Главная » Книги

Пушкин Александр Сергеевич - Евгений Онегин, Страница 4

Пушкин Александр Сергеевич - Евгений Онегин


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23

sp; 
   Дух пылкий и довольно странный,
  
  
   Всегда восторженную речь
  
  
   И кудри черные до плеч.
  
  
  
  
   VII
  
  
   От хладного разврата света
  
  
   Еще увянуть не успев,
  
  
   Его душа была согрета
  
  
   Приветом друга, лаской дев;
  
  
   Он сердцем милый был невежда,
  
  
   Его лелеяла надежда,
  
  
   И мира новый блеск и шум
  
  
   Еще пленяли юный ум.
  
  
   Он забавлял мечтою сладкой
  
  
   Сомненья сердца своего;
  
  
   Цель жизни нашей для него
  
  
   Была заманчивой загадкой,
  
  
   Над ней он голову ломал
  
  
   И чудеса подозревал.
  
  
  
  
   VIII
  
  
   Он верил, что душа родная
  
  
   Соединиться с ним должна,
  
  
   Что, безотрадно изнывая,
  
  
   Его вседневно ждет она;
  
  
   Он верил, что друзья готовы
  
  
   За честь его приять оковы
  
  
   И что не дрогнет их рука
  
  
   Разбить сосуд клеветника;
  
  
   Что есть избранные судьбами,
  
  
   Людей священные друзья;
  
  
   Что их бессмертная семья
  
  
   Неотразимыми лучами
  
  
   Когда-нибудь нас озарит
  
  
   И мир блаженством одарит.
  
  
  
  
   IX
  
  
   Негодованье, сожаленье,
  
  
   Ко благу чистая любовь
  
  
   И славы сладкое мученье
  
  
   В нем рано волновали кровь.
  
  
   Он с лирой странствовал на свете;
  
  
   Под небом Шиллера и Гете
  
  
   Их поэтическим огнем
  
  
   Душа воспламенилась в нем;
  
  
   И муз возвышенных искусства,
  
  
   Счастливец, он не постыдил:
  
  
   Он в песнях гордо сохранил
  
  
   Всегда возвышенные чувства,
  
  
   Порывы девственной мечты
  
  
   И прелесть важной простоты.
  
  
  
  
   X
  
  
   Он пел любовь, любви послушный,
  
  
   И песнь его была ясна,
  
  
   Как мысли девы простодушной,
  
  
   Как сон младенца, как луна
  
  
   В пустынях неба безмятежных,
  
  
   Богиня тайн и вздохов нежных.
  
  
   Он пел разлуку и печаль,
  
  
   И нечто, и туманну даль,
  
  
   И романтические розы;
  
  
   Он пел те дальные страны,
  
  
   Где долго в лоно тишины
  
  
   Лились его живые слезы;
  
  
   Он пел поблеклый жизни цвет
  
  
   Без малого в осьмнадцать лет.
  
  
  
  
   XI
  
  
   В пустыне, где один Евгений
  
  
   Мог оценить его дары,
  
  
   Господ соседственных селений
  
  
   Ему не нравились пиры;
  
  
   Бежал он их беседы шумной.
  
  
   Их разговор благоразумный
  
  
   О сенокосе, о вине,
  
  
   О псарне, о своей родне,
  
  
   Конечно, не блистал ни чувством,
  
  
   Ни поэтическим огнем,
  
  
   Ни остротою, ни умом,
  
  
   Ни общежития искусством;
  
  
   Но разговор их милых жен
  
  
   Гораздо меньше был умен.
  
  
  
  
   XII
  
  
   Богат, хорош собою, Ленский
  
  
   Везде был принят как жених;
  
  
   Таков обычай деревенский;
  
  
   Все дочек прочили своих
  
  
   За полурусского соседа;
  
  
   Взойдет ли он, тотчас беседа
  
  
   Заводит слово стороной
  
  
   О скуке жизни холостой;
  
  
   Зовут соседа к самовару,
  
  
   А Дуня разливает чай;
  
  
   Ей шепчут: "Дуня, примечай!"
  
  
   Потом приносят и гитару:
  
  
   И запищит она (бог мой!):
  
  
   Приди в чертог ко мне златой!.. {12}
  
  
  
  
   XIII
  
  
   Но Ленский, не имев, конечно,
  
  
   Охоты узы брака несть,
  
  
   С Онегиным желал сердечно
  
  
   Знакомство покороче свесть.
  
  
   Они сошлись. Волна и камень,
  
  
   Стихи и проза, лед и пламень
  
  
   Не столь различны меж собой.
  
  
   Сперва взаимной разнотой
  
  
   Они друг другу были скучны;
  
  
   Потом понравились; потом
  
  
   Съезжались каждый день верхом
  
  
   И скоро стали неразлучны.
  
  
   Так люди (первый каюсь я)
  
  
   От делать нечего друзья.
  
  
  
  
   XIV
  
  
   Но дружбы нет и той меж нами.
  
  
   Все предрассудки истребя,
  
  
   Мы почитаем всех нулями,
  
  
   А единицами - себя.
  
  
   Мы все глядим в Наполеоны;
  
  
   Двуногих тварей миллионы
  
  
   Для нас орудие одно;
  
  
   Нам чувство дико и смешно.
  
  
   Сноснее многих был Евгений;
  
  
   Хоть он людей, конечно, знал
  
  
   И вообще их презирал, -
  
  
   Но (правил нет без исключений)
  
  
   Иных он очень отличал
  
  
   И вчуже чувство уважал.
  
  
  
  
   XV
  
  
   Он слушал Ленского с улыбкой.
  
  
   Поэта пылкий разговор,
  
  
   И ум, еще в сужденьях зыбкой,
  
  
   И вечно вдохновенный взор, -
  
  
   Онегину все было ново;
  
  
   Он охладительное слово
  
  
   В устах старался удержать
  
  
   И думал: глупо мне мешать
  
  
   Его минутному блаженству;
  
  
   И без меня пора придет;
  
  
   Пускай покамест он живет
  
  
   Да верит мира совершенству;
  
  
   Простим горячке юных лет
  
  
   И юный жар и юный бред.
  
  
  
  
   XVI
  
  
   Меж ими все рождало споры
  
  
   И к размышлению влекло:
  
  
   Племен минувших договоры,
  
  
   Плоды наук, добро и зло,
  
  
   И предрассудки вековые,
  
  
   И гроба тайны роковые,
  
  
   Судьба и жизнь в свою чреду,
  
  
   Все подвергалось их суду.
  
  
   Поэт в жару своих суждений
  
  
   Читал, забывшись, между тем
  
  
   Отрывки северных поэм,
  
  
   И снисходительный Евгений,
  
  
   Хоть их не много понимал,
  
  
   Прилежно юноше внимал.
  
  
  
  
   XVII
  
  
   Но чаще занимали страсти
  
  
   Умы пустынников моих.
  
  
   Ушед от их мятежной власти,
  
  
   Онегин говорил об них
  
  
   С невольным вздохом сожаленья:
  
  
   Блажен, кто ведал их волненья
  
  
   И наконец от них отстал;
  
  
   Блаженней тот, кто их не знал,
  
  
   Кто охлаждал любовь - разлукой,
  
  
   Вражду - злословием; порой
  
  
   Зевал с друзьями и с женой,
  
  
   Ревнивой не тревожась мукой,
  
  
   И дедов верный капитал
  
  
   Коварной двойке не вверял.
  
  
  
  
   XVIII
  
  
   Когда прибегнем мы под знамя
  
  
   Благоразумной тишины,
  
  
   Когда страстей угаснет пламя,
  
  
   И нам становятся смешны
  
  
   Их своевольство иль порывы
  
  
   И запоздалые отзывы, -
  
  
   Смиренные не без труда,
  
  
   Мы любим слушать иногда
  
  
   Страстей чужих язык мятежный,
  
  
   И нам он сердце шевелит.
  
  
   Так точно старый инвалид
  
  
   Охотно клонит слух прилежный
  
  
   Рассказам юных усачей,
  
  
   Забытый в хижине своей.
  
  
  
  
   XIX
  
  
   Зато и пламенная младость
  
  
   Не может ничего скрывать.
  
  
   Вражду, любовь, печаль и радость
  
  
   Она готова разболтать.
  
  
   В любви считаясь инвалидом,
  
  
   Онегин слушал с важным видом,
  
  
   Как, сердца исповедь любя,
  
  
   Поэт высказывал себя;
  
  
   Свою доверчивую совесть
  
  
   Он простодушно обнажал.
  
  
   Евгений без труда узнал
  
  
   Его любви младую повесть,
  
  
   Обильный чувствами рассказ,
  
  
   Давно не новыми для нас.
  
  
  
  
   XX
  
  
   Ах, он любил, как в наши лета
  
  
   Уже не любят; как одна
  
  
   Безумная душа поэта
  
  
   Еще любить осуждена:
  
  
   Всегда, везде одно мечтанье,
  
  
   Одно привычное желанье,
  
  
   Одна привычная печаль.
  
  
   Ни охлаждающая даль,
  
  
   Ни долгие лета разлуки,
  
  
   Ни музам данные часы,
  
  
   Ни чужеземные красы,
  
  
   Ни шум веселий, ни науки
  
  
   Души не изменили в нем,
  
  
   Согретой девственным огнем.
  
  
  
  
   XXI
  
  
   Чуть отрок, Ольгою плененный,
  
  
   Сердечных мук еще не знав,
  
  
   Он был свидетель умиленный
  
  
   Ее младенческих забав;
  
  
   В тени хранительной дубравы
  
  
   Он разделял ее забавы,
  
  
   И детям прочили венцы
  
  
   Друзья-соседы, их отцы.
  
  
   В глуши, под сению смиренной,
  
  
   Невинной прелести полна,
  
  
   В глазах родителей, она
  
  
   Цвела, как ландыш потаенный,
  
  
   Незнаемый в траве глухой
  
  
   Ни мотыльками, ни пчелой.
  
  
  
  
   XXII
  
  
   Она поэту подарила
  
  
   Младых восторгов первый сон,
  
  
   И мысль об ней одушевила
  
  
   Его цевницы первый стон.
  
  
   Простите, игры золотые!
  
  
   Он рощи полюбил густые,
  
  
   Уединенье, тишину,
  
  
   И ночь, и звезды, и луну,
  
  
   Луну, небесную лампаду,
  
  
   Которой посвящали мы
  
  
   Прогулки средь вечерней тьмы,
  
  
   И слезы, тайных мук отраду...
  
  
   Но нынче видим только в ней
  
  
   Замену тусклых фонарей.
  
  
  
  
   XXIII
  
  
   Всегда скромна, всегда послушна,
  
  
   Всегда как утро весела,
  
  
   Как жизнь поэта простодушна,
  
  
   Как поцелуй любви мила;
  
  
   Глаза, как небо, голубые,
  
  
   Улыбка, локоны льняные,
  
  
   Движенья, голос, легкий стан,
  
  
   Все в Ольге... но любой роман
  
  
   Возьмите и найдете верно
  
  
   Ее портрет: он очень мил,
  
  
   Я прежде сам его любил,
  
  
   Но надоел он мне безмерно.
  
  
   Позвольте мне, читатель мой,
  
  
   Заняться старшею сестрой.
  
  
  
  
   XXIV
  
  
   Ее сестра звалась Татьяна... {13}
  
  
   Впервые именем таким
  
  
   Страницы нежные романа
  
  
   Мы своевольно освятим.
  
  
   И что ж? оно приятно, звучно;
  
  
   Но с ним, я знаю, неразлучно
  
  
   Воспоминанье старины
  
  
   Иль девичьей! Мы все должны
  
  
   Признаться: вкусу очень мало
  
  
   У нас и в наших именах
  
  
   (Не говорим уж о стихах);
  
  
   Нам просвещенье не пристало,
  
  
   И нам досталось от него
  
  
   Жеманство, - больше ничего.
  
  
  
  
   XXV
  
  
   Итак, она звалась Татьяной.
  
  
   Ни красотой сестры своей,
  
  
   Ни свежестью ее румяной
  
  
   Не привлекла б она очей.
  
  
   Дика, печальна, молчалива,
  
  
   Как лань лесная боязлива,
  
  
   Она в семье своей родной
  
  
   Казалась девочкой чужой.
  
  
   Она ласкаться не умела
  
  
   К отцу, ни к матери своей;
  
  
   Дитя сама, в толпе детей
  
  
   Играть и прыгать не хотела
  
  
   И часто целый день одна
  
  
   Сидела молча у окна.
  
  
  
  
   XXVI
  
  
   Задумчивость, ее подруга
  
  
   От самых колыбельных дней,
  
  
   Теченье сельского досуга
  
  
   Мечтами украшала ей.
  
  
   Ее изнеженные пальцы
  
  
   Не знали игл; склонясь на пяльцы,
  
  
   Узором шелковым она
  
  
   Не оживляла полотна.
  
  
   Охоты властвовать примета,
  
  
   С послушной куклою дитя
  
  
   Приготовляется шутя
  
  
   К приличию - закону света,
  
  
   И важно повторяет ей
  
  
   Уроки маменьки своей.
  
  
  
  
   XXVII
  
  
   Но куклы даже в эти годы
  
  
   Татьяна в руки не брала;
  
  
   Про вести города, про моды
  
  
   Беседы с нею не вела.
  
  
   И были детские проказы
  
  
   Ей чужды: страшные рассказы
  
  
   Зимою в темноте ночей
  
  
   Пленяли больше сердце ей.
  
  
   Когда же няня собирала
  
  
   Для Ольги на широкий луг
  
  
   Всех маленьких ее подруг,
  
  
   Она в горелки не играла,
  
  
   Ей скучен был и звонкий смех,
  
  
   И шум их ветреных утех.
  
  
  
  

Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
Просмотров: 273 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа