Полежаев Александр Иванович - Стихотворения

19 февраля 1832

  ЦЫГАНКА Кто идет перед толпою По широкой площади С загорелой красотою На щеках и на груди? Под разодранным покровом Проницательна, черна, Кто в величии суровом Эта дивная жена?.. Вьются локоны небрежно По нагим ее плечам, Искры наглости мятежно Разбежались по очам, - И, страшней ударов сечи, Как гремучая река, Льются сладостные речи У бесстыдной с языка. Узнаю тебя, вакханка Незабвенной старины: Ты коварная цыганка, Дочь свободы и весны! Под узлами бедной шали Ты не скроешь от меня Ненавистницу печали, Друга радостного дня! Ты знакома вдохновенью Поэтической мечты, Ты дарила наслажденью Африканские цветы! Ах, я помню... Но ужасно Вспоминать лукавый сон; Фараонка, не напрасно Тяготит мне душу он! Пронеслась с годами сила, Я увял, - и наяву Мне рука твоя вручила Приворотную траву... <1833>

  РАСКАЯНИЕ Я согрешил против рассудка, Его на миг я разлюбил: Тебе, степная незабудка, Его я с честью подарил. Я променял святую совесть На мщенье буйного глупца, И отвратительная повесть Гласит безумие певца. Я согрешил против условий Души и славы молодой, Которых демон празднословии Теперь освищет с клеветой. Кинжал коварный сожаленья, Притворной дружбы и любви Теперь потонет без сомненья В моей бунтующей крови. Толпа знакомцев вероломных, Их шумный смех, и строгий взор Мужей значительно безмолвных, И ропот дев неблагосклонных - Всё мне и казнь и приговор! Как чад неистовый похмелья, Ты отлетела наконец, Минута злобного веселья! Проснись, задумчивый певец! Где гармоническая лира, Где барда юного венок? Ужель повергнул их порок К ногам ничтожного кумира? Ужель бездушный идеал Неотразимого разврата Тебя, как жертву каземата, Рукой поносной оковал? О нет!.. Свершилось!.. Жар мятежный Остыл на пасмурном челе... Как сын земли, я дань земле Принес чредою неизбежной: Узнал бесславие, позор Под маской дикого невежды, - Но пред лицом Кавказских гор Я рву нечистые одежды! Подобный гордостью горам, Заметным в безднах и лазури, Я воспарю, как фимиам С цветов пустынных к небесам, Я передам моим струнам И рев и вой минувшей бури. <1833>

  АХАЛУК Ахалук мой, ахалук, Ахалук демикотонный, Ты работа нежных рук Азиатки благосклонной! Ты родился под иглой Атагинки чернобровой, После робости суровой И любви во тьме ночной. Ты не пышной пестротою, Цветом гордых узденей, Но смиренной простотою, Цветом северных ночей Мил для сердца и очей... Черен ты, как локон длинный У цыганки кочевой; Мрачен ты, как дух пустынный - Сторож урны гробовой; И серебряной тесьмою, Как волнистою струею Дагестанского ручья, Обвились твои края. Никогда игра алмаза У Могола на чалме, Никогда луна во тьме, Ни чело твое, о База - Это бледное чело, Это чистое стекло, Споря в живости с опалом, Под ревнивым покрывалом, - Не сияли так светло. Ах, серебряная змейка, Ненаглядная струя - Это ты, моя злодейка, Ахалук суровый - я! <1833>

  СТЕПЬ Светлый месяц из-за туч Бросил тихо ясный луч По степи безводной; Как янтарная слеза, Блещет влажная роса На траве холодной. Время, девица-душа!.. Из-под сени шалаша Пролети украдкой; , Улови, прелестный друг, От завистливых подруг Миг любови краткой! Не звенит ли за холмом Милый голос? Не сверкнул ли над плечом Черный волос? Не знакомое ли мне Покрывало В благосклонной тишине Промелькало? Сердце вещее дрожит; Дева юная спешит К тайному приюту. Скройся, месяц золотой, Над счастливою четой, Скройся на минуту! Миг волшебный пролетел, Как виденье, И осталось мне в удел Сожаленье! Скоро ль, девица-краса, От желанья Потемнеют небеса Для свиданья?.. <1833>

  ОКНО Там, над быстрою рекой, Есть волшебное окно; Белоснежною рукой Открывается оно. Груди полные дрожат Из-под тени полотна; Очи светлые блестят Из волшебного окна... И, склонясь на локоток, Под весенний вечерок, Миловидна, хороша Смотрит девица-душа. Улыбнется - и природа расцветет, И приятней соловей в саду поет, И над ручкою лилейной Вьется ветер тиховейный, И порхает, И летает С сладострастною мечтой Над девицей молодой, Но лишь только опускает раскрасавица окно, Все над Тереком суровым и мертво и холодно. Улыбнись, душа-девица, Улыбнись, моя любовь, И вечерняя зарница Осветит природу вновь! Нет! жестокая не слышит Робкой жалобы моей И в груди ее не пышет Пламень неги и страстей. Будет время, равнодушная краса, Разнесется от печали светло-русая коса! Сердце пылкое, живое Загрустит во тьме ночной, И страдание чужое Ознакомится с тобой; И откроешь ты ревниво Потаенное окно, Но любви нетерпеливой Не дождется уж оно! <1833> ПЕСНЬ ГОРСКОГО ОПОЛЧЕНИЯ Зашумел орел двуглавый Над враждебною рекой; Прояснился путь кровавый Перед дружною толпой. Ты заржавел, меч булатный, От бездейственной руки; Заждались вы славы ратной, Троегранные штыки! Завизжит свинец летучий Над бесстрашной головой, И нагрянет черной тучей На врага зловещий бой. Разорвет ряды злодея Смертоносный ураган, И исчезнет, цепенея, Ненавистный мусульман. Распадутся с ярым треском Неприступные скалы, И зажжется новым блеском Грозный день Гебек-Калы1. <1833> [1 Гебек-Кала, или Святая гора, хребет Салатавских гор, где генерал-лейтенант Вельяминов после упорного сражения разбил наголову Кази-Муллу, который без туфель, трубки и бурки бежал с поля сражения и едва не был захвачен в плен с своею любовницею, армянкою из города Кизляра.]

  ИМЕНИННИКУ Что могу тебе, Лозовский, Подарить для именин? Я, по милости бесовской, Очень бедный господин! В стоицизме самом строгом, Я живу без серебра, И в шатре моем убогом Нет богатства и добра, Кроме сабли и пера. Жалко споря с гневной службой, Я ни гений, ни солдат. И одной твоею дружбой В доле пагубной богат! Дружба - неба дар священный, Рай земного бытия! Чем же, друг неоцененный, Заплачу за дружбу я? Дружбой чистой, неизменной, Дружбой сердца на обмен: Плен торжественный за плен!.. Посмотри: невольник страждет В неприятельских цепях И напрасно воли жаждет, Как источника в степях. Так и я, могучей силой Предназначенный тебе, Не могу уже, мой милый, Перекорствовать судьбе... Не могу сказать я вольно: "Ты чужой мне, я не твой!" Было время - и довольно... Голос пылкий и живой Излетел, как бури вой, Из груди моей суровой... Ты услышал дивный звук, Громкий отзыв жизни новой - И уста и пламень рук, Будто с детской колыбели, Навсегда запечатлели В нас святое имя: друг! В чем же, в чем теперь желанье Имениннику души: Это верное признанье Глубже в сердце запиши!.. 30 августа 1833 На Лубянке, дом Лухманова

   ДУХИ ЗЛА Есть духи зла - неистовые чада Благословенного отца; Удел их - грусть, отчаянье - отрада, А жизнь - мученье без конца. В великий час рождения вселенной, Когда извлек всевышний перст Из тьмы веков эфир одушевленный Для хора солнцев, лун и звезд; Когда творец торжественное слово В премудрой благости изрек: "Да будет прах величия основой!" И стал из праха человек... Тогда ему, светлы, необозримы, Хвалу воспели небеса, И юный мир, как сын его любимый, Был весь - волшебная краса... И ярче звезд и солнца золотого, Как иорданские струи, Вокруг его, властителя святого, Вились архангелов рои. И пышный сонм небесных легионов Был ясен, свят перед творцом, И на скрижаль божественных законов Взирал с трепещущим челом. Но чистый огнь невинности покорной В сынах бессмертия потух - И грозно пал, с гордынею упорной, Высокий ум, высокий дух. Свершился суд!.. Могучая десница Подъяла молнию и гром - И пожрала подземная темница Богоотверженный Содом! И плач, и стон, и вопль ожесточенья Убили прелесть бытия, И отказал в надежде примиренья Ему правдивый судия. С тех пор враги прекрасного созданья Таятся горестно во мгле, И мучит их, и жжет без состраданья Печать проклятья на челе. Напрасно ждут преступные свободы: Они противны небесам, Не долетит в объятия природы Их недостойный фимиам! 8 июля 1834 Село Ильинское

   * * * Судьба меня в младенчестве убила! Не знал я жизни тридцать лет. Но ваша кисть мне вдруг проговорила: "Восстань из тьмы, живи, поэт!" И расцвела холодная могила, И я опять увидел свет... Июль 1834

  К Е..... И..... Б.....Й Таланты ваши оценить Никто не в силах, без сомненья! Того ни с чем нельзя сравнить, Что выше всякого сравненья!.. Вы рождены пленять сердца Душой, умом и красотою И чувств высоких полнотою Примерной матери и редкого отца. О, тот постигнул верх блаженства, Кто высшей цели идеал, Кто все земные совершенства В одном созданье увидал. Кому же? Мне, рабу несчастья, Приснился дивный этот сон - И с тайной силой самовластья Упал, налег на душу он. Я вижу! нет, не сновиденье Меня ласкает в тишине! То не волшебное явленье Страдальцу в дальней стороне! Не гармоническая лира Звучит и стонет надо мной И из вещественного мира Зовет, зовет меня с собой К моей отчизне неземной!.. Нет - это вы! Не очарован Я бредом пылкой головы... Цепями грусти не окован Мой дух свободный... Это вы!.. Кто, кроме вас, творящими перстами, Единым очерком холодного свинца Дает огонь и жизнь, с минувшими страстями, Чертам бездушным мертвеца? Чья кисть, назло природе горделивой, Враждует с ней на лоске полотна И воскрешает прихотливо, Как мощный дух, века и времена? Так это вы!.. Я перед вами... Вы мой рисуете портрет - И я мирюсь с жестокими врагами, Мирюсь с самим собой! Я вижу новый свет! Простите смелости безумной Певца, гонимого судьбой, Который, после бури шумной, В эмали неба голубой Следит звезду надежды благосклонной И, счастливый, в тени приветливой садов Пьет жадно воздух благовонный Ароматических цветов!.. 11 июля 1834 Село Ильинское

  * * * Зачем хотите вы лишить Меня единственной отрады - Душой и сердцем вашим быть Без незаслуженной награды? Вы наградили всем меня - Улыбкой, лаской и приветом, И если я ничто пред целым светом, То с этих пор - я дорог для себя. Я не забуду вас в глуши далекой, Я не забуду вас в мятежной суете; Где б ни был я, везде с тоской глубокой Я буду помнить вас - везде!.. Июль 1834

  НЕГОДОВАНИЕ Где ты, время невозвратное Незабвенной старины? Где ты, солнце благодатное Золотой моей весны? Как видение прекрасное, В блеске радужных лучей, Ты мелькнуло, самовластное, И сокрылось от очей! Ты не светишь мне по-прежнему, Не горишь в моей груди - Предан року неизбежному Я на жизненном пути. Тучи мрачные, громовые Над главой моей шумят; Предвещания суровые Дух унылый тяготят. Ах, как много драгоценного Я в сей жизни погубил! Как я идола презренного - Жалкий мир - боготворил! С силой дивной и кичливою Добровольного бойца И с любовию ревнивою Исступленного жреца Я служил ему торжественно, Без раскаянья страдал И рассудка луч божественный На безумство променял! Как преступник, лишь окованный Правосудною рукой, - Грозен ум, разочарованный Светом истины нагой! Что же!.. Страсти ненасытные Я таил среди огня, И друзья - злодеи скрытные - Злобно предали меня! Под эгидою ласкательства, Под личиною любви Роковой кинжал предательства Потонул в моей крови! Грустно видеть бездну черную После неба и цветов, Но грустнее жизнь позорную Убивать среди рабов, И, попранному обидою, Видеть вечно за собой С неотступной Немезидою Безответственный разбой! Где ж вы, громы-истребители, Что ж вы кроетесь во мгле, Между тем как притеснители Торжествуют на земле! Люди, люди развращенные - То рабы, то палачи, - Бросьте, злобой изощренные, Ваши копья и мечи! Не тревожьте сталь холодную - Лютой ярости кумир! Вашу внутренность голодную Не насытит целый мир! Ваши зубы кровожадные Блещут лезвием косы - Так грызитесь, плотоядные, До последнего, как псы!.. <1835>

  БАЮ-БАЮШКИ-БАЮ В темной горнице постель; Над постелью колыбель; В колыбели с полуночи Бьется, плачет что есть мочи Беспокойное дитя... Вот, лампаду засветя, Чернобровка молодая Суетится, припадая Белой грудью к крикуну, И лелеет, и ко сну Избалованного клонит, И поет, и тихо стонет На чувствительный распев Девяностолетних дев: Усыпительная песня "Да усни же ты, усни, Мой хороший молодец! Угомон тебя возьми, О постылый сорванец! Баю-баюшки-баю! Уж и есть ли где такой Сизокрылый голубок, Ненаглядный, дорогой, Как мой миленький сынок? Баю-баюшки-баю! Во зеленом во саду Красно вишенье растет; По широкому пруду Белый селезень плывет: Баю-баюшки-баю! Словно вишенье румян, Словно селезень он бел - Да усни же ты, буян! Не кричи же ты, пострел! Баю-баюшки-баю! Я на золоте кормить Буду сына моего; Я достану, так и быть, Царь-девицу для него... Баю-баюшки баю! Будет важный человек, Будет сын мой генерал... Ну, заснул... хоть бы навек! Побери его провал! Баю-баюшки-баю!" Свет потух над генералом; Чернобровка покрывалом Обвернула колыбель - И ложится на постель... В темной горнице молчанье, Только тихое лобзанье И неясные слова Были слышны раза два... После, тенью боязливой, Кто-то, чудилося мне, Осторожно и счастливо, При мерцающей луне, Пробирался по стене. <1835>

  САРАФАНЧИК Мне наскучило, девице, Одинешенькой в светлице Шить узоры серебром! И без матушки родимой Сарафанчик мой любимый Я надела вечерком - Сарафанчик, Расстегайчик! В разноцветном хороводе Я играла на свободе И смеялась, как дитя! И в светлицу до рассвета Воротилась; только где-то Разорвала я, шутя, Сарафанчик, Расстегайчик I Долго мать меня журила, И до свадьбы запретила Выходить за ворота; Но за сладкие мгновенья Я тебя без сожаленья Оставляю навсегда, Сарафанчик, Расстегайчик! <1835>

   ОТЧАЯНИЕ

  

  Он ничего не потерял, кроме надежды.

  А. П<ушкин> О, дайте мне кинжал и яд, Мои друзья, мои злодеи! Я понял, понял жизни ад, Мне сердце высосали змеи!.. Смотрю на жизнь, как на позор - Пора расстаться с своенравной И произнесть ей приговор Последний, страшный и бесславный! Что в ней? Зачем я на земле Влачу убийственное бремя?.. Скорей во прах!.. В холодной мгле Покойно спит земное племя: Ничто печальной тишины Костей иссохших не тревожит, И череп мертвой головы Один лишь червь могильный гложет. Безумство, страсти и тоска, Любовь, отчаянье, надежды И все, чем славились века, Чем жили гении, невежды, - Все праху, все заплатит дань, До той поры, пока природа В слух уничтоженного рода Речет торжественно: "Восстань!" <1836>

  РУССКИЕ ПЕСНИ

   I Разлюби меня, покинь меня, Доля, долюшка железная! Опротивела мне жизнь моя, Молодая, бесполезная! Не припомню я счастливых дней - Не знавал я их с младенчества! Для измученной души моей Нет в подсолнечной отечества! Слышал я, что будто божий свет Я увидел с тихим ропотом, А потом житейских бурь и бед Не избегнул горьким опытом. Рано-рано ознакомился Я на море с непогодою; Поздно-поздно приготовился В бой отчаянный с невзгодою! Закатилася звезда моя, Та ль звезда моя туманная, Что следила завсегда меня, Как невеста нежеланная! Не ласкала, не лелеяла, Как любовница заветная, Только холодом обвеяла, Как изменница всесветная! <1836>

  

  II Долго ль будет вам без умолку идти, Проливные, безотрадные дожди? Долго ль будет вам увлаживать поля? Осушится ль скоро мать-сыра-земля? Тихий ветер свежий воздух растворит - И в дуброве соловей заголосит. И придет ко мне, мила и хороша, Юный друг мой, красна-девица-душа. Соловей мой, соловей, Ты от бури и дождей, Ты от пасмурных небес Улетел в дремучий лес. Ты не свищешь, не поешь - Солнца ясного ты ждешь! Дева-девица моя, Ты от бури и дождя И печальна и грустна, В терему схоронена! К другу милому нейдешь - Солнца ясного ты ждешь! Перестаньте же без умолку идти, Проливные, безотрадные дожди! Дайте ведру, дайте солнцу проглянуть! Дайте сердцу после горя отдохнуть! Пусть, как прежде, и прекрасна и пышна, Воцарится благотворная весна, Разольется в звонкой песне соловей - И я снова, сладострастней и звучней, Расцелую очи девицы моей! <1836>

  КРАСНОЕ ЯЙЦО

  

  

  А. П. Лозовскому

  

  1 В те времена, когда вампир Питался кровию моей, Когда свобода, мой кумир, Узнала ужасы цепей; Когда, поверженный во мгле, С клеймом проклятья на челе, В последний раз на страшный бой, На беспощадную борьбу, Пылая местью роковой, Я вызывал свою судьбу; Когда, сурова и грозна, Секиру тяжкую она Уже подъяла надо мной - И разлетелся бы мой щит, Как вал девятый и седой, Ударясь смело о гранит; Когда в печальной тишине Я лютой битвы ожидал, - Тогда как вестник мира мне Ты неожиданно предстал! Мою бунтующую кровь С умом мятежным помирил И в душу мрачную любовь К постыдной жизни водворил... Так солнца ясного лицо Рассеивает ночи тень, Так узнику в великий день Даруют красное яйцо!

  

  2 Всему в природе есть закон: Луна сменяется луной, И годы мчит река времен Невозвратимою волной! Лучи обманчивых надежд Еще горят во тьме ночей... Моя судьба - то иногда Мне улыбнется вдалеке, То, как знакомая мечта, Опять с секирою в руке И опершись на эшафот, Мне безотрадно предстает... Тоска, отчаянье и грусть Мрачат лазурный небосклон Певца, который наизусть Врагом и другом затвержен... Безмолвен, мрачен и угрюм, Я дань бесславию плачу И, в вечном вихре черных дум, Оковы тяжкие влачу!.. Лишь ты один меня постиг... Кому, окажи, как не тебе, Знаком в убийственной судьбе Прямой души моей язык?.. Не ты ль один моих страстей Прочел заветную скрижаль И разгадал, быть может, в ней Туманной будущности даль? Не ты ли дикий каземат Преобразил, волшебник мой, В цветник приятный и живой, В весенний скромный вертоград?

  

  3 И пронеслося много лет С тех пор, когда явился ты, Как животворный тихий свет Ко мне, в обитель темноты... И где воинственный Кавказ С его суровой красотой, Где я с унылою мечтой Бродил, страдал, но не угас! Где дни отрады, новых мук, Страданий новых и разлук, Минуты дружеских бесед, Порывы бешеных страстей И все и всё?.. Их больше нет, Они лишь в памяти моей. Но сам я здесь, опять с тобой, С тобою, верный, милый друг, Как гул протяжный, тихий звук Иль эхо с арфой золотой!.. Апрель 1836 Москва

  ОН И ОНА II lui dit une sottise - elle lui repond par une autre.

   N. М. OH В последний раз, прекрасная, скажи: Любим ли я хоть несколько тобою? Она 0 милый друг! мне суждено судьбою Быть от тебя без сердца и души. Он Творец, я жив! - Но, ангел лучезарный, Зачем же ты не хочешь доказать?.. Она Моей любви? Злодей неблагодарный! Давно бы мог об этом мне сказать! Он Иди за мной; в тени густой дубровы Узнаешь ты миг счастья золотой! Она Иду, и знай: Лукреции суровой Ты не найдешь во мне, Тарквиний молодой! <1837> [1 Он сказал ей глупость - она ему ответила другой. Н. М. (франц.). - Ред.]

   КАРТИНА

  

  Chaque etoile a son tour vient apparaitre au ciel.

   Г<юго> (франц.). - Ред.] Как ты божественно прекрасна, 0 дева, рай моих очей! Как ты без пламенных речей Красноречиво сладострастна! Для наслажденья и любви Ты создана очарованьем; Сама любовь своим дыханьем Зажгла огонь в твоей крови! Свежее розы благовонной Уста румяные твои; Лилейный пух твоей груди Трепещет негой благосклонной! И этой ножки белизна, И эта темная волна По лоску бархатного тела, И этот стан зыбучий, смелый - Соблазн и взора и руки - Манят, и мучат, и терзают, И безотрадно растравляют Смертельный яд моей госки! Друзья мои! (Я своевольно Хочу везде иметь друзей, Хоть друг, предатель и злодей - Одно и то же! Очень больно, Но так и быть!) Друзья мои! Я вижу часто эту пери: Она моя! замки и двери Меня не разлучают с ней!.., И днем и позднею порою, В кругу заветном и один Любуюсь я, как властелин, Ее волшебною красою! Могу лобзать ее всегда В чело, и в очи, и в уста И тайны грации стыдливой Ласкать рукою прихотливой. "Счастливец!" - скажете вы мне. Напрасно... Все мое блаженство, Все милой девы совершенство И вся она - на полотне! <1837>

   ТЮРЬМА

   "Воды, воды!.." Но я напрасно

   А. П<ушкин>

  

  1 За решеткою, в четырех стенах, Думу мрачную и любимую Вспомнил молодец, и в таких словах Выражал он грусть нестерпимую:

  

  2 "Ох ты, жизнь моя молодецкая! От меня ли, жизнь, убегаешь ты, Как бежит волна москворецкая От широких стен каменной Москвы!

  

  3 Для кого же, недоброхотная, Против воли я часто ратовал, Иль, красавица беззаботная, День обманчивый тебя радовал?

  

  4 Кто видал, когда на лихом коне Проносился я степью знойною? Как сдружился я, при седой луне, С смертью раннею, беспокойною?

  

  5 Как таинственно заговаривал Пулю верную и метелицу, И приласкивал и умаливал Ненаглядную красну-девицу?

  

  6 Штофы, бархаты, ткани цветные Саблей острою ей отмеривал И заморские вина светлые В чашах недругов после пенивал?

  

  7 Знали все меня - знал и стар и млад, И широкий дол, и дремучий лес... А теперь на мне кандалы гремят, Вместо песен я слышу звук желез...

  

   8 Воля-волюшка драгоценная! Появись ты мне, несчастливому, Благотворная, обновленная - Не отдай судье нечестивому!.."

  

  9 Так он, молодец, в четырех стенах, Страже передал мысль любимую; Излилась она, замерла в устах - И кто понял грусть нестерпимую?.. <1837>

   ОСУЖДЕННЫЙ

  

  Нас было двое - брат и я...

  А. П<ушкин>

  

  1 Я осужден! К позорной казни Меня закон приговорил! Но я печальный мрак могил На плахе встречу без боязни, Окончу дни мои, как жил.

  

  2 К чему раскаянье и слезы Перед бесчувственной толпой, Когда назначено судьбой Мне слышать вопли и угрозы И гул проклятий за собой?

   3 Давно душой моей мятежной Какой-то демон овладел, И я зловещий мой удел, Неотразимый, неизбежный, В дали туманной усмотрел...

   4 Не розы светлого Пафоса, Не ласки гурий в тишине, Не искры яхонта в вине, - Но смерть, секира и колеса Всегда мне грезились во сне!

   5 Меня постигла дума эта И ознакомилась со мной, Как холод с южною весной, Или фантазия поэта С унылой северной луной.

   6 Мои утраченные годы Текли, как бурные ручьи, Которых мутные струи Не серебрят, а пенят воды На лоне илистой земли.

   7 Они рвались, они бежали К неверной цели без препон; Но быстрый бег остановлен, И мне размах холодной стали Готовит праведный закон.

   8 Взойдет она, взойдет, как прежде, Заутра ранняя звезда, Проснется неба красота, - Но я, я небу и надежде Скажу: "Простите навсегда!"

   9 Взгляну с улыбкою печальной На этот мир, на этот дом, Где я был с счастьем незнаком, Где я, как факел погребальный, Горел в безмолвии ночном;

   10 Где, может быть, суровой доле Я чем-то свыше обречен, Где я страстями заклеймен, Где чем-то свыше, поневоле Я был на время заключен;

   11 Где я... Но что?.. Толпа народа Уже кипит на площади... Я слышу: "Узник, выходи!" Готов - иду!.. Прости, природа! Палач, на казнь меня веди!.. <1837>

  ИЗ VIII ГЛАВЫ ИОАННА < (Грешница) > И говорят ему: "Она Была в грехе уличена На самом месте преступленья. А по закону мы ее Должны казнить без сожаленья: Скажи нам мнение свое!" И на лукавое воззванье Храня глубокое молчанье, Он нечто - грустен и уныл - Перстом божественным чертил! И наконец сказал народу: "Даю вам полную свободу Исполнить древний ваш закон; Но где тот праведник, где он, Который первый на блудницу Поднимет тяжкую десницу?" И вновь писал он на земле... Тогда, с печатью поношенья На обесславленном челе, Сокрылись дети ухищренья, И пред лицом его одна Стояла грешная жена! И он, с улыбкой благотворной, Сказал: "Покинь твою боязнь! Где обвинитель твой упорный? Кто осудил тебя на казнь?" Она в ответ: "Никто, учитель!" - "Итак, и я твоей души Не осужу, - сказал Спаситель, - Иди в свой дом и не греши!" <1837>

   ГЛАЗА

  

   Je croie parceque je croie!

   [Я верю, потому что верю! В. (франц.). - Ред.] Нелепин верит - и всему, И без понятия, и слепо; Недум, не веря ничему, Опровергает все нелепо. Скажите первому шутя, Что муха нос ему откусит, - При этой новости он струсит И вам поверит, как дитя. Потом спросите вы Недума: Счастлив ли он своей женой И не скрывает ли без шума Ее фантазий, как другой? Он вам ответит: "О, напрасно! Я ею счастлив и богат!" А между тем давно уж гласно, Что он невыгодно женат... Противоречие во мненьях - Оригинальный их девиз. И то же самое в явленьях Большого света и кулис: Один живет слепою верой В чужие мысли и дела; Другой скептическою мерой Определяет цену зла. И тот и этот без ошибки Судить готовы обо всем - И, кроме жалостной улыбки Над их мечтательным умом, Они всё видят и покойны... Так путник в жаркий летний день Встречает ключ в пустыне знойной И пальмы сладостную тень. И кто узнал, где наш Иуда? Когда обрушится, откуда Неиэбежимая гроза? А для того иметь не худо Свои хоть слабые глаза... <1837>

  ГРУСТЬ На пиру у жизни шумной, В царстве юной красоты Рвал я с жадностью безумной Благовонные цветы. Много чувства, много жизни Я роскошно потерял, И душевной укоризны, Может быть, не избежал. Отчего ж не с сожаленьем, Отчего - скажите мне, - Но с невольным восхищеньем Вспомнил я о старине? Отчего же локон черный, Этот локон смоляной, День и ночь, как дух упорный, Все мелькает предо мной? Отчего, как в полдень ясный Голубые небеса, Мне таинственно прекрасны Эти черные глаза? Почему же голос сладкой, Этот голос неземной, Льется в душу мне украдкой Гармонической волной? Что тревожит дух унылый, Манит к счастию меня? Ах, не вспыхнет над могилой Искра прежнего огня! Отлетели заблуждений Невозвратные рои - И я мертв для наслаждений, И угас я для любви! Сердце ищет, сердце просит После бури уголка; Но мольбы его разносит Безотрадная тоска! <1837>

   ЭНДИМИОН

  

  

   Dors, cette nuit encore, d'un sommeil pur et doux.

  В. Г<юго> (франц.). - Ред.] Ты спал, о юноша, ты спал, Когда она, богиня скал, Лесов и неги молчаливой, Томясь любовью боязливой, К тебе, прекрасна и светла, С Олимпа мрачного сошла; Когда она, никем не зрима, Тиха, безмолвна, недвижима, Она стояла пред тобой, Как цвет над урной гробовой; Когда, без тайного укора, Она внимательного взора С тебя, как чистого стекла, Свести, красавец, не могла - И сладость робких ожиданий И пламень девственных желаний Дышали жизнью бытия В груди божественной ея! Ты спал... Но страстное лобзанье Прервало сна очарованье. Ты очи черные открыл - И юный, смелый, полный сил, Под тенью миртового леса, Пред юной дщерию Зевеса Склонил колено и чело!.. Счастливый юноша! Светло! Редеет ночь, алеет небо! Смотри: предшественница Феба Открыла розовым перстом Врата на своде голубом! Смотри!.. Но бледная Диана В прозрачном облаке тумана, Без лучезарного венца Уже спешит в чертог отца, И снова ждет в тоске ревнивой Покрова ночи молчаливой! <1837>

   ВЕНОК НА ГРОБ ПУШКИНА Oh, qu'il est saint et pur le transport du poete, Quand il voit en espoite, bravant la morte muette, Du voyage de temps sa gloire revenir! Sur les ages futurs, de sa hauteure sublime, II se penche, ecoutant son lointain souvenir; Et son nom, comme un poids jete dans un abime, Eveille mille echos au fond de l'avenir!

  В. Гюго (франц.). - Ред.]

   I Эпоха! Год неблагодарный! Россия, плачь! Лишилась ты Одной прекрасной, лучезарной, Одной брильянтовой звезды! На торжестве великом жизни Угас для мира и отчизны Царь сладких песен, гений лир! С лица земли, шумя крылами, Сошел, увенчанный цветами, Народной гордости кумир! И поэтические вежды Сомкнула грозная стрела, Тогда как светлые надежды Вились вокруг его чела! Когда рука его сулила Нам тьму надежд, тогда сразила Его судьба, седой палач! Однажды утро голубое Узрело дело роковое... О, плачь, Россия, долго плачь! Давно ль тебя из недр пустыни полудикой Возвел для бытия и славы Петр Великой, Как деву робкую на трон! Давно ли озарил лучами просвещенья С улыбкою отца, любви и ободренья Твой полунощный небосклон. Под знаменем наук, под знаменем свободы Он новые создал великие народы; Их в ризы новые облек; И ярко засиял над царскими орлами, Прикрытыми всегда победными громами, Младой поэзии венок. Услыша зов Петра, торжественный и громкий, Возникли: старина, грядущие потомки, И Кантемир и Феофан; И, наконец, во дни величия и мира Возникла и твоя божественная лира, Наш Холмогорский великан! И что за лира: жизнь! Ее златые струны Воспоминали вдруг и битвы и Перуны Стократ великого царя, И кроткие твои дела, Елисавета, И пели все они в услышание света Под смелой дланью рыбаря! Открылась для ума неведомая сфера; В младенческих душах зиждительная вера Во все прекрасное зажглась; И счастия заря роскошно и приветно До скал и до степей Сибири многоцветной От вод балтийских разлилась! Посеяли тогда изящные искусства В груди богатырей возвышенные чувства; Окреп полмира властелин, И обрекли его, в воинственной державе, Бессмертию веков, незакатимой славе Петров, Державин, Карамзин!

   II Потом, когда неодолимый Сын революцьи, Бонапарт, Вознес рукой непобедимой Трехцветный Франции штандарт; Когда под сень его эгиды Склонились робко пирамиды И Рима купол золотой; Когда смущенная Европа В волнах кровавого потопа Страдала под его пятой; Когда отважный, вне законов, Как повелительное зло, Он диадемою Бурбонов Украсил дерзкое чело; Когда, летая над землею, Его орлы, как будто мглою, Мрачили день и небеса; Когда муж пагубы и рока Устами грозного пророка Вещал вселенной чудеса; Когда воинственные хоры И гимны звучные певцов Ему читали приговоры И одобрения веков; И в этом гуле осуждений, Хулы, вражды, благословений Гремел, гремел, как дикий стон, Неукротимый и избранный, Под небом Англии туманной Твой дивный голос, о Байрон! - Тогда, тогда в садах Лицея, Природный русский соловей, Весенней жизнью пламенея, Расцвел наш юный корифей; И гармонические звуки Его младенческие руки Умели рано исторгать. Шутя пером, играя с лирой, Он Оссиановой порфирой . Хотел, казалось, обладать. Он рос, как пальма молодая На иорданских берегах, Главу высокую скрывая В ему знакомых облаках; И, друг волшебных сновидений, Он понял тайну вдохновений, Глагол всевышнего постиг; Восстал, как новая стихия, Могуч, и славен, и велик - И изумленная Россия Узнала гордый свой язык!

  

   III И стал он петь, и все вокруг него внимало; Из радужных цветов вручил он покрывало Своей поэзии нагой. Невинна и смела, божественная дева Отважному ему позволила без гнева Ласкать, обвить себя рукой; И странствовала с ним, как верная подруга, По лаковым парке блистательного круга Временщиков, князей, вельмож; Входила в кабинет ученых и артистов И в залы, где шумят собрания софистов, Меняя истину на ложь; Смягчала иногда, как гений лучезарный, Гонения судьбы то славной, то коварной; Была в тоске и на пирах, И вместе пронеслась, как буйная зараза, Над грозной высотой мятежного Кавказа И Бессарабии в степях. И никогда нигде его не покидала; Как милое дитя, задумчиво играла Или волной его кудрей, Иль бледное чело, объятое мечтами, Любила украшать небрежными перстами Венков из лавров и лилей. И были времена: унылый и печальный, Прощался иногда он с музой гениальной, Искал покоя, тишины; Но и тогда, как дух, приникнув к изголовью, Она его душе с небесною любовью Дарила праведников сны. Когда же утомясь минутным упоеньем, Всегдашним торжеством, высоким наслажденьем, Всегда юна, всегда светла, Красавица земли, она смыкала очи, То было на цветах, а их во мраке ночи Для ней рука его рвала. И в эти времена всеведущая Клио Являлась своему любимцу горделиво, С скрижалью тайною веков; И пел великий муж великие победы, И громко вызывал, о праотцы и деды, Он ваши тени из гробов!

  

  IV Где же ты, поэт народный, Величавый, благородный, Как широкий океан; И могучий и свободный, Как суровый ураган? Отчего же голос звучный, Голос, с славой неразлучный, Своенравный и живой Уж не царствует над скучной, Полумертвою душой, Не владеет нашей думой, То отрадной, то угрюмой, По внушенью твоему? Не всегда ли безотчетно, Добровольно и охотно Покорялись мы ему? О так, о так, певец Людмилы и Руслана, Единственный певец волшебного фонтана, Земфиры, невских берегов, Певец любви, тоски, страданий неизбежных, Ты мчал нас, уносил по лону вод мятежных Твоих пленительных стихов; Как будто усыплял их ропот грациозный, Как будто наполнял мечтой религиозной Давно почивших мертвецов. И долго, превратись в безмолвное вниманье, Прислушивались мы, когда их рокотанье Умолкнет с отзывом громов. Мы слушали, томясь приятным ожиданьем, - И вдруг, поражена невольным содроганьем, Россия мрачная, в слезах, Высоко над главой Поэзии печальной Возносит не венок, но факел погребальный, И Пушкин - труп, и Пушкин - прах! Он - прах! Довольно! Прах, и прах непробудимый! Угас, и навсегда, мильонами любимый, Державы северной Баян! Он новые приял, нетленные одежды И к небу воспарил под радугой надежды, Рассея вечности туман!

   V

  ГИМН СМЕРТИ Совершилось: дивный гений, Совершилось: славный муж Незабвенных песнопений Отлетел в страну видений, С лона жизни в царство душ! Пир унылый и последний Он окончил на земле; Но, бесчувственный и бледный, Носит он венок победный На возвышенном челе. О, взгляните, как свободно Это гордое чело! Как оно в толпе народной Величаво, благородно, Будто жизнью расцвело! Если гибельным размахом Беспощадная коса Незнакомого со страхом Уравнять умела с прахом, То узрел он небеса! Там под сению святого, Милосердного творца Без печального покрова Встретят жителя земного, Знаменитого певца. И благое провиденье Слово мира изречет, И небесное прощенье, Как земли благословенье, На главу его сойдет... Тогда, как дух бесплотный, величавый, Он будет жить бессумрачною славой, Увидит яркий, светлый день; И пробежит неугасимым оком Мильон миров, в покое их глубоком, Его торжественная тень; И окружит ее над облаками Теней, давно прославленных веками, Необозримый легион: Петрарка, Тасс, Шенье - добыча казни... И руку ей с улыбкою приязни Подаст задумчивый Байрон; И между тем, когда в России изумленной Оплакали тебя и старец и младой, И совершили долг последний и священный, Предав тебя земле холодной и немой, И, бледная, в слезах, в печали безотрадной, Поэзия грустит над урною твоей, - Неведомый поэт, но юный, славы жадный, О Пушкин! преклонил колено перед ней. Душистые венки великие поэты Готовят дня нее - второй Анакреон; Но верю я: и мой в волнах суровой Леты С рождением своим не будет поглощен - На пепле золотом угаснувшей планеты Неомелою рукой он с чувством положен. Утешение "Над лирою твоей разбитою, но славной Зажглася и горит прекрасная заря! Она облечена порфирою державной Великодушного царя". Январь - 3 марта 1837 "ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА К АЛЕКСАНДРУ ПЕТРОВИЧУ ЛОЗОВСКОМУ> Вот тебе, Александр, живая картина моего настоящего положения: Но горе мне с другой находкой: Я ознакомился с чахоткой, И в ней, как кажется, сгнию! Тяжелой мраморною плитой, Со всей анафемскою свитой - Удушьем, кашлем - как змея, Впилась, проклятая, в меня; Лежит на сердце, мучит, гложет Поэта в мрачной тишине И злым предчувствием тревожит Его в бреду и в тяжком сне. Ужель, ужель - он мыслит грустно - Я подвиг жизни совершил И юных дней фиал безвкусный, Но долго памятный, разбил! Давно ли я в оргиях шумных Ничтожность мира забывал И в кликах радости безумных Безумство счастьем называл? Тогда - вдали от глаз невежды Или фанатика-глупца - Я сердцу милые надежды Питал с улыбкой мудреца, И счастлив был! Самозабвенье Плодило лестные мечты, И светлых мыслей вдохновенье Таилось в бездне пустоты. С уничтожением рассудка, В нелепом вихре бытия Законов мозга и желудка Не различал во мраке я. Я спал душой изнеможенной, Никто мне бед не предрекал, И сам, как раб, ума лишенный, Точил на грудь свою кинжал; Потом проснулся... но уж поздно... Заря по тучам разлилась - Завеса будущности грозной Передо мной разодралась... И что ж? Чахотка роковая В глаза мне пристально глядит, И, бледный лик свой искажая, Мне, слышу, хрипло говорит: "Мой милый друг, бутыльным звоном Ты звал давно меня к себе; Итак, являюсь я с поклоном - Дай уголок твоей рабе! Мы заживем, поверь, не скучно: Ты будешь кашлять и стонать, А я всегда и безотлучно Тебя готова утешать..." Декабрь 1837

  К МОЕМУ ГЕНИЮ Ужель, мой гений быстролетный, Ужель и ты мне изменил, И думой черной, безотчетной, Как тучей, сердце омрачил? Погасла яркая лампада - Заветный спутник прежних лет, Моя последняя отрада Под свистом бурь, на море бед... Давно челнок мой одинокой Скользит по яростной волне, И я не вижу в тьме глубокой Звезды приветной в вышине; Давно могучий ветер носит Меня вдали от берегов; Давно душа покоя просит У благодетельных богов... Казалось, теплые молитвы Уже достигли к небесам, И я, как жрец, на поле битвы Курил мой светлый фимиам, И благодетельное слово В устах правдивого судьи, Казалось, было уж готово Изречь: "Воскресни и живи!" Я оживал... Но ты, мой гений, Исчез, забыл меня - и я Теперь один в цепи творений Пью грустно воздух бытия... Темнеет ночь, гроза бушует, Несется быстро мой челнок - Душа кипит, душа тоскует, И, мнится, снова торжествует, Над бедным плавателем рок. Явись же, гений прихотливый! Явись опять передо мной И проведи меня счастливо К стране, знакомой с тишиной!

   ТОСКА Бывают минуты душевной тоски, Минуты ужасных мучений, Тогда мы злодеи, тогда мы враги Себе и мильонам творений. Тогда в бесконечной цепи бытия Не видим мы цели высокой - Повсюду встречаем несчастное "я", Как жертву над бездной глубокой; Тогда, безотрадно блуждая во тьме, Храним мы одно впечатленье, Одно ненавистное - холод к земле И горькое к жизни презренье. Блестящее солнце в огнистых лучах И неба роскошного своды Теряют в то время сиянье в очах Несчастного сына природы; Тоска роковая, убийца-тоска Над ним тяготеет, как мрамор могилы, И губит холодная смерти рука Души изнуренные силы. Но зачем же вы убиты, Силы мощные души? Или были вы сокрыты Для бездействия в тиши? Или не было вам воли В этой пламенной груди, Как в широком чистом поле, Пышным цветом расцвести?

   ЭРПЕЛИ

  <главы из поэмы>

  

  

   (Воинам Кавказа)

  Глава I Едва под Грозною1 возник Эфирный город из палаток И раздался приветный крик Учтивых егерских солдаток: "Вот булки, булки, господа!" И, чистя ружья на просторе, Богатыри, забывши горе, К ним набежали, как вода; Едва иные на форштадте Найти успели земляков И за беседою о свате Иль о семействе кумовьев, В сердечном русском восхищенье И обоюдном поздравленье Вкусили счастие сполна За квартой красного вина; Едва зацарствовала дружба, - Как вдруг, о тягостная служба! Приказ по лагерю идет: Сейчас готовиться в поход. Как вражья пуля, пролетела Сия убийственная весть, И с ленью сильно зашумела На миг воинственная честь. "Увы! - твердила лень солдатам, - И отдохнуть вам не дано; Вам, точно грешникам проклятым, Всегда быть в муке суждено! Давно ль явились из похода - И снова, батюшки, в поход! Начальство только для народа Смышляет труд да перевод. Пожить бы вам, хотя немного, Под Грозной крепостью, друзья! Нет, нет. у Розена ни бога, Ни милосердья, ни меня! Пойдете вы шататься в горы; Чеченцы - бестии и воры - Уморят вас без сухарей; Спросите здешних егерей!.." - "Молчать, негодная разиня! - В ответ презрительно ей честь. - Я - сердца русского богиня И подавлю пятою лесть. Ужель вы, братцы, из отчизны Сюда спешили для того, Чтоб после слышать укоризны От сослуживца своего: "Они-де там не воевали, А только спали на печи, В станицах с девками играли, Да в селах ели калачи!" (Не воевали мы, бесспорно - Есть время спать и воевать). "Вам был знаком лишь ветер горный, Теперь пора и горы знать; Вы целый год здесь ели дули, Арбузы, тёрн и виноград; Теперь - прошу - отведай пули, Кто духом истинный солдат! Винить начальство грех и глупо: Оно, ей-ей, умнее нас И без причины вместо супа В котлы не льет гусиный квас. Идите в горы, будьте рады, Пора патроны расстрелять, За храбрость лестные награды Сочтут за долг вам воздавать; А егерям прошу не верить, Хоть лень сослалась на их гурт; Они привыкли землемерить Одну дорогу в Старый Юрт"2. Так честь солдатам говорила, Паря над лагерем полка, И лень печально и уныло Ушла, вздохнув издалека. Внезапно ожили солдаты; Везде твердят: "В поход, в поход!" Готовы. "Здравствуйте, ребята!" - "Желаем здравия!" - И вот Выходят роты. Солнце блещет На грани ружей и штыков; Крест на грудь - и как море плещет В рядах походный гул шагов. Вот Розен!.. Как глава от тела, Он от дружин не отделен; Его присутствием несмелый Казак и воин оживлен! Его сребристые седины Приятны старым усачам: Они являют их глазам Давно минувшие картины, Глубоко памятные дни! Так прежде видели они Багратионов пред полками, Когда, готовя смерть и гром, Они, под русскими орлами, Шли защищать Романов дом, Возвысить блеск своей отчизны, Или, к бессмертью на пути, Могилу славную найти Для вечной и бессмертной тризны! Так прежде сам он был знаком Седым служителям Беллоны; Свои надежды, обороны Они вторично видят в нем. И полк устроенной громадой По полю чистому валит, И ветер свежею отрадой Здоровых путников дарит. Все живо: здесь неугомонный Гремит по воле барабан; Там хоры песни монотонной "Пал на сине море туман!" Здесь "Здравствуй, милая", с скачками Передового плясуна; Веселый смех между рядами И без запрету тишина. Глубокомыслящие Канты И на черкесских жеребцах В доспехах