Тан-Богораз Владимир Германович - Стихотворения

  

  

   Тан (В. Г. Богорaз)

  

  

  

   Стихотворения --------------------------------------

  Поэты-демократы 1870-1880-х годов.

  Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.

  Л., "Советский писатель", 1968

  Биографические справки, подготовка текста и примечания В.Г. Базанова, Б.Л. Бессонова и А.М. Бихтера

  Дополнение:

  Русские песни и романсы.

  Классики и современники.

  М., "Художественная литература", 1989

  OCR Бычков М.Н mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

  

  

  

  

  СОДЕРЖАНИЕ

  Биографическая справка

  209. На смерть Судейкина

  210. Призыв

  211. На коронацию

  212. На переломе

  213. Отрывок из неоконченной поэмы "Софья Перовская". Письмо к матери

  214. Борцу поэту

  215. Сон в летнюю ночь. (Баллада-шутка)

  216. Современному поколению

  217. Песня ссыльных

  218. "Нет, я не плакал здесь!.. Сухи мои глаза..."

  219. "Во мраке я пою, средь непробудной ночи..."

  220. "Не скорбным, бессильным, остывшим бойцам..."

  221. Памяти Гете

  222. Максиму Горькому

  223. Непримиримый

  224. Красное знамя (Перевод с польского)

  225. "Как жизнь мелка, в каких цепях унылых..."

  226. Буря

  227. Пора!

  228. Царские гости

  Дополнение

  Цусима

  Песня (Вся наша жизнь есть труд кровавый...)

  Предсмертная песня

  Красное знамя (песенный вариант стихотворения)

  Владимир Германович Богораз родился в глуши волынского полесья, в местечке Овруч, в 1865 году. Однако в его метрическом свидетельстве значится: "1862, Мариуполь". Этот документ отец достал после переезда семьи в Таганрог, чтобы до установленного возраста устроить сына в местную гимназию. Отец Богораза торговал углем и пшеницей, служил в синагоге, кое-что писал и печатал (по древне- и новоеврейски), но все эти занятия не принесли ему материального достатка: с десяти лет Богоразу пришлось зарабатывать частными уроками.

  К концу 1870-х годов в таганрогскую гимназию прибыло несколько молодых учителей из высланных студентов; возник кружок. Старшая сестра Богораза привезла из Петербурга сборник революционных стихов, вдохновивших ее брата на самостоятельное творчество в этом роде.

  В 1880 году пятнадцатилетний Богораз стал студентом естественного отделения физико-математического факультета Петербургского университета. Со второго курса он перешел на юридический факультет, где было особенно много студентов-социалистов. Богораз вошел в кружок "Народной воли", которым руководил А. И. Желябов. Тогда же через публициста С. Н. Кривенко он связался с редакцией "Отечественных записок", для которых перевел несколько произведений Золя и Мопассана.

  Осенью 1882 года за участие в студенческой демонстрации Богораз был выслан на родину.

  В Таганроге он немедля приступил к революционной пропаганде на недавно открывшемся Металлическом заводе. Дело шло к организации забастовки, но начинающего пропагандиста настигла волна Массовых арестов и его присудили к одиннадцатимесячному заключению в таганрогском остроге.

  По выходе из тюрьмы Богораз принял православие. Этот поступок, как он утверждал, был совершен "для целей революционных". {Автобиография. - Энциклопедический словарь Гранат, 7-е изд., т. 40, с. 442. После принятия православия Натан Менделевич Богораз стал именоваться Владимиром Германовичем. Псевдоним "Тан" образован от имени "Натан" (Н. А. Тан).}

  Центральный кружок союза "Народной воли" поручил Богоразу и его товарищам изготовление бомб и организацию типографий. И то и другое было исполнено, но не принесло ожидаемых результатов из-за быстрого вмешательства полиции. Богораз чудом спасся от ареста. Его стихи, уже направленные в печать, не увидели света.

  Богораз переезжал из города в город, налаживая разрушенные революционные связи, пытаясь восстановить разгромленные и создать новые подпольные типографии. Он был одним из организаторов екатеринославского съезда "Народной воли" и редактировал последний номер ее газеты. В конце 1886 года Богораз был арестован.

  После трех лет заключения в Петропавловской крепости он был отправлен с группой ссыльных в Среднеколымск, на Чукотку. До места назначения (12 000 верст) партия добиралась около года - сначала в трюмах арестантской баржи по Каме и Оби, потом пешком по Владимирке от Томска до Иркутска; затем, когда наступила зима, - на жандармских тройках до Якутска и, наконец, разными способами - на лошадях и на оленях - до Среднеколымска.

  Бывшие студенты превратились в охотников и рыболовов, заготавливали в тайге дрова и умудрились даже развести огороды, о которых в этом краю не имели понятия.

  Среднеколымск был населен потомками казаков-землепроходцев, осевших в этих краях с XVI-XVII веков. Богораз стал записывать их песий, былины и баллады, потом отправился в тундру к чукчам и другим северным народностям. Пожалуй, никому из его предшественников не приходилось заниматься этнографией в таких условиях - питаться сырой олениной и падалью, жить в задымленных чумах и вести карандашные записи на пятидесятиградусном морозе, а дома - за отсутствием чернил - переписывать их оленьей кровью.

  Записи, а также стихи и рассказы собственного сочинения Богораз отправлял в Петербург, Москву, в местные сибирские газеты и с нетерпением ждал обратной почты, которая приходила три раза в год. Почта 1895 года вместе с очередной грудой книг и журналов принесла первую весть о научном признании трудов Богораза: от Восточносибирского отделения Географического общества ему было сделано приглашение участвовать в так называемой Сибиряковской экспедиции. Богораз вновь пустился по знакомым маршрутам - на этот раз уже с более широкой и систематической программой. Среди чукчей он стяжал такую популярность, что был призван местными жителями стать "чукотским королем".

  Тем временем в Петербурге специальная академическая комиссия изучила присланные материалы, нашла их очень ценными и постановила ходатайствовать перед министерством внутренних дел о возвращении ссыльного. В 1898 году ходатайство было послано, а 7 мая 1899 года Богораз уже делал в Петербургском Географическом обществе доклад о русских жителях Колымского края. В том же году вышла его первая книга - "Чукотские рассказы", а год, спустя - первый сборник "Стихотворения". {Книга Тана "Стихотворения" имела четыре издания: 1900, 1905, 1906 и 1910 гг. (все - СПб.).} Это ввело Богораза в круг литераторов. Возобновилось личное знакомство с Чеховым, бывшим соучеником по таганрогской гимназии. Богораз вошел в редакцию марксистских журналов "Начало" и "Жизнь".

  Вскоре власти приняли решение о его высылке из Петербурга, ибо Богораз открыто высказывал свои революционные убеждения и вообще вел себя по отношению к властям дерзко и вызывающе. Тогда же Академия наук предложила ему принять участие в новой экспедиции, предпринятой совместно с американским Музеем естественных наук. Через Берлин, Париж, Лондон и Нью-Йорк Богораз прибыл на побережье Тихого океана и после годичного путешествия по Камчатке, Анадырю и Чукотке вернулся через Японию и Владивосток в Петербург. Полиция снова предложила ему покинуть столицу. Богораз уехал в Америку. Два года он прожил в Нью-Йорке, обрабатывая и публикуя собранные материалы, постоянно напоминая о себе русским читателям корреспонденциями и беллетристикой.

  Вернувшись на родину в разгар русско-японской войны, Богораз объездил Поволжье и Сибирь, чтобы непосредственно наблюдать совершавшиеся перемены. Во время революции его можно было видеть повсюду - среди гапоновских рабочих и в руководстве Крестьянского союза, в Московском центральном забастовочном комитете и на митингах народно-социалистической партии, в ряды которой он вступил в это время. Между тем его этнографические труды выходили в России и за границей и в конце концов создали ему солидную ученую репутацию.

  После Октябрьской революции Богораз продолжал заниматься литературной деятельностью, написал несколько повестей и романов, переводил пьесы Рабиндраната Тагора, стихотворения негритянских поэтов, выпустил четырехтомное собрание своих сочинении (первое - десятитомное - собрание вышло еще в 1910 году). Но основное время он уделял преподаванию этнографии в Ленинградском университете и в педагогическом институте им. А. И. Герцена, а также в Академии наук. Он был первым директором Института народов Севера, возглавил Музей истории религии, организовал этнографическое изучение современного советского быта, а главное, трудился над созданием письменности северных народов, очень много сделав в этой области. Смерть застала его 10 мая 1936 года в поезде, следовавшем из Ленинграда в Ростов-на-Дону.

  

  

  

  209. НА СМЕРТЬ СУДЕЙКИНА

  

   На травле яростной усердствуя безмерно,

  

   Народному врагу ищейкой ты служил!

  

   Безумным палачам во всем помощник верный,

  

  

   В крови по пояс ты бродил!

  

   Всегда на всякое готовый преступленье,

  

   С свободой, с истиной ты вел упорный бой,

  

   Ты женщин и детей душил без сожаленья

  

  

   Своей кровавою рукой!

  

   Могучий наглостью, коварством, ложью гнусной,

  

   Ты силу и обман пускал с успехом в ход...

  

   В бесславном поприще выказывал искусно

  

  

   Ты лисий хвост и волчий рот.

  

   И души слабые ты обольщал лукаво,

  

   Отторгнув силой их от дружеской среды...

  

   Ты воздух наполнял невидимой отравой

  

  

   Измены, злобы и вражды.

  

   И строил с ревностью, достойной лучшей доли,

  

   Подмостки новые и трону и себе

  

   Из жертв, загубленных на плахе и в неволе,

  

  

   Погибших в роковой борьбе...

  

   Но грозный приговор народной правой мести

  

   Над головой твоей внезапно прозвучал

  

   И поразил тебя, как молния, на месте...

  

  

   Холодным трупом ты упал.

  

   И над безжизненным, покрытым кровью прахом

  

   В оцепенении твой властелин стоит.

  

   Мрачна душа его, терзаемая страхом,

  

  

   И злобно взгляд его горит.

  

   Иди же в глубь земли, опричник злобный, лютый,

  

   Позорный палача позорного холоп!

  

   И пусть напутствуют в последнюю минуту

  

  

   Тебя проклятья в мрачный гроб!

  

   Одно является невольно сожаленье:

  

   Ошиблась здесь судьба десницей роковой -

  

   Ты предназначен был веревкой, без сомненья,

  

  

   Закончить путь бесславный свой!

  

   И только потому петля тебя лишилась

  

   И свел последний счет с тобой тяжелый лом,

  

   Что смертью праведных веревка освятилась,

  

  

   Как освятился крест Христом.

  

   А вы, убитого сотрудники живые!

  

   Пускай покинут вас спокойствие и сон!

  

   Рука могучая разит уж не впервые,

  

  

   И не последним будет он.

  

   Пусть гибель вашего достойного собрата

  

   Предупреждением послужит и для вас,

  

   Что если для него сегодня час расплаты,

  

  

   То завтра ваш настанет час!

  

   <1885>

  

  

  

   210. ПРИЗЫВ

  

  

  Кровавые реки, веревка и плаха,

  

  

   Проклятье, отчаянья стон.

  

  

  Как много вас в битве погибло без страха,

  

  

   О, братьев святой легион!..

  

  

  Но призраки братьев, погибших печально,

  

  

   Далеко от кровли родной,

  

  

  Без слез, без привета, без ласки прощальной,

  

  

   Бессменно стоят предо мной.

  

  

  Ужасен их саван, запачканный кровью;

  

  

   Сверкает их пламенный взор,

  

  

  И жадное сердце читает с любовью

  

  

   В нем мужества полный укор.

  

  

  "Боец из дружины, стяжавший геройством

  

  

   Бессмертную славу себе,

  

  

  Зачем ты считаешь с таким беспокойством

  

  

   Ряды уцелевших в борьбе?

  

  

  Зачем ты смущен, если счастье в сраженье

  

  

   На миг улыбнется врагам?

  

  

  Ты знаешь, судьбы неизменно решенье:

  

  

   Победа достанется нам.

  

  

  Смотри: на подмогу бойцам утомленным

  

  

   Воителей племя встает

  

  

  Над полем, кровавой рекой обагренным,

  

  

   Где черный стоит эшафот.

  

  

  Готовы к ударам их крепкие руки,

  

  

   Их лица отвагой горят,

  

  

  И вновь раздаются призывные звуки,

  

  

   Свободы немолчный набат..."

  

  

  Вы правы, великие славные тени!..

  

  

   В тревоге минутной тоски

  

  

  Боец маловерный склоняет колени

  

  

   У вашей гробовой доски.

  

  

  От вашего зова, от вашего слова

  

  

   Надежда воскресла в груди,

  

  

  И сердце пылает отвагою снова,

  

  

   И солнце горит впереди.

  

  

  Скорее, товарищи, сомкнутым строем

  

  

   Стремительно кинемся в бой!

  

  

  Мы грудью опасное место закроем,

  

  

   Мы брешь загородим собой.

  

  

  Со славой вернемся мы с бранного поля

  

  

   Иль ляжем со славою там!

  

  

  За нами судьбы неизменная воля,

  

  

   Победа достанется нам.

  

  

  <1885>, <1906>

  

  

  

   211. НА КОРОНАЦИЮ

  

  

   Гудят, гремят все сорок сороков,

  

  

   Пестреют флаги в небе голубом,

  

  

   И с гулом радостных колоколов

  

  

   Сливается могучий пушек звон.

  

  

   На улицах толпа кишмя кишит,

  

  

   И стоголосый рев над ней стоит.

  

  

   Шумнее он, чем ропот волн морских,

  

  

   Когда прилив на берег гонит их.

  

  

   Сегодня празднует рабочий люд,

  

  

  10 И прекращен обычный тяжкий труд.

  

  

   Сюда с утра собрался весь народ,

  

  

   Стоит шумя, нетерпеливо ждет.

  

  

   Чего ж он ждет? Иль в небе занялась

  

  

   Народной воли наконец заря?

  

  

   Нет, это Русь, ликуя, собралась

  

  

   Венчать на царство нового царя.

  

  

   Как зверь в норе, он в Гатчине сидел,

  

  

   Два года носа высунуть не смел,

  

  

   И, из берлоги выйдя наконец,

  

  

  20 Идет надеть отцовский свой венец.

  

  

   Но вот умолк народный шум и гам,

  

  

   Штыков живой раздвинулся забор,

  

  

   И каждый вдаль направил жадный взор:

  

  

   Блестящий поезд показался там.

  

  

   И вот толпа увидела царя.

  

  

   И грянуло из края в край "ура",

  

  

   И долго-долго бурною волной

  

  

   Могучий клич катился над толпой.

  

  

   Толпа безумная! Она глядит

  

  

  30 На внешность лишь. Ей блеск глаза слепит.

  

  

   Хотя пред ней сверкает мишура,

  

  

   Она кричит бессмысленно "ура".

  

  

   Когда ж пора желанная придет,

  

  

   Как различать научится народ

  

  

   Своих врагов и им рукоплескать

  

  

   Не станет он и в грязь друзей топтать?

  

  

   Но царский поезд уж взошел в собор,

  

  

   Молиться стал митрополитов ряд,

  

  

   Святую песнь запел уж певчих хор,

  

  

  40 И начался торжественный обряд.

  

  

   Но отчего же, русский царь, ты бледен?

  

  

   Могучий деспот, отчего дрожишь ты?

  

  

   Твоя рука сжимает конвульсивно

  

  

   Тот роковой венец, что смерть отца

  

  

   Тебе в лицо насмешливо швырнула.

  

  

   Испуганно твой взор кругом блуждает.

  

  

   Что ищет он в толпе необозримой?

  

  

   Взгляни - кругом стоят твои клевреты,

  

  

   Ищейки верные, они готовы,

  

  

  50 Лишь укажи - и ринутся по следу,

  

  

   И выследят, и горло перервут!

  

  

   Вон войско храброе стоит стеною!

  

  

   Играет солнце на штыках бессчетных...

  

  

   Махни рукой - и русскими костями

  

  

   Они устелят горы Гималая,

  

  

   Песок сыпучий знойного Турана

  

  

   Иль запрудят рядами тел Дунай!

  

  

   Лишь бровью двинь - и в битве с целым миром,

  

  

   В борьбе кровавой с силами чужими

  

  

  60 Они положат головы свои...

  

  

   А вот толпа! Смотри - людское море:

  

  

   Могучей волн морских людские волны,

  

  

   И громче бури грозный рев толпы.

  

  

   Чудовище, которое пожрало

  

  

   Кумиров столько, им же вознесенных,

  

  

   Она в глаза глядит тебе покорно,

  

  

   С благоговеньем каждый звук твой ловит...

  

  

   Лишь прикажи - и вмиг с остервепеньем

  

  

   Пред ясными царевыми очами

  

  

  70 Она врага на части разорвет.

  

  

   Что ж медлишь ты? Дай знак им!.. Нет, безумец!

  

  

   Ни сила войск, ни гнев толпы свирепой,

  

  

   Ни верные, усердные холопы

  

  

   Спасти тебя от гибели не могут,

  

  

   Твоих врагов не в силах одолеть.

  

  

   С могучей силой мысли необъятной,

  

  

   С блестящим светом веры благодатной,

  

  

   С огнем любви неугасимо ярким

  

  

   Затеял ты безумную борьбу!

  

  

  80 Вздымает горы пламенная вера,

  

  

   За облака проникла мысль людская,

  

  

   Во всех сердцах, к добру и к правде чутких,

  

  

   Зажгла любовь неугасимо пламя.

  

  

   Так твоему расшатанному трону

  

  

   Где ж устоять в борьбе против стихий?

  

  

   Они глубоко в землю проникают,

  

  

   Они собою воздух наполняют,

  

  

   С собою их разносит летний ветер,

  

  

   В своем дыханьи ты вдыхаешь их.

  

  

  90 Они везде - в тревожных сновиденьях,

  

  

   В воспоминаньях совести преступной,

  

  

   В улыбке нежной сыновей твоих.

  

  

   Но близится к концу обряд священный,

  

  

   И радостно, с глубоким облегченьем,

  

  

   Как осужденный, коему внезапно

  

  

   Дана пред самой плахою отсрочка,

  

  

   Так ты спешишь отсюда под защиту

  

  

   Надежных стен твоей берлоги мрачной.

  

  

   Иди! Тебя от гибели жестокой

  

   100 На этот раз избавила судьба.

  

  

   Но знай, злодей, придет твой час последний!

  

  

   Неумолимый, неизбежный, скоро

  

  

   Он у тебя потребует отчета

  

  

   Во всех делах, тобою совершенных!

  

  

   И выступят из недр земли глубоких

  

  

   Потоки слез горючих, реки крови,

  

  

   Тобой пролитые, и захлебнешься

  

  

   Ты в жгучих волнах их, палач жестокий!

  

  

   Кипящего народного вулкана

  

   110 Зияющее жерло над тобою

  

  

   Разверзнется и поглотит тебя!

  

  

   <1886>

  

  

  

   212. НА ПЕРЕЛОМЕ

  

  

   Над спокойно спящею землею

  

  

   Тяжело нависла тишина.

  

  

   Отчего мертвящею тоскою

  

  

   Грудь моя усталая полна?

  

  

   Что тебя, душа моя, тревожит?

  

  

   Что тебя терзает и грызет?

  

  

   Словно червь, неутомимо гложет,

  

  

   Как змея, без устали сосет?

  

  

   Ах, в тебе чуть видно искра тлелась

  

  

   Под холодным пеплом с давних пор,

  

  

   А теперь внезапно разгорелась

  

  

   Б роковой отчаянья костер...

  

  

   Я б желал, чтоб в том костре сгорели

  

  

   Все следы проклятые дотла

  

  

   Жизни долгой, не имевшей цели,

  

  

   Не узнавшей ни добра, ни зла.

  

  

   Беспредельной страсти упоенья

  

  

   Я б желал почувствовать хоть раз,

  

  

   Жизни, полной бурного волненья,

  

  

   Пережить желал бы я хоть час.

  

  

   Но не той бессмысленной и шумной,

  

  

   Где разврата вечный пир идет,

  

  

   Где в разгаре оргии безумной

  

  

   В грязь вино пролитое течет.

  

  

   Я б желал на площади огромной,

  

  

   Где кругом стоит плечом в плечо

  

  

   Мой народ страдающий и темный,

  

  

   Говорить о братстве горячо.

  

  

   Чтоб слова, исполненные силы,

  

  

   Полились свободно, как волна,

  

  

   Чтоб они навеки вкоренили

  

  

   В душах всех благие семена!

  

  

   Я желал бы в бой ожесточенный

  

  

   Направлять нетерпеливый шаг

  

  

   Впереди товарищей колонны

  

  

   Со священным знаменем в руках;

  

  

   И упасть, из рук не выпуская

  

  

   Знамя то, всё так же впереди,

  

  

   Громкий крик победы испуская

  

  

   Из смертельно раненной груди!

  

  

   <1886>

  

  103. ОТРЫВОК ИЗ НЕОКОНЧЕННОЙ ПОЭМЫ "СО