы.
Придется ль вам меня похоронить
Иль встретить с ликованьем - это
Нам скажет завтрашнее утро;
А нынче нам приличней, все забыв
Тревоги, влить вином душистым силу
В усталые от боя члены
И освежить язык, сожженный зноем.
Скорей, премудрый Баруман,
Вели нам пир обильный приготовить".
IX
Тем временем, достигнув стана,
Рустем в шатре царя
С ним и с его вождями
За освежительным вином
О жарком бое вспоминал.
Была там речь лишь только о Зорабе.
"Зачем ему,- спросил Рустема царь,-
Ты волю дал напасть на наше войско?
Когда бы к нам на помощь
Ты вовремя не подоспел,
Беда великая могла бы нас постигнуть.
Но что же сам, скажи, о нем ты мыслишь?"
И, зависти не ведая, Рустем
Сказал: "Такого богатырства,
Такого льва в таком младенце
Еще я в жизни не встречал;
Он бог войны, не человек,
И не уступит мне ни в силе, ни в искусстве;
А свежей младостью своей
Мою он старость превосходит.
Мне предстоит с ним завтра тяжкий бой.
Я испытал сперва мое копье,
Потом мой меч, потом и булаву -
Все отразил он; напоследок, вспомнив,
Что в старину я многих силачей
Одной рукою схватывал с седла,
Ему в кушак я руку запустил
И силой всей его рванул, но он
Не пошатнулся. Нас теперь
Ночная тьма с ним разлучила -
Не знаю, мной остался ль он доволен?
А я доволен через меру им.
Когда же завтра мы сойдемся,
Я постою за честь Ирана
И за свою, до сих пор без пятна
Мне сохранившуюся славу.
Как ныне, завтра оба войска
Свидетелями боя станут в строй;
И в этот час уж будет завтра всем
Известно, кто из нас двоих
Лежит убитый, кто живой остался;
Теперь же здесь, покуда мы еще
Все налицо, озолотим
Беспечным пированьем
Канун спокойный рокового,
Быть может, бедственного дня.
Державный шах, благоволи
Нас угостить твоим вином душистым".
X
Так говорил Рустем; и речь его
Задумчивость мгновенную на сердце
С ним пировавших навела.
Но снова с блеском зашипело
Вино; за славу и победу
Рустема сдвинулися чаши,
И наконец по долгом пированье
Все по шатрам на сон и на покой
Полухмельные разошлися.
В зеленый свой шатер вошедши,
Рустем Зевару так сказал:
"Зевар, мой брат, ты видел ныне,
Каков был этот бой; что будет завтра,
О том из нас не ведает никто.
Я завтра рано выйду к делу,
А ты, мой брат, меня предав
Во власть всевышнему, останься здесь
И стражем будь моей сабульской рати.
Когда из рук судьбы мне выпадет победа,
Не стану я на месте крови медлить,
И ты меня в шатре увидишь скоро.
Но если мне иное суждено
От неба, не скорби, не покушайся
Отмщать врагу, но рать мою немедля
Веди в Сабул; дорогой же и дома
Всем говори: ему был рок погибнуть
От юноши. А матери скажи:
"Не сокрушай себя; достигла ты
До старости глубокой; на твоих
Глазах состарился и он;
И ты его пережила;
Живи же долго, но о нем
Не сетуй; он великих дел
Довольно совершил; немало им
Истреблено чудовищ, великанов;
Немало крепких замков он
Разрушил и сравнял с землею;
Немало войск пред ним погибло -
Теперь настал черед и для него.
К железным смерти воротам
Конь жизни рано или поздно
Со всадником своим - кто б ни был он,
Могучий, слабый, храбрый, робкий,-
Примчится; каждому из нас
В те ворота в свой час придется стукнуть
И каждому отворятся они;
На увольненье здесь от смерти
Он записи от неба не имел;
На вечное подданство ей
Мы все укреплены судьбою".
Так матери ты нашей скажешь. А теперь
Налей вина последнюю мне чашу
На сон грядущий, брат Зевар,
И спи спокойно; остальное
Звездам на волю отдадим".
Рустем умолкнул, поданное выпил
Вино, разделся, лег
И в сон глубокий погрузился.
К н и г а о с ь м а я
РУСТЕМ И ЗОРАБ
Второй бой
I
Когда павлин денницы распустил
Широко хвост свой разноцветный
И голову под черное крыло
Угрюмый ворон ночи спрятал,
Рустем проснулся, опоясал
Губительный свой меч
И, боем дышащий, вскочил
На огнедышащего Грома;
И бурею на избранное место он
Помчался. Как звезда, пророк
Великих бедствий, пламенным хвостом
На небесах блистает ночью темной,
Так бедоносно шлем косматый
Блистал на голове Рустема;
Прибыв на место, с изумленьем
Он озирался, но Зораба
Там не было: Зораб, в то время
Как гибельный его отец
Ждал в поле, утренним вином,
При звуке лютнь, беспечно утешался.
И так сказал он Баруману:
"Со мною этот старый лев
И крепостию мышц, и ростом,
И храбростию равен;
Когда смотрю на грудь его, на руки
И на плеча, мне кажется, что вижу
Я в зеркале себя; невольно
Приходит в мысли мне, что сам
Таким я буду, если звезды
Мне столько ж лет отчислят в жизни.
Взглянув ему в геройское лицо,
Я чувствую какую-то тревогу,
Мне стыдно, я краснею, в грудь мою
Втесняется глубоко
Неодолимая тоска.
О Баруман, уж не Рустем ли он? Скажи
Мне правду; Баруман, спаси
Меня; не дай мне быть отцеубийцей
На ужас всей земле. Что, возвратясь,
Скажу я матери? Скажу ли,
Что руки я свои умыл
В крови отца? Все знаки, ею
Мне данные, согласны с тем, что видят
Мои глаза, недостает
Лишь одного мне убежденья. Если он
Рустем, то я еще ему в глаза
Сказать не смею: я твой сын!
То им самим запрещено;
Лишь слава даст на то мне право.
Когда же не Рустем он... О! какая
Была б мне честь явиться пред отцом,
Богатыря такого одолевши!
Кто разрешит мое недоуменье?
Когда вчера так зверски
Со мной он бился, мысль, что он
Отец мой, показалась мне
Мечтой несбыточной; но в эту ночь
Я видел сон... я видел, что лежу
В его объятиях, так нежно,
Так весело, с такой любовью детской...
Нет! Не могу и не хочу с ним биться".
II
Покорствуя тому, что повелел
Афразиаб, коварный Баруман
Ответствовал: "Ты видел сон,
Проснулся - вот и все. Ужель, поверя
Мечте, начатого так славно
Не довершить? Ты слово дал
И должен выручить его - иль вечным
Стыдом себя покроешь. В поле
Тебя он ждет и, верно, торжествуя,
Уж думает: "Передо мной робеет
Мой недозрелый богатырь".
Так и Иран с ним вместе скажет;
То повторится и в Туране.
Тогда с каким покажешься лицом
Ты на глаза Рустему? Не забудь.
Что на тебе лежит святая клятва
Отметить за Синда; сам же он сказал
Тебе, что Синд убит его рукою.
А для чего свое таит он имя,
Не знаю; мой совет: не любопытствуй
И ты о том узнать; убей и уничтожь
Его, пока он сам тебя убить
И уничтожить не успел,-
Тогда избегнешь посрамленья,
Заслужишь честь и клятвы не нарушишь".
Так искуситель говорил;
Его слова звучали глухо;
Он поглядеть в лицо не смел 3opaбу
И бледен был как полотно;
Но все сомненья он разрушил
В душе Зораба. Мщеньем закипев.
Поспешно витязь молодой
Вооружился, на коня
Лихого прянул
И полетел на битву роковую.
III
Когда сошлись соперники на месте,
Назначенном для поединка,
Две рати с двух сторон
Свидетелями боя
В порядке вышли боевом:
Ведомые могучим Тусом,
Блестящие полки Ирана
Построились перед шатрами;
А Баруман туранские дружины
По склону вытянул горы,
Одним крылом их к замку прислонивши.
К сопернику приблизившись, Зораб
Его спросил, приветно улыбнувшись:
"Покойно ль спал ты эту ночь
И весело ль проснулся? Рано, рано
Ты поднялся, мой старец многосильный:
Прекрасен этот день - таков ли будет
Прекрасен вечер, мы не знаем.
Но посмотри, как утро молодое
Вершины гор озолотило;
Цветы все утренним вином
Напоены, и утренняя свежесть
На паству манит пастухов;
Невидимо под ветвями дерев
И видимо в лазури неба
Поют проснувшиеся птицы:
Ручьи, сияя, льются;
На солнце блещут берега;
Трава росой сверкает...
Приличен ли такой всемирный праздник
Кровавому убийству? День такой
Не лучше ль милой жизни
Еще нам уступить? Послушай, друг,
Сойди с дракона своего
На этот свежий дерн; заключим
В виду обеих наших ратей
Здесь перемирие, забудем
На этот день и мщение и злобу:
Пусть будет поле крови
Для нас палатой пировою.
Я знак подам - и перед нами
Вино заблещет в кубках,
И пир устроится роскошный,
И звонко заиграют струны,
И дружно мы отпразднуем с тобою
День возрождения прекрасной,
Вееоживляющей весны;
Железный шлем ты снимешь с головы,
А я венком живых цветов украшу
Твои мне милые седины;
И, сидя за вином, мы будем
Беседовать радушно о войне,
О бранных подвигах, и всем, что знаю,
Я поделюсь с тобой от сердца;
А ты свою откроешь мне породу
И славное свое мне скажешь имя -
О! не упорствуй, друг; скажи,
Скажи его - мы не должны
Так чужды быть друг другу; нас
С тобой вчера побратовала битва".
IV
Так с откровенноетыо младенца
Рустему говорил Зораб -
Ему во грудь из вод, из глубины
Небес, из зелени полей
Проникнул тайный голос
Природы; на щеках его
Горело жаркое желанье;
Так раскрывается младая
Распуколька от теплого весны
Дыхания; но если на нее
Дохнет морозом бурный север,
Она сжимается и увядает;
Так от морозных слов Рустема
Увяла вдруг в душе Зораба
Едва зацветшая надежда.
"Дитя мое,- сказал Рустем,- не для того
Сюда пришли мы, чтоб, роскошно
На луговом ковре покоясь,
Беседовать; на смертный бой
Пришли мы. Если ты
Еще годами отрок,
То я уж не дитя. Ты видишь,
Что для борьбы кушак стянул я туго;
И здесь давно я жду, чтоб боевую
С тобой начать работу, чтоб нарвать
С тобой тех роз, какие только в нашем
Саду родятся. Свежесть утра
Для ратного благоприятна дела;
Она моим состарившимся членам
Живую крепость придает.
Итак, пока не наступил
Палящий зной, начнем
Свой мужественный спор. Я не слыхал,
Чтоб для одних рассказов о боях
Соперники на месте боя,
| |
| Просмотров: 433 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры