Майков Аполлон Николаевич - Машенька - Книги

А. М. Майков

Машенька --------------------------------------

А. Н. Майков. Сочинения в двух томах. Том второй.

М., "Правда", 1984

OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

Куда как надоел элегий современных

  Плаксивый тон; то ль дело иногда





  Послушать старичков-рассказчиков почтенных





  Про молодости их удалые года, -





  Невольно веришь им, когда, почти с слезою,





  Они, смотря на нас, качая головою,





  Насмешливо твердят: "То ль было в старину!"





  Теперь из их времен я свой рассказ начну.





  Хоть он в моих устах теряет сто процентов;





  Хоть ныне далеки мы от блаженных дней,





  Дней буйных праздников, гусарских кутежей,





  Уездных Ариадн, языковских студентов;





  Хоть этих лиц теперь почти уж боле нет,





  Хотя у нас теперь иные люди, нравы, -





  Но все еще поймем мы были прошлых лет

И дедов старые проказы и забавы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Жил на Песках один чиновник. Звали

Его Василий Тихоныч Крупа.

Жил тихо он. В дому лишь принимали

По праздникам с святой водой попа;

А братии своей мелкочиновной

Он никогда почти не приглашал,

Хоть знали все, что службой безгреховной

Он тысячу рублишек получал,

Да дом имел, дочь в пансионе даром,

Так "скуп старик" - все говорили с жаром.

Когда бы вы увидели его.

Вы, чуждые чиновничьего мира,

"Чудак, чудак!" - сказали б про него;

И воротник высокий вицмундира,

И на локтях истертое сукно,

Уста без жизни, волосы клочками,

Глаза тупые с бледными зрачками, -

Да, точно б вы сказали: "В нем давно

Всё человечество умерщвлено".

Он двигался, как м_а_шина немая;

Как автомат, писал, писал, писал...

И что писал - почти не понимал;

На благо ли отеческого края,

Иль приговор он смертный объявлял -

Он только буквы выводил... Порою

Лишь подходил к соседу стороною,

Не для того, чтобы прогнать тоску

Иль сплин, а так... понюхать табачку.

Над ним острился молодой народ:

"Чай, в сундуках у вас есть капиталец,

А ведь, злодей, к себе не позовет.

- Что деньги вам: ведь вы один, как палец.

- Куда-те! Говорят, что дочка есть.

Скажите! Что, на вас она похожа?

- Ну, если так, вам небольшая честь.

- И у нее шафрановая кожа?"

Старик молчит или, поднявши глаз,

Из-за пера шепнет: "Получше вас".

Так жизнь его ползла себе в тиши,

Без радости и без тоски-злодейки...

Ни разу не смущал его души

Ни преферанс задорный по копейке,

Ни с самоваром за город пикник.

Но вдруг все в нем заметили движенье,

Стал о погоде говорить старик

И цену спрашивал французских книг;

Видали, он на Невском, в дождь, в волненьи,

Глядел в окно у магазина мод -

"Ишь, старый черт!.. Кого-нибудь да ждет".

Однажды встал он рано; задыхаясь,

Всю ночь почти он глаза не смежил.

Вздел туфли и открыл окно. Он был

Тревожим чем-то, так что, одеваясь,

Наместо колпака чуть не надел

Чулок. Был праздник; день светился яркий;

Кругом далеко благовест гудел;

Тут в берегах тесьмой канал блестел:

В кружок теснясь, за миской щей на барке

За полдником сидели бурлаки...

Какое утро с свежестью и жаром!

Земля как будто дышит ранним паром,

А небеса так сини, глубоки!

Василий Тихоныч открыл окошко

Другое, в сад, - и ветерок с кустов,

Как мальчик милый, но шалун немножко,

Его тихонько ждавший меж цветов,

Пахнул в лицо ему, в покой прорвался,

Сор по полу и легкий пух погнал,

На столике в бумагах пошептал

И в комнате соседней потерялся.

Василий Тихоныч глядел кругом

На зелень, на сирень, большим кустом

Разросшуюся там, - и улыбался.

Единственной забавою всегда

И собеседником его, и другом

Был чижик. С ним одним между досугом

Он разговаривал, и иногда

Не только о вещах обыкновенных,

Но даже о предметах отвлеченных.

Почувствовав прохладный ветерок,

Чиж стал скакать по клетке и забился;

Вдруг сел, чирикать начал и залился

Потом так громко, чисто, как звонок.

Василий Тихоныч, ему с улыбкой

Грозя, речь начал: "Что, куда так шибко?

Что, Шурочка, распелся так куда?

Что весел так? Иль знаешь разве?.. А?

А кто сказал тебе? Подслушал, верно,

Как говорил вчера Анютке я?

Подслушать тоже любишь?.. Я тебя!

Мошенник! Наказать его примерно!

Сейчас скажу директору!.. Смотри!

Ну, что ты слышал, Шурка? Повтори!

Что?.. Машенька к нам будет?.. Знаешь Машу?

Не знаешь? То-то ты и спал всю ночь.

Полюбишь ли ее, голубку нашу?

Смотри же - полюби: она мне дочь.

Она тебя за то полюбит тоже...

Ну, а как нет? А как начнет скучать,

И станет плакать и худеть, вздыхать?

Не пережить мне этого... Эх, боже!

В три месяца, чай, к роскоши она

Привыкла у княгини... Ведь не шутка -

Балы, театр... А здесь?.. Не сметена

Ведь даже пыль... Что ж дрыхнешь ты, Анютка!

Да подмети, да пыль сотри. Ишь, сад

Зарос совсем. Дай заступ поскорее, -

Куртинки пообрежу... да в аллее

Проклятый подорожник вон... а с гряд

Крапиву... Ах, мой бог, какая гадость!

Что, старый хрыч, о чем же думал ты?

Щавель, крапива - славные цветы!

Вот хорошо готовил дочке радость!"

Он принялся копать, возил песок,

Полол и рыл, как записной садовник.

Ну, глядя на него, никто б не мог

Подумать, что он классный был чиновник -

Уж полдень был. Затихнул ветерок;

Недвижные листы к земле склонились;

Железо крыш и камни накалились;

На улицах всё пусто; тишь кругом;

Один мужик на барке да собака

На солнце спали; голуби рядком

Под крышею, под слуховым окном,

Уселися, ища прохлады мрака.

Василий Тихоныч, кряхтя, отвез

Последний сор. "Ну, эдак будет лихо!"

Сел на скамью под ветвями берез,

Отер свой лоб и любовался тихо,

Как мак, нарцисс пестрели между роз.

"Ну, лихо будет!.. Уф, как жарко, душно!

Умаялся". Совсем не думал он,

Чем за свой труд он будет награжден:

Лишь не было б здесь только Маше скучно

"Ну, дождался, голубушка, тебя!

Целковики копил недаром я!

Вот поживем годок-другой, а там уж

Как раз пристроимся и выйдем замуж!

Ух! Набежит пострелов! Кликни клич -

Лука Лукич, да что Лука Лукич!

Столоначальники... мое почтенье!

Бей выше... сам начальник отделенья!..

Анютка, выйдь-ка в переулок, - что?

Не видно ль там... не едет там никто?

Гляди, гляди, послушай-ка, что это?"

- "Да ничего не видно..." - "Врешь, карета...

Как ничего? Гляди... Я слышу стук".

- "Да кабы стук, так слышно б... (Старый бредит!)"

- "Анютка!.. Эй, беги, подай сюртук,

Да что ж стоишь ты, дура?.. Едет, едет!"

ГЛАВА ВТОРАЯ

Василий Тихоныч не мог довольно

Налюбоваться дочкою своей.

Заботливо показывал он ей

Сад, комнаты и, трепеща невольно,

Смотрел, как ей понравится? "Вот тут

Гостиная... У нас пойдут балишки.

Ух! гости-то наедут, набегут;

Постарше кто - посадим за картишки...

В саду - фонарики со всех сторон.

А здесь, смотри, какой у нас балкон, -

По вечерам мы будем на балконе

Пить чай".

- "Ах, да! Я буду вам читать

Всю ночь, всю ночь! Я так люблю не спать!

Как весело! Не то что в пансионе -

Там в десять уж извольте почивать!"

"Какая ты хорошенькая, Маша!

Любуясь ею, говорил папаша. -

Да поцелуй меня еще, дружок...

Эх, нет покойницы Настасьи

Ананьевны! Знать, не судил ей бог,

Как мне, дожить до этакого счастья!.."

Старик отер слезу, и из очей

У Машеньки блеснули слезки тоже.

"Эх, старый я дурак! Ну! царство ей

Небесное! Ты мне всего дороже!

Не плачь, дружок, развеселись скорей".

Как описать вам Машу беспристрастно?

В ее чертах особенности нет,

Хотя черты так тонки и прекрасны,

Заманчив щек прозрачный, смуглый цвет,

Коса густая, взор живой и ясный...

Но не люблю я дев ее поры:

Они - алмаз без грани, без игры;

И я, смотря на деву молодую,

Прекрасную, как мраморный антик,

Твержу - ах, если б жизни луч проник

И осветил чудесную статую!

Действительность, где страждет нищета,

Где сдавлен ум ярмом порабощенья,

Где ищет дух отрады в усыпленьи,

Где чувство сдавлено, где жизнь пуста,

Вся в кукольной комедии приличий;

Где человек - манкен, где бог - обычай, -

Была для Маши пламенной чужда

И называлась _прозою презренной_.

В ней разум спал; зато ее мечта

Работала, как зодчий вдохновенный:

Фантазия без образов, без лиц,

Как дивное предчувствие чего-то,

Творила мир без цели, без границ,

Блестевший яркой, ложной позолотой.

То гением хотелось ей парить

И человечеству благотворить:

Одним движеньем палочки волшебной

Пролить покой и силою целебной

Больные раны излечать; то в глушь

Уйти, меж гор и бездн; жить в гроте диком

С одним созданьем избранным, великим

И утопать в гармонии двух душ...

Для старика не много измененья

В житье-бытье произошло тогда,

Как появилась Маша: иногда

Был на гулянье с дочкой в воскресенье;

Ложился позже, позже стал вставать;

На цыпочках ходил, когда читать

Изволит Маша... Лилии, тюльпаны

В саду явились; в зале фортепьяны

(Хоть музыкантшей Маша не была)

Да пяльцы у рабочего стола.

На столике валялось разных книжек

Десяток - вот И всё... Ах, нет, забыл,

Из Шурочки вертлявый желтый чижик

Повышен: Ламартином назван был,

Хоть старику темна была причина -

"Да чем же хуже Шурочка Мартына?" -

Почти не изменилось ничего;

Предметы те же, но с иной душою,

С иною жизнью. Свойство таково

У женщины: наполнить всё собою!

Вокруг нее как будто разлита

Нам чуждая, другая атмосфера,

Какой-то свет, и мир, и теплота,

Любовь и смех, спокойствие и вера.

Прошла неделя - Маша весела,

Глубокий мир ее уединенья

Воспламенял ее воображенье...

Сердилась лишь, скучна она была,

Когда старик опаздывал обедать,

Да на подруг роптала - не могла

Никак понять: как можно не проведать?

Не раз она в Морскую в _бельэтаж_

Послания по почте отправляла;

Решилась _объясниться_ и писала...

Как вдруг гремит знакомый экипаж,

И с дочерью подъехала старушка.

- Zizine!

- Marie! Вот, видишь ли, Marie,

Как слово я держу.

- Zizine! Ax, душка!

О, мы друзья, и вечно? Говори!

- О, вечно!..

- У меня так было много

Тебе сказать...

- И мне!

- О, ради бога,

Скорей!

- Постой. Как мило у тебя -

Цветы...

- Цветы? Всё накупил папаша.

Ты не поверишь, душка, как меня

Он любит.

- Твой papa?.. Ах, Маша,