Некрасов Николай Алексеевич - Собрание стихотворений. Том 2.

перед общей бедой. Горе стране разоренной! Горе стране отсталой!.. Войско одно - не защита. Да ведь и войско, дитя, Было в то время забито, Лямку тянуло кряхтя..."

16

Дедушка кстати солдата Встретил, вином угостил, Поцеловавши как брата, Ласково с ним говорил: "Нынче вам служба не бремя - Кротко начальство теперь... Ну, а как в наше-то время! Что ни начальник, то зверь! Душу вколачивать в пятки Правилом было тогда. Как ни трудись, недостатки Сыщет начальник всегда: "Есть в маршировке старанье, Стойка исправна совсем, Только заметно дыханье..." Слышишь ли?.. дышат зачем!

17

А не доволен парадом, Ругань польется рекой, Зубы посыплются градом, Порет, гоняет сквозь строй! С пеною у рта обрыщет Весь перепуганный полк, Жертв покрупнее поищет Остервенившийся волк: "Франтики! подлые души! Под караулом сгною!" Слушал - имеющий уши, Думушку думал свою. Брань пострашней караула, Пуль и картечи страшней... Кто же, в ком честь не уснула, Кто примирился бы с ней?.." -"Дедушка! ты вспоминаешь Страшное что-то?.. скажи!" -"Вырастешь, Саша, узнаешь, Честью всегда дорожи... Взрослые люди - не дети, Труc - кто сторицей не мстит! Помни, что нету на свете Неотразимых обид".

18

Дед замолчал и уныло Голову свесил на грудь. "Мало ли, друг мой, что было!.. Лучше пойдем отдохнуть". Отдых недолог у деда - Жить он не мог без труда: Гряды копал до обеда, Переплетал иногда; Вечером шилом, иголкой Что-нибудь бойко тачал, Песней печальной и долгой Дедушка труд сокращал. Внук не проронит ни звука, Не отойдет от стола: Новой загадкой для внука Дедова песня была...

19

Пел он о славном походе И о великой борьбе; Пел о свободном народе И о народе-рабе; Пел о пустынях безлюдных И о железных цепях; Пел о красавицах чудных С ангельской лаской в очах; Пел он об их увяданьи В дикой, далекой глуши И о чудесном влияньи Любящей женской души... О Трубецкой и Волконской Дедушка пел - и вздыхал, Пел - и тоской вавилонской Келью свою оглашал... "Дедушка, дальше!.. А где ты Песенку вызнал свою? Ты повтори мне куплеты - Я их мамаше спою. Те имена поминаешь Ты иногда по ночам..." -"Вырастешь, Саша, узнаешь - Всё расскажу тебе сам: Где научился я пенью, С кем и когда я певал..." -"Ну! приучусь я к терпенью!"- Саша уныло сказал...

20

Часто каталися летом Наши друзья в челноке, С громким, веселым приветом Дед приближался к реке: "Здравствуй, красавица Волга! С детства тебя я любил". -"Где ж пропадал ты так долго?"- Саша несмело спросил. "Был я далеко, далеко..." -"Где же?.." Задумался дед. Мальчик вздыхает глубоко, Вечный предвидя ответ. "Что ж, хорошо ли там было?" Дед на ребенка глядит: "Лучше не спрашивай, милый! (Голос у деда дрожит.) Глухо, пустынно, безлюдно, Степь полумертвая сплошь. Трудно, голубчик мой, трудно! По году весточки ждешь, Видишь, как тратятся силы - Лучшие божьи дары, Близким копаешь могилы, Ждешь и своей до поры... Медленно-медленно таешь..." -"Что ж ты там, дедушка, жил?.." -"Вырастешь, Саша, узнаешь!" Саша слезу уронил...

21

"Господи! слушать наскучит! "Вырастешь!"- мать говорит, Папочка любит, а мучит: "Вырастешь",- тоже твердит! То же и дедушка... Полно! Я уже выроc - смотри!.. (Стал на скамеечку челна.) Лучше теперь говори!.." Деда целует и гладит: "Или вы все заодно?.." Дедушка с сердцем не сладит, Бьется как голубь оно. "Дедушка, слышишь? хочу я Всё непременно узнать!" Дедушка, внука целуя, Шепчет: "Тебе не понять. Надо учиться, мой милый! Всё расскажу, погоди! Пособерись-ка ты с силой, Зорче кругом погляди. Умник ты, Саша, а всё же Надо историю знать И географию тоже". -"Долго ли, дедушка, ждать?" -"Годик, другой, как случится". Саша к мамаше бежит: "Мама! хочу я учиться!"- Издали громко кричит.

22

Время проходит. Исправно Учится мальчик всему - Знает историю славно (Лет уже десять ему), Бойко на карте покажет И Петербург, и Читу, Лучше большого расскажет Многое в русском быту. Глупых и злых ненавидит, Бедным желает добра, Помнит, что слышит, что видит... Дед примечает: пора! Сам же он часто хворает, Стал ему нужен костыль... Скоро уж, скоро узнает Саша печальную быль... (30 июля-август 1870)

90. Недавнее время

А. Н. Еракову

1

Нынче скромен наш клуб именитый, Редки в нем и не громки пиры. Где ты, время ухи знаменитой? Где ты, время безумной игры? Воротили бы, если б могли мы, Но, увы! не воротишься ты! Прежде были легко уловимы Характерные клуба черты: В молодом поколении - фатство, В стариках, если смею сказать, Застарелой тоски тунеядства, Самодурства и лени печать. А теперь элемент старобарский Вытесняется быстро: в швейцарской Уж лакеи не спят по стенам; Изменились и люди, и нравы, Только старые наши уставы Неизменны, назло временам. Да Крылов роковым переменам Не подвергся (во время оно Старый дедушка был у нас членом, Бюст его завели мы давно)... Прежде всякая новость отсюда Разносилась в другие кружки, Мы не знали, что думать, покуда Не заявят тузы-старики, Как смотреть на такое-то дело, На такую-то меру; ключом Самобытная жизнь здесь кипела, Клуб снабжал всю Россию умом... Не у нас ли впервые раздался Слух (то было в тридцатых годах), Что в Совете вопрос обсуждался: Есть ли польза в железных путях? "Что ж, признали?"- до новостей лаком, Я спросил у туза-старика. "Остается покрытая лаком Резолюция в тайне пока..." Крепко в душу запавшее слово Также здесь услыхал я впервой: "Привезли из Москвы Полевого..." Возвращаясь в тот вечер домой, Думал я невеселые думы И за труд неохотно я сел. Тучи на небе были угрюмы, Ветер что-то насмешливо пел. Напевал он тогда, без сомненья: "Не такие еще поощренья Встретишь ты на пути роковом". Но не понял я песенки спросту, У Цепного бессмертного мосту Мне ее объяснили потом... Получив роковую повестку, Сбрил усы и пошел я туда. Сняв с седой головы своей феску И почтительно стоя, тогда Князь Орлов прочитал мне бумагу... Я в ответ заикнулся сказать: "Если б даже имел я отвагу Столько дерзких вещей написать, То цензура..." - "К чему оправданья? Император помиловал вас, Но смотрите!!. Какого вы званья?" -"Дворянин". - "Пробегал я сейчас Вашу книгу: свободы крестьянства Вы хотите? На что же тогда Пригодится вам ваше дворянство?.. Завираетесь вы, господа! За опасное дело беретесь, Бросьте! бросьте!.. Ну, бог вас прости! Только знайте: еще попадетесь, Я не в силах вас буду спасти..." Помню я Петрашевского дело, Нас оно поразило, как гром, Даже старцы ходили несмело, Говорили негромко о нем. Молодежь оно сильно пугнуло, Поседели иные с тех пор, И декабрьским террором пахнуло На людей, переживших террор. Вряд ли были тогда демагоги, Но сказать я обязан, что всё ж Приговоры казались нам строги, Мы жалели тогда молодежь. А война? До царя не скорее Доходили известья о ней: Где урон отзывался сильнее? Кто победу справлял веселей? Прискакавшего прямо из боя Здесь не раз мы видали героя В дни, как буря кипела в Крыму. Помню, как мы внимали ему: Мы к рассказчику густо теснились, И героев войны имена В нашу память глубоко ложились, Впрочем, нам изменила она! Замечательно странное свойство В нас суровый наш климат развил - Забываем явивших геройство, Помним тех, кто себя посрамил: Кто нагрел свои гнусные руки, У солдат убавляя паек, Кто, внимая предсмертные муки, Прятал русскую корпию впрок И потом продавал англичанам,- Всех и мелких, и крупных воров, Отдыхающих с полным карманом, Не забудем во веки веков! Все, кем славилась наша столица, Здесь бывали; куда ни взгляни - Именитые, важные лица. Здесь, я помню, в парадные дни Странен был среди знати высокой Человек без звезды на груди. Гость-помещик из глуши далекой Только рот разевай да гляди: Здесь посланники всех государей, Здесь банкиры с тугим кошельком, Цвет и соль министерств, канцелярий, Откупные тузы,- и притом Симметрия рассчитана строго: Много здесь и померкнувших звезд, Говоря прозаичнее: много Генералов, лишившихся мест... Зажигалися сотнями свечи, Накрывалися пышно столы, Говорились парадные речи... Говорили министры, послы, Наши Фоксы и Роберты Пили Здесь за благо отечества пили, Здесь бывали интимны они... Есть и нынче парадные дни, Но пропала их важность и сила. Время нашего клуба прошло, Жизнь теченье свое изменила, Как река изменяет русло...

2

Очень жаль, что тогдашних обедов Не могу я достойно воспеть, Тут бы нужен второй Грибоедов... Впрочем, Муза! не будем робеть! Начинаю.

   (Москва. День субботний.) (Петербург не лишен едоков, Но в Москве грандиозней, животней Этот тип.) Среди полных столов Вот рядком старики-объедалы: Впятером им четыреста лет, Вид их важен, чины их немалы, Толщиною же равных им нет. Раздражаясь из каждой безделки, Порицают неловкость слуги, И от жадности, вместо тарелки, На салфетку валят пироги; Шевелясь как осенние мухи, Льют, роняют,- беспамятны, глухи; Взор их медлен, бесцветен и туп. Скушав суп, старина засыпает И, проснувшись, слугу вопрошает: "Человек! подавал ты мне суп?.." Впрочем, честь их чужда укоризны: Добывали места для родни И в сенате на пользу отчизны Подавали свой голос они. Жаль, уж их потеряла Россия И оплакал москвич от души: Подкосила их "ликантропия", Их заели подкожные вши... Петербург. Вот питух престарелый, Я так живо припомнил его! Окружен батареею целой Разных вин, он не пьет ничего. Пить любил он; я думаю, море Выпил в долгую жизнь; но давно Пить ему запретили (о горе!..). Старый грешник играет в вино: Наслажденье его роковое Нюхать, чмокать, к свече подносить И раз двадцать вино дорогое Из стакана в стакан перелить. Перельет - и воды подмешает, Поглядит и опять перельет; Кто послушает, как он вздыхает, Тот мучения старца поймет. "Выпить, что ли?" - "Опаснее яда Вам вино! "- закричал ему врач... Ну, не буду! не буду, палач!" Это сцена из Дантова "Ада"... Рядом юноша стройный, красивый, Схожий в профиль с великим Петром, Наблюдает с усмешкой ленивой За соседом своим чудаком. Этот юноша сам возбуждает Много мыслей: он так еще млад, Что в приемах большим подражает: Приправляет кайеном салат, Портер пьет, объедается мясом; Наливая с эффектом вино, Замечает искусственным басом: "Отчего перегрето оно?" Очень мил этот юноша свежий! Меток на слово, в деле удал, Он уж был на охоте медвежьей, И медведь ему ребра помял, Но Сережа осилил медведя. Кстати тут он узнал и друзей: Убежали и Миша и Федя, Не бежал только егерь - Корней. Это в нем скептицизм породило: "Люди - свиньи!" - Сережа решил И по-своему метко и мило Всех знакомых своих окрестил. Знаменит этот юноша русский: Отчеканено имя его На подарках всей труппы французской! (Говорят, миллион у него.) Признак русской широкой природы - Жажду выдвинуть личность свою - Насыщает он в юные годы Удальством в рукопашном бою, Гомерической, дикой попойкой, Приводящей в смятенье трактир, Да игрой, да отчаянной тройкой. Он своей молодежи кумир, С ним хорошее общество дружно, И он счастлив, доволен собой, Полагая, что больше не нужно Ничего человеку. Друг мой! Маловато прочесть два романа Да поэму "Монго" изучить (Эту шалость поэта-улана), Чтоб разумно и доблестно жить! Недостаточно ухарски править, Мчась на бешеной тройке стремглав, Двадцать тысяч на карту поставить И глазком не моргнуть, проиграв,- Есть иное величие в мире, И не торный ведет к нему путь, Человеку прекрасней и шире Можно силы свои развернуть! Если гордость, похвальное свойство, Ты насытишь рутинным путем И недремлющий дух беспокойства Разрешится одним кутежом; Если с жизни получишь ты мало - Не судьба тому будет виной: Ты другого не знал идеала, Не провидел ты цели иной! Впрочем, быть генерал-адъютантом, Украшенья носить на груди - С меньшим званием, с меньшим талантом Можно... Светел твой путь впереди! Не одно, целых три состоянья На своем ты веку проживешь: Как не хватит отцов достоянья, Ты жену с миллионом возьмешь; А потом ты повысишься чином - Подоспеет казенный оклад. По таким-то разумным причинам Твоему я бездействию рад! Жаль одно: на пустые приманки, Милый юноша! ловишься ты, Отвратительны эти цыганки, А друзья твои - точно скоты. Ты, чей образ в порыве желанья Ловит женщина страстной мечтой, Ищешь ты покупного лобзанья, Ты бежишь за продажной красой! Ты у старцев, чьи икры на вате, У кого разжиженье в крови, Отбиваешь с оркестром кровати! Ты - не знаешь блаженства любви?.. Очень милы балетные феи, Но не стоят хороших цветов, Украшать скаковые трофеи Годны только твоих кучеров. Те же деньги и то же здоровье Мог бы ты поумнее убить, Не хочу я впадать в пустословье И о честном труде говорить. Не ленив человек современный, Но на что расточается труд? Чем работать для цели презренной, Лучше пусть эти баловни пьют... ............................... Знал я юношу: в нем сочетались Дарованье, ученость и ум, Сочиненья его покупались, А одно даже сделало шум. Но, к несчастию, был он помешан На комфорте - столичный недуг,- Каждый час его жизни был взвешен, Вечно было ему недосуг: Чтоб приставить кушетку к камину, Чтоб друзей угощать за столом, Он по месяцу сгорбивши спину Изнывал за постылым трудом. "Знаю сам,- говорил он частенько, - Что на лучшее дело гожусь, Но устроюсь сперва хорошенько, А потом и серьезно займусь". Суетился, спешил, торопился, В день по нескольку лекций читал; Секретарствовал где-то, учился В то же время; статейки писал... Так трудясь неразборчиво, жадно, Ничего он не сделал изрядно, Да и сам-то пожить не успел, Не потешил ни бога, ни черта, Не увлекся ничем никогда И бессмысленной жертвой комфорта Пал - под игом пустого труда! Знал я мужа: командой пожарной И больницею он заправлял, К дыму, к пламени в бане угарной Он нарочно солдат приучал. Вечно ревностный, вечно неспящий, Столько делал фальшивых тревог, Что случится пожар настоящий - Смотришь, лошади, люди без ног! "Смирно! кутай башку в одеяло!"- В лазарете кричат фельдшера Настежь форточки - ждут генерала,- Вся больница в тревоге с утра. Генерал на минуту приедет, Смотришь: к вечеру в этот денек Десять новых горячечных бредит, А иной и умрет под шумок... Знал я старца: в душе его бедной Поселился панический страх, Что погубит нас Запад зловредный. Бледный, худенький, в синих очках, Он недавно еще попадался В книжных лавках, в кофейных домах, На журналы, на книги бросался, С карандашиком вечно в руках: Поясненья, заметки, запросы Составлял трудолюбец старик, Он на вывески даже доносы Сочинял, если не было книг. Все его инстинктивно дичились, Был он грязен, жил в крайней нужде, И зловещие слухи носились Об его бескорыстном труде. Взволновали Париж беспокойный, Наступили февральские дни, Сам ты знаешь, читатель достойный, Как у нас отразились они. Подоспело удобное время, И в комиссию мрачный донос На погибшее блудное племя В три приема доносчик принес. И вещал он властям предержащим: "Многолетний сей труд рассмотри И мечом правосудья разящим Буесловия гидру сотри!.." Суд отказом его не обидел, Но старик уже слишком наврал: Демагога в Булгарине видел, Робеспьером Сенковского звал. Возвратили!.. В тоске безысходной Старец скорбные очи смежил, И Линяев, сатирик холодный, Эпитафию старцу сложил: "Здесь обрел даровую квартиру Муж злокачествен, подл и плешив, И оставил в наследие миру Образцовых доносов архив". Так погиб бесполезно, бесследно Труд почтенный; не правда ли, жаль? "Иногда и лениться не вредно",- Такова этих притчей мораль...

3

Время в клуб воротиться, к обеду... Нет, уж поздно! Обед при конце, Слишком мы протянули беседу О Сереже, лихом молодце. Стариков полусонная стая С мест своих тяжело поднялась, Животами друг друга толкая, До диванов кой-как доплелась. Закупив дорогие сигары, Неиграющий люд на кружки Разделился; пошли тары-бары... (Козыряют давно игроки.) Нынче множество тем для витийства, Утром только газеты взгляни - Интересные кражи, убийства, Но газеты молчали в те дни. Никаких "современных вопросов", Слухов, толков, живых новостей, Исключенье одно: для доносов Допускалось. Доносчик Авдей Представлялся исчадием ада В добродушные те времена, Вообще же в стенах Петрограда По газетам, была тишина. В остальной необъятной России И подавно! Своим чередом Шли дожди, бунтовали стихии, А народ... мы не знали о нем. Правда, дикие, смутные вести Долетали до нас иногда О мужицкой расправе, о мести, Но не верилось как-то тогда Мрачным слухам. Покой нарушался Только голодом, мором, войной, Да случайно впросак попадался Колоссальный ворище порой - Тут молва создавала поэмы, Оживало всё общество вдруг... А затем обиходные темы Сокращали наш мирный досуг. Две бутылки бордо уничтожа, Не касаясь общественных дел, О борзых, о лоретках Сережа Говорить бесподобно умел: Берты, Мины и прочие... дуры В живописном рассказе его Соблазнительней самой натуры Выходили. Но лучше всего Он дразнил петербургских актеров И жеманных французских актрис. Темой самых живых разговоров Были скачки, парад, бенефис. В офицерском кругу говорили О тугом производстве своем И о том, чьи полки победили На маневрах под Красным Селом: "Верно, явится завтра в приказе Благодарность войскам, господа: Сам фельдмаршал воскликнул в экстазе: "Подавайте Европу сюда!..."" Тут же шли бесконечные споры О дуэли в таком-то полку Из-за Клары, Арманс или Лоры, А меж тем где-нибудь в уголку Звуки грязно настроенной лиры Костя Бурцев ("поэт не для дам", Он же член "Комитета Земфиры") Сообщал потихоньку друзьям. Безобидные, мирные темы! Не озлят, не поссорят они... Интересами личными все мы Занималися больше в те дни. Впрочем, были у нас русофилы (Те, что видели в немцах врагов), Наезжали к нам славянофилы, Светский тип их тогда был таков: В Петербурге шампанское с квасом Попивали из древних ковшей, А в Москве восхваляли с экстазом Допетровский порядок вещей, Но, живя за границей, владели Очень плохо родным языком, И понятья они не имели О славянском призваньи своем. Я однажды смеялся до колик, Слыша, как князь говорил: "Я, душа моя, славянофил". -"А религия ваша?" - "Католик". Не задеты ничем за живое, Всякий спор мы бросали легко, Вот за картами,- дело другое!- Волновались мы тут глубоко. Чу! какой-то игрок крутонравный, Проклиная несчастье, гремит. Чу! наш друг, путешественник славный, Монотонно и дерзко ворчит: Дух какой-то враждой непонятной За игрой омрачается в нем; Человек он весьма деликатный, С добрым сердцем, с развитым умом; Несомненным талантом владея, Он прославился книгой своей, Он из Африки негра-лакея Вывез (очень хороший лакей, Впрочем, смысла в подобных затеях Я не вижу: по воле судеб Петербург недостатка в лакеях Никогда не имел)... Но свиреп Он в игре, как гиена: осадок От сибирских лихих непогод, От египетских злых лихорадок И от всяких житейских невзгод Он бросает в лицо партенера Так язвительно, тонко и зло, Что игра прекращается скоро, Как бы жертве его ни везло... Генерал с поврежденной рукою Также здесь налицо; до сих пор От него еще дышит войною, Пахнет дымом Федюхиных гор. В нем героя война отличила, Но игрок навсегда пострадал: Пуля пальцы ему откусила... Праздно бродит седой генерал! В тесноте, доходящей до давки, Весь в камнях, подрумянен, завит, Принимающий всякие ставки За столом миллионщик сидит: Тут идут смертоносные схватки. От надменных игорных тузов До копеечных трех игроков (Называемых: терц от девятки) Все участвуют в этом бою, Горячась и волнуясь немало... (Тут и я, мой читатель, стою И пытаю фортуну, бывало...) При счастливой игре не хорош, Жаден, дерзок, богач старичишка Придирается, спорит за грош, Рад удаче своей, как мальчишка, Но зато при несчастьи он мил! Он, бывало, нас много смешил... При несчастьи вздыхал он нервически, Потирал раскрасневшийся нос И певал про себя иронически: "Веселись, храбрый росс!..." Бой окончен, старик удаляется, Взяв добычи порядочный пук... За три комнаты слышно: стук! стук! То не каменный гость приближается... Стук! стук! стук! - равномерно стучит Словно ступа, нога деревянная: Входит старый седой инвалид, Тоже личность престранная... ........................... Муза! ты отступаешь от плана! Общий очерк затеяли мы, Так не тронь же, мой друг, ни Ивана, Ни Луки, ни Фомы, ни Кузьмы! Дорисуй впечатленье - и мирно Удались, не задев единиц! Да, играли и кушали жирно, Много было типических лиц,- Но приспевшие дружно реформы Дали обществу новые формы...

4

Благодатное время надежд! Да! прошедшим и ты уже стало! К удовольствию диких невежд, Ты обетов своих не сдержало. Но шумя и куда-то спеша И как будто оковы сбивая, Русь! была ты тогда хороша! (Разуметь надо: Русь городская.) Как невольник, покинув тюрьму, Разгибается, вольно вздыхает И, не веря себе самому, Богатырскую мощь ощущает, Ты казалась сильна, молода, К Правде, к Свету, к Свободе стремилась, В прегрешениях тяжких тогда, Как блудница, ты громко винилась, И казалось нам в первые дни: Повториться не могут они... Приводя наше прошлое в ясность, Проклиная бесправье, безгласность, Произвол и господство бича, Далеко мы зашли сгоряча! Между тем, как народ неразвитый Ел кору и молчал как убитый, Мы сердечно болели о нем, Мы взывали: "Даруйте свободу Угнетенному нами народу, Мы прошедшее сами клянем! Посмотрите на нас: мы обжоры, Мы ходячие трупы, гробы, Казнокрады, народные воры, Угнетатели, трусы, рабы!" Походя на толпу сумасшедших, На самих себя вьющих бичи, Сознаваться в недугах прошедших Были мы до того горячи, Что превысили всякую меру... Крылось что-то неладное тут, Но не вдруг потеряли мы веру... Призывая на дело, на труд, Понял горькую истину сразу Только юноша гений тогда, Произнесший бессмертную фразу: "В настоящее время, когда..." Дело двинулось... волею власти... И тогда-то во всей наготе Обнаружились личные страсти И послышались речи - не те: "Это яд, уж давно отравлявший Наше общество, силу забрал!"- Восклицал, словно с неба упавший, Суясь всюду, сморчок генерал (Как цветы, что в ночи распускаются, Эти люди в чинах повышаются В строгой тайне - и в жизни потом С непонятным апломбом являются В роковом ореоле своем). "Со времен Петрашевского строго За развитьем его я следил, Я наметил поборников много, Но... напрасно я труд погубил! Горе! горе! Имею сынишку, Тяжкой службой, бессонным трудом Приобрел я себе деревнишку... Что ж... пойду я теперь нагишом?.. Любо вам рисоваться, мальчишки! А со мной-то что сделали вы?.." Если б только такие людишки Порицали реформу... увы! Радикалы вчерашние тоже Восклицали: "Что будет?.. о боже!.." Уступать не хотели земли... (Впрочем, надо заметить, не много, Разбирая прошедшее строго, Мы бы явных протестов начли: По обычаю мудрых холопов, Мы держали побольше подкопов Или рабски за временем шли...) Некто, слывший по службе за гения, Генерал Фердинанд фон дер Шпехт (Об отводе лесов для сечения Подававший обширный проект), Нам предсказывал бунты народные ("Что, не прав я?.." - потом он кричал). "Всё они! всё мальчишки негодные!" - Негодующий хор повторял. Та вражда к молодым поколеньям Здесь начальные корни взяла, Что впоследствии диким явленьем В нашу жизнь так глубоко вошла. Учрежденным тогда комитетам Потерявшие ум старики Посылали, сердясь не по летам, Брань такую: "Мальчишки! щенки!.." (Там действительно люди засели С средним чином, без лент и без звезд, А иные тузы полетели В то же время с насиженных мест.) Не щадя даже сына родного, Уничтожить иной был готов За усмешку, за резкое слово Безбородых, безусых бойцов; Их ошибки встречались шипеньем, Их несчастье - скаканьем и пеньем: "Ну! теперь-то припрут молодцов! Лезут на стену, корчат Катонов, Посевают идеи Прудонов, А пугни - присмиреет любой, Станет петь превосходство неволи..." Правда, правда! народ молодой Брал подчас непосильные роли. Но молчать бы вам лучше, глупцы, Да решеньем вопроса заняться: Таковы ли бывают отцы, От которых герои родятся?..

   -- Клубу нашему тоже на долю Неприятностей выпало вволю. Чуть тронулся крестьянский вопрос И порядок нарушился древний, Стали "плохо писать из деревни". "Не сыграть ли в картишки?" - "На что-с? - Отвечал вопрошаемый грубо.- Своротили вы, сударь, с ума!.." Члены мирно дремавшего клуба Разделились; пошла кутерьма: Крепостник, находя незаконной, Откровенно реформу бранил, А в ответ якобинец салонный Говорил, говорил, говорил... Сам себе с наслажденьем внимая, Формируя парламентский слог, Всем недугам родимого края Подводил он жестокий итог; Человеком идей прогрессивных Не без цели стараясь прослыть, Убеждал старикашек наивных Встрепенуться и Русь полюбить! Всё отдать для отчизны священной, Умереть, если так суждено!.. Ты не пой, соловей современный! Эту песню мы знаем давно! Осуждаешь ты старое смело, Недоволен и новым слегка, Ты способен и доброе дело Между фразами сделать пока; Ты теперь еще шуткою дерзкой Иногда подлеца оборвешь, Но получишь ты ключ камергерской - И уста им навеки запрешь! Пуще тех "гуртовых" генералов, Над которыми ныне остришь, Станешь ты нажимать либералов, С ними всякую связь прекратишь,- Этим ты стариков успокоишь, И помогут тебе старики. Ловко ты свое здание строишь, Мастерски расставляешь силки!.. Словом, мирные дни миновали, Много выбыло членов тогда, А иные ходить перестали, Остальных разделяла вражда. Хор согласный - стал дик и нестроен, Ни игры, ни богатых пиров! Лишь один оставался спокоен - Это дедушка медный Крылов: Не бездушным глядел истуканом, Он лукавым сатиром глядел, Игрокам, бюрократам, дворянам Он, казалось, насмешливо пел: "Полно вам - благо сами вы целы - О наделах своих толковать, Смерть придет - уравняет наделы! Если вам мудрено уравнять... Полно вам враждовать меж собою За чины, за места, за кресты - Смерть придет и отнимет без бою И чины, и места, и кресты!.. Пусть вас минус в игре не смущает, Игроки! пусть не радует плюс, Смерть придет - все итоги сравняет: Будет, будет у каждого плюс!.." Губернаторы, места лишенные, Земледельцы - дворяне стесненные, Откупные тузы разоренные, Игроки, прогоревшие в прах, Генерал, проигравший сражение, Адмирал, потерпевший крушение,- Находили ли вы утешение В этих кратких и мудрых словах?..

ПОСЛЕСЛОВИЕ

С плеч упало тяжелое бремя, Написал я четыре главы. "Почему же не новое время, А недавнее выбрали вы? - Замечает читатель, живущий Где-нибудь в захолустной дали. - Сцены, очерки жизни текущей Мы бы с большей охотой прочли. Ваши книги расходятся худо! А зачем же вчерашнее блюдо, Вместо свежего, ставить на стол? Чем в прошедшем упорно копаться, Не гораздо ли лучше касаться Новых язв, народившихся зол?" Для людей, в захолустьи живущих, Мы действительно странны, смешны, Но, читатель! в вопросах текущих Права голоса мы лишены, Прикасаться к ним робко, несмело - Значит пуще запутывать их, Шить на мертвых не трудное дело, Нам желательно шить на живых. Устарелое вымерло племя, Вообще устоялись умы, Потому-то недавнее время, Государь мой, и тронули мы (Да и то с подобающим тактом)... Погоди, если мы поживем, Дав назад отодвинуться фактам,- И вперед мы рассказ поведем,- Мы коснемся столичных пожаров И волнений в среде молодой, Понесенных прогрессом ударов И печальных потерь... Да и той Злополучной поры не забудем, Что прогресс повернула вверх дном, И всегда по возможности будем Верны истине - задним числом... (1863 - 1871)

91-92. РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ

1

КНЯГИНЯ ТРУБЕЦКАЯ

(1826 год)

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Покоен, прочен и легок На диво слаженный возок; Сам граф-отец не раз, не два Его попробовал сперва. Шесть лошадей в него впрягли, Фонарь внутри его зажгли. Сам граф подушки поправлял, Медвежью полость в ноги стлал, Творя молитву, образок Повесил в правый уголок И - зарыдал... Княгиня-дочь Куда-то едет в эту ночь... 1 "Да, рвем мы сердце пополам Друг другу, но, родной, Скажи, что ж больше делать нам? Поможешь ли тоской! Один, кто мог бы нам помочь Теперь... Прости, прости! Благослови родную дочь И с миром отпусти! 2 Бог весть, увидимся ли вновь, Увы! надежды нет. Прости и знай: твою любовь, Последний твой завет Я буду помнить глубоко В далекой стороне... Не плачу я, но не легко С тобой расстаться мне! 3 О, видит бог!.. Но долг другой, И выше и трудней, Меня зовет... Прости, родной! Напрасных слез не лей! Далек мой путь, тяжел мой путь, Страшна судьба моя, Но сталью я одела грудь... Гордись - я дочь твоя! 4 Прости и ты, мой край родной, Прости, несчастный край! И ты... о город роковой, Гнездо царей... прощай! Кто видел Лондон и Париж, Венецию и Рим, Того ты блеском не прельстишь, Но был ты мной любим - 5 Счастливо молодость моя Прошла в стенах твоих, Твои балы любила я, Катанья с гор крутых, Любила блеск Невы твоей В вечерней тишине, И эту площадь перед ней С героем на коне... 6 Мне не забыть... Потом, потом Расскажут нашу быль... А ты будь проклят, мрачный дом, Где первую кадриль Я танцевала... Та рука Досель мне руку жжет... Ликуй........................... ..............................."

   -- Покоен, прочен и легок, Катится городом возок. Вся в черном, мертвенно бледна, Княгиня едет в нем одна, А секретарь отца (в крестах, Чтоб наводить дорогой страх) С прислугой скачет впереди... Свища бичом, крича: "Пади!" Ямщик столицу миновал.... Далек княгине путь лежал, Была суровая зима... На каждой станции сама Выходит путница: "Скорей Перепрягайте лошадей!" И сыплет щедрою рукой Червонцы челяди ямской. Но труден путь! В двадцатый день Едва приехали в Тюмень, Еще скакали десять дней, "Увидим скоро Енисей, - Сказал княгине секретарь, - Не ездит так и государь!.."

  

  -- Вперед! Душа полна тоски, Дорога всё трудней, Но грезы мирны и легки - Приснилась юность ей. Богатство, блеск! Высокий дом На берегу Невы, Обита лестница ковром, Перед подъездом львы, Изящно убран пышный зал, Огнями весь горит. О радость! нынче детский бал, Чу! музыка гремит! Ей ленты алые вплели В две русые косы, Цветы, наряды принесли Невиданной красы. Пришел папаша - сед, румян,- К гостям ее зовет. "Ну, Катя! чудо сарафан! Он всех с ума сведет!" Ей любо, любо без границ. Кружится перед ней Цветник из милых детских лиц, Головок и кудрей. Нарядны дети, как цветы, Нарядней старики: Плюмажи, ленты и кресты, Со звоном каблуки... Танцует, прыгает дитя, Не мысля ни о чем, И детство резвое шутя Проносится... Потом Другое время, бал другой Ей снится: перед ней Стоит красавец молодой, Он что-то шепчет ей... Потом опять балы, балы... Она - хозяйка их, У них сановники, послы, Весь модный свет у них... "О милый! что ты так угрюм? Что на сердце твоем?" - "Дитя! мне скучен светский шум, Уйдем скорей, уйдем!" И вот уехала она С избранником своим. Пред нею чудная страна, Пред нею - вечный Рим... Ах! чем бы жизнь нам помянуть - Не будь у нас тех дней, Когда, урвавшись как-нибудь Из родины своей И скучный север миновав, Примчимся мы на юг. До нас нужды, над нами прав Ни у кого... Сам-друг Всегда лишь с тем, кто дорог нам, Живем мы, как хотим; Сегодня смотрим древний храм, А завтра посетим Дворец, развалины, музей... Как весело притом Делиться мыслию своей С любимым существом! Под обаяньем красоты, Во власти строгих дум, По Ватикану бродишь ты Подавлен и угрюм; Отжившим миром окружен, Не помнишь о живом. Зато как страшно поражен Ты в первый миг потом, Когда, покинув Ватикан, Вернешься в мир живой, Где ржет осел, шумит фонтан, Поет мастеровой; Торговля бойкая кипит, Кричат на все лады: "Кораллов! раковин! улит! Мороженой воды!" Танцует, ест, дерется голь, Довольная собой, И косу черную как смоль Римлянке молодой Старуха чешет... Жарок день, Несносен черни гам, Где нам найти покой и тень? Заходим в первый храм. Не слышен здесь житейский шум, Прохлада, тишина И полусумрак... Строгих дум Опять душа полна. Святых и ангелов толпой Вверху украшен храм, Порфир и яшма под ногой И мрамор по стенам... Как сладко слушать моря шум! Сидишь по часу нем, Неугнетенный, бодрый ум Работает меж тем.... До солнца горною тропой Взберешься высоко - Какое утро пред тобой! Как дышится легко! Но жарче, жарче южный день, На зелени долин Росинки нет... Уйдем под тень Зонтообразных пинн... Княгине памятны те дни Прогулок и бесед, В душе оставили они Неизгладимый след. Но не вернуть ей дней былых, Тех дней надежд и грез, Как не вернуть потом о них Пролитых ею слез!.. Исчезли радужные сны, Пред нею ряд картин Забитой, загнанной страны: Суровый господин И жалкий труженик-мужик С понурой головой... Как первый властвовать привык! Как рабствует второй! Ей снятся группы бедняков На нивах, на лугах, Ей снятся стоны бурлаков На волжских берегах... Наивным ужасом полна, Она не ест, не спит, Засыпать спутника она Вопросами спешит: "Скажи, ужель весь край таков? Довольства тени нет?.." - "Ты в царстве нищих и рабов!" - Короткий был ответ... Она проснулась - в руку сон! Чу, слышен впереди Печальный звон - кандальный звон! "Эй, кучер, погоди!" То ссыльных партия идет, Больней заныла грудь. Княгиня деньги им дает,- "Спасибо, добрый путь!" Ей долго, долго лица их Мерещатся потом, И не прогнать ей дум своих, Не позабыться сном! "И та здесь партия была... Да... нет других путей... Но след их вьюга замела. Скорей, ямщик, скорей!.."

  

   -- Мороз сильней, пустынней путь, Чем дале на восток; На триста верст какой-нибудь Убогий городок, Зато как радостно глядишь На темный ряд домов, Но где же люди? Всюду тишь, Не слышно даже псов. Под кровлю всех загнал мороз, Чаек от скуки пьют. Прошел солдат, проехал воз, Куранты где-то бьют. Замерзли окна... огонек В одном чуть-чуть мелькнул... Собор... на выезде острог... Ямщик кнутом махнул: "Эй вы!" - и нет уж городка, Последний дом исчез... Направо - горы и река, Налево темный лес... Кипит больной, усталый ум, Бессонный до утра, Тоскует сердце. Смена дум Мучительно быстра: Княгиня видит то друзей, То мрачную тюрьму, И тут же думается ей - Бог знает почему,- Что небо звездное - песком Посыпанный листок, А месяц - красным сургучом Оттиснутый кружок... Пропали горы; началась Равнина без конца. Еще мертвей! Не встретит глаз Живого деревца. "А вот и тундра!" - говорит Ямщик, бурят степной. Княгиня пристально глядит И думает с тоской: Сюда-то жадный человек За золотом идет! Оно лежит по руслам рек, Оно на дне болот. Трудна добыча на реке, Болота страшны в зной, Но хуже, хуже в руднике, Глубоко под землей!.. Там гробовая тишина, Там безрассветный мрак... Зачем, проклятая страна, Нашел тебя Ермак?..

  

   -- Чредой спустилась ночи мгла, Опять взошла луна. Княгиня долго не спала, Тяжелых дум полна... Уснула... Башня снится ей... Она вверху стоит; Знакомый город перед ней Волнуется, шумит; К обширной площади бегут Несметные толпы: Чиновный люд, торговый люд, Разносчики, попы; Пестреют шляпки, бархат, шелк, Тулупы, армяки... Стоял уж там какой-то полк, Пришли еще полки, Побольше тысячи солдат Сошлось. Они "ура!" кричат, Они чего-то ждут... Народ галдел, народ зевал, Едва ли сотый понимал, Что делается тут... Зато посмеивался в ус, Лукаво щуря взор, Знакомый с бурями француз, Столичный куафер... Приспели новые полки: "Сдавайтесь!"- тем кричат. Ответ им - пули и штыки, Сдаваться не хотят. Какой-то бравый генерал, Влетев в каре, грозиться стал - С коня снесли его. Другой приблизился к рядам: "Прощенье царь дарует вам!" Убили и того. Явился сам митрополит С хоругвями, с крестом: "Покайтесь, братия! - гласит, - Падите пред царем!" Солдаты слушали, крестясь, Но дружен был ответ: "Уйди, старик! молись за нас! Тебе здесь дела нет..." Тогда-то пушки навели, Сам царь скомандовал: "па-ли!.." Картечь свистит, ядро ревет, Рядами валится народ... "О, милый! жив ли ты?.." Княгиня, память потеряв, Вперед рванулась и стремглав Упала с высоты! Пред нею длинный и сырой Подземный коридор, У каждой двери часовой, Все двери на запор. Прибою волн подобный плеск Снаружи слышен ей; Внутри - бряцанье, ружей блеск При свете фонарей; Да отдаленный шум шагов И долгий гул от них, Да перекрестный бой часов, Да крики часовых... С ключами, старый и седой, Усатый инвалид. "Иди, печальница, за мной! - Ей тихо говорит. - Я проведу тебя к нему, Он жив и невредим..." Она доверилась ему, Она пошла за ним... Шли долго, долго... Наконец Дверь взвизгнула - и вдруг Пред нею он... живой мертвец... Пред нею - бедный друг! Упав на грудь ему, она Торопится спросить: "Скажи, что делать? Я сильна, Могу я страшно мстить! Достанет мужества в груди, Готовность горяча, Просить ли надо?.." - "Не ходи, Не тронешь палача!" - "О милый! Что сказал ты? Слов Не слышу я твоих. То этот страшный бой часов, То крики часовых! Зачем тут третий между нас?.." - "Наивен твой вопрос". "Пора! пробил урочный час!" - Тот "третий" произнес...

  

  -- Княгиня вздрогнула,- глядит Испуганно кругом, Ей ужас сердце леденит: Не всё тут было сном!.. Луна плыла среди небес Без блеска, без лучей, Налево был угрюмый лес, Направо - Енисей. Темно! Навстречу ни души, Ямщик на козлах спал, Голодный волк в лесной глуши Пронзительно стонал, Да ветер бился и ревел, Играя на реке, Да инородец где-то пел На странном языке. Суровым пафосом звучал Неведомый язык И пуще сердце надрывал, Как в бурю чайки крик... Княгине холодно; в ту ночь Мороз был нестерпим, Упали силы; ей невмочь Бороться больше с ним. Рассудком ужас овладел, Что не доехать ей. Ямщик давно уже не пел, Не понукал коней, Передней тройки не слыхать. "Эй! жив ли ты, ямщик? Что ты замолк? не вздумай спать!" - "Не бойтесь, я привык..." Летят... Из мерзлого окна Не видно ничего, Опасный гонит сон она, Но не прогнать его! Он волю женщины больной Мгновенно покорил И, как волшебник, в край иной Ее переселил. Тот край - он ей уже знаком,- Как прежде неги полн, И теплым солнечным лучом И сладким пеньем волн Ее приветствовал, как друг... Куда ни поглядит: "Да, это - юг! да, это юг!" - Всё взору говорит... Ни тучки в небе голубом, Долина вся в цветах, Всё солнцем залито, - на всем, Внизу и на горах, Печать могучей красоты, Ликует всё вокруг; Ей солнце, море и цветы Поют: "Да - это юг!" В долине между цепью гор И морем голубым Она летит во весь опор С избранником своим. Дорога их - роскошный сад, С деревьев льется аромат, На каждом дереве горит Румяный, пышный плод; Сквозь ветви темные сквозит Лазурь небес и вод; По морю реют корабли, Мелькают паруса, А горы, видные вдали, Уходят в небеса. Как чудны краски их! За час Рубины рдели там, Теперь заискрился топаз По белым их хребтам... Вот вьючный мул идет шажком, В бубенчиках, в цветах, За мулом - женщина с венком, С корзиною в руках. Она кричит им: "Добрый путь!" - И, засмеявшись вдруг, Бросает быстро ей на грудь Цветок... да! это юг! Страна античных, смуглых дев И вечных роз страна... Чу! мелодический напев, Чу! музыка слышна!.. "Да, это юг! да, это юг! (Поет ей добрый сон.) Опять с тобой любимый друг, Опять свободен он!.."

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Уже два месяца почти Бессменно день и ночь в пути На диво слаженный возок, А всё конец пути далек! Княгинин спутник так устал, Что под Иркутском захворал. Два дня прождав его, она Помчалась далее одна... Ее в Иркутске встретил сам Начальник городской; Как мощи сух, как палка прям, Высокий и седой. Сползла с плеча его доха, Под ней - кресты, мундир, На шляпе - перья петуха. Почтенный бригадир, Ругнув за что-то ямщика, Поспешно подскочил И дверцы прочного возка Княгине отворил... << КНЯГИНЯ >> <<(входит в станционный дом В Нерчинск! Закладывать скорей! << ГУБЕРНАТОР >> Пришел я - встретить вас. << КНЯГИНЯ >> Велите ж дать мне лошадей! << ГУБЕРНАТОР >> Прошу помедлить час. Дорога наша так дурна, Вам нужно отдохнуть... << КНЯГИНЯ >> Благодарю вас! Я сильна... Уж недалек мой путь... << ГУБЕРНАТОР >> Всё ж будет верст до восьмисот, А главная беда: Дорога хуже там пойдет, Опасная езда!.. Два слова нужно вам сказать По службе, - и притом Имел я счастье графа знать, Семь лет служил при нем. Отец ваш редкий человек По сердцу, по уму, Запечатлев в душе навек Признательность к нему, К услугам дочери его Готов я... весь я ваш... << КНЯГИНЯ >> Но мне не нужно ничего! <<(Отворяя дверь в сени.)>> Готов ли экипаж? << ГУБЕРНАТОР >> Покуда я не прикажу, Его не подадут... << КНЯГИНЯ >> Так прикажите ж! Я прошу... << ГУБЕРНАТОР >> Но есть зацепка тут: С последней почтой прислана Бумага... << КНЯГИНЯ >>

  

  Что же в ней: Уж не вернуться ль я должна? << ГУБЕРНАТОР >> Да-с, было бы верней. << КНЯГИНЯ >> Да кто ж прислал вам и о чем Бумагу? что же - там Шутили, что ли, над отцом? Он всё устроил сам! << ГУБЕРНАТОР >> Нет... не решусь я утверждать... Но путь еще далек... << КНЯГИНЯ >> Так что же даром и болтать! Готов ли мой возок? << ГУБЕРНАТОР >> Нет! Я еще не приказал... Княгиня! здесь я - царь! Садитесь! Я уже сказал, Что знал я графа встарь, А граф... хоть он вас отпустил, По доброте своей, Но ваш отъезд его убил... Вернитесь поскорей! << КНЯГИНЯ >> Нет! что однажды решено - Исполню до конца! Мне вам рассказывать смешно, Как я люблю отца, Как любит он. Но долг другой, И выше и святей, Меня зовет. Мучитель мой! Давайте лошадей! << ГУБЕРНАТОР >> Позвольте-с. Я согласен сам, Что дорог каждый час, Но хорошо ль известно вам, Что ожидает вас? Бесплодна наша сторона, А та - еще бедней, Короче нашей там весна, Зима - еще длинней. Да-с, восемь месяцев зима Там - знаете ли вы? Там люди редки без клейма, И те душой черствы; На воле рыскают кругом Там только варнаки; Ужасен там тюремный дом, Глубоки рудники. Вам не придется с мужем быть Минуты глаз на глаз: В казарме общей надо жить, А пища: хлеб да квас. Пять тысяч каторжников там, Озлоблены судьбой, Заводят драки по ночам, Убийства и разбой; Короток им и страшен суд, Грознее нет суда! И вы, княгиня, вечно тут Свидетельницей... Да! Поверьте, вас не пощадят, Не сжалится никто! Пускай ваш муж - он виноват... А вам терпеть... за что? << КНЯГИНЯ >> Ужасно будет, знаю я, Жизнь мужа моего. Пускай же будет и моя Не радостней его! << ГУБЕРНАТОР >> Но вы не будете там жить: Тот климат вас убьет! Я вас обязан убедить, Не ездите вперед! Ах! вам ли жить в стране такой, Где воздух у людей Не паром - пылью ледяной Выходит из ноздрей? Где мрак и холод круглый год, А в краткие жары - Непросыхающих болот Зловредные пары? Да... Страшный край! Оттуда прочь Бежит и зверь лесной, Когда стосуточная ночь Повиснет над страной... << КНЯГИНЯ >> Живут же люди в том краю, Привыкну я шутя... << ГУБЕРНАТОР >> Живут? Но молодость свою Припомните... дитя! Здесь мать - водицей снеговой, Родив, омоет дочь, Малютку грозной бури вой Баюкает всю ночь, А будит дикий зверь, рыча Близ хижины лесной, Да пурга, бешено стуча В окно, как домовой. С глухих лесов, с пустынных рек Сбирая дань свою, Окреп туземный человек С природою в бою, А вы?.. << КНЯГИНЯ >>

  Пусть смерть мне суждена - Мне нечего жалеть!.. Я еду! еду! я должна Близ мужа умереть. << ГУБЕРНАТОР >> Да, вы умрете, но сперва Измучите того, Чья безвозвратно голова Погибла. Для него Прошу: не ездите туда! Сноснее одному, Устав от тяжкого труда, Прийти в свою тюрьму, Прийти - и лечь на голый пол И с черствым сухарем Заснуть... а добрый сон пришел - И узник стал царем! Летя мечтой к родным, к друзьям, Увидя вас самих, Проснется он, к дневным трудам И бодр, и сердцем тих, А с вами?.. с вами не знавать Ему счастливых грез, В себе он будет сознавать Причину ваших слез. << КНЯГИНЯ >> Ах!.. Эти речи поберечь Вам лучше для других. Всем вашим пыткам не извлечь Слезу из глаз моих! Покинув родину, друзей, Любимого отца, Приняв обет в душе моей Исполнить до конца Мой долг,- я слез не принесу В проклятую тюрьму - Я гордость, гордость в нем спасу, Я силы дам ему! Презренье к нашим палачам, Сознанье правоты Опорой верной будет нам. << ГУБЕРНАТОР >> Прекрасные мечты! Но их достанет на пять дней. Не век же вам грустить? Поверьте совести моей, Захочется вам жить. Здесь черствый хлеб, тюрьма, позор, Нужда и вечный гнет, А там балы, блестящий двор, Свобода и почет. Как знать? Быть может, бог судил... Понравится другой, Закон вас права не лишил... << КНЯГИНЯ >> Молчите!.. Боже мой!.. << ГУБЕРНАТОР >> Да, откровенно говорю, Вернитесь лучше в свет. << КНЯГИНЯ >> Благодарю, благодарю За добрый ваш совет! И прежде был там рай земной, А нынче этот рай Своей заботливой рукой Расчистил Николай. Там люди заживо гниют - Ходячие гробы, Мужчины - сборище Иуд, А женщины - рабы. Что там найду я? Ханжество, Поруганную честь, Нахальной дряни торжество И подленькую месть. Нет, в этот вырубленный лес Меня не заманят, Где были дубы до небес, А ныне пни торчат! Вернуться? жить среди клевет, Пустых и темных дел?.. Там места нет, там друга нет Тому, кто раз прозрел! Нет, нет, я видеть не хочу Продажных и тупых, Не покажусь я палачу Свободных и святых. Забыть того, кто нас любил, Вернуться - всё простя? << ГУБЕРНАТОР >> Но он же вас не пощадил? Подумайте, дитя: О ком тоска? к кому любовь? << КНЯГИНЯ >> Молчите, генерал! << ГУБЕРНАТОР >> Когда б не доблестная кровь Текла в вас - я б молчал. Но если рветесь вы вперед, Не веря ничему, Быть может, гордость вас спасет... Достались вы ему С богатством, с именем, с умом, С доверчивой душой, А он, не думая о том, Что станется с женой, Увлекся призраком пустым И - вот его судьба!.. И что ж?.. бежите вы за ним, Как жалкая раба! << КНЯГИНЯ >> Нет! я не жалкая раба, Я женщина, жена! Пускай горька моя судьба - Я буду ей верна! О, если б он меня забыл Для женщины другой, В моей душе достало б сил Не быть его рабой! Но знаю: к родине любовь Соперница моя, И если б нужно было, вновь Ему простила б я!..

   -- Княгиня кончила... Молчал Упрямый старичок. "Ну что ж? Велите, генерал, Готовить мой возок?" Не отвечая на вопрос, Смотрел он долго в пол, Потом в раздумьи произнес: "До завтра" - и ушел...

   -- Назавтра тот же разговор, Просил и убеждал, Но получил опять отпор Почтенный генерал. Все убежденья истощив И выбившись из сил, Он долго, важен, молчалив, По комнате ходил И наконец сказал: "Быть так! Вас не спасешь, увы!.. Но знайте: сделав этот шаг, Всего лишитесь вы!.." - "Да что же мне еще терять?" - "За мужем поскакав, Вы отреченье подписать Должны от ваших прав!" Старик эффектно замолчал, От этих страшных слов Он, очевидно, пользы ждал, Но был ответ таков: "У вас седая голова, А вы еще дитя! Вам наши кажутся права Правами - не шутя. Нет! ими я не дорожу, Возьмите их скорей! Где отреченье? Подпишу! И живо - лошадей!.." << ГУБЕРНАТОР >> Бумагу эту подписать! Да что вы?.. Боже мой! Ведь это значит нищей стать И женщиной простой! Всему вы скажите прости, Что вам дано отцом, Что по наследству перейти Должно бы к вам потом! Права имущества, права Дворянства потерять! Нет, вы подумайте сперва - Зайду я к вам опять!..

   -- Ушел и не был целый день... Когда спустилась тьма, Княгиня, слабая как тень, Пошла к нему сама. Ее не принял генерал: Хворает тяжело... Пять дней, покуда он хворал, Мучительных прошло, А на шестой пришел он сам И круто молвил ей: "Я отпустить не вправе вам, Княгиня, лошадей! Вас по этапу поведут С конвоем..." << КНЯГИНЯ >>

   Боже мой! Но так ведь месяцы пройдут В дороге?.. << ГУБЕРНАТОР >>

   Да, весной В Нерчинск придете, если вас Дорога не убьет. Навряд версты четыре в час Закованный идет; Посередине дня - привал, С закатом дня - ночлег, А ураган в степи застал - Закапывайся в снег! Да-с, промедленьям нет числа, Иной упал, ослаб... << КНЯГИНЯ >> Не хорошо я поняла - Что значит ваш этап? << ГУБЕРНАТОР >> Под караулом казаков С оружием в руках, Этапом водим мы воров И каторжных в цепях, Они дорогою шалят, Того гляди сбегут, Так их канатом прикрутят Друг к другу - и ведут Трудненек