Некрасов Николай Алексеевич - Собрание стихотворений. Том 2.

ылал ты - нелепое барство!- Впредь расходов таких не иметь! Деньги с миру взыскать... а лекарство Для крестьянина лучшее - плеть..." Анекдот этот в клубе я слышал (Это было лет десять тому). Из полка он за шулерство вышел, Мать родную упрятал в тюрьму. Про его воровские таланты Тоже ходит таинственный слух; У супруги его бриллианты Родовые пропали - двух слуг Присудили тогда и сослали; А потом - раз старик оплошал - У него эти камни видали: Сам же он у жены их украл! Ненавидят его, но для виста Он всегда партенеров найдет: "Что ж? ведь в клубе играет он чисто!" Наша логика дальше нейдет... А другой? Среди праздных местечек, Под огромным газетным листом, Видишь, тощий сидит человечек С озабоченным, бледным лицом, Весь исполнен тревогою страстной, По движеньям похож на лису, Стар и глух; и в руках его красный Карандаш и очки на носу. В оны годы служил он в цензуре И доныне привычку сберег Всё, что прежде черкал в корректуре, Отмечать: выправляет он слог, С мысли автора краски стирает. Вот он тихо промолвил: "Шалишь!" Глаз его под очками играет, Как у кошки, заметившей мышь; Карандаш за привычное дело Принялся..."А позвольте узнать (Он болтун - говорите с ним смело), Что изволили вы отыскать?" -"Ужасаюсь, читая журналы! Где я? Где? Цепенеет мой ум! Что ни строчка - скандалы, скандалы! Вот взгляните - мой собственный кум Обличен! Моралист-проповедник, Цыц!.. Умолкни, журнальная тварь!.. Он действительный статский советник, Этот чин даровал ему царь! Мало им, что они Маколея И Гизота в печать провели, Кровопийцу Прудона, злодея Тьера выше небес вознесли, К государственной росписи смеют Прикасаться нечистой рукой! Будет время - пожнут, что посеют! (Старец грозно качнул головой.) А свобода, а земство, а гласность! (Крикнул он и очки уронил.) Вот где бедствие! Вот где опасность Государству... Не так я служил! О чинах, о свободе, о взятках Я словечка в печать не пускал. К сожаленью, при новых порядках Председатель отставку мне дал; На начальство роптать не дерзаю (Не умею - и этим горжусь), Но убей меня, если я знаю, Отчего я теперь не гожусь? Служба всю мою жизнь поглощала, Иногда до того я вникал, Что во сне благодать осеняла, И, вскочив,- я черкал и черкал! К сочинению ключ понемногу, К тайной цели его подберешь, Сходишь в церковь, помолишься богу И опять троекратно прочтешь: Взвешен, пойман на каждом словечке, Сочинитель дрожал предо мной,- Повертится, как муха на свечке, И уйдет тихомолком домой. Рад-радехонек, если тетрадку Я, похерив, ему возвращу, А то, если б пустить по порядку... Но всего говорить не хочу! Занимаясь семь лет этим дельцем, Не напрасно я брал свой оклад (Тут сравнил он себя с земледельцем, Рвущим сорные травы из гряд). Например, Вальтер Скотт или Купер - Их на веру иной пропускал, Но и в них открывал я канупер! (Так он вредную мысль называл.) Но зато, если дельны и строги Мысли,- кто их в печать проводил? Я вам мысль, что "большие налоги Любит русский народ", пропустил Я статью отстоял в комитете, Что реформы раненько вводить, Что крестьяне - опасные дети, Что их грамоте рано учить! Кто, чтоб нам микроскопы купили, С представленьем к министру вошел? А то раз цензора пропустили, Вместо северный, скверный орел! Только буква... Шутите вы буквой! Автор прав, чего цензор смотрел?" Освежившись холодною клюквой, Он прибавил: "А что я терпел! Не один оскорбленный писатель Письма бранные мне посылал И грозился... (Да шутишь, приятель! Меры я надлежащие брал.) Мне мерещились авторов тени, Третьей ночью еще Фейербах Мне приснился - был рот его в пене, Он держал свою шляпу в зубах, А в руке суковатую палку... Мне одна романистка чуть-чуть В маскараде... но бабу-нахалку Удержали... да, труден наш путь! Ни родства, ни знакомства, ни дружбы Совесть цензора знать не должна, Долг, во-первых, - обязанность службы! Во-вторых, сударь: дети, жена! И притом я себя так прославил, Что свихнись я - другой бы навряд Место новое мне предоставил, Зависть общий порок, говорят!" Тут взглянул мне в лицо старичина: Ужас, что ли, на нем он прочел, Я не знаю, какая причина, Только речь он помягче повел: "Так храня целомудрие прессы, Не всегда был, однако, я строг. Если б знали вы, как интересы Я писателей бедных берег! Да! меня не коснулись упреки, Что я платы за труд их лишал. Оставлял я страницы и строки, Только вредную мысль исключал. Если ты написал: "Равнодушно Губернатора встретил народ", Исключу я три буквы:"ра - душно" Выйдет... что же? три буквы не счет! Если скажешь: "В дворянских именьях Нищета ежегодно растет",- "Речь идет о сардинских владеньях"- Поясню, - и статейка пройдет! Точно так: если страстную Лизу Соблазнит русокудрый Иван, Переносится действие в Пизу - И спасен многотомный роман! Незаметные эти поправки Так изменят и мысли, и слог, Что потом не подточишь булавки! Да, я авторов много берег! Сам я в бедности тяжкой родился, Сам имею детей, я не зверь! Дети! дети! (старик омрачился). Воздух, что ли, такой уж теперь - Утешения в собственном сыне Не имею... Кто б мог ожидать? Никакого почтенья к святыне! Спорю, спорю! не раз и ругать Принимался, а втайне-то плачешь. Я однажды ему пригрозил: "Что ты бесишься? Что ты чудачишь? В нигилисты ты, что ли, вступил?" -"Нигилист - это глупое слово,- Говорит,- но когда ты под ним Разумел человека прямого, Кто не любит живиться чужим, Кто работает, истины ищет. Не без пользы старается жить, Прямо в нос негодяя освищет, А при случае рад и побить - Так пожалуй - зови нигилистом, Отчего и не так!" Каково? Что прикажете с этим артистом? Я в студенты хотел бы его, Чтобы чин получил... но едва ли... "Что чины? - говорит,- ерунда! Там таких дураков насажали, Что их слушать не стоит труда, Там я даром убью только время,- И прибавил еще сгоряча (Каково современное племя!): - Там мне скажут: "Ты сын палача!"" Тут невольно я голос возвысил, "Стой, глупец! - я ему закричал,- Я на службе себя не унизил, Добросовестно долг исполнял!" -"Добросовестность милое слово,- Возразил он,- но с нею подчас..." -"Что, мой друг? говори - это ново!" Сильный спор завязался у нас; Всю нелепость свою понемногу Обнаружил он ясно тогда; Между прочим, сказал: "Слава богу, Что чиновник у нас не всегда Добросовестен..." - Вот как!... За что же Возрождается в сыне моем, Что всю жизнь истреблял я?.. о боже!.." Старец скорбно поникнул челом. "Хорошо ли, служа, корректуры Вы скрывали от ваших детей?- Я с участьем сказал.- Без цензуры Начитался он, видно, статей?" -"И! как можно!.."

  

   Тут нас прервали. Старец снова газету берет... (Между концом 1863 и сентября 1865)

57. ПРИТЧА О "КИСЕЛЕ"

Жил-был за тридевять земель, В каком-то царстве тридесятом, И просвещенном, и богатом, Вельможа, именем - Кисель. За книгой с детства, кроме скуки, Он ничего не ощущал, Китайской грамотой - науки, Искусство - бреднями считал; Зато в войне, на поле брани Подобных не было ему: Он нес с народов диких дани Царю - владыке своему. Сломив рога крамоле внешней Пожаром, казнями, мечом, Он действовал еще успешней В борьбе со внутренним врагом: Не только чуждые народы, Свои дрожали перед ним! Но изменили старцу годы - Заботы, дальние походы, Военной славы гром и дым Израненному мужу в тягость: Сложил он бранные дела, И императорская благость Гражданский пост ему дала. Под солнцем севера и юга, Устав от крови и побед, Кисель любил в часы досуга Театр, особенно балет. Чего же лучше? Свеж он чувством, Он только изнурен войной - Итак, да правит он искусством, Вкушая в старости покой! С обычной стойкостью и рвеньем Кисель вступил на новый пост: Присматривал за поведеньем, Гонял говеть актеров в пост. Высокомерным задал гонку, Покорных, тихих отличил, Остриг актеров под гребенку, Актрисам стричься воспретил; Стал роли раздавать по чину, И, как он был благочестив, То женщине играть мужчину Не дозволял, сообразив Что это вовсе неприлично: "Еще начать бы дозволять, Чтобы роль женщины публично Мужчина начал исполнять!" Чтобы актеры были гибки, Он их учил маршировать, Чтоб знали роли без ошибки, Затеял экзаменовать; Иной придет поздненько с пира, К нему экзаменатор шасть, Разбудит: "Монолог из Лира Читай!.." Досада и напасть! Приехал раз в театр вельможа И видит: зала вся пуста, Одна директорская ложа Его особой занята. Еще случилось то же дважды - И понял наш Кисель тогда, Что в публике к театру жажды Не остается и следа. Сам царь шутя сказал однажды: "Театр не годен никуда! В оркестре врут и врут на сцене, Совсем меня не веселя, С тех пор как дал я Мельпомене И Терпсихоре - Киселя!" Кисель глубоко огорчился, Удвоил труд - не ел, не спал, Но как начальник ни трудился, Театр ни к черту не годился! Тогда он истину сознал: "Справлялся я с военной бурей, Но мне театр не по плечу, За красоту балетных гурий Продать я совесть не хочу! Мне о душе подумать надо, И так довольно я грешил!" (Кисель побаивался ада И в рай, конечно, норовил.) Мысль эту изложив круглее, Передает секретарю: Дабы переписал крупнее Для поднесения царю. Заплакал секретарь; печали Не мог, бедняга, превозмочь! Бежит к кассиру: "Мы пропали!" (Они с кассиром вместе крали), И с ним беседует всю ночь. Наутро в труппе гул раздался, Что депутация нужна Просить, чтобы Кисель остался, Что уж сбирается она. "Да кто ж идет? с какой же стати?- Кричат строптивые.- Давно Мы жаждем этой благодати!" -"Тссс! тссс!.. упросят всё равно!" И всё пошло путем известным: Начнет дурак или подлец, А вслед за глупым и бесчестным Пойдет и честный наконец. Тот говорит: до пенсиона Мне остается семь недель, Тот говорит: во время оно Мою сестру крестил Кисель, Тот говорит: жена больная, Тот говорит: семья большая - Так друг по дружке вся артель, Благословив сначала небо, Что он уходит наконец, Пошла с дарами соли-хлеба Просить: "Останься, наш отец!"... Впереди шли вдовицы преклонные, Прослужившие лета законные, Седовласые, еле ползущие, Пенсионом полвека живущие; Дальше причет трагедии: вестники, Щитоносцы, тираны, кудесники, Двадцать шесть благородных отцов, Девять первых любовников; Восемьсот театральных чиновников По три в ряд выступали с боков С многочисленным штабом: С сиротами беспечными, С бедняками увечными, Прищемленными трапом. Пели гимн представители пения, Стройно шествовал кордебалет; В белых платьицах, с крыльями гения Корифейки младенческих лет, Довершая эффект депутации, Преклонялись с простертой рукой И, исполнены женственной грации, В очи старца глядели с мольбой... Кто устоит перед слезами Детей, теряющих отца? Кисель растрогался мольбами: "Я ваш, о дети! до конца!. Я полагал, что я ненужен, Я мнил, что даже вреден я, Но вами я обезоружен! Идем же, милые друзья, Идем до гробового часу Путем прогресса и добра..." Актеры скорчили гримасу, Но тут же крикнули: ура! "Противустать возможно ядрам, Но вашим просьбам - никогда!" И снова правит он театром И мечется туда-сюда; То острижет до кожи труппу, То космы разрешит носить. А сам не ест ни щей, ни супу, Не может вин заморских пить. В пиесах, ради высших целей, Вне брака допустил любовь И капельдинерам с шинелей Доходы предоставил вновь; Смирившись, с автором "Гамлета" Завесть знакомство пожелал, Но бог британского поэта К нему откушать не прислал. Укоротил балету платья, Мужчиной женщину одел, Но поздние мероприятья Не помогли - театр пустел! Спились таланты при Ликурге, Им было нечего играть: Ни в комике, ни в драматурге Охоты не было писать; Танцорки как ни горячились, Не получали похвалы, Они не то чтобы ленились, Но вечно были тяжелы. В партере явно негодуют, Свет божий Киселю не мил, Грустит: "Чиновники воруют, И с труппой справиться нет сил! Вчера статуя командора Ни с места! Только мелет вздор - Мертвецки пьяного актера В нее поставил режиссер! Зато случился факт печальный Назад тому четыре дня: С фронтона крыши театральной Ушло три бронзовых коня!" Кисель до гроба сценой правил, Сгубил театр - хоть закрывай!- Свои седины обесславил, Да не попасть ему и в рай. Искусство в государстве пало, К великой горести царя, И только денег прибывало У молодца-секретаря: Изрядный капитал составил, Дом нажил в восемь этажей И на воротах львов поставил, Сбежавших перелив коней... Мораль: хоть крепостные стены И очень трудно разрушать, Однако храмом Мельпомены Трудней без знанья управлять. Есть и другому поученью Тут место: если хочешь в рай, Путеводителем к спасенью Секретаря не избирай. (21 августа 1865)

58. БАЛЕТ

Дианы грудь, ланиты Флоры Прелестны, милые друзья, Но, каюсь, ножка Терпсихоры Прелестней чем-то для меня; Она, пророчествуя взгляду Неоцененную награду, Влечет условною красой Желаний своевольный рой...

   Пушкин Свирепеет мороз ненавистный. Нет, на улице трудно дышать. Муза! нынче спектакль бенефисный, Нам в театре пора побывать. Мы вошли среди криков и плеска. Сядем здесь. Я боюсь первых мест, Что за радость ослепнуть от блеска Генеральских, сенаторских звезд. Лучезарней румяного Феба Эти звезды: заметно тотчас, Что они не нахватаны с неба - Звезды неба не ярки у нас. Если б смелым, бестрепетным взглядом Мы решились окинуть тот ряд, Что зовут "бриллиантовым рядом", Может быть, изощренный наш взгляд И открыл бы предмет для сатиры (В самом солнце есть пятнышки). Но - Немы струны карающей лиры, Вихорь жизни порвал их давно! Знайте, люди хорошего тона, Что я сам обожаю балет. "Пораженным стрелой Купидона" Не насмешка - сердечный привет! Понапрасну не бейте тревогу! Не коснусь ни военных чинов, Ни на службе крылатому богу Севших на ноги статских тузов. Накрахмаленный денди и щеголь (То есть купчик - кутила и мот) И мышиный жеребчик (так Гоголь Молодящихся старцев зовет), Записной поставщик фельетонов, Офицеры гвардейских полков И безличная сволочь салонов - Всех молчаньем прейти я готов! До балета особенно страстны Армянин, персиянин и грек, Посмотрите, как лица их красны (Не в балете ли весь человек?). Но и их я оставлю в покое, Никого не желая сердить. Замышляю я нечто другое - Я загадку хочу предложить. В маскарадной и в оперной зале, За игрой у зеленых столов, В клубе, в думе, в манеже, на бале, Словом: в обществе всяких родов, В наслажденьи, в труде и в покое, В блудном сыне, в почтенном отце,- Есть одно - угадайте, какое? - Выраженье на русском лице?.. Впрочем, может быть, вам недосужно. Муза! дай - если можешь - ответ! Спору нет: мы различны наружно, Тот чиновник, а этот корнет, Тот помешан на тонком приличьи, Тот играет, тот любит поесть, Но вглядись: при наружном различьи В нас единство глубокое есть: Нас безденежье всех уравняло - И великих и малых людей - И на каждом челе начертало Надпись: "Где бы занять поскорей?" Что, не так ли?..

  

   История та же, Та же дума на каждом лице, Я на днях прочитал ее даже На почтенном одном мертвеце. Если старец игрив чрезвычайно, Если юноша вешает нос - Оба, верьте мне, думают тайно: Где бы денег занять? вот вопрос! Вот вопрос! Напряженно, тревожно Каждый жаждет его разрешить, Но занять, говорят, невозможно, Невозможнее долг получить. Говорят, никаких договоров Должники исполнять не хотят; Генерал-губернатор Суворов Держит сторону их, говорят... Осуждают юристы героя, Но ты прав, охранитель покоя И порядка столицы родной! Может быть, в долговом отделенье Насиделось бы всё населенье, Если б был губернатор другой! Разорило чиновников чванство, Прожилась за границею знать; Отчего оголело дворянство, Неприятно и речь затевать! На цветы, на подарки актрисам, Правда, деньги еще достаем, Но зато пред иным бенефисом Рубль на рубль за неделю даем. Как же быть? Не дешевая школа Поощрение граций и муз... Вянет юность обоего пола, Терпит даже семейный союз: Тщетно юноши рыщут по балам, Тщетно барышни рядятся в пух - Вовсе нет стариков с капиталом, Вовсе нет с капиталом старух! Сокрушаются Никольс и Плинке, Без почину товар их лежит, Сбыта нет самой модной новинке (Догадайтесь - откройте кредит!), Не развозят картонок нарядных Изомбар, Андрие и Мошра, А звонят у подъездов парадных С неоплаченным счетом с утра. Что модистки! Злосчастные прачки Ходят месяц за каждым рублем! Опустели рысистые скачки, Жизни нет за зеленым столом. Кто, бывало, дурея с азарту, Кряду игрывал по сту ночей, Пообедав, поставит на карту Злополучных пятнадцать рублей И уходит походкой печальной В думу, в земство и даже в семью Отводить болтовней либеральной Удрученную душу свою. С богом, друг мой! В любом комитете Побеседовать можешь теперь О кредите, о звонкой монете, Об "итогах" дворянских потерь, И о "брате" в нагольном тулупе, И о том, за какие грехи Нас журналы ругают и в клубе Не дают нам стерляжьей ухи! Там докажут тебе очевидно, Что карьера твоя решена! Да! трудненько и даже обидно Жить,- такие пришли времена! Купишь что-нибудь - дерзкий приказчик Ассигнацию щупать начнет И потом, опустив ее в ящик, Долгим взором тебя обведет,- Так и треснул бы!..

  

   Впрочем, довольно! Продолжать бы, конечно, я мог, Факты есть, но касаться их больно! И притом, сохрани меня бог, Чтоб я стих мой подделкою серий И кредитных бумаг замарал,- "Будто нет благородней материй?"- Мне отечески "некто" сказал. С этим мненьем вполне я согласен, Мир идей и сюжетов велик: Например, как волшебно прекрасен Бельэтаж - настоящий цветник! Есть в России еще миллионы, Стоит только на ложи взглянуть, Где уселись банкирские жены,- Сотня тысяч рублей, что ни грудь! В жемчуге лебединые шеи, Бриллиант по ореху в ушах! В этих ложах - мужчины евреи, Или греки, да немцы в крестах. Нет купечества русского (стужа Напугала их, что ли?). Одна Откупщица, втянувшая мужа В модный свет, в бельэтаже видна. Весела ты, но в этом веселье Можно тот же вопрос прочитать. И на шее твоей ожерелье - Погодила б ты им щеголять! Пусть оно красоты идеальной, Пусть ты в нем восхитительна, но - Не затих еще шепот скандальный, Будто было в закладе оно: Говорят, чтобы в нем показаться На каком-то парадном балу, Перед гнусным менялой валяться Ты решилась на грязном полу, И когда возвращалась ты с бала, Ростовщик тебя встретил - и снял Эти перлы... Не так ли достала Ты опять их?.. Кредит твой упал, С горя запил супруг сокрушенный, Бог бы с ним! Расставаться тошней С этой чопорной жизнью салонной И с разгулом интимных ночей; С этим золотом, бархатом, шелком, С этим счастьем послов принимать. Ты готова бы с бешеным волком Покумиться, чтоб снова блистать, Но свершились пути провиденья, Всё погибло - и деньги, и честь! Нисходи же ты в область забвенья И супругу дай дух перевесть! Слаще пить ему водку с дворецким, "Не белы-то снеги" распевать, Чем возиться с посольством турецким И в ответ ему глупо мычать... Тешить жен - богачам не забота, Им простительна всякая блажь. Но прискорбно душе патриота, Что чиновницы рвутся туда ж. Марья Савишна! вы бы надели Платье проще!- Ведь как ни рядись, Не оденетесь лучше камелий И богаче французских актрис! Рассчитайтесь, сударыня, с прачкой Да в хозяйство прикиньте хоть грош, А то с дочерью, с мужем, с собачкой За полтину обед не хорош! Марья Савишна глаз не спускала Между тем с старика со звездой. Вообще в бельэтаже сияло Много дам и девиц красотой. Очи чудные так и сверкали, Но кому же сверкали они? Доблесть, молодость, сила - пленяли Сердце женское в древние дни. Наши девы практичней, умнее, Идеал их - телец золотой, Воплощенный в седом иудее, Потрясающем грязной рукой Груды золота...

  

   Время антракта Наконец-то прошло как-нибудь. (Мы зевали два первые акта, Как бы в третьем совсем не заснуть.) Все бинокли приходят в движенье - Появляется кордебалет. Здесь позволю себе отступленье: Соответственной живости нет В том размере, которым пишу я, Чтобы прелесть балета воспеть. Вот куплеты: попробуй, танцуя, Театрал, их под музыку петь! Я был престранных правил, Поругивал балет. Но раз бинокль подставил Мне генерал-сосед. Я взял его с поклоном И с час не возвращал, "Однако, вы - астроном!"- Сказал мне генерал. Признаться, я немножко Смутился (о профан!): "Нет... я... но эта ножка... Но эти плечи... стан..."- Шептал я генералу, А он, смеясь, в ответ: "В стремленьи к идеалу Дурного, впрочем, нет. Не всё ж читать вам Бокля! Не стоит этот Бокль Хорошего бинокля... Купите-ка бинокль!.." Купил!- и пред балетом Я преклонился ниц. Готов я быть поэтом Прелестных танцовщиц! Как не любить балета? Здесь мирный гражданин Позабывает лета, Позабывает чин, И только ловят взоры В услужливый лорнет, Что "ножкой Терпсихоры" Именовал поэт. Не так следит астроном За новою звездой, Как мы... но для чего нам Смеяться над собой? В балете мы наивны, Мы глупы в этот час: Почти что конвульсивны Движения у нас: Вот выпорхнула дева, Бинокли поднялись; Взвилася ножка влево - Мы влево подались; Взвилася ножка вправо - Мы вправо... "Берегись! Не вывихни сустава, Приятель!"- "Фора! bis!" Bis!.. Но девы, подобные ветру, Улетели гирляндой цветной! (Возвращаемся к прежнему метру!) Пантомимною сценой большой Утомились мы, вальс африканский Тоже вышел топорен и вял, Но явилась в рубахе крестьянской Петипа - и театр застонал! Вообще мы наклонны к искусству, Мы его поощряем, но там, Где есть пища народному чувству, Торжество настоящее нам; Неужели молчать славянину, Неужели жалеть кулака, Как Бернарди затянет "Лучину", Как пойдет Петипа трепака?.. Нет! где дело идет о народе, Там я первый увлечься готов. Жаль одно: в нашей скудной природе На венки не хватает цветов! Всё - до ластовиц белых в рубахе - Было верно: на шляпе цветы, Удаль русская в каждом размахе... Не артистка - волшебница ты! Ничего не видали вовеки Мы сходней: настоящий мужик! Даже немцы, евреи и греки, Русофильствуя, подняли крик. Всё слилось в оглушительном "браво", Дань народному чувству платя. Только ты, моя Муза! лукаво Улыбаешься... Полно, дитя! Неуместна здесь строгая дума, Неприлична гримаса твоя... Но молчишь ты, скучна и угрюма... Что ж ты думаешь, Муза моя?.. на конек ты попала обычный - На уме у тебя мужики, За которых на сцене столичной Петипа пожинает венки, И ты думаешь: "Гурия рая! Ты мила, ты воздушно легка, Так танцуй же ты "Деву Дуная", Но в покое оставь мужика! В мерзлых лапотках, в шубе нагольной, Весь заиндевев, сам за себя В эту пору он пляшет довольно, Зиму дома сидеть не любя. Подстрекаемый лютым морозом, Совершая дневной переход, Пляшет он за скрипучим обозом, Пляшет он - даже песни поет!.." А то есть и такие обозы (Вот бы Роллер нам их показал!)- В январе, когда крепки морозы И народ уже рекрутов сдал, На Руси, на проселках пустынных Много тянется поездов длинных... Прямиком через реки, поля Едут путники узкой тропою: В белом саване смерти земля, Небо хмурое, полное мглою. От утра до вечерней поры Всё одни пред глазами картины. Видишь, как, обнажая бугры, Ветер снегом заносит лощины; Видишь, как эта снежная пыль, Непрерывной волной набегая, Под собой погребает ковыль, Всегубящей зиме помогая; Видишь, как под кустом иногда Припорхнет эта малая пташка, Что от нас не летит никуда - Любит скудный наш север, бедняжка! Или, щелкая, стая дроздов Пролетит и посядет на ели; Слышишь дикие стоны волков И визгливое пенье метели... Снежно - холодно - мгла и туман... И по этой унылой равнине Шаг за шагом идет караван С седоками в промерзлой овчине. Как немые, молчат мужики, Даже песня никем не поется, Бабы спрятали лица в платки, Только вздох иногда пронесется Или крик:"Ну! Чего отстаешь?- Седоком одним меньше везешь!.." Но напрасно мужик огрызается. Кляча еле идет - упирается; Скрипом, визгом окрестность полна. Словно до сердца поезд печальный Через белый покров погребальный Режет землю - и стонет она, Стонет белое снежное море... Тяжело ты - крестьянское горе! Ой ты кладь, незаметная кладь! Где придется тебя выгружать?.. Как от выстрела дым расползается На заре по росистым травам, Это горе идет - подвигается К тихим селам, к глухим деревням. Вон - направо - избенки унылые, Отделилась подвода одна, Кто-то молвил: "Господь с вами, милые!"- И пропала в сугробах она... Чу! клячонку хлестнул старичина... Эх! чего ты торопишь ее! Как-то ты, воротившись без сына, Постучишься в окошко свое?.. В сердце самого русского края Доставляется кладь роковая! Где до солнца идет за порог С топором на работе кручина, Где на белую скатерть дорог Поздним вечером светит лучина, Там найдется кому эту кладь По суровым сердцам разобрать, Там она приютится, попрячется - До другого набора проплачется! (1865 - начало 1866)

59.

Ликует враг, молчит в недоуменьи Вчерашний друг, качая головой, И вы, и вы отпрянули в смущеньи, Стоявшие бессменно предо мной Великие, страдальческие тени, О чьей судьбе так горько я рыдал, На чьих гробах я преклонял колени И клятвы мести грозно повторял... Зато кричат безличные: "Ликуем!", Спеша в объятья к новому рабу И пригвождая жирным поцелуем Несчастного к позорному столбу. (1866)

60-61. ПЕСНИ

1

У людей-то в дому - чистота, лепота, А у нас-то в дому - теснота, духота. У людей-то для щей - с солонинкою чан, А у нас-то во щах - таракан, таракан! У людей кумовья - ребятишек дарят, А у нас кумовья - наш же хлеб приедят! У людей на уме - погуторить с кумой, А у нас на уме - не пойти бы с сумой? Кабы так нам зажить, чтобы свет удивить: Чтобы деньги в мошне, чтобы рожь на гумне; Чтоб шлея в бубенцах, расписная дуга, Чтоб сукно на плечах, не посконь-дерюга; Чтоб не хуже других нам почет от людей, Поп в гостях у больших, у детей - грамотей; Чтобы дети в дому - словно пчелы в меду, А хозяйка в дому - как малинка в саду!

2 КАТЕРИНА

Вянет, пропадает красота моя! От лихого мужа нет в дому житья. Пьяный всё колотит, трезвый всё ворчит, Сам что ни попало из дому тащит! Не того ждала я, как я шла к венцу! К брату я ходила, плакалась отцу, Плакалась соседям, плакалась родной, Люди не жалеют - ни чужой, ни свой! "Потерпи, родная,- старики твердят,- Милого побои не долго болят!" "Потерпи, сестрица!- отвечает брат.- Милого побои не долго болят!" "Потерпи!- соседи хором говорят.- Милого побои не долго болят!" Есть солдатик - Федя, дальняя родня, Он один жалеет, любит он меня; Подмигну я Феде,- с Федей мы вдвоем Далеко хлебами за село уйдем. Всю открою душу, выплачу печаль, Всё отдам я Феде - всё, чего не жаль! "Где ты пропадала?"- спросит муженек. "Где была, там нету! так-то, мил дружок! Посмотреть ходила, высока ли рожь!" "Ах ты дура баба! ты еще и врешь..." Станет горячиться, станет попрекать... Пусть его бранится, мне не привыкать! А и поколотит - не велик наклад - Милого побои не долго болят!

3 МОЛОДЫЕ

Повенчавшись, Парасковье Муж имущество казал: Это стойлице коровье, А коровку бог прибрал! Нет перинки, нет кровати, Да теплы в избе полати, А в клети, вместо телят, Два котеночка пищат! Есть и овощь в огороде - Хрен да луковица, Есть и медная посуда - Крест да пуговица!

4 СВАТ И ЖЕНИХ

  (В кабаке за полуштофом) Нутко! Марья у Зиновья, У Никитишны Прасковья, Степанида у Петра - Все невесты, всем пора! У Кондратьевны Орина,- Что ни девка, то малина! Думай, думай! выбирай! По любую засылай! Марья малость рябовата, Да смиренна, вожевата, Марья, знаешь, мне сродни, Будет с мужем - ни-ни-ни! - Ай да Марья! Марья - клад! Сватай Марью, Марью, сват! Нам с лица не воду пить, И с корявой можно жить, Да чтоб мужу на порог Не вставала поперек! Ай да Марья, Марья - клад! Сватай Марью, Марью, сват! Нутко! Вера у Данилы, Палагея у Гаврилы, Секлетея у Фрола,- Замуж всем пора пришла! У Никиты - Катерина, Что ни девка, то малина! Думай, думай - выбирай! По любую засылай! Марья, знаешь, щедровита, Да работать, ух! сердита! Марья костью широка, Высока, статна, гладка! - Ай да Марья! Марья - клад! Сватай Марью, Марью, сват! Нам с лица не воду пить, И с корявой можно жить, Да чтоб мясо на костях, Чтобы силушка в руках! Ай да Марья! Марья - клад! Сватай Марью, Марью, сват!.. Нутко! Анна у Егора, У Антипки Митродора, Александра у Петра - Все невесты, всем пора! У Евстратья - Акулина, Что ни девка, то малина! Думай, думай!- выбирай! По любую засылай! Марья точно щедровита, Да хозяйка домовита: Всё примоет, приберет, Всё до нитки сбережет! - Ай да Марья! Марья - клад! Сватай Марью, Марью, сват! Нам с лица не воду пить, И с корявой можно жить, Да чтоб по двору прошла, Всех бы курочек сочла! Ай да Марья, Марья - клад! Сватай Марью, Марью сват! Спрашивают еще полуштоф и начинают снова.

5 ГИМН

Господь! твори добро народу! Благослови народный труд, Упрочь народную свободу, Упрочь народу правый суд! Чтобы благие начинанья Могли свободно возрасти, разлей в народе жажду знанья И к знанью укажи пути! И от ярма порабощенья Твоих избранников спаси, Которым знамя просвещенья, Господь! ты вверишь на Руси...

65-72. ПЕСНИ О СВОБОДНОМ СЛОВЕ

1

РАССЫЛЬНЫЙ

Люди бегут, суетятся, Мертвых везут на погост... Еду кой с кем повидаться Чрез Николаевский мост. Пот отирая обильный С голого лба, стороной - Вижу - плетется рассыльный, Старец угрюмый, седой. С дедушкой этим, Минаем, Я уж лет тридцать знаком: Оба мы хлеб добываем Литературным трудом. (Молод я прибыл в столицу, Вирши в редакцию свез,- Первую эту страницу Он мне в наборе принес!) Оба судьбой мы похожи, Если пошире глядеть: Век свой мы лезли из кожи, Чтобы в цензуру поспеть; Цензор в спокойствие нашем Равную ролю играл,- Раньше, бывало, мы ляжем, Если статью подписал; Если ж сказал: "Запрещаю!"- Вновь я садился писать, Вновь приходилось Минаю, Бегать к нему, поджидать. Эти волнения были Сходны в итоге вполне: Ноги ему подкосили, Нервы расстроили мне. Кто поплатился дороже, Время уж скоро решит, Впрочем, я вдвое моложе, Он уж непрочен на вид. Длинный и тощий, как остов, Но стариковски пригож... "Эй! на Васильевский остров К цензору, что ли, идешь?" -"Баста ходить по цензуре! Ослобонилась печать, Авторы наши в натуре Стали статейки пущать. К ним да к редактору ныне Только и носим статьи... Словно повысились в чине, Ожили детки мои! Каждый теперича кроток, Ну да и нам-то расчет: На восемь гривен подметок Меньше износится в год!.." (Ноябрь-декабрь 1865)

2

НАБОРЩИКИ

Чей это гимн суровый Доносит к нам зефир? То армии свинцовой Смиренный командир - Наборщик распевает У пыльного станка, Меж тем как набирает Проворная рука: "Рабочему порядок В труде всего важней И лишний рубль не сладок, Когда не спишь ночей! Работы до отвалу, Хоть не ходи домой. Тетрадь оригиналу Еще несут... ой, ой! Тетрадь толстенька в стане, В неделю не набрать. Но не гордись заране, Премудрая тетрадь! Не похудей в цензуре! Ужо мы наберем, Оттиснем в корректуре И к цензору пошлем. Вот он тебя читает, Надев свои очки: Отечески марает - Словечко, полстроки! Но недостало силы, Вдруг руки разошлись, И красные чернилы Потоком полились! Живого нет местечка! И только на строке Торчит кой-где словечко, Как муха в молоке. Угрюмый и сердитый Редактор этот сброд, Как армии разбитой Остатки подберет; На ниточки нанижет, Кой-как сплотит опять И нам приказ напишет: "Исправив, вновь послать". Набор мы рассыпаем Зачеркнутых столбцов И литеры бросаем, Как в ямы мертвецов, По кассам! Вновь в порядке Лежат одна к одной. Потерян ключ к разгадке, Что выражал их строй! Так остается тайной, Каков и где тот плод, Который вихрь случайный С деревьев в бурю рвет. (Что, какова заметка? Недурен оборот? Случается нередко У нас лихой народ. Наборщики бывают Философы порой: Но всё же набирают Они сумбур пустой. Встречаются статейки, Встречаются умы - Полезные идейки Усваиваем мы...) Уж в новой корректуре Статья не велика, Глядишь - опять в цензуре Посгладят ей бока. Вот наконец и сверстка! Но что с тобой, тетрадь? Ты менее наперстка Являешься в печать! А то еще бывает, Сам автор прибежит, Посмотрит, повздыхает Да всю и порешит! Нам все равны статейки, Печатай, разбирай,- Три четверти копейки За строчку нам отдай! Но не равны заботы. Чтоб время наверстать, Мы слепнем от работы... Хотите ли писать? Мы вам дадим сюжеты: Войдите-ка в полночь В наборную газеты - Кромешный ад точь-в-точь! Наборщик безответный Красив, как трубочист... Кто выдумал газетный Бесчеловечный лист? Хоть целый свет обрыщешь, И в самых рудниках Тошней труда не сыщешь - Мы вечно на ногах; От частой недосыпки, От пыли, от свинца Мы все здоровьем хлипки, Все зелены с лица; В работе беспорядок Нам сокращает век. И лишний рубль не сладок, Как болен человек... Но вот свобода слова Негаданно пришла, Не так уж бестолково Авось пойдут дела!" << Хор >> Поклон тебе, свобода! Тра-ла, ла-ла, ла-ла! С рабочего народа Ты тяготу сняла! (Ноябрь-декабрь 1865)

3

ПОЭТ

Друзья, возрадуйтесь!- простор! (Давай скорей бутылок!) Теперь бы петь... Но стал я хвор! А прежде был я пылок. И был подвижен я, как челн (Зачем на пробке плесень?..), И как у моря звучных волн, У лиры было песен. Но жизнь была так коротка Для песен этой лиры,- От типографского станка До цензорской квартиры! (Ноябрь-декабрь 1865)

4

ЛИТЕРАТОРЫ

Три друга обнялись при встрече, Входя в какой-то магазин. "Теперь пойдут иные речи!"- Заметил весело один. "Теперь нас ждут простор и слава!"- Другой восторженно сказал, А третий посмотрел лукаво И головою покачал! (Ноябрь-декабрь 1865)

5

ФЕЛЬЕТОННАЯ БУКАШКА

Я - фельетонная букашка, Ищу посильного труда. Я, как ходячая бумажка, Поистрепался, господа, Но лишь давайте мне сюжеты, Увидите - хорош мой слог. Сначала я писал куплеты, Состряпал несколько эклог, Но скоро я стихи оставил, Поняв, что лучший на земле Тот род, который так прославил Булгарин в "Северной пчеле". Я говорю о фельетоне... Статейки я писать могу В великосветском, модном тоне, И будут хороши, не лгу. Из жизни здешней и московской Черты охотно я беру. Знаком вам господин Пановский? Мы с ним похожи по перу. Известен я в литературе... Угодно ль вам меня нанять? Умел писать я при цензуре, Так мудрено ль теперь писать? Признаться, я попал невольно В литературную семью. Ох! было время - вспомнить больно! Дрожишь, бывало, за статью. Мою любимую идейку, Что в Петербурге климат плох, И ту не в каждую статейку Вставлять без боязни я мог. Однажды написал я сдуру, Что видел на мосту дыру, Переполошил всю цензуру, Таскали даже ко двору! Ну! дали мне головомойку, С полгода поджимал я хвост. С тех пор не езжу через Мойку И не гляжу на этот мост! Я надоел вам? извините! Но старых ран коснулся я... И вдруг... кто думать мог?.. скажите!.. Горька была вся жизнь моя, Но, претерпев судьбы удары, Под старость счастье я узнал: Курил на улицах сигары И без цензуры сочинял!

6

ПУБЛИКА

1

Ай да свободная пресса! Мало вам было хлопот? Юное чадо прогресса Рвется, брыкается, бьет, Как забежавший из степи Конь, незнакомый с уздой, Или сорвавшийся с цепи Зверь нелюдимый, лесной... Боже! пошли нам терпенье! Или цензура воспрянь! Всюду одно осужденье, Всюду нахальная брань! В цивилизованном классе Будто растленье одно, Бедность безмерная в массе, (Где же берут на вино?), В каждом нажиться старанье, В каждом продажная честь, Только под шубой бараньей Сердце хорошее есть! Ох, этот автор злодейский! Тоже хитрит иногда, Думает лестью лакейской Нас усыпить, господа! Мы не хотим поцелуев, Но и ругни не хотим... Что ж это смотрит Валуев, Как этот автор терпим? Слышали? Всё лишь подобье, Всё у нас маска и ложь, Глупость, разврат, узколобье... Кто же умен и хорош? Кто же всегда одинаков? Истине друг и родня? Ясно - премудрый Аксаков, Автор премудрого "Дня"! Пусть он таков, но за что же Надоедает он всем?.. Чем это кончится, боже! Чем это кончится, чем? Ай да свободная пресса! Мало вам было хлопот? Юное чадо прогресса Рвется, брыкается, бьет, Как забежавший из степи Конь, незнакомый с уздой, Или сорвавшийся с цепи Зверь нелюдимый, лесной...

2

Нынче, журналы читая, Просто не веришь глазам, Слышали - новость какая? Мы же должны мужикам! Экой герой сочинитель! Экой вещун-богатырь! Верно ли только, учитель, Вывел ты эту цифирь? Если ее ты докажешь, Дай уж нам кстати совет: Чем расплатиться прикажешь? Суммы такой у нас нет! Нет ничего, кроме модных, Но пустоватых голов, Кроме желудков голодных И неоплатных долгов. Кроме усов, бакенбардов Да "как-нибудь" да "авось"... Шутка ли! шесть миллиардов! Смилуйся! что-нибудь сбрось! Друг! ты стоишь на рогоже, Но говоришь ты с ковра... Чем это кончится, боже!.. Грешен, не жду я добра... Ай да свободная пресса! Мало вам было хлопот? Юное чадо прогресса Рвется, брыкается, бьет, Как забежавший из степи Конь, незнакомый с уздой, Или сорвавшийся с цепи Зверь нелюдимый, лесной...

3

Мало, что в сфере публичной Трогают всякий предмет, Жизни касаются личной! Просто спасения нет! Если за добрым обедом Выпил ты лишний бокал И, поругавшись с соседом, Громкое слово сказал, Не говорю уж - подрался (Редко друг друга мы бьем), Хоть бы ты тут же обнялся С этим случайным врагом,- Завтра ж в газетах напишут! Господи! что за скоты! Как они знают всё, слышат!.. Что потом сделаешь ты? Ежели скажешь: "Вы лжете!"- Он очевидцев найдет, Если дуэлью пугнете, Он вас судом припугнет. Просто - не стало свободы, Чести нельзя защитить... Эх! эти новые моды! Впрочем, есть средство: побить. Но ведь, пожалуй, по роже Съездит и он между тем. Чем это кончится, боже!.. Чем это кончится, чем?.. Ай да свободная пресса! Мало вам было хлопот? Юное чадо прогресса Рвется, брыкается, бьет, Как забежавший из степи Конь, незнакомый с уздой, Или сорвавшийся с цепи Зверь нелюдимый, лесной...

4

Всё пошатнулось... О, где ты, Время без бурь и тревог?.. В бога не верят газеты, И отрицают поэты Пользу железных дорог! Дыбом становится волос, Чем наводнилась печать,- Даже умеренный "Голос" Начал не в меру кричать; Ни одного элемента Не пропустил, не задев, Он положеньем Ташкента Разволновался, как лев; Бдит он над западным краем, Он о России болит, С ожесточеньем и лаем Он обо всем говорит! Он изнывает в тревогах; Точно ли вышел запрет, Чтоб на железных дорогах Не продавали газет? Что - на дорогах железных! Остановить бы везде. Меньше бы трат бесполезных! И без того мы в нужде. Жизнь ежедневно дороже, Деньги трудней между тем. Чем это кончится, боже! Чем это кончится, чем?.. Ай да свободная пресса! Мало вам было хлопот? Юное чадо прогресса Рвется, брыкается, бьет, Как забежавший из степи Конь, незнакомый с уздой, Или сорвавшийся с цепи Зверь нелюдимый, лесной...

5

Право, конец бы таковской, И не велика печаль! Только газеты московской Было б, признаться, нам жаль, Впрочем... как пристально взвесить, Так и ее - что жалеть! Уж начала куролесить, Может совсем ошалеть. Прежде лишь мелкий чиновник Был твоей жертвой, печать, Если ж военный полковник - Стой! ни полслова! молчать! Но от чиновников быстро Дело дошло до тузов, Даже коснулся министра Неустрашимый Катков. Тронуто там у него же Много забористых тем... Чем это кончится, боже! Чем это кончится, чем?.. Ай да свободная пресса! Мало вам было хлопот? Юное чадо прогресса Рвется, брыкается, бьет, Как забежавший из степи Конь, незнакомый с уздой, Или сорвавшийся с цепи Зверь нелюдимый, лесной... (Декабрь 1865)

7

ОСТОРОЖНОСТЬ

1

В Ледовитом океане Лодка утлая плывет, Молодой, пригожей Тане Парень песенку поет: "Мы пришли на остров дикой, Где ни церкви, ни попов, Зимовать в нужде великой Здесь привычен зверолов; Так с тобой, моей голубкой, Неужли нам розно спать? Буду я песцовой шубкой, Буду лаской согревать!" Хорошо поет, собака, Убедительно поет! Но ведь это против брака,- Не нажить бы нам хлопот? Оправдаться есть возможность, Да не спросят - вот беда! Осторожность! осторожность! Осторожность, господа!..

2

У солидного папаши Либералка вышла дочь (Говорят, журналы наши Всё читала день и ночь), Жениху с хорошим чином Отказала, осердясь, И с каким-то армянином Обвенчалась, не спросясь, В свете это сплошь бывает, Это тиснуть мы могли б, Но ведь это посягает На родительский принцип! За подобную оплошность Не постигла б нас беда? Осторожность, осторожность, Осторожность, господа!

3

Наш помещик Пантелеев Век играл, мотал и пил, А крестьянин Федосеев Век трудился и копил - И по улицам столицы Пантелеев ходит гол, А дворянские землицы Федосеев приобрел. Много есть таких дворян, Но ведь это означает Оскорблять дворянский сан., Тисни, тисни! есть возможность,- А потом дрожи суда... Осторожность, осторожность, Осторожность, господа!

4

Что народ не добывает, Всё не впрок ему идет: И подрядчик нажимает, И торгаш с него дерет. Уж таков теперь обычай - Стонут, воют бедняки... Ну - а класс-то ростовщичий? Сгубят нас ростовщики! Я желал бы их, проклятых, Хорошенечко пробрать, Но ведь это на богатых Значит бедных натравлять? Ну, какая же возможность Так рискнуть? кругом беда! Осторожность, осторожность, Осторожность, господа!

5

Крестный ход в селе Остожье, Вдруг: "Пожар!"- кричит народ. "Не бросать же дело божье - Кончим прежде крестный ход". И покудова с иконой Обходили всё село, Искрой, ветром занесенной, И другой посад зажгло. Погорели! В этом много Правды горькой и простой, Но ведь это против бога, Против веры... ой! ой! ой! Тут полнейшая возможность К обвиненью без суда... Ради бога, осторожность, Осторожность, господа (Декабрь 1865)

8

ПРОПАЛА КНИГА!

1

Пропала книга! Уж была Совсем готова - вдруг пропала! Бог с ней, когда идее зла Она потворствовать желала! Читать маранье праздных дур И дураков мы недосужны. Не нужно нам плохих брошюр, Нам нужен хлеб, нам деньги нужны! Но может быть, она была Честна... а так резка, смела? Две-три страницы роковые... О, если так, ее мне жаль! И, может быть, мою печаль Со мной разделит вся Россия!

2

Уж напечатана - и нет!.. Не познакомимся мы с нею; Девица в девятнадцать лет Не замечтается над нею; О ней не будут рассуждать Ни дилетант, ни критик мрачный, Студент не будит посыпать Ее листов золой табачной. Пропала! с ней и труд пропал, Затрачен даром капитал, Пропали хлопоты большие... Мне очень жаль, мне очень жаль, И, может быть, мою печаль Со мной разделит вся Россия!

3

Прощай! горька судьба твоя, Бедняжка! Как зима настанет, За чайным столиком семья Гурьбой читать тебя не станет. Не занесешь ты новых дум В глухие, темные селенья, Где изнывает русский ум Вдали от центров просвещенья! О, если ты честна была, Что за беда, что ты смела? Так редки книги не пустые... Мне очень жаль, мне очень жаль, И, может быть, мою печаль Со мной разделит вся Россия!.. ( Конец 1866 - начало 1867 )

73-75. СЦЕНЫ ИЗ ЛИРИЧЕСКОЙ КОМЕДИИ "МЕДВЕЖЬЯ ОХОТА"

1

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Зимняя картина. Равнина, занесенная снегом, кое-где деревья, пни, )>> кустарник; впереди сплошной лес. По направлению к лесу, без дороги, кто на лыжах, кто на четвереньках, кто барахтаясь по пояс в снегу, тянется вереница загонщиков, человек сто: мужики, отстав- ные солдаты, бабы, девки, мальчики и девочки. Каждый и каждая с дубинкою; у некоторых мужиков ружья. За народом САВЕЛИЙ, окладчик, продавший медведя и распоряжающийся охотою. По до- роге, протоптываемой народом, пробираются, часто спотыкаясь, гос- пода охотники. Впереди KНЯЗЬ ВОЕХОТСКИЙ, старик лет 65-ти, сановник, за ним БАРОН ФОН ДЕР ГРЕБЕН, нечто вроде послан- ника, важная надменная фигура, лет 50. Он изредка переговаривается с Воехотским, но оба они более заняты трудным процессом ходьбы. За ними МИША, плотный, полнолицый господин, лет 45, действитель- ный статский советник, служит; здоров до избытка, шутник и хохо- тун; рядом с ним ПАЛЬЦОВ, господин лет 50-ти, не служил и не служит. Они горячо разговаривают. Мина и Пальцов продолжают прежде начатый разговор. << ПАЛЬЦОВ >> ... Что ты ни говори, претит душе моей Тот круг, где мы с тобою бродим: Двух-трех порядочных людей На сотню франтов в нем находим. А что такое русский франт? Всё совершенствуется в свете, А у него единственный талант, Единственный прогресс - в жилете. Вино, рысак, лоретка - тут он весь И с внутренним и с внешним миром. Его тщеславие вращается доднесь Между конюшней и трактиром. Программа жалкая его - Не делать ровно ничего, Считая глупостью и ложью Всё, кроме светской суеты; Гнушаться чернью, быть на "ты" Со всею именитой молодежью; За недостатком гордости в душе, Являть ее в своей осанке; Дрожать для дела на гроше И тысячи бросать какой-нибудь цыганке; Знать наизусть Елен и Клеопатр, Наехавших из Франции в Россию, Ходить в Михайловский театр И презирать - Александрию. Французским jeunes premiers в манерах подражать, Искусно на коньках кататься, На скачках призы получать И каждый вечер напиваться В трактирах и в других домах, С отличной стороны известных, Или в милютиных рядах, За лавками, в конурах тесных, Где царствует обычай вековой Не мыть полов, салфеток, стклянок, Куда влекут они с собой И чопорных, брезгливых парижанок, Чтобы в разгаре кутежа, В угоду пристающим спьяна, Есть устрицы с железного ножа И пить вино из грязного стакана! В одном прогресс являет он - Наш милый франт - что всё мельчает, Лет в двадцать волосы теряет, Тщедушен, ростом умален И слабосилием наказан. Стаканом можно каждого споить И каждого не трудно удавить На узкой ленточке, которой он повязан! << МИША >> Ты метко франтов очертил. << ПАЛЬЦОВ >> Одно я только позабыл, Коснувшись этой тли снаружи, Что эти полумертвецы, Развратом юности ослабленные души, Невежды, если не глупцы,- Со временем родному краю Готовятся... << МИША >>

  

  Я понимаю. Но не одних же пустомель Встречаем мы и в светском мире: Есть люди - их понятья шире, Доступна им живая цель. Сбери-ка эти единицы, Таланты, знания, умы, С великорусской Костромы До полурусской Ниццы, Соедини-ка их в одно Разумным, общерусским делом... << ПАЛЬЦОВ >> Соединить их - мудрено! Занесся ты, в порыве смелом, Бог весть куда, любезный друг! Вернись-ка к фактам! << МИША >>

  

  Факты трудны! Не говорю, чтоб были скудны, Но не припомнишь вдруг! Я сам не слишком обольщаюсь, Не ждал я и не жду чудес, Но твердо за одно ручаюсь, Что с мели сдвинул нас прогресс. Вот например: давно не очень Жизнь на Руси груба была И, как под музыку текла Под град ругательств и пощечин: Тот звук, как древней драме хор, Необходим был жизни нашей. Ну, а теперь - гуманный спор, Игривый спич за полной чашей! << ПАЛЬЦОВ >> Вот чудо! << МИША >>

   Чуда, друг мой, нет, Но всё же выигрыш в итоге. Засевши на большой дороге С дворовой челядью, мой дед Был, говорят, грозою краю, А я - его любезный внук - Я друг народа, друг наук, Я в комитетах заседаю! << ПАЛЬЦОВ >> Ты шутишь? << МИША >>

   Нет, я не шучу! Я с этой резкостью сравненья Одно тебе сказать хочу: "Держись на русской точке зренья"- И ты утешишься, друг мой! Не слишком длинное пространство Нас разделяет с стариной, Но уж теперь не то дворянство, В литературе дух иной, Администраторы иные... << ПАЛЬЦОВ >> Да! люди тонко развитые! О них судить не нашему уму, Довольно с нас благоговеть, гордиться. Ты эпитафию читал ли одному? По-моему, десяткам пригодится! "Систему полумер приняв за идеал, Ни прогрессист, ни консерватор, Добро ты портил, зла не улучшал, Но честный был администратор...