Старая сказка.
Въ просторной комнатѣ царила тишина,
Часы ходъ времени лѣниво отмѣчали,
И было все полно таинственной печали.
Неяснымъ свѣтомъ чуть озарена
Изъ-подъ большого абажура,
Въ зеленомъ сумракѣ виднѣлася фигура
Склоненной женщины; бѣлѣлася кровать,
А эта женщина припала къ изголовью
Съ такою пламенной тоской, съ такой любовью,
Что сразу можно было-бъ отгадать,
Что здѣсь идетъ борьба, и что за жизнь ребенка
Здѣсь борется измученная мать.
А въ полной тишинѣ такь странно, слишкомъ звонко,
Звучалъ порывистый и нервный голосокъ,
И лихорадочно стремился словъ потокъ.
- Ну, что же, мамочка! опятъ ты замолчала?
Еще мнѣ сказочку скажи:
О Золушкѣ мнѣ разскажи сначала,
Какъ у нея была карета и пажи,
И какъ пропало все... И объ Ослиной Кожѣ,
Какъ гадк³й царь ее прогналь въ пятнадцать лѣтъ,
И какъ она пустилась нищей въ свѣтъ.
Послушай! Въ сказкахъ вѣдь совсѣмъ на насъ похоже:
Все было у меня,- и ничего вдругъ нѣтъ!
Скажи мнѣ... Кто теперь живетъ у насъ въ квартирѣ?
- Чуж³е, милый мой!..
- Есть мальчики у нихъ?
Кто въ дѣтской спитъ моей,у этихъ... у чужихъ?
Ахъ!.. Наша дѣтская была всѣхъ лучше въ м³рѣ.
Какъ я любиль глядѣть въ нашъ садикъ изъ окна!..
Тамъ было такъ свѣтло... тамъ было все чудесно!
А здѣсь совсѣмъ не то. У насъ темно и тѣсно...
Вотъ эта сѣрая, противная стѣна,
Мнѣ на нее смотрѣтъ всегда головкѣ больно.
- Ну, полно, мальчикъ мой, довольно:
Воть ты поправишься, сыночекъ мой родной,
И къ тетѣ, можетъ быть, поѣдемъ мы весной:
Тамь будемъ мы гулять, удить, купаться въ морѣ,
За ягодами въ лѣсъ...
- А купишь мнѣ ружье?
- Куплю, куплю тебѣ, сокровище мое.
Попробуй-ка уснутъ?..
Съ тревогою во взорѣ,
Пылавш³й лобикъ тронула она:
- Усни, мой маленьк³й, закрой спокойно глазки!
- Нѣтъ, спать я не хочу.
- Чего-жь ты хочешь?
- Сказки.
- О Красной Шапочкѣ?
- Нѣтъ, эта мнѣ скучна.
- Тогда о Золушкѣ?
- И Золушки не нужно!
- О Синей Бородѣ?
- Я знаю наизусть.
- О Ванѣ съ Машею, какъ дѣтки жили дружно?..
- Нѣтъ, новая пусть будетъ сказка, пусть!
Ты выдумай сама,
- Сама... постой... но что же?..
Жилъ мальчикъ маленьк³й...
- Такой какъ я, скажи?
- Такой какъ ты, спокойнѣе лежи.
Жилъ малъчикъ съ мамочкой своей...
- И съ папой тоже?
- И съ папой, да. Онъ былъ...
- Постой!
Скажи мнѣ, мамочка, скажи, гдѣ папа мой?..
- Уѣхаль по дѣламъ; тебѣ вѣдь я сказала.
- Нѣтъ, воть что я тебѣ скажу одинъ секретъ:
Послушай, мамочка, не уѣзжалъ онъ, нѣтъ!
Ты этого не знала?
Когда ходилъ гулять я съ няней въ Лѣтн³й садъ,
Я встрѣтилъ вѣдь его! Онь быль съ красивой дамой...
Нѣть, право, я не лгу. Ты знаешь, съ этой самой,
Что пр³ѣзжала къ намъ два вечера подрядъ,
Когда ты къ тетѣ ѣздила на дачу.
Она еще тогда конфекть мнѣ привезла...
Но все-таки она мнѣ показаласъ зла.
Да не смотри же такь, не то сейчасъ заплачу!
О, мама, я боюсь!
- Нѣть, нѣтъ, мой маленьк³й,ты видишь, я смѣюсь;
Ну, успокойся же! Ты и забыль про сказку!
Тотъ мальчикь маленьк³й послушнымъ быль всегда,
И воть ему купили разъ коляску
И ослика...
- Живого, мама, да?
- Живого, милый мой.
- О, мама, мнѣ неловко!
Мнѣ жарко, душно мнѣ, и такъ болитъ головка!
- Усни, сыночекъ яюй!..
- Ахъ, мама, больно мнѣ!
Возьми меня къ себѣ!..
И мальчикъ весь въ огнѣ
Метался на рукахъ у матери несчастной.
Она баюкала его съ тоскою страстной,
И прижимала съ нѣжностью къ груди,
И, на него съ тревогой глядя,
Шептала:
- Ангель мой, родной мой, погоди,
Вотъ докторь къ намъ придеть, ты знаешь,- добрый дядя,
"Лѣкарство дастъ тебѣ, головка и пройдетъ.
О, няня, поскорѣй перемѣните ледъ!
- Живого ослика? О! я боюсь той дамы!
Пусть папа купитъ мнѣ... Я не уйду отъ мамы,
Я... не... хочу!..
Но вотъ, измученъ, истомленъ,
Тяжелымъ сномъ забылся онъ.
Со взглядомъ полнымъ муки
Мать, на колѣняхъ и ломая руки,
Твердила, какъ въ бреду, несвязныя слова:
- Онъ у меня одинъ теперь, о, Боже!
Спаси обоихъ насъ! Онъ мнѣ всего дороже.
Я имъ дышу, я имъ жива!
О, сохрани его Своей всесильной властью,
Ужели мало одному несчастью...
Но если жизнь Тебѣ нужна - возьми мою,
Ее безропотно Тебѣ я отдаю!
И слезы жгуч³я текли, полны печали.
Онѣ имученной души не облегчали -
Отравы полонъ былъ горюч³й ихъ потокъ.
Вдругь, въ тишинѣ ночной, продребезжалъ звонокъ.
Навстрѣчу кинулась она къ нему мгновенно.
Надежда у нея мелькнула сокровенно:
- Вы, докторъ? Наконецъ!.. Ты?..
Вы?.. Вы здѣсь?.. Зачѣмъ?..
Въ отвѣтьей голосъ раздался надменно:
- Мнѣ кажется, что здѣсь не лишн³й я совсѣмъ,
Ребенокь боленъ нашъ... Я счелъ священнымъ долгомъ
Заѣхать...
По молчаньи долгомъ,
Собравишсь съ силами, отвѣтила она:
- О долгѣ говорить рѣшились вы со мною?..
Послушайте! Намъ здѣсь рисовка не нужна.
Да, вы насъ бросили. Вы разошлись съ женою...
О, Боже мой, такъ просто разошлись!
Стѣснен³й никакихъ, исполненъ вашъ капризъ,
Вамъ такь нужна была свобода!..
Но справились ли вы о сынѣ за полгода?
Вы намъ кидали жалк³е гроши,
Чтобъ обезпечить намъ существованье,
Но сколько дали вы жестокаго страданья
Для этой маленькой души
Ни въ чемъ невиннаго созданья?
Пока онъ былъ здоровъ, забыли вы его.
Вамъ и не шла на умъ та нравственная ломка,
Которой обрекли вы сына своего.
- Гдѣ папа? Что за роль играетъ у него
И въ домѣ и въ душѣ та... незнакомка?
Зачѣмъ вашъ сынъ лишенъ родного уголка,
Тепла и воздуха, и свѣта?
Зачѣмъ въ слезахъ, всю въ черномъ, безъ привѣта
Онъ видитъ мать свою? Зачѣмъ такъ далека
Теперь ужъ отъ него вся жизнь его былая?
И наконецъ, зачѣмъ... зачѣмъ ему лгала я,
Что вы уѣхали?
- Зачѣмъ же лгали вы?
- Что-жъ мнѣ сказатъ ему? Онъ проситъ объясненья,
Но слишкомъ тяжелы вопросы и сомнѣнья
Для восьмилѣтней головы!
Сознайтесъ... вы не думали объ этомъ?
Зачѣмъ же вы явилисъ къ намъ сейчасъ,
Дразнить ребенка отнятымъ привѣтомъ?
Нѣтъ, лучше во-время уйдите вы отъ насъ.
Весъ слабый организмъ его теперъ подкошенъ,
Онъ мнѣ принадлежтъ! Да, мнѣ! Онъ вами брошенъ.
Чтожъ? Явится къ нему покинувш³й отецъ,
И снова дастъ ему счастливую минутку,
И прочь опятъ уйдетъ? Оставъте-жъ, наконецъ,
Для сердца дѣтскаго такую злую шутку.
О, пожалѣйне же его... и... и меня.
Вѣдь я любила васъ! Но, голову склоня
Предъ вашей волею, я отказалась сразу
Отъ счастья своего, смиренно, какъ раба.
Такая наша женская судьба!
Не проронила ни одну я фразу,
Что оскорбить бы васъ могла!
Какъ много мнѣ вы причинили зла,
Какую нанесли мучительную рану
Моей душѣ - я говоритъ не стану.
Но для него... Теперь я лишь его люблю.
Оставьте насъ вдвоемъ! Не мучайте напрасно!
Онъ боленъ! Для него волнен³е опасно,
Смертельно, можетъ быть. Я жалости молю!
Но, отстранивъ ее сурово,
Онъ кинулъ ей:- Что значитъ вашъ испугъ?
Довольно нервничать! Вы бредите, мой другъ!
И мимо онъ прошелъ. Она - за нимъ, готова,
Когда придется, у него
Ребенка вырвать своего.
Но, быстро подбѣжавъ къ постели,
Вдругъ пошатнулась:- Неужели?!.
Мой мальчикъ... что это? Мой
Богъ! Не дышитъ онъ!..
И съ воплемъ замерла... Отецъ гляди, несмѣлый,
На блѣдныя уста, на лобикъ посинѣлый...
- Тсс!.. Сказка кончена - послѣдн³й крѣпокъ сонъ!..
Прелестный часъ.
Подъ звуки музыки обѣдъ кончался поздно.
Весь старый паркъ блестѣлъ, элег³ю забывъ;
Порою вѣтерка душистаго порывъ
Покачивалъ въ вѣтвяхъ легко и грац³озно
Цвѣтныя чашечки японскихъ фонарей,
Лиловыхъ, розовыхъ и палевыхъ огней.
Ихъ отражен³я, какъ тонк³я спирали,
На водахъ озера колеблясь умирали.
То чудный вечеръ былъ!.. Сливались, какъ сквозь сонъ,
Природы красота и прелесть декорац³й,
Листва столѣтнихъ липъ и молодыхъ акац³й
Смыкались въ вышинѣ, какъ сказочный плафонъ.
Въ отверст³я ея смотрѣли къ намъ, мерцая,
Далекихъ звѣздъ огни, и тихо въ этотъ часъ
Безпечная любовь царила между насъ,-
Любовь свободная, глубокая, живая.
Куда-то далеко дѣйствительность ушла,
Все залито луной, и сосенъ силуэты,
Какъ блѣднымъ бархатомъ, с³ян³емъ одѣты;
Въ убранствѣ тщательно накрытаго стола
Исчезъ порядокъ весь; на канделябрахъ стройныхъ
Рядъ огоньковъ дрожитъ, всселыхъ, безпокойныхъ,
Прикрытыхъ розовымъ щиткомъ цвѣтной тафты,
Прозрачно-розовымъ, какъ странные цвѣты.
То чудный вечерь былъ, волшебный, незабвенный;
О немъ не вспомнить намъ безъ грусти сокровенной.
Аристократ³я талантовъ и умовъ,
Аристокраф³я сердецъ неповседневныхъ,
Тѣ взгляды, полные значен³я безъ словъ,
Молчанье, полное мечтан³й задушевныхъ...
На мигъ - задумчивость, и съ новымъ вдругъ огнемъ
Польется разговоръ, души коснется страстно
Рѣчь вдохновенная, звучащая согласно
Одной вибрац³ей съ чистѣйшимъ хрусталемъ.
Въ бокалахъ искрилось живительное Асти,
И, подчиняя насъ своей красивой власти,
Старалась роскошь насъ блаженствомъ окружить.
Ф³алки на столѣ набросаны небрежно,
Однѣ, темнѣй, еще благоухали нѣжно;
То были Пармск³я... онѣ хотѣли жить -
То были Пармск³я; лѣсныя - умирали.
Какъ будто сорвана невидимой рукой,
Вдругъ трепетала вся одна изъ розъ порой,
И лепестки ея всѣ сразу облетали.
Въ малѣйшей складочкѣ, въ изяществѣ цвѣтка,
Во всемъ - скрывались здѣсь изящества вѣка;
Вѣка развит³я въ малѣйшей фразѣ крылись;
И въ каждомъ кустикѣ такъ ярко отразились
Вѣка борьбы и жертвъ, и духа торжество
Надъ первобытною матер³ей тяжелой.
А разговорь лился изящныи и веселый;
Касались музыки, поэз³и,- всего,-
И метафизики... Быль шумъ и смѣхъ повсюду,-
Напрасно въ тишь и въ ночь манила темнота.
Вотъ подали на столь лѣсной клубники груду.
Пунцовымъ ягодамъ - пунцовыя уста
Прелестныхъ лакомокь лукаво улыбались;
Онѣ довѣрчивѣй къ сосѣду нагибались,
И пополамъ, смѣясь, дѣлили свой миндаль;
А рядомъ вспыхнуль споръ и слышалось "Стендаль".
На вянущихъ цвѣтахъ играли блики свѣта;
Въ бокалахъ таялъ ледь прозрачнаго сорбета.
Минутой странный насъ охватывалъ экстазъ,
Что было поводомъ для этого экстаза?
Быть можетъ, полная глубокой тайны фраза,
Движен³е рѣсницъ и взглядь глубокихъ глазъ;
А можетъ быть, и видъ какой-нибудь бездѣлки,
Дессертный ножичекь особенной отдѣлки.
То быль тотъ дивный часъ, когда въ уставш³й заль
Съ террасы свѣжая вливается прохлада;
Когда, облокотясь, оставивъ свой бокалъ,
Мечтаешь безъ конца надъ кистью винограда...
И рѣчь становится загадочнѣй, смутнѣй,
И непонятные намеки слышишь въ ней.
Любовь свободная, глубокая, живая,
Безпечная любовь царила между насъ,
И были мы дѣтьми въ блаженный этотъ чась.
Кто говорилъ стихи, кто умолкалъ, мечтая,
Зажглись огни сигарь, и легк³й дымъ гаваннъ
Головки дамъ облекъ, какъ голубой туманъ.
У самыхъ сдержанныхъ - отвѣтовъ рядъ задорныхъ
Вертѣлся на устахъ; въ петлицахъ фраковъ черныхъ
Явились звѣздочки душистыя гвоздикъ,
Похищенныхъ у вырѣзныхъ корсажей.
Вотъ отдаленный вальсь лукаво къ намъ проникъ,
И отражен³емъ несбыточныхъ миражей
Въ глазахъ мечтательницъ зажегъ онъ странный свѣтъ,
Теперь онѣ едва находять намъ отвѣтъ
И, кольца на рукахъ ломая машинально,
Слѣдять, какъ вальсъ звучить и сладко и печально.
А ночь вливается весеннею волной,
И запахомъ цвѣтовъ весь полонъ садъ ночной;
И аромать духовъ, и дымъ сигары цѣнной
Легко сливается съ душистымъ вѣтеркомъ.
То чудный вечеръ былъ, волшебный, незабвенный,
О немъ не вспомнить намъ безь грусти сокровенной.
О, тих³й, нервный смѣхъ... И долг³й взглядъ тайкомъ.
Остроты, полныя насмѣшки утонченной,
Гримаска милая притворно-огорченной,
Тутъ философ³и возвышенная рѣчь,
&