В. В. Толбин
Обыкновенный случай
(Князю В. Ф. Одоевскому.)
--------------------------------------
Поэты-петрашевцы
А. П. Баласогло, А. И. Пальм, Д. Д. Ахшарумов, С. Ф. Дуров, А. Н. Плещеев
Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание.
Л., Советский писатель, 1957
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
--------------------------------------
Василий Васильевич Толбин (1821-1869), привлекавшийся в 1849 г. к
допросу, но оставленный на свободе под секретным надзором, {Петрашевцы.
Сборник материалов под ред. П. Е. Щеголева, т. 3. М.-Л., 1928, стр. 273.}
посещал вечера Петрашевского с 1847 г. По словам Баласогло, он являлся
"почти только как сотрудник Дершау по "Финскому вестнику" или вместе с самим
Дершау, или, весьма редко, и без него". Баласогло показал также, что Толбин
"живет едва ли не одной литературой". В "Финском вестнике", "Литературной
газете" и других изданиях Толбин помещал рассказы, так называемые
"нравоописательные очерки", исторические обзоры. Кроме того, он напечатал
Несколько стихотворений (в том числе - "Домовой. Подражание Беранже",
"Литературная газета", 1845, No 37). В 60-е годы некоторые его стихотворения
распространялись в списках и даже были опубликованы в "Колоколе" Герцена.
{Указано в Энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона, т. 65.
СПб., 1901, стр. 430.}
Прожитых лет воспоминанья:
Без пользы сгибнувшие дни,
Пустые сердца упованья,
Смешные юности страданья,
Надежд блудящие огни
И, словом, всё, что только было
Душе так тягостно иль мило,
В тот краткий срок, когда от нас
Сокрыто жизни назначенье:
Борьба, утраты и терпенье,
Всё здесь - всё слито в мои рассказ.
Вот он! Его простые звуки
Вас не займут, уверен я;
Быть может, даже много скуки
На вас навеет песнь моя...
Но, полон памяти блеснувшей
О том мгновении, когда
Казали вы мечте уснувшей
На подвиг славы и труда,
Когда в день скорби и печали
Вы дружно руку мне пожали,
Я ныне первой мысли звуки
Вручаю в творческие руки!
Si jeunesse savait {*}.
{* Если б знала молодость (франц.). - Ред.}
1
Короткий день угас; вечерняя заря
Лазури западной не кроет блеском алым;
На небесах свинцовых декабря
Подернуты туч снежным покрывалом
И звезды и луна. Едва-едва горя,
Мерцают фонари сияньем запоздалым,
Метель шумит, и в мерзлое окно
В дверь просится мороз с уныньем заодно.
2
Среди приютных стен камин свой затопив,
Пред пламенем, подернутым золою,
Прозябнувшую грудь от холода прикрыв,
Усталые, томимые тоскою,
Зевая, мы грустим о зелени олив
И, недовольные родимою зимою,
Без наслаждения, пред легкой теплотой,
В раздумий сидим, поникнув головой.
3
И просятся тогда, в таинственной тиши,
На сердце лет увядших вспоминанья:
Всё бытие минувшее души -
И первая любовь и первые страданья -
И мысль средь новых дум, забытая в глуши,
Опять свои приемлет очертанья,
Как будто бы, от уз разрешены,
Мы прошлому опять возвращены.
4
Тогда блажен, кто может вспомянуть
Игрунью-молодость весельем и пирами,
Заветной радостью, живившей прежде грудь,
Надеждой светлою, не взятою годами.
О, пусть тогда грядущей жизни путь.
Нерадостный, лежит перед очами;
Счастливца в прошлое стремится взор и слух
И кровь его кипит, хотя камин потух.
5
Но ежели одни тяжелые утраты,
Едва забытые в кровавых хлопотах,
И сон надежд, существенностью взятый,
И чувства милых к нам, остывшие в гробах,
Придется вспомянуть... несчастливый трикраты.
Не находя отрад минувшего в мечтах,
Закрыв глаза рукой, рыдает, и с очей
Слеза, струясь, кипит на золоте углей!
6
О чем грустить! Нам жизнь погибших дней
Не возвратит и, внемля без участья
И лепету оставшихся скорбей
И ропоту несбывшегося счастья,
Идет вперед, бросая на людей,
С довольною улыбкой самовластья,
Свои дары, и ей заботы нет,
Какой они на них оставят след.
7
В минувшем жить отвык уж я давно...-
Что пользы жить несбыточной мечтою?
Печаль и радость, всё прошло равно
И не предстанет снова предо мною!
Но вспомнил я влияние одно
Причуды странной над иной душою,
И хочет память бледный свой рассказ
Здесь передать, чтоб позабавить вас.
8
Под небом тем, где средь крутых холмов
Стоит Москва провинциальной дамой
И мутная река, синея меж домов,
На лужи вешние струится эпиграммой,
Где колокольный звон, от золота крестов
Стремяся к облакам, гудит до ночи самой,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
9
Жила-была...- без этого никак,
Как труд ученого иль свадьба без огласки.
Не начинаются ни в прозе, ни в стихах
Ни эпитафия, ни повести, ни сказки.
На юге, западе, в различных сторонах,
У всякого конька свои салазки,
А жил да был для русской сказки, право,
Приличная народная оправа.
10
Не помню, как звалася героиня,
А ежели и помню - что вам в том?
Мужчине имя женское святыня,
О нем молчу, да не помянет злом
Меня их пол. Она была... графиня -
Но это звание не имя, и притом
Графинь так много-много, что едва ли
Мою когда б вы в жизни повстречали.
11
Она была не то чтобы стройна,
Не то чтобы была пригожа иль полна,
Бела как снег, как сумрак черноока,
Зато всегда во всем окружена
Всем блеском мод - изящностью глубокой,
Она казалась милой, и при ней
Вы забывали многих, кто ее милей.
12
Ее чело хранило гордый вид,
Но взгляд ее так полон был томленья,
Тиха так речь, так бледен цвет ланит,
Как будто бы тяжелое терпенье
Досталось ей на долю и манит
К ней силой вас любви и сожаленья;
Как будто бы ей небом суждено
Страдание нести, и не одно.
13
По праздникам, бывало, у обедни
Она, уединясь, стояла у окна
В смирении, как грешный раб последний,
Потупя взор, в себя углублена.
Молва о ней носилась... Но те бредни
Казались клеветой, - искусно так она
Умела скрыть под ликом Магдалины
Все страсти буйные, как чувства след единый.
14
Ни одного ни раута, ни бала,
Ни зрелищ городских, ни сельских вечеров
Графиня модная моя не пропускала,
Усталости не зная, хоть годов
Ей было под тридцать. Чего она искала -
Веселья, почестей? Нет! в толкотне пиров
И в храме, грешница, при гимнах алтарей,
Искала жертв для прихоти своей.
15
И между тем как алые уста
Шептали гимны, взгляд ее, блуждая,
Летел не к знаменью высокому креста,
И мысль стремилась не к пределам рая,
Нет, в тех стенах, где благодать Христа
Приемлет всех, всё отчески прощая,
И там она - прости ей правый бог -
Была полна одних земных тревог.
16
Хотя любовь безумную из моды
Повыбили из нас примеры и расчет,
И даже смысл ее в пустые наши годы
Теперь из нас едва кой-кто поймет;
Но женщина, сей лучший цвет природы,
Везде, всегда поклонника найдет -
Идет к ним в плен не знающий науки,
Как рыбка бедная на зуб лукавой щуки.
17
Близ места, где ее высокий дом
Вознес свои узорные колонны,
Жил некто Пронский. Часто вечерком,
Когда луна свой блеск на город сонный
Бросала тихо, плавя серебром
Ее палат чугунные балконы,
Глядел он долго, как в окнах мелькала
Соседка модная, приехавшая с бала.
18
И мысль его стремилася за ней
По залам длинным до заветной спальни,
До ложа, где сомкнутых сном очей
Не смел тревожить отблеск утра дальний
Сквозь темных штор. И ярче и сильней
Мечта чертила век тот идеальный,
Когда, без риз, в тот миг, как бродят сны,
Вверялись жены скромности луны.
19
Но Пронский был еще так молод. Ум
Его, не занятый печальным наблюденьем
Иных картин житейских нужд и дум,
Настроен был к единым побужденьям
Любить мечтательно и странно. Наобум,
Без всяких данных, сладким убежденьям
Он предавался, что душе душа
Ответная дана здесь, и, спеша
20
Найти ее, мечтатель встретил где-то
Графиню. Юностью цветущее чело
Средь лиц, измятых трудной бурей света,
Ее внимание невольно привлекло.
Как дева робкий, как мечта поэта
Восторженный и слабый, как стекло,
Пред красотой и женскою причудой,
Графине Пронский показался чудом.
21
Так посреди безлиственных долин,
Когда цветок нам встретится случайно
В траве сухой - блистающий один
Весенней свежестью, хранимый силой тайной
До времени от непогод и льдин
Несносной осени, поры бесцветной крайно, -
О вешних днях тоскуя, мы его,
Сорвав, храним у сердца своего.
22
Графине Пронский показался мил
Незнаньем жизни, свежестию чувства;
В его душе ей взгляд открыл
Возможность страсти, безо лжи искусства
И тех измен, которыми сгубил
В ней веру свет, и с самого замужства
До той поры, как Пронский ей явился,
Ни разу пульс в ней сильно так не бился.
23
Она воскресла! Газовый покров
Вздымался сильно на груди прекрасной,
Дрожала ножка на шелку ковров,
Уста пылали. Юноша, опасной
Беги минуты; розовых оков
Ярмо тяжеле уз стальных. Напрасно!
Благой совет исчез, как звук в пустыне!..
Он как сосед представился графине.
24
Под говор скрипок, под мотив живой
Кадрилей их уста открылись вздором:
Поверкой балов будущих зимой,
Убранства дам критическим обзором,
На скуку жизни эпиграммой злой,
Про новые романы легким спором -
Условною, обычной болтовней
Менялися они между собой.
25
Но вскоре изменился разговор,
И толк иной пошел меж ними смело
О том, что речь кончает часто взор,
Что миг иной дороже жизни целой;
Что часто свет, вменяя нам в укор
Влеченье чистое, - корыстный, охладелый,
Прощает нам порыв других страстей,
Которые и ниже и грубей.
26
И мыслию согретых много слов
Она бросала с детской простотою;
Такою искренней казалась, что готов
Ей Пронский был предаться всей душою
И верить ей. Таков - всегда таков
Тот возраст, где пред женской красотою
Молчит рассудок, говорят мечты.
Но он еще не перешел черты,
27
Когда, освободясь младенческих пелен,
Вокруг себя впервые сердце взглянет
И, пылкое, отбросив долгий сон
От вежд своих, просить привета станет.
Кто первая отдаст ему поклон,
В его желания заветной думой канет.
Доверчиво, страдательно-смешно
Уж сердце к той навек привлечено.
28
Какою красотой тогда сияет свет
Средь призраков восторженных видений!
Какой тогда душисто-чудный цвет
Растят мечты! Все чары наслаждений:
И рай отрад и горный лавр побед -
Нам видятся средь наших сновидений!
Волшебный миг, недолог ты - года
Тебя от нас уносят, и тогда
29
Где слезы счастия, восторги ожиданья,
И сны, томящие средь сумрака ночей,
И робость детская в миг первого свиданья,
Лобзаний сот и музыка речей,
Нам в грудь лиющая волну очарованья?..
То ж сердце в нас, но в полдень наших дней
Любовь не та, и милых жен к ногам
Несем уж мы не тот душистый фимиам!
30
Но Пронский был еще далек от лет,
Когда наш ум, отринув заблужденья,
Мечтам любви приюта не дает.
Сребристый голос, стройные движенья,