ФЬЯ ПЕРОВСКАЯ"
ПИСЬМО К МАТЕРИ
...Прощай, прощай, но не вини
Меня за муки в час прощальный
И с лаской на меня взгляни
Перед разлукою печальной...
Так суждено было судьбой:
Упорной, яростной борьбой
Объята я была всецело;
Был труден путь мой, но свернуть
На путь, на пошлый путь,
Я не могла и не хотела.
И вот теперь недалеко
От искупленья рокового.
Я не жалею, я готова,
Мне так спокойно и легко!
Заутра суд, но я туда
Пойду уверенной стопою
И в день позорного суда
Сама явлюсь судей судьею!
Всю меру лжи их я наглядно
Перед пародом покажу.
И, как бичом, их беспощадно
Горячим словом поражу.
. . . . . . . . . . . . . . .
Но память о тебе всегда
Меня терзает. Иногда
Твой образ плачущий как будто
Живой я вижу, и в минуту,
Когда суровая петля
Внезапно мне прервет дыханье
И из-под ног уйдет земля,
Последней искрою сознанья
В немой отчаянной борьбе
Я буду помнить о тебе...
Прощай, прощай! Воспоминаньем
Себя чрез меру не круши,
Не позволяй немым рыданьям
Свивать гнездо на дне души.
И только изредка грусти -
Спокойно, тихо и без страсти,
И тень мою тогда почти
Слезами тихого участья...
Теперь во имя нашей нежной
Всепримиряющей любви
Меня на подвиг неизбежный
В последний раз благослови.
<1886>
214. БОРЦУ ПОЭТУ
Не для корысти и богатства,
Не за награду и венец -
За торжество любви и братства
Всю жизнь свою борись, боец!
Но не бросай в разгар сраженья
Туда, где бой кипит сильней,
Слова святого примиренья,
Залог грядущих светлых дней.
Смягчать горячею любовью
Сердца врагов - напрасный труд,
Твои слова твоей же кровью
Они с насмешкою зальют.
Бери ж скорее, грозный мститель,
Свой добрый меч и в бой спеши
И, словно ангел-разрушитель,
Чудовищ тьмы в куски кроши!
Рази без устали и страха,
Губи врагов своей земли.
Руби с плеча, руби с размаха,
Дави конем, копьем коли!
Тебе, быть может, злую долю
Сулит неравный смертный бой,
И ты падешь на бранном поле
В крови, с разбитой головой!
Но возрастут бойцы из праха
И по твоим стопам пойдут,
И вновь без устали и страха
Борьбу к победе поведут.
Тогда тебя помянут славой,
Поняв, как много ты любил,
Поняв, что ты в борьбе кровавой
Основы мира заложил...
<1886>
215. СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ
(Баллада-шутка)
Проснулся властитель, опухший от пьянства,
Из уст его вырвался крик.
Он дико обводит глазами пространство,
Как в бойню приведенный бык.
"Сюда, царедворцы, солдаты, лакеи!
Эй, кто там! Несите огня!
Кто верует в бога, на помощь скорее!
Спасите, спасите меня!"
Лакеи на крики сбежалися дружно
10 И стали пред ложем толпой.
"Мы здесь, повелитель! Чего тебе нужно?
Поведай, что сталось с тобой!"
От ламп, от свечей в полутемном чертоге
Разлился блистающий свет,
И царь, отдохнув от недавней тревоги,
Лакеям промолвил в ответ:
"Ужасное нечто случилось со мною
В глубокий полуночи час:
Но я перед вами того не открою,
20 Холопы, то тайна для вас!
Пошлите скорей вы курьера лихого,
Чтоб был он, как молния, быстр.
Пускай призовет мне министра Толстого, -
То верный и честный министр.
Ему я ужасную тайну открою
И сделаю верный рассказ
Того, что случилось недавно со мною
В глубокий полуночи час".
Был послан курьер расторопный и верный,
30 Еще не блеснула заря,
А был уж разыскан любимец примерный
И введен в чертоги царя.
"Послушай, мой друг, мой любимец примерный,
Мой столб, подпирающий трон!
Недавно привиделся сон мне прескверный,
Зловещий пророчески сон.
Мне снилось, что будто сижу я на троне
В роскошном московском дворце,
В порфире, в регалиях, в царской короне,
40 С улыбкой на гордом лице.
Стоят перед троном толпой адъютанты,
Министры, сановников ряд;
За окнами громко гремят музыканты
И взапуски пушки гремят..
Как вдруг предо мною средь пышной палаты
Явилась, как пламя горя,
Рука, что уж раз напугала когда-то
Страны вавилонской царя.
И палец огромный поднялся мгновенно,
50 Сверкая, пылая огнем,
И слово "пентюх" написал дерзновенно
На лбу неподвижном моем.
Те страшные буквы пылающим жаром
До самого мозга прожгли
Мой лоб, и наполнили душу угаром,
И в мысли смятенье внесли.
Я слышал, как темени кости ломались,
Как лопались черепа швы;
Я с ужасом чувствовал, как уменьшались
60 Размеры моей головы.
В широкий дурацкий колпак обратился
Мой царский венец золотой,
И низко, на самые уши спустился,
И очи закрыл мне собой.
Я снова почувствовал... кровь леденеет,
Чуть вспомню об этом... Увы! -
Мой зад вырастает, мой зад тяжелеет,
Толстея на счет головы!
Гнетет, напирает мясная громада,
70 Трещит и шатается трон...
И вот под давленьем огромного зада
Рассыпался вдребезги он!"
Толстой не на шутку смутился рассказом,
Но молвил; "Подобные сны,
Пока еще жив я и светел мой разум,
Тебе, государь, не страшны!"
- "Спасибо, Димитрий, спасибо, мой милый
Но слышу я голос в груди,
Он шепчет без звуков, но с странною силой:
80 Беда предстоит впереди.
Мы в тронную залу отправимся вместе.
Единственным спутником мне
Ты будешь. Стоит на возвышенном месте
Там трон, что я видел во сне.
Я жадно желаю на деле измерить
И трон тот, и собственный зад,
И там я узнаю, не верить иль верить
Той правде, что сны говорят".
Толстой побледнел: "Повелитель, без стражи
90 Нам в тронную залу вдвоем
Не только что темною ночью, но даже
Опасно отправиться днем.
Быть может, злодейским исполненный ядом
Нас ждет там неведомый враг
С огромным ножом, с динамитным снарядом
Иль с ломом тяжелым в руках".
- "Нет, нет, мой Димитрий, нам стражи с тобою"
Никак не приходится брать:
Такую ужасную тайну конвою
100 Нельзя ни за что открывать.
Быть может, действительно, мяса и жира
Прибавилось в заде моем, -
Так трои переделать прикажем пошире
Мы тайно - и дело с концом".
Толстой покорился. Рукою дрожащей
Он лампу тяжелую взял.
Пошли и приходят в чертог тот блестящий,
Где трон драгоценный стоял.
Луч лампы в чертоге обширном и темном
110 Рассеялся. Грозно углы
Чернели. Лишь трон с балдахином огромным
Блистал, выступая из мглы.
"Я, право, не знаю, на что и решиться!
Мне голос пророчит в груди,
Что скоро несчастье со мною случится,
Беда предстоит впереди".
И вот он решился. И к трону без страха
Поспешной стопой подошел
И, разом завесу откинув, с размаха
120 Воссел на отцовский престол.
Престол зашатался от грузного веса,
Устои, треща, подались,
И, с крюка сорвавшись, внезапно завеса
Без шума спустилася вниз.
И царь закричал богатырскою пастью:
"О горе! Пришел мне капут!
Сбылось надо мной предсказанье несчастья!
Придется погибнуть мне тут!
В тиски я попался! Как больно, как худо!
130 Ни вверх, ни вперед, ни назад
Нельзя шевельнуться, ни вылезть отсюда.
Раздавлен несчастный мой зад.
Но что со мной сделалось? Страшные звуки,
Как ропот ревущих валов,
Из чрева несутся. Я чувствую муки,
Как мать накануне родов.
Неведомый дух посетил мое тело.
Безумно свирепствует он.
Он выхода ищет, он рвется к пределу,
И скоро уж вырвется вон!"
И лампу на пол уронивши со звоном,
Толстой закричал: "Караул!"
И сам повалился с подавленным стоном,
И уши руками заткнул.
Какой-то удар с оглушительным треском
Послышался в комнате вдруг,
И сернистым газом удушливо-резким
Запахло в пространстве вокруг.
<1886>
216. СОВРЕМЕННОМУ ПОКОЛЕНИЮ
Пора недавняя, сияющая славой,
Великой доблести исполненные дни,
Волненье жаркое и пыл борьбы кровавой, -
Безвременно ушли в прошедшее они.
Какие подвиги! Не хочет верить разум
Тому, о чем с трудом передает язык,
И замирает дух, взволнованный рассказом,
И с уст срывается восторга страстный крик.
Бойцы бесстрашные, титаны, а не люди,
России лучший цвет, как будто на подбор,
Сомкнувшись в тесный строй, выдерживали грудью
Врагов бесчисленных озлобленный напор.
И все они легли в разгаре страшной битвы
На грудь широкую вскормившей их земли;
Их не спасли страны измученной молитвы
И наши слезы не спасли.
А мы, дававшие священные обеты
Вчера над свежими могилами бойцов,
Мы предали врагу великие заветы,
Наследье славное погибших мертвецов!
Герои жалкие, приниженные братья,
Сердца холодные, бессильные умы,
Пигмеи слабые, не страстного проклятья -
Плевка заслуживаем мы.
Создавши полосу короткого покоя
Меж двух периодов отчаянной борьбы,
Мы жизнь свою влачим с холодною тоскою,
В пыли лежащие рабы.
Великой мыслию мы землю не осветим,
На дело славное у нас не хватит сил,
Наследство скудное мы завещаем детям
За дверью близкою зияющих могил.
И с негодующим язвительным укором,
Над нашим именем ругаясь и смеясь,
Нас заклеймят они заслуженным позором
И нашу память втопчут в грязь.
И наше пошлое, пустое поколенье,
Совсем забытое, исчезнет без следа,
И вновь появятся великие стремленья,
И старая любовь, и старая вражда..,
<1886>
217. ПЕСНЯ ССЫЛЬНЫХ
Нет, не сломит нас страданье,
Нам не ново испытанье,
Наша грудь еще крепка,
Не пугает нас изгнанья
Многолетняя тоска.
Нас уводит враг жестокий
Из неволи одинокой,
Из печальных стен тюрьмы
В край холодный, в край далекий,
В царство северной зимы.
Но, как братьев, нас сдружила
Наша юность, наша сила,
Общий гнет тяжелых уз,
И страданье освятило
Наш незыблемый союз.
Пусть же в северной пустыне
Станет он тесней, чем ныне,
И сплотится навсегда,
И окрепнет, как твердыня
Нерастаявшего льда.
Пусть дружней, чем в битве прежней,
Там, в степях Сибири снежной,
Встанет грудью наша рать
Неустанный, неизбежный
Бой с врагами продолжать.
1888
Бутырская тюрьма
218
Нет, я не плакал здесь!.. Сух_и_ мои глаза,
Как степь безводная под солнца вечным жаром,
Как будто никогда роса души, слеза,
Не облегчала их своим целебным даром.
Я много пережил убийственных часов,
Не раз подавленный тоскою безысходной,
Я тупо застывал без мыслей и без слов,
Подобно статуе, недвижимо холодной.
На смену тем часам являлись иногда
Минуты дикого, слепого озлобленья.
Как зверь подстреленный, метался я тогда
Меж этих мертвых стен в бессильном исступленьи.
И с пеною у рта, беснуясь, посылал
Невидимым врагам бессвязные угрозы,
И вопли хриплые с проклятьями мешал,
Зато я схоронил в груди глубоко слезы.
Но с ропотом они упали в глубину
И, оставаясь там, иссякнуть не хотели,
И, медленно скопись в строптивую волну,
Искали выхода и тяжело кипели.
Не находя его, они давили грудь
И зноем собственным всё больше согревались,
Пока прожгли себе другой, ужасный путь,
До сердца путь прожгли и внутрь его ворвались.
Тогда, не выдержав, отверзлась грудь моя,
Но не слезам уже она исход открыла:
Из сердца хлынула кровавая струя
И ложе жесткое обильно обагрила.
Как больно! На уста невольно рвется крик,
Несутся взрывами глухого кашля звуки.
Когда начнется он, мне кажется в тот миг,
Что сердце сжали мне костлявой смерти руки.
Вы, посещавшие уж столько раз меня,
Святые призраки погибших без привета,
Бойцов, исполненных отваги и огня,
Жрецов-хранителей божественного света,
Слетайтесь и теперь! Я жду вас уж давно,
Спешите все сюда поближе к изголовью;
Ни разу слез моих не видело оно,
Зато залито жаркой кровью.
Так пусть же эта кровь, скрепляя наш союз,
Вам скажет лучше слов, что на краю могилы
Я не склонил чела под игом скорбных уз
И нес свой тяжкий крест, пока хватало силы.
Что, твердый до конца, я встречу смерть свою
Как истинный боец, бестрепетно спокоен,
Что в вашу гордую геройскую семью
Войти собратом я достоин!..
1888
219
Во мраке я пою, средь непробудной ночи...
Кто слышит голос мой, кто есть вблизи живой?
Напрасно я во тьму вперил пытливо очи,
Бессильный гаснет взор пред черной пеленой.
Я поднял высоко протянутые руки...
Кто видит облик мой? Откликнись в этот час!
Кто видит в темноте мои слепые муки,
&