| Главная » Книги |
Лившиц Бенедикт Константинович - Французские лирики Xix и Xx веков, Страница 3
Лившиц Бенедикт Константинович - Французские лирики Xix и Xx веков Все время ветра шум, все время волн напор!
Прощай, разубранный пурпуровый шатер!
И белый конь, прощай, для Цезаря рожденный! -
Уж барабанного нет боя, нет короны,
Нет королей, что чтут его, как божество.
Нет императора, нет больше ничего!
Опять он - Бонапарт. Уж нет Наполеона.
Как оный римлянин, парфянином сраженный,
К пылающей Москве стремился он мечтой,
И слышал над собой солдатский окрик: "Стой!"
Сын - пленник, а жена - изменница: обоих
Лишился он. Гнусней разлегшейся в помоях
Свиньи, его сенат глумиться стал над ним.
В часы безветрия, над берегом морским -
Над черной бездною - по насыпи огромной
Шагал, мечтая, он в плену пучины темной.
Печальный кинув взор на волны, небосклон,
Воспоминаньями былого ослеплен,
Он мыслью уходил ко дням своей свободы.
Триумф! Небытие! Спокойствие природы!
Орлы летели вдаль, над ним уж не паря.
Цари - тюремщики во образе царя -
Его замкнули в круг, навек нерасторжимый.
Он умирал, и смерть, приявши облик зримый,
Восстав пред ним в ночи, росла, к себе маня,
Как утро хладное таинственного дня.
Его душа рвалась отсель в предсмертной дрожи.
Однажды, положив оружие на ложе,
Промолвил он: "Теперь конец!" - и, рядом с ним,
Улегся под плащом Маренго боевым.
Его сражения при Тибре и при Пиле,
Дунайские - пред ним чредою проходили.
"Я победил! - он рек, - орлы летят ко мне!"
Вдруг, взором гаснувшим скользнувши по стене,
Он взор мучителя заметил ядовитый:
Сэр Гудсон Ло стоял за дверью приоткрытой.
Тогда, пигмеями поверженный колоса,
Воскликнул он: "Ужель не все я перенес?
Господь, когда ж конец? Жестокой кары бремя
Сними с меня!" Но глас изрек: "Еще не время!"
НАРОДУ
Тебе подобен он: ужасен и спокоен,
С тобою он один соперничать достоин.
Он - весь движение, он мощен и широк.
Его смиряет луч и будит ветерок.
Порой - гармония, он - хриплый крик порою.
В нем спят чудовища под синей глубиною,
В нем набухает смерч, в нем бездн безвестных ад,
Откуда смельчаки уж не придут назад.
Колоссы прядают в его простор свирепый:
Как ты - таран, корабль он превращает в щепы.
Как разум над тобой, маяк над ним горит.
Кто знает, почему он нежит, он громит?
Волна, где чудится, гремят о латы латы,
Бросает в недра тьмы ужасные раскаты.
Сей вал тебе сродни, людской водоворот:
Сегодня заревев, он завтра всех пожрет.
Как меч, его волна остра. Прекрасной дщери,
Он вечный гимн поет рожденной им Венере.
В свой непомерный круг он властно заключил,
Подобно зеркалу, весь хоровод светил.
В нем - сила грубая и прелесть в нем живая.
Он с корнем рвет скалу, былинку сберегая.
К вершинам снежных гор он мечет пену вод,
Но только он, как ты, не замедляет ход
И, на пустынный брег ступивши молчаливо,
Мы взор вперяем вдаль и верим в час прилива.
ФОРТЫ
Они - парижских врат сторожевые псы,
Затем, что мы - внутри осадной полосы.
Затем, что там - орда, чьи подлые отряды
Уж добираются до городской ограды,
Все двадцать девять псов, усевшись на холмы,
Тревожно и грозя глядятся в дебри тьмы
И, подавая знак друг другу в час укромный,
Поводят бронзой шей вокруг стены огромной,
Они не знают сна, когда все спит кругом,
И, легкими хрипя, выкашливают гром;
Внезапным пламенем звездообразных вспышек
Порою молния летит в долины с вышек,
Густые сумерки во всем таят обман:
В молчаньи - западню, в покое - ратный стан.
Но тщетно вьется враг и ставит сеть ловушек;
Не подпуская к нам его ужасных пушек,
Они глядят вокруг, ощупывая мрак.
Париж - тюрьма, Париж - могила и бивак,
От мира целого стоит отъединенный
И держит караул, но, наконец, бессонный,
Сдается сну - и тишь объемлет все и всех.
Мужчины, женщины и дети, плач и смех,
Шаги, повозки, шум на улицах, на Сене,
Под тысячами крыш шептанья сновидений,
Слова надежды: "Верь!" и голода "Умри!" -
Все смолкло. Тишина. До утренней зари
Весь город погружен в неясные миражи...
Забвенье, сон... - Они одни стоят на страже.
Вдруг вскакивают все внезапно. Впопыхах
Склоняют слух к земле... - там, далеко, впотьмах
Не клокотание ль глубокое вулканов?
Весь город слушает, и, ото сна воспрянув,
Поля пробуждены; и вот на первый рев
Ответствует второй, глух, страшен и суров,
Как бы взрываются и рушатся утесы,
И эхо множит гром и грохот стоголосый.
Они, они! В густом тумане под горой
Они заметили лафетов вражьих строй.
Орудия они открыли очерк резкий,
И там, где вспугнута сова на перелеске,
Они увидели заполнившее скат
Скопленье черное шагающих солдат:
Глаза предателей в кустарниках пылают.
Как хороши форты, что в сумрак ночи лают!
НАПОЛЕОН III
Свершилось! От стыда должна бы зареветь,
Приветствуя тебя салютом, пушек медь!
Привыкнув ко всему подкрадываться сзади,
Ты уцепился, карл, теперь за имя дяди!
Самовлюбленный шут, устроив балаган,
Ты в шляпу Зеслинга втыкаешь свой султан,
Наполеонов сон тревожа в тьме могильной,
Ты пробуешь сапог напялить семимильный
И, жалкий попугай, расправивши крыла,
На свой насест зовешь Аркольского орла!
Терсит уж родственник Ахилла Пеллиада!
Так вот к чему вела вся эта Илиада!
Так это для тебя вставал на брата брат,
И русские войска гнал пред собой Мюрат?
Так это для тебя, сквозь дым и огнь орудий.
Навстречу смерти шли, не дрогнув, эти люди
И, кровью напоив ненасытимый прах,
Слагали голову в эпических боях?
Так это для тебя - уже теряя силы,
Весь материк дрожал от поступи Аттилы,
И Лондон трепетал, и сожжена Москва? -
Все, все для твоего, о карлик, торжества:
Чтоб мог ты, внемля лесть Фьялена, Маскарильи,
Развратничать в кругу придворной камарильи.
Чтоб в луврских оргиях делил с тобой угар
Разгульных пиршеств Дейц иль господин Мокар?
Так это для тебя - по киверам, папахам
Пронесся грозный смерч? Погиб под Рейхенбахом
Дюрок? Сражен ядром при Ваграме Лассаль?
Так это для тебя - безмерная печаль
Вставала призраком со снежных перепутий?
Картечью Коленкур настигнут был в редуте,
И гвардия легла костьми под Ватерло?
В тот самый час, когда огромное крыло
Влача по насыпям могильным и курганам,
Нам обнажает ветр на каждом поле бранном
Несчетных черепов зияющий оскал, -
По славным поприщам ты бродишь, как шакал,
И именем чужим орудуешь, пройдоха!
И вот уж щелкает в руке у скомороха
Бич, всех властителей земных повергший ниц,
И солнцевых коней - Маренго, Аустерлиц,
Мондови, Риволи - позоря их возницу,
В свою впрягаешь ты, ничтожный, колесницу!
АЛЬФРЕД ДЕ ВИНЬИ
РОГ
(отрывок)
Люблю я звучный рог в глубокой мгле лесов,
Пусть лани загнанной он знаменует зов
Или охотника прощальные приветы,
Вечерним ветерком подхваченные где-то.
Не раз ему в ночи, дыханье затая,
Внимал я радостно, но чаще плакал я,
Когда мне чудилось, что издали нахлынув,
Плывут предсмертные стенанья палладинов.
О, горы синие! О, скалы в серебре!
Фразонские пласты! Долина Марборе!
Стремящиеся вниз, сквозь снежные преграды,
Источники, ручьи, потоки, водопады!
Подножья в зелени, вершины изо льда,
Двухъярусный убор, застывший навсегда,
О как средь вас звучат торжественно и строго
Раскаты дальние охотничьего рога!
АЛЬФРЕД ДЕ МЮССЕ
МАДРИД
Мадрид, Испании столица,
Немало глаз в тебе лучится,
И черных глаз и голубых,
И вечером по эспланадам
Спешит навстречу серенадам
Немало ножек молодых.
Мадрид, когда в кровавой пене
Быки мятутся по арене,
Немало ручек плещет им,
И в ночи звездные немало
Сеньор, укрытых в покрывало,
Скользит по лестницам крутым.
Мадрид, Мадрид, смешна мне, право,
Твоих красавиц гордых слава,
И сердце я отдам свое
Средь них одной лишь без заминки:
Ах, все брюнетки, все блондинки
Не стоят пальчика ее!
Ее суровая дуэнья
Лишь мне в запретные владенья
Дверь открывает на пароль;
К ней даже в церкви доступ труден;
Никто не подойдет к ней, будь он
Архиепископ иль король.
Кто талией сумел бы узкой
С моей сравниться андалузкой,
С моей прелестною вдовой?
Ведь это ангел! Это демон!
А цвет ее ланиты? Чем он
Не персика загар златой!
О, вы бы только посмотрели,
Какая гибкость в этом теле
(Я ей дивлюсь порою сам),
Когда она ужом завьется,
То рвется прочь, то снова жмется
Устами жадными к устам!
Признаться ли, какой ценою
Одержана победа мною?
Тем, что я славно гарцовал
И похвалил ее мантилью,
Поднес конфеты ей с ванилью,
Да проводил на карнавал.
ЦВЕТКУ
Очаровательно-приветлив,
Зачем ты прислан мне, цветок?
И полумертвый, ты кокетлив.
Что означает твой намек?
Ты в запечатанном конверте
Сейчас проделал долгий путь.
Шепнула ль, предавая смерти,
Тебе рука хоть что-нибудь?
Ты только ли трава сухая
И через миг совсем умрешь?
Иль, чью-то мысль в себе скрывал,
Опять роскошно расцветешь?
Одетый в белую одежду,
Увы, ты непорочно чист!
Однако робкую надежду
Мне подает зеленый лист.
Быть может, чье-то ты посланье?
Я скромен: тайну мне открой.
Зеленый цвет - иносказанье?
Твой аромат - язык немой?
Что ж, если так - о нежной тайне
Скорей мне на ухо шепни.
А если нет - не отвечай мне
И на моей груди усни.
С игривой ручкой незнакомки
Я слишком хорошо знаком.
Она шутя твой стебель ломкий
Скрепила тонким узелком.
Ища ей равную, напрасно
Пракситель портил бы резей,
Венериной руки прекрасной
Не взяв себе за образец.
Она бела, она прелестна.
Она правдива, говорят.
Кто ею завладеет честно,
Она тому откроет клад.
Она направо и налево
Дары не любит рассыпать.
Цветок, ее боюсь я гнева:
Молчи и дай мне помечтать.
ПЬЕР-ЖАН БЕРАНЖЕ
ЭПИТАФИЯ МОЕЙ МУЗЫ
(Сент-Пелажи)
Сюда, прохожие! Взгляните,
Вот эпитафия моя:
Любовь и Францию в зените
Ее успехов пела я.
С народной не мирясь обузой,
Царей и челядь их дразня,
Для Беранже была я музой -
Молитесь, люди, за меня!
Прошу, молитесь за меня!
Из ветреницы своевольной
Я стала другом бедняка:
Он из груди у музы школьной
Ни капли не взял молока
И жил бродяги бесприютней...
Представ ему в сияньи дня,
Его я наградила лютней -
Молитесь, люди, за меня!
Лишь моему послушный слову,
Он кинул в мир отважный клич,
A я лихому птицелову
Сама приманивала дичь.
Пленил он рой сердец крылатых,
Но не моя ли западня
Ему доставила пернатых? -
Молитесь, люди, за меня!
Змея... (Ведь двадцать лет, о боже,
На брюхе ползал Маршанжи!)
Змея, что год, то в новой коже
Влачащая свои тяжи,
На нас набросилась, ликуя -
И вот, уже в темнице я...
Но жить в неволе не могу я -
Молитесь, люди, за меня!
Все красноречие Дюпена
Не помогло нам: гнусный гад
Защитника четы смиренной
Сожрал от головы до пят...
Я умираю. В приоткрытом
Аду я вижу вихрь огня:
Сам дьявол стал иезуитом -
Молитесь, люди, за меня!
ЧЕЛОБИТНАЯ ПОРОДИСТЫХ СОБАК
О РАЗРЕШЕНИИ ИМ ДОСТУПА
В ТЮИЛЬРИЙСКИЙ САД
(июнь 1813 года)
Тиран низвержен, и для нас } bis
| |
| Просмотров: 364 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры