Павлова Каролина Карловна - Стихотворения, Страница 2 - Книги

Из-под холодного покрова

Ужель встает немая тень?

Ужели я теперь готова,

Чрез двадцать лет, заплакать снова,

Как в тот весенний, грустный день?

Внимая гулу жизни шумной,

Твердя толпы пустой язык,

Боялась, словно вещи чумной,

Я этой горести безумной

Коснуться сердцем хоть на миг.

Ужель былое как отрада

Мне ныне помнится в тиши?

Ужели утолять я рада

Хоть этим кубком, полным яда,

Все жажды тщетные души!

Март 1848

К ***

Когда шучу я наудачу,

Когда смеюся я с людьми

И ты лишь видишь, как я плачу, -

Тех слез значенье ты пойми.

Пойми, что в этот миг не надо

Велеть мне верх брать над собой;

Что в этом взрыве есть отрада

И примирение с судьбой.

Его прими ты как поруку,

Что всех простила я вполне,

Что протянул недаром руку

Так добросовестно ты мне;

Что, весь свой век сражаясь с ложью,

В конце тяжелого пути

Могу признать я милость божью

И в гроб без ропота сойти,

Могу, в толпе не дрогнув бровью,

Томима ношею большой,

Заплакать с верой и любовью

Пред многолюбящей душой.

И шлет господь, быть может, эту

Нежданную мне благодать

За то, что каждому привету

Еще я смею доверять;

Что без опор и без приюта

Еще полна я сил былых;

Что слово горестное Брута

Из уст не вырвалось моих.

Декабрь 1854

* * *

Люблю я вас, младые девы;

Люблю грусть жизненной весны,

Мечты неясные напевы,

Еще неведающей Евы

Люблю таинственные сны.

Я помню их. В душе ленивой

Все помним мы заветный бред;

Все помним мы восторг свой лживый,

И сердца помысл горделивый,

И горе внутренних побед.

У всех средь жизненной неволи

Была мечта одна и та ж, -

Но мы, познав земные доли,

Мы, в коих смолкла жажда боли

И присмирела сердца блажь;

Мы, в коих ныне силы мало,

Чтоб настоящее нести, -

Мы опускаем покрывало

На все, что душу волновало,

И шепчем тихое: прости!

<1855>

* * *

Когда карателем великим

Неправды гордой и обид,

Противясь силой силам диким,

С Антеем в бой вступил Алкид,

Не раз врага сразил он злого,

Но, опрокинутый, в пыли

Вставал грозней, окрепнув снова,

Неукротимый сын земли.

И начинался спор сначала,

Ожесточенней, чем сперва;

И бой вести не уставала

Власть духа с властью вещества.

И вдохновенной мысли ныне

Завистливо противостать

Взялось, в слепой своей гордыне,

Земли могущество опять.

С ней вновь в борьбу оно вступило,

Упорно длится битва их;

И будет ныне духа сила

Опять сильнее сил земных.

Август 1855

Петербург

КАДРИЛЬ

(Отрывок из поэмы)

Посвящение Е. А. Баратынскому

Ты мечты моей созданью

Ждал счастливого конца...

И, верна души призванью,

Этот труд печальной данью

Я кладу на гроб певца:

В память дум твоих, Евгений,

Полных чистого огня,

В память светлых вдохновений,

В память радостных мгновений,

В память горестного дня.

Для маскарада уж одета,

Замок алмазного браслета

Смыкая на руке, вошла

Графиня в двери кабинета;

И в этот вечер как была,

В наряде вишневого цвета,

Она прекрасна и бела!

Каким сияньем талисмана

В ее венце блестел опал!

Как пышно вкруг младого стана

Тяжелый бархат упадал!

Бьет девять. Взор склонивши томный,

Она сидит и ждет подруг;

Сложила на одежде темной

Блестящий мрамор дивных рук.

Как знать, что под густой ресницей

Высказывает яхонт глаз?

В какую даль младою птицей

Теперь мечта ее взвилась?

О чем задумалась так мило?

Каким забылась тайным сном?

Владеет ли ее умом

То, быть чему... иль то, что было?..

Но вот к хозяйке молодой

Три юные подруги, рядом,

Шелковым зашумев нарядом,

Вошли в затейливый покой.

Встает с богатого дивана

Графиня: "Как любезны вы,

Что съехались ко мне так рано!"

И быстро с ног до головы

Их осмотрела: "Как пристало

К Надине яркое жонкиль!

Как белый бархат рядит Олю!" -

И язычкам своим дал волю

Очаровательный кадриль.

А засыпал уж православный

Широкий город между тем;

В его средине Кремль державный

Светлел, как призрак, грозно-нем.

Ночь воцарилась.

Южной ночи

Не знаю я, России дочь;

Но как у нас, в морозной мочи,

Январская волшебна ночь!

Когда, молчанием объяты,

Бело стоят Москвы палаты;

Когда стозвездна синева,

И будто в ледяные латы

Одета дивная Москва!

На эти долгие морозы

Роптала я в моей весне;

Играли молодые грезы,

Просили многого оне...

Теперь с тобою было б больно

Расстаться мне, Москва моя!

Безвестной долей я довольна,

Страшусь иного бытия!

Прошли воображенья чары;

Давно не возмущают сна

Ни андалузские гитары,

Ни грохотанье Ниагары,

Ни глав Альпийских белизна.

Привыкла к скромной я картине,

К уединенному труду,

И взорам вид любимый ныне -

Дитя веселое в саду.

. . . . . . . . . . . . .

Зачем, качая головою,

Так строго на меня смотря,

Зачем стоишь передо мною,

Призрак Певца-богатыря?

Ужели дум моих обманы

Увлечь дерзнут мой детский стих

В заветный мир твоей Татьяны,

В мир светлых образов твоих,

Где облачал мечту-царицу

Ты в лучезарный дифирамб

И клал ей в гордую десницу,

Как звучный меч, свой мочный ямб?

Увы! где тот в отчизне целой,

Кто б мог, как ты непобедим,

Владеть теперь, в надежде смелой,

Твоим оружьем золотым?

Сраженный смертию нежданной,

Доспех ты чудный взял с собой,

Как в старину булат свой бранный

В свою гробницу брал герой.

И все робеют и поныне,

Поэта вспоминая вид:

Все страшен ты певцов дружине,

Как рати мавров мертвый Сид.

. . . . . . . . . . . . .

Ночь воцарилась. Уж мерцали

Средь мрака фонари бледней;

Кой-где, как бы по твердой стали,

Звучал летучий скрип саней.

На улицах Первопрестольной

Все было тихо, холодно;

Гулял по ним лишь ветер вольный,

Метель стучалася в окно.

Но, недоступны хладным вьюгам,

Зимы чудесные цветы,

Перед камином тесным кругом

Четыре сели красоты.

В непринужденном разговоре

Уже быстрее их слова

Сливаться стали. Речь сперва

Была о светском, пестром вздоре,

Которым тешится Москва;

Но женская беседа вскоре

Пошла привычной колеей;

И, тотчас вспыхнув, спор живой

Родное принял направленье:

Мужчин и женщин назначенье,

И сердца выбор роковой,

И тяжкое разуверенье. -

Всегда в беседе мы своей

Невольно в речь впадаем ту же:

Молчим почтительно о муже,

Но вообще браним мужей.

"Нет, я не соглашуся с вами;

Признаемся, почти всегда

Во всем мы виноваты сами".

- "Помилуйте, графиня!"

- "Да;

Тех бедствий женщина могла бы

Избегнуть, если бы она

Сама себе была верна;

Но все мы ветрены и слабы.

Глубоко в сердце вложено

Нам чувство счастия и блага;

Но от решительного шага

Когда удержит нас оно?

Нас самолюбье губит вечно:

Кто скажет нам, что, не греша,

Нельзя нас не любить сердечно, -

В том и высокая душа,

Тому вверяемся беспечно.

Притом пугает, с ранних пор,

Нас предрассудка приговор.

Не смеем ждать мы благородно

Того, чье сердце с нашим сходно,

С кем мы сойтись бы на пути

Могли; с кем и сошлись, но поздно,

Когда обоим уже розно

Навек назначено идти.

Не мы ль, скажите, виноваты?"...

<Между 1843 и 1859>

ПРИМЕЧАНИЯ

Тексты стихотворений сборника взяты из прижизненных и посмертных изданий произведений поэтесс, а также из различных литературных альманахов и журналов. В тех случаях, когда это было возможно, тексты сверялись по советским изданиям.

Стихотворения в подборках расположены не всегда в хронологической последовательности, а часто группируются по тематическим признакам. Даты написания стихотворений воспроизводятся только по печатным источникам; часть стихотворений датировать не удалось. Не разысканы и не воспроизведены, к сожалению, также портреты А. А. Волковой, А. И. Готовцовой и Н. С. Тепловой. конца XIX столетия более целостно, в состав сборника включены и стихотворения, написанные ими в начале XX века.

К. К. Павлова

Дума (стр. 101). Маркиз Поза - герой трагедии Шиллера "Дон Карлос", благородный защитник угнетенных, преданный идеалам свободы.

"Среди событий ежечасных..." (стр. 106). Написано во время революции 1848 г. Во Франции тогда находился Мицкевич. О нем ("немая тень") и говорится в стихотворении.

К*** ("Когда шучу я наудачу...") (стр. 107). Обращено к Борису Исааковичу Утину (1831-1872), тогда студенту Дерптского университета, впоследствии видному юристу, с которым у К. Павловой возникли близкие отношения во время ее пребывания в Дерпте. Этому нерадостному роману посвящено одиннадцать стихотворений К. Павловой. Что слово горестное Брута Из уст не вырвалось моих. - Имеются в виду предсмертные слова Брута, одного из убийц Юлия Цезаря, приведенные Плутархом ("Брут", 52). В ответ на предложение бежать после поражения в решающей битве с войсками Марка Антония и Октавиана (42 г. до н. в.) Брут сказал: "Бежать и как можно скорее, но только с помощью рук, а не ног", после чего покончил самоубийством.

"Когда карателем великим..." (стр. 112). Написано в дни Крымской войны, когда были получены известия о падении Севастополя, героически защищавшегося против войск французов, англичан и турок. Патриотически настроенная поэтесса олицетворяла в стихотворении материальные силы Запада в образе Антея (сына богини земли Геи) и духовную силу России в образе Геракла (Алкид), победившего, согласно греческому мифу, Антея после того, как он сумел оторвать его от земли.

Кадриль. Отрывок из поэмы (стр. 114). Е. А. Баратынский скончался в 1844 г., когда начало поэмы К. Павловой уже публиковалось в печати. Жонкиль - декоративные цветы, один из видов нарцисса. Призрак Певца-богатыря - речь идет о Пушкине. Сид - Сид Кампеадор (XI век) - воспетый в эпосе испанский герой; прославился в войнах с маврами (арабами) при освобождении Испании от их владычества. В поэме К. Павловой изображены четыре светских подруги ("очаровательный кадриль"), поочередно рассказывавшие при встрече перед отъездом на бал свои жизненные истории.

К. К. Павлова

Стихотворения --------------------------------------

Царицы муз: Русские поэтессы XIX - начала XX вв. / Сост., автор вступ. статьи и коммент. В. В. Ученова. - М.: Современник, 1989.

OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

Содержание

"Шепот грустный, говор тайный..."

Странник

"Когда встречаюсь я случайно..."

Дорога

* * *

Шепот грустный, говор тайный,

Как в груди проснешься ты