Главная » Книги

Ломоносов Михаил Васильевич - Разные стихотворения, Страница 2

Ломоносов Михаил Васильевич - Разные стихотворения


1 2 3 4 5 6

  * * *
  
  
   Женился Стил, старик без м_о_чи,
  
  
   На Стелле, что в пятнадцать лет,
  
  
   И, не дождавшись первой ночи,
  
  
   Закашлявшись, оставил свет.
  
  
   Тут Стелла бедная вздыхала,
  
  
   Что на супружню смерть не тронута взирала.
  
  
   1748
  
  
  
  
  НАДПИСЬ
  
  
   на спуск корабля, именуемого
  
  
  Святаго Александра Невского, 1749 года
  
  
  Гора, что Горизонт на суше закрывала,
  
  
  Внезапно с берегу на быстрину сбежала;
  
  
  Между палат стоит, где был недавно лес;
  
  
  Мы веселимся здесь в средине тех чудес.
  
  
  Но мы бы в лодочке на луже чуть сидели,
  
  
  Когда б великого Петра мы не имели.
  
  
  1749
  
  
  
  
  НАДПИСЬ 1
  
  
  
  к статуе Петра Великого
  
  
  Се образ изва_я_н премудрого Героя, -
  
  
  Что, ради подданных лишив себя покоя,
  
  
  Последний принял чин и царствуя служил,
  
  
  Свои законы сам примером утвердил,
  
  
  Рожденны к Скипетру простер в работу руки,
  
  
  Монаршу власть скрывал, чтоб нам открыть науки.
  
  
  Когда Он строил град, сносил труды в войнах,
  
  
  В землях далеких был и царствовал в морях,
  
  
  Художников сбирал и обучал солдатов,
  
  
  Домашних побеждал и внешних сопостатов;
  
  
  И, словом, се есть Петр, отечества Отец.
  
  
  Земное божество Россия почитает,
  
  
  И столько олтарей пред зраком сим пылает,
  
  
  Коль много есть Ему обязанных сердец.
  
  
  
   НАДПИСЬ 2 К ТОЙ ЖЕ
  
  
  Елисавета здесь воздвигла зрак Петров
  
  
  К утехе Россов всех, но кто он был таков,
  
  
  Гласит сей град и флот, художества и войски,
  
  
  Гражданские труды и подвиги Геройски.
  
  
  
   НАДПИСЬ 3 К ТОЙ ЖЕ
  
  
  Металл, что пламенем на брани устрашает,
  
  
  В Петровом граде се Россиян утешает,
  
  
  Изобразив в себе лица Его черты;
  
  
  Но если бы его душевны красоты
  
  
  Изобразить могло при том раченье наше,
  
  
  То был бы образ сей всего на свете краше.
  
  
  
   НАДПИСЬ 4 К ТОЙ ЖЕ
  
  
  Зваянным образам, что в древни времена
  
  
  Героям ставили за славные походы,
  
  
  Невежеством веков честь божеска дана,
  
  
  И чтили жертвой их в последовавши роды,
  
  
  Что вера правая творить всегда претит.
  
  
  Но вам простительно, о поздые потомки.
  
  
  Когда, услышав вы дела Петровы громки,
  
  
  Поставите олтарь пред сей Геройский вид;
  
  
  Мы вас давно своим примером оправдали:
  
  
  Чудясь делам Его, превысшим смертных сил,
  
  
  Не верили, что Он един от смертных был,
  
  
  Но в жизнь Его уже за Бога почитали.
  
  
  
   НАДПИСЬ 5 К ТОЙ ЖЕ
  
  
  Гремящие по всем концам земным победы
  
  
  И Россов чрез весь свет торжествовавших следы,
  
  
  Собрание наук, исправлении суды,
  
  
  Пременное в реках течение воды,
  
  
  Покрытый флотом понт, среди волн грады новы
  
  
  И протчие дела увидев смерть Петровы
  
  
  Рекла: "Сей человек предел мой нарушил
  
  
  И доле в мире сем Мафусаила жил".
  
  
  Так, лета по делам считая, возгласила
  
  
  И в гроб великого сего Героя скрыла.
  
  
  Но образом Его красуется сей град.
  
  
  Взирая на Него, Перс, Турок, Гот, Сармат
  
  
  Величеству лица Геройского чудится
  
  
  И мертвого в меди бесчувственной страшится.
  
  
  1750
  
  
  
  
  ПИСЬМО
  
   к его Высокородию Ивану Ивановичу Шувалову
  
   Прекрасны летни дни, сияя на исходе,
  
   Богатство с красотой обильно сыплют в мир;
  
   Надежда радостью кончается в народе;
  
   Натура смертным всем открыла общий пир;
  
   Созрелые плоды древа отягощают
  
   И кажут солнечным румянец свой лучам!
  
   И руку жадную пригожством привлекают:
  
   Что снят своей рукой, тот слаще плод устам.
  
   Сие довольствие и красота всеместна
  
   Не токмо жителям обильнейших полей
  
   Полезной роскошью является прелестна -
  
   Богинь влечет она приятностью своей.
  
   Чертоги светлые, блистание металлов
  
   Оставив, на поля спешит Елисавет;
  
   Ты следуешь за ней, любезный мой Шувалов,
  
   Туда, где ей Цейлон и в севере цветет,
  
   Где хитрость мастерства, преодолев природу,
  
   Осенним дням дает весны прекрасной вид
  
   И принуждает вверьх скакать высоко воду,
  
   Хотя ей тягость вниз и жидкость течь велит.
  
   Толь многи радости, толь разные утехи
  
   Не могут от тебя Парнасских гор закрыть.
  
   Тебе приятны коль Российских муз успехи,
  
   То можно из твоей любви к ним заключить.
  
   Ты, будучи в местах, где нежность обитает,
  
   Как взглянешь на поля, как взглянешь на плоды,
  
   Воспомяни, что мой покоя дух не знает,
  
   Воспомяни мое раченье и труды.
  
   Меж стен и при огне лишь только обращаюсь;
  
   Отрада вся, когда о лете я пишу;
  
   О лете я пишу, а им не наслаждаюсь
  
   И радости в одном мечтании ищу.
  
   Однако лето мне с весною возвратится,
  
   Я оных красотой и в зиму наслаждусь,
  
   Когда мой дух твоим приятством ободрится,
  
   Которое взнести я на Парнас потщусь.
  
   1750
  
  
  
  ПИСЬМО О ПОЛЬЗЕ СТЕКЛА
  
  
  К Высокопревосходительному господину
  
  
  
   Генералу-Поручику,
  
   действительному Ея Императорского Величества
  
   Камергеру, Московского Университета куратору
  
   и орденов Белого Орла, Святаго Александра
  
  и Святыя Анны Кавалеру Ивану Ивановичу Шувалову,
  
  
  
   писанное 1752 года
  
  
  Неправо о вещах те думают, Шувалов,
  
   Которые Стекло чтут ниже Минералов,
  
   Приманчивым лучем блистающих в глаза:
  
   Не меньше польза в нем, не меньше в нем краса.
  
   Не редко я для той с Парнасских гор спускаюсь;
  
   И ныне от нея на верьх их возвращаюсь,
  
   Пою перед Тобой в восторге похвалу
  
   Не камням дорогим, ни злату, но Стеклу.
  
   И как я оное хваля воспоминаю,
  
   Не ломкость лживого я счастья представляю.
  
   Не должно тленности примером тое быть,
  
   Чего и сильный огнь не может разрушить,
  
   Других вещей земных конечный разделитель:
  
   Стекло им рождено; огонь его родитель.
  
  
  С натурой некогда он произвесть хотя
  
   Достойное себя и оныя дитя,
  
   Во мрачной глубине, под тягостью земною,
  
   Где вечно он живет и борется с водою,
  
   Все силы собрал вдруг и хляби затворил,
  
   В которы Океан на брань к нему входил;
  
   Напрягся мышцами и рамена иодвинул
  
   И тяготу земли превыше облак вскинул.
  
   Внезапно черный дым навел густую тень,
  
   И в ночь ужасную переменился день.
  
   Не баснотворного здесь ради Геркулеса
  
   Две ночи сложены в едину от Зевеса;
  
   Но Етна правде сей свидетель вечный нам,
  
   Которая дала путь чудным сим родам.
  
   Из ней разжженная река текла в пучину,
  
   И свет, отчаясь, мнил, что зрит свою судьбину!
  
   Но ужасу тому последовал конец:
  
   Довольна чадом мать, доволен им отец.
  
   Прогнали долгу ночь и жар свой погасили
  
   И Солнцу ясному рождение открыли.
  
   Но что ж, от недр земных родясь, произошло?
  
   Любезное дитя, прекрасное Стекло.
  
   Увидев смертные, о, как ему дивились!
  
   Подобное тому сыскать искусством тщились.
  
   И было в деле сем удачно мастерство:
  
   Превысило своим раченьем естество.
  
   Тем стало житие на свете нам счастливо:
  
   Из чистого Стекла мы пьем вино и пиво
  
   И видим в нем пример бесхитростных сердец:
  
   Кого льзя видеть сквозь, тот подлинно не льстец.
  
   Стекло в напитках нам не может скрыть принесу;
  
   И чиста совесть рвет притворств гнилу завесу.
  
   Но столько ли уже, Стекло, твоих похвал,
  
   Что нам в тебе вино и мед сам слаще стал?
  
   Никак! Сие твоих достоинств лишь начало,
  
   Которы мастерство тебе с природой дало.
  
  
  Исполнен слабостьми наш краткий в мире век:
  
   Нередко впадает в болезни человек!
  
   Он ищет помощи, хотя спастись от муки
  
   И жизнь свою продлить, врачам дается в руки.
  
   Нередко нам они отраду могут дать,
  
   Умев приличные лекарства предписать,
  
   Лекарства, что в Стекле хранят и составляют:
  
   В Стекле одном оне безвредны пребывают.
  
   Мы должны здравия и жизни часть Стеклу.
  
   Какую надлежит ему принесть хвалу!
  
   Хоть вместо оного замысловаты Хины
  
   Сосуды составлять нашли из чистой глины:
  
   Огромность тяжкую плода лишенных гор
  
   Художеством своим преобратив в Фарфор,
  
   Красой его к себе народы привлекают,
  
   Что, плавая, морей свирепость презирают, -
  
   Однако был бы он почти простой горшок,
  
   Когда бы блеск Стекла дать помощи не мог.
  
   Оно вход жидких Тел от скважин отвращает,
  
   Вещей прекрасных видна нем изображает.
  
   Имеет от Стекла часть крепости Фарфор;
  
   Но тое, что на нем увеселяет взор,
  
   Сады, гульбы, пиры и все, что есть прекрасно,
  
   Стекле являет нам приятно, чисто, ясно.
  
  
  Искусство, коим был прославлен Апеллес
  
   И коим ныне Рим главу свою вознес,
  
   Коль пользы от Стекла приобрело велики,
  
   Доказывают то Финифти, Мозаики,
  
   Которы ввек хранят Геройских бодрость лиц,
  
   Приятность нежную и красоту девиц;
  
   Чрез множество веков себе подобны зрятся
  
   И ветхой древности грызенья не боятся.
  
  
  Когда неистовый свирепствуя Борей
  
   Стесняет мразом нас в упругости своей,
  
   Великой не терпя и строгой перемены,
  
   Скрывает человек себя в толстые стены.
  
   Он был бы принужден без свету в них сидеть
  
   Или с дрожанием несносный хлад терпеть.
  
   Но солнечны лучи он сквозь Стекло впускает
  
   И лютость холода чрез то же отвращает.
  
   Отворенному вдруг и запертому быть -
  
   Не то ли мы зовем, что чудеса творить?
  
   Потом как человек зимой стал безопасен,
  
   Еще притом желал, чтоб цвел всегда прекрасен
  
   И в северных странах в снегу зеленый сад;
  
   Цейлон бы посрамил, пренебрегая хлад.
  
   И удовольствовал он мысли прихотливы:
  
   Зимою за Стеклом цветы хранятся живы;
  
   Дают приятный дух, увеселяют взор
  
   И вам, Красавицы, хранят себя в убор.
  
   Позволь, Любитель Муз, я речь свою склоняю
  
   И к нежным сим сердцам на время обращаю.
  
   И Музы с оными единого сродства;
  
   Подобна в них краса и нежные слова.
  
   Счастливой младостью Твои цветущи годы
  
   И склонной похвала и ласковой природы
  
   Мой стих от оных к сим пренесть не возбранят.
  
   Прекрасный пол, о коль любезен вам наряд!
  
   Дабы прельстить лицом любовных суеверов,
  
   Какое множество вы знаете манеров
  
   И коль искусны вы убор переменять,
  
   Чтоб в каждый день себе приятность нову дать.
  
   Но было б ваше все старанье без успеху,
  
   Наряды ваши бы достойны были смеху,
  
   Когда б вы в зеркале не видели себя.
  
   Вы вдвое пригожи, Стекло употреби.
  
   Когда блестят на вас горящие алмазы,
  
   Двойной кипит в нас жар сугубыя заразы!
  
   Но больше красоты и больше в них цены,
  
   Когда круг них Стеклом цветки наведены:
  
   Вы кажетесь нам в них приятною весною,
  
   В цветах наряженной, усыпанных росою.
  
  
  Во светлых зданиях убранства таковы.
  
   Но в чем красуетесь, о сельски Нимфы, вы?
  
   Природа в вас любовь подобную вложила,
  
   Желанья нежны в вас подобна движет сила:
  
   Вы также украшать желаете себя.
  
   За тем прохладные поля свои любя,
  
   Вы рвете розы в них, вы рвете в них лилеи,
  
   Кладете их на грудь и вяжете круг шеи,
  
   Таков убор дает вам нежная весна!
  
   Но чем вы краситесь в другие времена,
  
   Когда, лишась цветов, поля у вас бледнеют
  
   Или снегами вкруг глубокими белеют?
  
   Без оных что бы вам в нарядах помогло,
  
   Когда бы бисеру вам не дало Стекло?
  
   Любовников он к вам не меньше привлекает,
  
   Как блещущий алмаз богатых уязвляет.
  
   Или еще на вас в нем больше красота,
  
   Когда любезная в вас светит простота!
  
  
  Так в бисере Стекло подобяся жемчугу,
  
   Любимо по всему земному ходит кругу.
  
   Им красится народ в полунощных степях,
  
   Им красится Арап на южных берегах.
  
   В Америке живут, мы чаем, простаки,
  
   Что там драгой металл из сребреной реки
  
   Дают Европскому купечеству охотно
  
   И бисеру берут количество несчетно,
  
   Но тем, я думаю, они разумне нас,
  
   Что гонят от своих бедам причину глаз.
  
   Им оны времена не будут ввек забвенны,
  
   Как пали их отцы для злата побиенны.
  
   О коль ужасно зло! На то ли человек
  
   В незнаемых морях имел опасный бег,
  
   На то ли, разрушив естественны пределы,
  
   На утлом дереве обшел кругом свет целый,
  
   За тем ли он сошел на красны берега,
  
   Чтоб там себя явить свирепого врага?
  
   По тягостном труде, снесенном на пучине,
  
   Где предал он себя на произвол судьбине,
  
   Едва на твердый путь от бурь избыть успел,
  
   Военной бурей он внезапно зашумел.
  
   Уже горят Царей там древние жилища;
  
   Венцы врагам корысть, и плоть их вранам пища!
  
   И кости предков их из золотых гробов
  
   Чрез стены падают к смердящим трупам в ров!
  
   С перстнями руки прочь и головы с убранством
  
   Секут несытые и златом и тиранством.
  
   Иных, свирепствуя, в средину гонят гор
  
   Драгой металл изрыть из преглубоких нор.
  
   Смятение и страх, оковы, глад и раны,
  
   Что наложили им в работе их тираны,
  
   Препятствовали им подземну хлябь крепить,
  
   Чтоб тягота над ней могла недвижна быть.
  
   Обрушилась гора: лежат в ней погребенны
  
   Бесчастные! или поистине блаженны,
  
   Что вдруг избегли все бесчеловечных рук,
  
   Работы тяжкия, ругательства и мук!
  
  
  Оставив Кастиллан невинность так попранну,
  
   С богатством в отчество спешит по Океану,
  
   Надеясь оным всю Европу вдруг купить.
  
   Но златом волн морских не можно утолить.
  
   Подобный их сердцам Борей, подняв пучину,
  
   Навел их животу и варварству кончину:
  
   Погрязли в глубине, с сокровищем своим,
  
   На пищу преданы чудовищам морским.
  
   То бури, то враги толь часто их терзали,
  
   Что редко до брегов желанных достигали.
  
   О коль великий вред! От зла рождалось зло!
  
   Виной толиких бед бывало ли Стекло?
  
   Никак! Оно везде наш дух увеселяет:
  
   Полезно молодым и старым помогает.
  
  
  По долговременном теченьи наших дней
  
   Тупеет зрение ослабленных очей.
  
   Померкшее того не представляет чувство,
  
   Что кажет в тонкостях натура и искусство.
  
   Велика сердцу скорбь лишиться чтенья книг,
  
   Скучнее вечной тьмы, тяжелее вериг!
  
   Тогда противен день, веселие - досада!
  
   Одно лишь нам Стекло в сей бедности отрада.
  
   Оно способствием искусныя руки
  
   Подать нам зрение умеет чрез очки!
  
   Не дар ли мы в Стекле божественный имеем?
  
   Что честь достойную воздать ему коснеем?
  
  
  Взирая в древности народы изумленны,
  
   Что греет, топит, льет и светит огнь возжженный,
  
   Иные Божеску ему давали честь;
  
   Иные знать хотя, кто с неба мог принесть,
  
   Представили в своем мечтанье Прометея,
  
   Что многи на земли художества умея,
  
   Различные казал искусством чудеса:
  
   За то Минервою был взят на небеса,
  
   Похитил с солнца огнь и смертным отдал в руки.
  
   Зевес воздвиг свой гнев, воздвиг ужасны звуки.
  
   Предерзкого к горе великой приковал
  
   И сильному орлу на растерзанье дал.
  
   Он сердце завсегда коварное терзает,
  
   На коем снова плоть на муку вырастает.
  
   Там слышен страшный стон, там тяжка цепь звучит,
  
   И кровь чрез камни вниз текущая шумит.
  
   О коль несносна жизнь! Позорище ужасно!
  
   Но в просвещенны дни сей вымысл видим ясно.
  
   Пииты украшать хотя свои стихи,
  
   Описывали казнь за мнимые грехи.
  
   Мы пламень солнечный Стеклом здесь получаем
  
   И Прометея тем безбедно подражаем.
  
   Ругаясь подлости нескладных оных врак,
  
   Небесным без греха огнем курим табак;
  
   И только лишь о том мы думаем, жалея,
  
   Не свергла ль в пагубу наука Прометея?..
  
   Не злясь ли на него невежд свирепых полк,
  
   На знатны вымыслы сложил неправый толк?
  
   Не наблюдал ли звезд тогда сквозь Телескопы,
  
   Что ныне воскресил труд счастливой Европы?
  
   Не огнь ли он Стеклом умел сводить с небес
  
   И пагубу себе от Варваров нанес,
  
   Что предали на казнь, обнесши чародеем?
  
   Коль много таковых примеров мы имеем,
  
   Что зависть, скрыв себя под святости покров,
  
   И груба ревность с ней, на правду строя ков,
  
   От самой древности воюют многократно,
  
   Чем много знания погибло невозвратно!
  
   Коль точно знали б мы небесные страны,
  
   Движение планет, течение луны,
  
   Когда бы Аристарх завистливым Клеантом
  
   Не назван был в суде неистовым Гигантом,
  
   Дерзнувшим землю всю от тверди потрясти,
  
   Круг центра своего, круг солнца обнес

Другие авторы
  • Норов Александр Сергеевич
  • Баранцевич Казимир Станиславович
  • Розен Егор Федорович
  • Некрасов Н. А.
  • Мур Томас
  • Журовский Феофилакт
  • Стороженко Николай Ильич
  • Ишимова Александра Осиповна
  • Каменский Анатолий Павлович
  • Курганов Николай Гаврилович
  • Другие произведения
  • Блок Александр Александрович - Автографы А. Блока в альманахе "Чукоккала"
  • Хаггард Генри Райдер - Ласточка
  • Селиванов Илья Васильевич - Опекунское управление
  • Херасков Михаил Матвеевич - Письмо М.М. Хераскова князю А. Б. Куракину
  • Розен Егор Федорович - Стихотворения
  • Брешко-Брешковская Екатерина Константиновна - Три анархиста: П. А. Кропоткин, Мост и Луиза Мишель
  • Андреев Леонид Николаевич - Дни нашей жизни
  • Богданович Ангел Иванович - Народ в нашей "народнической" литературе
  • Кондурушкин Степан Семенович - Переписка М. Горького с С. С. Кондурушкиным
  • Глинка Федор Николаевич - Выписки, служащие объяснением прежних описаний 1812 года
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 356 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа