Майков Василий Иванович - Елисей, или раздраженный Вакх

   И первых бы с нее льстецов я свергнул в ад,

   Жестокосердных всех и всех неблагодарных,

   Неправедных судей, воров, друзей коварных;

   Потом не миновал и тех бы мой указ,

   Которые ползут без просу на Парнас.

   Помыслите же вы, чему я свет подвергну,

   Когда я тварей сих в дно адово низвергну?

   Послушайте меня: оставим месть сию,

   Я время каждому исправиться даю.

   Не столько виноват ямщик, как вам он зрится,

   Так ныне инако он мною усмирится;

   Чрез два дни у "Руки" кулачный будет бой,

   Где будет воевать сей новый наш герой;

   Он многих там бойцов ужасно завоюет,

   За братскую любовь носки им всем рассует.

   И се какой ему предел я положил:

   Хочу, чтоб он один за нескольких служил;

   Вы у?зрите, чего сей будет муж достоин.

   Он был худой ямщик, а будет добрый воин".

   Сие Зевес богам со важностью сказал

   И всем разъехаться им в домы приказал.

   Когда бы смертные все тако помышляли,

   Дабы по склонности к делам определяли,

   Тогда бы, может быть, негодный самый врач

   Престал людей лечить и добрый был палач;

   Судья, который дел совсем не понимает

   И только за сукном лишь место занимает,

   Он мог бы лучше быть, когда б он был кузнец.

   Приемлют за сребро ошибкой и свинец.

   Бывает добрый муж - худой единоборец,

   Порядочный дьячок - прескверный стихотворец.

   Итак, когда бы всяк в степень свою попал,

   Давно б в невежестве уж свет не утопал.

  

   Уже настал тот день, стал слышен рев медвежий,

   На рев сей собралось премножество невежей,

   Стекается к "Руке" со всех сторон народ,

   Там множество крестьян, приказных и господ:

   Одни между собой идут туда сражаться,

   Другие травлею медвежьей забавляться.

   О утешение! от скуки позевать,

   Как псы невинного там зверя будут рвать;

   Иль над подобными глумиться дураками,

   Как рыцарствуют, бьясь взаимно кулаками.

   Там несогласие стоит уже давно,

   И злоба там бойцам разносит всем вино,

   Невежество над всем там власть свою имеет,

   И мудрость в сих местах явиться не посмеет.

  

   Уже к сражению стояли две стены,

   И славные бойцы вином напоены,

   Которые сию забаву составляли,

   Вытягивалися и руки поправляли;

   Один снимал с себя и шапку, и кушак,

   Другой навастривал на ближнего кулак,

   Иной, до пояса спустя свою рубашку,

   Примеривался, как идти ему вразмашку

   И как сопернику за братскую любовь

   Спустити из носу его излишню кровь

   Или на личике фонарь кому поставить,

   Чем мог бы всех на то смотрящих позабавить.

  

   Меж тем Зевес окно в зените отворил

   И тако всем тогда бессмертным говорил:

   "Да будет, боги, вам сие известно ныне:

   Выглядывать отсель льзя богу и богине,

   Как некогда со мной вы зрели с сих же стран

   На битвы страшные меж греков и троян;

   Но вы меня тогда нередко облыгали,

   Украдкой обоим народам помогали.

   А ныне, ежели кто помочь дать дерзнет,

   Тот гнева моего никак не ускользнет.

   Помощник целый год, как гладный пес, порыщет,

   Ни в банях, ни в тюрьмах убежища не сыщет;

   Хотя бы посреде он скрылся кабака,

   И там велю ему натыкать я бока,

   Доколе не пройдет сие урочно время.

   Как хочете, а вы не суйтесь в это стремя".

   Тогда они свои потупили глаза

   И ждали, как сия минует их гроза,

   Смирнехонько вокруг Зевеса все сидели

   И только как сычи в окошечко глядели.

   И се настал уже жестокой битвы час:

   Сначала стал меж их ребячий слышен глас,

   И в воздух раздались нестройные их крики,

   А это было тут в подобие музыки.

   Как туча, помрачив чистейший оризонт,

   Облегшись тягостью своей на тихий понт,

   Ужасной бурею на влагу лишь подует,

   Престанет тишина и море возбунтует,

   Потом ударит гром из темных облаков,-

   Подобный оному стал стук от кулаков,

   И с пыли облака густые вверх виются,

   Удары громкие по рожам раздаются,

   Лиется из носов кровавая река,

   Побои чувствуют и спины и бока,

   И от ударов сих исходят разны звоны;

   Разносятся везде пощечин миллионы.

   Один соперника там резнул под живот,

   И после сам лежит, повержен, яко скот;

   Другой сперва пошел на чистую размашку,

   Нацелил прямо в нос; но, сделавши промашку,

   Отверз свободный путь другого кулакам,

   А тот, как по торгу, гуляет по щекам.

   Иной тут под глаза очки другому ставит,

   Иной соперника, схватя за горло, давит,

   Иному сделали лепешку из лица,

   А он пошел в кабак и, выпив там винца,

   Со прежней бодростью на битву устремился

   И лучше прежнего сквозь стену проломился.

  

   Се тако билися безмозглы мужики:

   С одной страны купцы, с другия ямщики,

   Как вдруг с купеческой страны герой выходит

   И спорника себе меж всеми не находит.

   Подобно яко лев, расторгнув свой запор,

   Рыкает и бежит, бросая жадный взор,

   Ко стаду робкому пасущейся скотины

   В средине мягких трав прохладныя долины,

   Где бедненький его увидя пастушок,

   Из рук трепещущих повергнув посошок,

   Единым бегствием живот свой избавляет,

   А стадо хищнику на добычь оставляет.

   Так новый сей Аякс, иль паче Диомид,

   Имея на челе своем геройский вид,

   Вломился и делит кулачные удары:

   Побегли ямщики, как робкие татары,

   Когда на их полях блеснул российский меч, -

   Так должны ямщики тогда все были бечь...

   Но слог сей кудреват и здесь не очень кстати,

   Не попросту ль сказать, они должны бежати,

   А грозный тот герой, как коршун, в них летит

   И кулаками их, бегущих, тяготит.

   Смутились все, как прах пред тучи грозной зраком;

   Один падет стремглав, другой ползет там раком,

   А третий, как медведь, пораненный, рычит,

   Четвертый, яко бык, ударенный, мычит.

   О бой, ужасный бой! без всякия корысти,

   Ни силы конские, ни мужеские лысти

   Не могут быстроты геройския сдержать...

   Всё хочется словам высоким подражать.

   Уймися, мой гудок, ведь ты гудишь лишь вздоры,

   Так надобно ль тебе высоких слов наборы?

   Посредственная речь тебе теперь нужна,

   И чтобы не была надута, ни нежна;

   Ступай своим путем, последуя Скаррону,

   Скорее, может быть, достанешь ту корону,

   Которую певцам парнасский бог дает.

  

   Герой купеческий ямских героев бьет

   И нумерит им всем на задницах пашпорты,

   Трещат на ямщиках рубашки там и порты.

   Все думали, что он в руках несет перун

   И что он даст бойцам последний карачун;

   Но вдруг лишился бой сего ужасна вида,

   Когда пришел герой под сению Эгида,

   Сокрытый им от всех смотрителей очей, -

   То был под шапкою своею Елисей;

   Не видим никому, он бой переменяет,

   Смутил в единый час купцов и прогоняет,

   Трясется от него их твердая стена,

   А он на них кладет кровавы знамена.

   От кулаков его все на розно делятся,

   Не сотни перед ним, но тысящи валятся!

   Победа к ямщикам прешла в единый миг,

   И Елисей уже бойца того достиг,

   Который воевал как черт меж ямщиками:

   Уже разит его Елеська кулаками,

   И множество ему тычков в глаза влепил,

   Которыми его разбил и заслепил,

   Свалился, яко дуб, секирою подсечен,

   Лежит, Елесею разбит и изувечен;

   Трикраты он себя с песку приподымал,

   Трикраты на него он паки упадал

   И наконец на нем лежит и чуть-чуть дышит

   И Елисееву победу тамо пишет,

   А попросту песок он задницей чертил,

   Но встать с него в себе он сил не находил.

   Движенья таковы всех к жалости подвигли,

   Товарищи его тотчас к нему достигли,

   Полмертвого бойца в кабак перенесли

   И там ему вина на гривну поднесли,

   Которым дух его ослабший ободрили

   И паки тем ему дыханье возвратили.

  

   Исправился купец, идет из кабака,

   Вторично он в бою попал на ямщика;

   Тут паки на него насунулся Елеся,

   И паки, раз ему десятка два отвеся,

   Сильнее прежнего он дал ему толчок,

   Он паки задницей повергся на песок;

   Но так уже ямщик купца туда запрятал,

   Что весь седалища в нем образ напечатал,

   И сказывают все, кто ходит в тот кабак,

   Что будто и поднесь в песке тот виден знак.

   Ямщик, сразя его, разить всех начал встречных,

   Умножа за собой подбитых и увечных,

   Загнал в трущобу всех купеческих повес,

   И словом, он тогда был храбр, как Ахиллес.

  

   Но можно ли кому с свирепым спорить роком!

   Не знаю, кто с него сшиб шапку ненароком,

   А он с открытою главою стал, как рак.

   Хотел было бежать с побоища в кабак,

   Но тут его свои, бегущего, схватили,

   Свели во свой приказ и на цепь посадили.

   Сбылася истина Зевесовых речей -

   Елесеньке весь лоб подбрили до ушей;

   Какой бы это знак, куда Елесю рядят,

   Неужели его и впрямь во службу ладят?

   Увы, то истина! был сделан приговор:

   "Елеська как беглец, а может быть и вор,

   Который никакой не нес мирския платы,

   Сведен в военную и отдан там в солдаты".

  

   <1769>

  

  

  

   2. Отдельное издание, СПб., 1771. В рукописи было известно уже в 1769 г. (см.: А. Западов, Журнал М. Д. Чулкова "И то и сьо" и его литературное окружение.- "XVIII век", сб. 2, М.-Л., 1940, с. 104 и след.).

  

  

   Преогромное предисловие. Намек на предисловие В. Петрова к переведенной им "Виргилиевой Енеиде" (песнь I, СПб., 1770). В обширном, на 14 страницах, "предуведомлении" Петров сообщил сведения о Вергилии, рассказал о трудностях перевода латинских стихов и заранее обругал своих критиков, уподобив их "янычарам, кои прошлого лет с великим остервенением нападали на россов..." (с. 13). Объясняя причины, побудившие его взяться за перевод Вергилия, Петров сослался на "одного сединами и премудростью украшенного мужа", который советовал ему не страшиться варваров-критиков и смело приниматься за "высший подвиг" (с. 14).

   Под лягушкой, пытающейся сравняться с быком, подразумевается Петров, пробующий вступить в соперничество с Ломоносовым.

  -

  - Песнь первая

  

   Скаррон Поль (1610-1660) - французский поэт, автор "Перелицованной Энеиды", "Комического романа", сатир против первого министра Франции кардинала Мазарини и др. Здесь: И. С. Барков (см. с. 38).

   Против Семеновских слобод последней роты. Лейб-гвардии Семеновский пехотный полк располагался на окраине Петербурга, между нынешним проспектом Мира и Звенигородской улицей. Неподалеку от Семеновской слободы находилась

   Ямская, там, где теперь улицы Расстанная и Лиговская.

   Обида... Юноне от Парида - см. примеч. 112.

   Сырная неделя - Масленица.

   Волжаный кнут. Волжанка - род мелкой ивы, растущей на Волге, тальник. Из прутьев волжанки делали кнутовища.

   Под воздухом простер свой ход веселый чистым и т. д. Майков пародирует строки из I песни "Энеиды" в переводе В. Петрова: "Под воздухом простер поезд веселый чистым, Стремя коней полет по вод хребтам пенистым".

   Школьному напеву подражаю. Намек на то, что В. Петров учился в Славяно-греко-латинской академии и преподавал там.

   Противу прать меня - идти против меня.

   Летит попрытче он царицы Амазонской. Царица амазонок Пентесилея (греч. миф.) привела свой отряд на помощь троянцам и в бою была убита Ахиллом.

   Восходит пыль столбом из-под звериных бедр - см. примеч 72.

   А песенку сию Камышенкой зовут - см. с. 40.

   Подпустил Юноне голубей - испортил воздух.

   Семелея - Семела, мать Вакха.

   Одр Фетидин - море.

   Устюжна. Близ Устюжны (Новгородская губ.) добывалась болотная железная руда, из которой выделывались сохи, гвозди и пр.

   Жена его была у жен честных в ватаге. Имеется в виду Венера. "Честные жены" - иронически.

   Гордились, будто бы учились в Спасской школе - т.е. в Славяно-греко-латинской академии, Заиконоспасской школе, называвшейся так потому, что находилась она в Китай-городе (в Москве), за иконою Спаса.

   Коль славного певца с плюгавцем соравняли. Намек на В. Петрова. Майков возмущается тем, что кое-кто из читателей, сравнивая Ломоносова с Петровым, отдавал предпочтение последнему.

   Капральский колет - здесь: мундир.

  -

  - Песнь вторая.

  

   Чермновидные ложи - т. е. постели, застланные дорогими багряными тканями.

   О вы, преславные творцы "Венециана", "Петра златых ключей", "Бовы" и "Ярослана". Майков называет лубочные рукописные и печатные повести: "Историю о храбром рыцаре Францыле Венециане и о прекрасной королевне Ренцывене", "Историю о славном рыцаре Златых ключей Петре Прованском и о прекрасной Магелоне", "Сказку о славном и храбром богатыре Бове-королевиче и о прекрасной королевне Дружневне", "Сказание и похождение о храбрости, от младости и до старости его бытия, младого юноши и прекрасного русского богатыря, зело послушати дивно, Еруслана Лазаревича".

   Калинкин дом - казенное заведение, в котором задержанные полицией проститутки выполняли принудительные работы.

   Зимогорье - почтовая станция на дороге Петербург-Москва, близ Валдая.

   Новый Валаам. Валаам (библ.) - месопотамский волхв-прорицатель. За богатые дары он собрался пророчествовать царю моавитян победу над израильским народом. В пути ослица, на которой ехал Валаам, заговорила человеческим голосом, обличив жадность и безумие своего хозяина.

  

  

   В кути - т. е. в углу избы, наискось от "красного угла".

   Стою на сей среде - посреди богов, держа перед ними ответ.

   Премудрость возведу я некогда на трон и т. д. Имеется в виду Екатерина II, издавшая 1 августа 1765 года манифест, по которому служба откупщиков признавалась государственной, кабаки переименовывались в питейные дома и отмечались государственными гербами как учреждения, находящиеся под царским "защищением".

   На чьих часах то было? - т. е. кто в это время стоял на часах, был в карауле?

   Портки его, камзол в печи своей сожгла и т. д. Карфагенская царица Дидона, покинутая Энеем, приказала развести громадный костер, взошла на него, закололась мечом и сгорела (Вергилий, "Энеида", кн. 4).

  -

  - Песнь четвертая.

  

   Уж Феб чрез зодиак Близняток проезжал - солнце проходило через созвездие Близнецов, т. е. уже наступил май.

   Когда о взятках в свет лишь выпущен указ. Через три недели после вступления на престол, 20 июля 1762 г., Екатерина II издала указ о запрещении взяток, незаконных поборов, взимаемых чиновниками, и т. д., не произведший, впрочем, впечатления на взяточников.

   Его впреки - вопреки ему.

   Вдруг християнския и никакия веры - т. е. одновременно христиане и безбожники (грабят безбожно).

   О жалкий вид очам! о странный оборот! Ср. у Ломоносова в оде 1762 г.: "О, стыд, о, странный оборот!"

  -

  - Песнь пятая.

  

   Школьник... спасский-поэт В. Петров (см. примеч. 72).

   Я битву Чесмскую с Херасковым пою. М. М. Херасков в 1771 г. выпустил в свет поэму "Чесмесский бой".

   Павловский замок. Село Павлово в XVIII в, как и позже, славилось металлическими изделиями.

   Чрез два дни у "Руки" кулачный будет бой. "Рука" - название харчевни в Петербурге у заставы на дороге в Москву. Кулачные бои между обитателями Семеновской и Ямской слобод происходили нередко и собирали большое количество зрителей.