Языков Николай Михайлович - Валдайский узник - Книги

Николай Михайлович Языков

Валдайский узник --------------------------------------

Русская романтическая поэма.

М., Правда, 1985

OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

Смотрите на меня: я худ!

Но не злосчастие и блуд,

И не желанье быть в раю

Убили молодость мою.

Из детства дружный с суетой

Я с уповательной душой,

Без пожирающих страстей,

Спокойно шел тропой своей.

Теперь сбылось мне двадцать лет,

А я, как мой покойный дед,

Стал телом сух и слаб душой.

На утре дней моих - судьбой

Я унесен из мест родных

И поселен в стенах чужих;

И там учился я тому,

Что не по нраву моему;

Семь лет убил я в школе сей

И вышел, право, не умней;

Мне за науки дали чин,

И я - не просто дворянин.

Тогда я думал, что счастлив,

Душой был рад, умом игрив.

А отчего? Не знал и сам;

Так в первый день отец Адам

Благодарил творца душой,

Не зная, что творец благой

Определил в тот самый день

Ему - оставить рая сень.

И я не долго видел рай!

Вдруг мне приказано: в Валдай!

Зачем? я спрашивать не смел. -

И скука, под названьем дел,

Здесь мне на сердце налегла:

Труды, заботы - без числа,

А пользы в них нимало нет!

Лишь от шоссе великий вред

Нерассудительной казне,

И горе тягостное мне!

Так я, покорствуя судьбе,

Другой уж год живу в избе,

Где духота и едкий дым

С телесным здравием моим

Враждуют - и победа их!

Привыкнув в летах молодых

Прелестниц милых обнимать,

Я их искал - но как сыскать?

Сей задымившийся Валдай

Для холостых - прегорький край:

Здесь неизвестен сладкий грех!

Не как в обители утех,

Средь образованных столиц,

Здесь - для прокату - нет девиц.

И я предвижу смертный срок:

Я здесь телесно одинок

И, как угодник божий, сух,

Огонь души моей потух!

Всегдашней пылию покрыт,

Как монастырь Валдай стоит

Среди дубрав и диких гор.

Здесь из грибов - лишь мухомор,

На мертвой зелени долин

Здесь ни лился, ни ясмин,

Но терн, крапива и волчец.

И серый волк, тех гор жилец,

В угрюмом сумраке ночном

Здесь воет под моим окном.

И грозный филин-страж ночей -

Вблизи от хижины моей,

Сидя на церкви городской,

Кричит - и голос гробовой

Ужасно вторится в горах.

Да леса ближнего в дуплах

Протяжные стенанья сов,

И ветра шум, и скрип дубов

Тревожат краткий отдых мой.

Когда ж засну, то надо мной

Иль крысы завизжат во пре,

Иль в завалившейся норе

Уныло заскребется мышь;

То по доскам соседних крыш

Забегают коты - и я,

Кляня причину бытия,

Котов влюбленных слышу вой,

Отрывный, дикий и глухой.

Приятно в горести мечтать,

Когда не перестал сиять

Отрадный упованья свет;

Когда страдалец - не скелет -

Еще душою не увял.

Так я сначала здесь мечтал,

И часто в тишине ночей,

Отрады холостых людей,

Счастливой призваны мечтой,

Являлись девы предо мной -

И я - страданье забывал:

Я милый призрак обнимал,

Манил на ложе дев младых,

Я осязал невинность их,

Я млел, я таял, я пылал;

Но сон-изменник исчезал,

И я, уныл и одинок,

Браня людей и сны и рок,

Как бешеный, подушки грыз!

Однажды сделала сюрприз

Фортуна мне: заметил я

В окне соседнего жилья

Живое что-то, и в крови

Моей промчался огнь любви,

И свет блеснул душе моей.

Как житель выспренних полей,

Моя красавица была

Небесной прелестью мила.

И я, несчастный, полюбил!

Я девой очарован был:

Ее движений простота,

И глаз невинных быстрота,

И розы свежие ланит,

И стан, завидный для харит,

И ясность райского лица,

Чело, достойное венца,

И грудь, белейшая лилей,

И кольца ангельских кудрей,

И голос - лепет ручейка,

И ножка - право, в полвершка,

И, словом, всё пленяло в ней,

Всё было раем для очей.

Но так хотел мой гневный рок:

От девы близко жил - дьячок!

И был влюблен в нее душой.

Он был гигант величиной,

Душа в нем бранная была:

Рад вызвать к битве хоть вола.

Он здесь соперника не знал:

Весь город силу уважал;

И, говорят, он был любим

Прелестным ангелом моим,

И часто, девицу любя,

Ночевывал не у себя.

А я не знал ее любви!

Огонь кипел в моей крови

День ото дня сильней, сильней!

В унылой хижине моей

Всё было мрачно для меня;

Ни свет божественного дня,

Ни мрак ночной, ни блеск луны,

Ни царство вечной тишины -

Не утешало грусти злой;

Я был как камень гробовой,

В лесу поставленный глухом.

Так жил я!.. Вдруг в уме моем

Блеснула мысль - и я - пошел!

Был вечер: на уснувший дол

Лился луны дрожащий свет.

И бор туманами одет,

И сном окован был поток,

Я шел печален, одинок

К жилищу девицы моей.

Уж сердце билося быстрей,

Уж сладострастная мечта

Была надеждой занята,

Уж через низенький забор

Я перелез - любовный вор -

И быстро по двору бежал...

Как вдруг!.. Я весь затрепетал!..

Из дома вылетел дьячок!

(Убей его Илья-пророк!)

Я от него, а он за мной,

И тяжкой, жилистой рукой

Как громом бедного разил!

Я плакал, я его молил;

Но тщетен был мой жалкий стон;

Дьячок прибил и выгнал вон

Меня, злосчастного в любви!..

И после этого - живи!..

Нет, возвратившися домой,

Угрюмый, бледный и немой,

Отчаяньем терзался я

И жил - почти без бытия!

Весь мир казался мне чужим,

Недвижным, диким и пустым!

То был какой-то страшный свет,

То был хаос без дней и лет,

Без тяжести, без тел и мест,

Без солнца, месяца и звезд,

Без господа и без людей,

Без подсудимых и судей,

Без властелинов и рабов,

Без атеистов и попов,

Без цели действий и причин,

Без жен, девиц и без мужчин,

Без глупости и без ума!..

Ни день, ни ночь, ни свет, ни тьма!

И я теперь - как бы убит!

Любви телесной аппетит

Везде, всегда - как тень со мной.

С неисцелимою тоской

И без надежд, и без отрад -

Брожу куда глаза глядят...

Любовь! любовь! ты мне дала

И жар на смелые дела,

И жажду славы и честей,

И ты уж в юности моей

Меня лишила благ мирских:

Ты в членах протекла моих,

Как ветр губительной зимы,

Как ангел брани иль чумы!..

Комментарии

Впервые - Н. М. Языков. Полн. собр. стихотворений. М.-Л., 1934, по автографу из бумаг приятеля Языкова Н.Д. Киселева. Написано между 1822 г. (выход "Шильонского узника") и началом 1824 г. (23 марта 1824 г. поэт* письме к братьям упоминает "Валдайского узника" как известное им произведение). Языков скептически относился к русской подай "байронического" типа (см. его резкие отзывы о "Братьях разбойниках" и "Бахчисарайском фонтане" - Языковский архив, вып. 1. Письма Н.М. Языкова к родным за дерптский перид его жизни (1822-1829). СПб., 1913, с. 100, 118, 128 и др.). Его собственные замыслы в жанре поэмы ("Ала", "Меченосец Аран"), оставшиеся незавершенными, развивались в русле декабристского тираноборческого историзма. Характерно суждение поэта: "Еще мне нравится то, что у нас теперь один Байрон на языке, как nec plus ultra (самое высшее) в судах литературных, что всякого почитают его подражателем или желающим идти по его дороге" (там же, с. 187). Пародия на перевод Жуковского - еще одно свидетельство критического отношения Языкова к складывающейся романтической традиции. Языков сохраняет метрическую и интонационную структуру "Шильонского узника", порой заостряя ее (рифмовка конечной и начальной строк разных главок, см. границы главок 4-5, 6-7, 7-8; ср. у Жуковского границы XI-ХII и ХIII-XIV гл.). Прием, использованный Языковым - повествование высоким слогом о низменной реальности (с оттенком грубоватой фривольности),- восходит к жанру ирои-комической поэмы.

Стр. 517. Смотрите на меня: я худ! - Ср. с началом первой главки у Жуковского: "Взгляните на меня: я сед".

Стр. 518. Сей задымившийся Валдай // Для холостых - прегорький край. - Комизм усилен тем, что Валдай традиционно воспринимался как место развращенное. Ср. в "Путешествии из Петербурга в Москву": "Сей городок достопамятен в рассуждении любовного расположе ния его жителей, а особливо женщин незамужних" - А. Н. Радищев. Полн. собр. соч. М.-Л., 1938, т. 1, с. 300. Всегдашней пылию покрыт, // Как монастырь Валдай стоит. - Ср. у Жуковского: "На лоне вод стоит Шильон" (гл. II).

Стр. 521. И после этого - живи. - 8 глава представляет наиболее близко подходящую к источнику пародию. - ср. трагическую IX главу у Жуковского.

А.С. Немзер,

А.М. Песков