| Главная » Книги |
Шершеневич Вадим Габриэлевич - Стихотворения, Страница 2
Шершеневич Вадим Габриэлевич - Стихотворенияbsp;
В. Брюсов
Милая, как испуганно автомобили заквакали!
Ах, лучше подарка придумать нельзя.
Я рад присутствовать на этом спектакле
И для Вас, о Тоненькая, билет мною взят.
Как сладко складывать книги
В один костер и жечь их!
Как посаженный на острие игол,
Корчится огонь сумасшедший!
В костер картины Рафаэля и прочих,
Снимавших с нас голубое пенснэ!
Пусть всякий смеется и пусть хохочет,
Никто не должен быть строг, как сонет.
Милая, в день моего Огнефразного Дьявола
Пусть каждый другого откровением ранит!
Я пою мотив за Вас, кто заставила
Меня опьянеть от фужера шарлатаний!
В книгах вспылавших, в их огненной груде,
- В пригреве июньских раздетых оргий -
Я сжигаю прошедшие грусти
И пью за здоровье восторга.
1913
LE CHAGRIN DU MATIN
Будкий сон разбит на малюсенькие кусочки...
Пьяный луч утреннего канделябра
Спотыкнулся на пороге об обломок ночи...
Исступленно шепчу абракадабру!
Адрианопольский цвет Ваших губ я понял...
Запомнил вечерние шалости без жалости,
Когда слова захлебнулись в бурливом стоне...
Игрушечная, придите сейчас, пожалуйста!
Ваша безласка страшней, чем Ваш хохот
(Я его сравню с лавой в дымящемся кратере).
Душа раскололась на три
Части. О сон! Вы мой доктор!
Доктор! Можно ль покинуть больного, когда обещаны
Лекарства, которые грусть согреют?
Приходите кто-нибудь! Сон или женщина!
Не могу же я разыграть лотерею!
1913
* * *
Забыть... Не надо. Ничего не надо!
Близкие - далеко, а далекие - близко...
Жизнь начиталась романов де Сада
И сама стала садисткой.
Хлещет событием острым по губам, по щекам,
по телу голому,
Наступив на горло своим башмаком американского
фасона...
Чувства исполосованные стонут
Под лаской хлыста тяжелого.
Но тембр кожи у жизни повелевает успокоенно...
- Ах, ее повелительное наклонение сильней
магнетизма! -
В воздухе душном материя бродит,
Материя фейерверочно-истерическая!
Жизнь в голубой ротонде
Взмахивает палкой учительской!
Поймите, поймите! Мне скучно без грандиоза-
дебоша...
Вскидываются жизненные плети...
Ах, зачем говорю так громко?.. У ветра память
хорошая,
Он насплетничает завтрашним столетиям!
1913
MISERERE
На душе расплески закатной охры.
Чувственность апплодирует после комедии...
Разум ушел на свои похороны
И танцует ойру с ведьмой.
К окнам любви осторожно крадусь я
И щели закладываю забывчивой паклей.
Потерял свои широты-градусы,
Вскрикиваю, как на бирже маклер...
Жизнь играет на понижение тайно,
Роняет бумаги нагло...
С очаровательной улыбкой Каина
Страсть свою обнажая наголо.
Подарите вечность нищему слабому,
Одну вечность, ржавую, игрушечную...
Я Вам раскрою секрет параболы
И поверну обратно землю скучную.
Вечер пасмурный, будто монашенка,
Пристально вглядывается в мои басни...
Пожалейте, проклятые, меня - не вашего,
Меня - королевского гримасника!
1913
* * *
Верю таинственным мелодиям
Электрических чертей пролетевших...
Пойдемте в шумах побродим,
Посмотрим истерических девушек.
Пыхтят черти двуглазые, газовые,
Канделябрясь над грузным звуканьем прихоти;
И обнаглевшие трамваи показывают
Мертвецов, застывших при выходе.
Сумерк хихикает... Таскает за волосы
Ошеломленных капризными баснями...
Перезвон вечерний окровавился
Фырканьем дьяволят-гримасников...
Вечер-гаер обаятельно раскрашен...
Разгриммировать его некому!
А мотоциклетка отчаянный кашель
Втискивает в нашу флегму.
Верю в таинственность личика,
Замкнутого конвертно!..
Ужас зажигает спичкой
Мое отчаянье предсмертное.
Долой! Долой! Иссера-
синеваты проспекты, дома, газовый хор...
Горсть крупного, тяжелого бисера
Рассыпал передо мною мотор.
1913
* * *
Неосязаемые вечерние карандашики
Затушевывают улицы запросто.
Секунды строгие, строгие монашки
Предлагают перед смертью папство.
Затканный звездами коврик
Облит облаками молочными...
В суете, в миготе, в говоре
Я встречаюсь с лицами отточенными.
Как весело вспомнить сквозь дрожжи улыбок,
Разрыхливших строгость злости,
Свет ресторанный, игравший зыбко
На неуклюжей извощичьей полости.
Сквозь замкнутость походки гордой
Вспоминаю варианты изгибов
Ночью, когда лапа массивного города
Вытерла брызги трамвайных всхлипов.
Женщины - сколько вас - бродите, наглые,
Все моей печатью отмеченные!
Память светит ярче магния!
Соединяю минутное и вечное!
Простите, метрессы, простите, кокотки,
Меня - бронзовеющего трупа!..
На последней пластинке моего Кодака
Я из вас сделаю великолепную группу...
1913
ГОРОД
Летнее небо похоже на кожу мулатки,
Солнце как красная ссадина на щеке;
С грохотом рушатся элегантные палатки,
И дома, провалившись, тонут в реке.
Падают с отчаяньем в пропасть экипажи,
В гранитной мостовой камни раздражены;
Женщины без платья - на голове плюмажи -
И у мужчин в петлице ресница Сатаны.
И Вы, о Строгая, с электричеством во взоре,
Слегка нахмурившись, глазом одним
Глядите, как Гамлет в венке из теорий
Дико мечтает над черепом моим.
Воздух бездушен и миндально-горек,
Автомобили рушатся в провалы минут,
И Вы поете: "Мой бедный Йорик!
Королевы жизни покойный шут".
ЗА ГОРОДОМ
Грустным вечером за городом распыленным,
Когда часы и минуты утратили ритм,
В летнем садике под обрюзгшим кленом
Я скучал над гренадином недопитым.
Подъезжали коляски, загорались плакаты
Под газовым фонарем, и лакеи
Были обрадованы и суетились как-то,
И бензин наполнял парковые аллеи...
Лихорадочно вспыхивали фейерверки мелодий
Венгерских маршей, и подмигивал смычок,
А я истерически плакал о том, что в ротонде
Из облаков луна потеряла пустячок.
Ночь прибежала, и все стали добрыми,
Пахло вокруг электризованной весной...
И, так как звезды были все разобраны,
Я из сада ушел под ручку с луной.
РАЗБИТЫЕ РИФМЫ
Из-за глухонемоты серых портьер,
Цепляясь за кресла кабинета,
Вы появились и свое смуглое сердце
Положили на бронзовые руки поэта.
Разделись, и только в брюнетной голове
Черепашилась гребенка и желтела.
Вы завернулись в прозрачный вечер
И тюлем в июле обернули тело.
Я метался, как на пожаре огонь,
Шепча: "Пощадите, снимите, не надо!"
А Вы становились все тише и тоньше,
И продолжалась сумасшедшая бравада.
И в страсти, и в злости, кости и кисти
На части ломались, трещали, сгибались...
И вдруг стало ясно, что истина
Это Вы, - а Вы улыбались.
Я умолял Вас: "моя? моя!",
Волнуясь и бегая по кабинету.
А сладострастный и угрюмый Дьявол
Расставлял восклицательные скелеты.
ТИХИЙ УЖАС
Отчего сегодня так странна музыка?
Отчего лишь черные клавиши помню?
Мой костюм романтика мне сегодня узок,
Воспоминанье осталось одно мне.
В моей копилке так много ласковых
Воспоминаний о домах и барышнях.
Я их опускал туда наскоро,
И вот вечера мне стали страшными.
Писк мыши как скрипка, и тени как ведьмы,
Страшно в сумраке огромного зала!
Неужели меня с чьим-то наследьем
Жизнь навсегда связала?
И только помню!.. И в душе размягченной -
Как асфальт под солнцем - следы узорные
Чьих-то укоров и любви утонченной!
- Перестаньте, клавиши черные!
* * *
Нам аккомпанировали наши грусти...
Танцовала мгла.
Еще секунда - и сердце опустит
До ног халат.
И уродцы смеялись на люстре
И на краю стола.
И было устало... Как будто в конверте,
Мы в зале одни...
Время калейдоскоп свой вертит...
Я устал от домов и книг.
Пусть внезапный бас в револьвере
Заглушит мой вскрик!
Жизнь догорела, как сиреневый кончик
Вашего сургуча...
Страсти все меньше, все тоньше...
Плакать. Молчать.
Пусть потомки работу окончат:
На сургуч поставят печать.
* * *
Порыжела небесная наволочка
Со звездными метками изредка...
Закрыта земная лавочка
Рукою вечернего призрака.
Вы вошли в розовом капоре,
И, как огненные саламандры,
Ваши слова закапали
В мой меморандум.
Уронили, как пепел оливковый,
С догоревших губ упреки...
По душе побежали вразбивку
Воспоминания легкие.
Проложили отчетливо рельсы
Для рейсов будущей горечи...
Как пузырьки в зельтерской,
Я забился в нечаянных корчах.
Ах, как жег этот пепел с окурка
Все, что было тоскливо и дорого!
Боль по привычке хирурга
Ампутировала восторги.
* * *
К. Большакову
А завтра едва ли зайдет за Вами.
К. Большаков
1
Сердце вспотело, трясет двойным подбородком и
Кидает тяжелые пульсы рассеянно по сторонам.
На проспекте, изжеванном поступью и походками,
Чьи-то острые глаза бритвят по моим щекам.
Пусть завтра не зайдет и пропищит оно
В телефон, что устало, что не может приехать и
Что дни мои до итога бездельниками сосчитаны,
И будет что-то говорить долго и нехотя.
А я не поверю и пристыжу: "Глупое, глупое, глупое!
Я сегодня ночью придумал новую арифметику,
А прежняя не годится, я баланс перещупаю,
[Я] итог попробую на язык, как редьку".
И завтра испугается, честное слово, испугается,
Заедет за мною в авто, взятом напрокат,
И на мою душу покосившуюся, как глаза у китайца,
Насадит зазывный трехсаженный плакат.
И плюнет мне в рожу фразой, что в млечном
Кабинете опять звездные крысы забегали,
А я солнечным шаром в кегельбане вневечном
Буду с пьяными выбивать дни, как кегли,
И во всегда пролезу, как шар в лузу,
И мысли на конверты всех годов и веков наклею,
А время - мой капельдинер кривой и кургузый -
Будет каждое утро чистить вечность мою.
Не верите - не верьте!
Обнимите сомнениями мускулистый вопрос!
А я зазнавшейся выскочке-смерти
Утру без платка крючковатый нос.
2
Послушайте! Я и сам знаю, что электрической пылью
Взыскиваются Ваши глаза, но ведь это потому,
Что Вы плагиатируете фонари автомобильи,
Когда они от нечего делать пожирают косматую тьму.
Послушайте! Вы говорите, что Ваше сердце ужасно
Стучит, но ведь это же совсем пустяки;
Вы, значит, не слыхали входной двери! Всякий раз она
Оглушительно шарахается, ломая свои каблуки.
Нет, кроме шуток! Вы уверяете, что корью
Захворало Ваше сердце. Но ведь это необходимо хоть раз.
Я в этом убежден, хотите, с докторами поспорю.
У каждого бывает покрытый сыпною болезнью час.
А вот, когда Вы выйдете в разорванный полдень
На главную улицу, где пляшет холодень,
Где скребут по снегу моторы свой выпуклый шаг,
Как будто раки в пакете шуршат, -
Вы увидите, как огромный день с животом,
Раздутым прямо невероятно от проглоченных людишек,
На тротуар выхаркивает, с трудом
И пища, пищи излишек.
А около него вскрикивает пронзительно, но скорбно,
Монументальная женщина, которую душит мой горбатый стишок,
Всплескивается и хватается за его горб она,
А он весь оседает, пыхтя и превращаясь в порошок.
Послушайте! Ведь это же, в конце концов, нестерпимо:
Каждый день моторы, моторы и ночной контрабас.
Это так оглушительно, но ведь это необходимо,
Как то, чтобы корью захворало сердце хоть раз.
3
Секунда нетерпеливо топнула сердцем, и у меня изо
Рта выскочили хищных аэропланов стада.
Спутайте рельсовыми канатами белесоватые капризы,
Чтобы вечность была однобока и иногда.
Чешу душу раскаяньем, глупое небо я вниз тяну,
А ветер хлестко дает мне по уху.
Позвольте проглотить, как устрицу, истину,
Взломанную истину, мне - озверевшему олуху.
Столкнулись в сердце две женщины трамваями,
| |
| Просмотров: 442 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры