Буланже Павел Александрович - Жизнь и учение Будды

 

  

   1. Не назову я брахманом, ученым человеком того, кто называется так только потому, что он происходит из такой семьи. Как бы ни был он богат и знатен, как бы ни чтили его люди - не назову я его ученым. Только тот может называться ученым, кто ничем не владеет и ничего не жаждет.

   Кто истинно свободен, стряхнув с себя все узы и оковы, кто победил в себе вражду к другим, влечение к внешнему, призрачному, тот, кто освободился от неведения, - тот только истинно ученый.

   Тот истинно ученый человек, кто, не будучи виновен в том, в чем его упрекают, терпеливо переносит упреки, надругательства, злоключения, у кого одна только сила - терпение, одно только оружие - кротость.

   Того я назову ученым, кто узнал путь смерти и страданий, - сбросил с себя бремя жизни и ничем не порабощен.

   Тот учен, кто бывает кроток среди враждующих, тих среди буйствующих, бескорыстен среди корыстных, в чьем сердце нет ни ненависти, ни страсти, ни двуличия, ни надменности, в ком все это не держится, как не держится горчичное зерно на острие иглы.

   Тот ученый, кто победил в этом мире все дурное и хорошее, освободился от печали и страданий, погрузился в глубину вечной жизни и остается чистым, покойным и смиренным, - вот кто истинный ученый.

   2. Не по рождению надо отличать образованных, знатных и низких, а по жизни их. Только жизнью своей может сделаться человек истинно знатным и мудрым, и только жизнью своей делается он низким.

   3. Истинные учителя не берут платы за то, чему они учат.

   4. Тот, кого просят научить доброму, а он учит дурному, кто учит других лживости и изворотливости, тот, какое бы ни занимал он положение в жизни, - самый низкий человек.

   5. Кто учится у низкого учителя, безумца, не познавшего истины, тот идет по пути смерти; не победит он неведения, не постигнет смысла истинной жизни.

   6. Нельзя научиться побеждать страдания, изучая разные философские учения; можно побеждать страдания только усилием, трудом. Люди ходят от одних наставников к другим, от одних философских учений к другим, бросаясь как обезьяны с ветки на ветку. Этим они не научатся побеждать страданий, не войдут в вечную жизнь. Этого можно достигнуть только тем, чтобы не предаваться похоти, не увлекаться суетными делами, уничтожая в себе привязанности.

   7. Те учителя, которые создают правило на правиле и утверждают, что добро заключается только в том, что они говорят, - те не приведут человека к чистоте. Чистота у них такова, какою они создали ее из предвзятых мнений других.

   8. Есть еще ум в глупце, сознающем свою глупость, но нет его у того, кто твердо уверен в своей разумности. Такой человек истинно безумец.

   9. Всю жизнь глупец проводит подле мудрого и нимало не познает истины, как никогда ложка не поймет вкуса пищи.

   10. Люди молятся в храмах, приносят жертвы богам только потому, что, достигая старости, они все-таки не хотят уйти из той жизни, которою жили, хотят остаться в прежнем состоянии. Молитвы таких людей - это только жажда новых радостей телу. Не могут такие люди войти в вечную жизнь.

   11. Приходили к Сиддхартхе брахманы, учителя разных религий, и спрашивали его, осуждает ли он их учения, думает ли он, что их учителя говорили только неправильное. И Сиддхартха им говорил: учителя ваши учили многому правильному, а только вы в своей жизни отступили от их учения. Древние мудрецы отличались терпением и покорностью, они познали цену своим чувствам и размышляли о своем неотъемлемом, вечном благе. Не стремились древние мудрецы к обладанию скотом, житницами и золотом; единственное сокровище было у них - благо мудрости, и берегли они его пуще всего. Не заботились они о том, что им есть и что пить, а довольствовались тем, что им дадут. Хранили эти мудрые люди свое целомудрие и были целомудренны не только делом, но и в помыслах своих, не испытывая сладострастных ощущений даже во сне. Непоколебимы были они в своей праведности, ни от кого не были зависимы. И другие люди, видя в них пример святой жизни, охотно следовали за ними. Не так поступают теперь те, кто на словах только исповедует их учение; потому-то и люди не следуют за ними.

   12. "Может быть, вы подумаете, - говорил Сиддхартха своим ученикам перед смертью, - что вы потеряли своего учителя, нет его больше у вас. Это неправильно. Та истина, о которой я говорил вам, тот путь жизни, который ведет к обладанию ею, - вот ваш учитель, когда я уйду от вас".

  

  

  

   1. Любите врагов своих, потому что враги ваши - благодетели, если вы полюбите их: они помогают вам достигнуть совершенства.

   2. Милосердием и кротостью ты обезоружишь всякого врага. От недостатка дров потухает всякий огонь. Милосердие и кротость уничтожают насилие.

   3. Побеждай ярость любовью, отвечай добром за зло; побеждай скупость щедростью, лжеца - словом правды.

   4. Все живое отвращается от страдания, все живое дорожит своей жизнью; пойми же самого себя во всяком живом существе - не убивай и не причиняй смерти.

   5. Не потому человек выше других существ, что бессердечно мучает их, но потому, что он сострадателен ко всему живому.

   6. "Другие люди таковы же, как и я; какие они, таков и я". Поймите, узрите себя в других и других в себе, и вы не станете убивать или поощрять к убийству.

   7. Как мать неусыпно бережет свое дитя и готова жертвовать для него своей жизнью, так и вы относитесь с любовью ко всем существам в мире. Воспитав в себе эту любовь, вы станете на самый лучший, истинный путь жизни.

   8. Пусть будут счастливы все живые существа: и слабые и сильные, и видимые и невидимые, и родившиеся и находящиеся еще в утробе.

   Не убивайте и не причиняйте смерти живым существам. Не одобряйте тех, кто совершает убийство, защищайте всех от вреда: и слабых и сильных.

   9. Кто добрый человек? Добр только религиозный человек. Что такое доброта? Прежде всего и главнее всего это - согласие воли с совестью (разумом).

   10. Наполняйте мир дружелюбием: пусть все создания - и слабые и сильные - не видят от вас ничего, что причинило бы им вред, и они познают путь к миру.

   11. Стремящийся к истинной жизни старается соединить разлученных, укрепляет согласие соединенных между собой; что он слышал здесь, он не передает там, чтобы не рассорить одних с другими. Он наслаждается согласием, заботится о согласии. Согласие других - его блаженство.

   12. Где нет привязанностей, там нет и страданий. Потому те, которые не любят ничего на свете, богаты радостью, свободны от горя. Потому тот, кто стремится туда, где нет ни горя, ни страданий, не должен любить ничего в мире.

  

  

  

   1. Быстро проходит эта жизнь! Если бы человек прожил сто лет и более, - все равно он умрет. Себялюбие приносит людям только одни страдания, заботы убивают людей, все в мире стонет от отчаяния, - пойми только это и оставь эту временную жизнь.

   То, чем дорожит человек, о чем он думает: "Это - мое", - все это уйдет от него, когда он умрет, ничего он не удержит с собой. Пойми только это и отрешись обладать временным.

   Люди носят здесь имя, их видят и слышат, но после их смерти ничего не останется.

   У себялюбивых людей не иссякает печаль, сетования и жадность. Только мудрый, просвещенный человек, отрешившийся от себялюбия, от всего временного, этим самым входит в вечную жизнь.

   2. Если ты искоренишь в себе всякое стремление к временному, телесному, если угасишь в себе страсти, все земное, то не будет такой силы, которая могла бы причинить тебе смерть.

   3. Взгляни на эту разодетую тень, хилую, одержимую желаниями! Нет в ней силы, не может она защищаться; истощено это тело, хилое и немощное, будто готово оно рассыпаться на куски, жизнь в нем уже переходит в смерть. Голый череп похож на тыкву, сорванную осенью... Можно ли радоваться, можно ли еще веселиться?

   4. Как пастух загоняет посохом свое стадо в стойло, так старость и смерть подгоняют нашу жизнь.

   5. "Здесь я буду жить во время дождей, там я поселюсь летом", - так мечтает безумец и не помышляет о смерти, а она внезапно приходит и уносит человека озабоченного, корыстного, рассеянного, как наводнение смывает спящую деревню.

   6. Как спелые плоды висят на дереве, готовые каждую минуту упасть, так и люди: едва родившись, находятся в постоянной опасности смерти.

   7. Ни сын, ни отец, ни родные и близкие - никто не поможет нам, когда поразит нас смерть; просвещенный и мудрый, вполне сознавший смысл этого, быстро расчищает путь, ведущий к успокоению.

   8. Человек, преступивший закон, думает, что со смертью вполне уже кончится его жизнь. Такой человек способен склоняться ко всему злому.

   9. К тому, кто пребывает в размышлении, кто стал свободен через сознание истины, - к тому крепкому и мужественному не найдет путей владыка смерти.

   10. Увы! мир этот связан со смертью и разрушением, но мудрые, познавшие начала этого мира, не горюют.

  

  

  

   1. Славнее господства над землей - прекраснее восхождения до небес, славнее владычества над мирами - святая радость первых степеней просвещения.

   2. Нет никого ни в этом мире, ни в ином, - нет ни ученых, ни властных, ни слабых, ни сильных, кто бы мог изменить мои мысли, кто бы мог повернуть по-своему мое сердце. Оно - мое, никто не властен над ним.

   3. Много учений прошло через мир, но кто сам себя заковал в цепи, того не раскуешь никаким учением.

   4. У кого не угасли влечения, в ком сильны желания, - тот не может отделаться от чувства страха. Но кто освободился от страстей и желаний, - вошел в вечную жизнь, в том не может быть страха.

   5. Из наслаждения возникает печаль, из наслаждения возникает страх; кто свободен от наслаждений, нет для того уже ни печали, ни страха.

   6. Тот только может быть назван истинно свободным, кто сорвал с себя все цепи, все узы, привязывающие дух человека к внешнему, кто вырвал навсегда в себе корень привязанностей.

   7. Тот истинно свободен и мудр, кто подобен острию зубца. На нем не остаются привязанности, он ни о чем в мире не заботится. Свободный от всего, живет он только разумом.

   8. Кто не достиг независимости, тот легко вовлекается в споры между учениями. Истинно мудрый и не принимает и не отвергает никакого учения, не поддаваясь их обаянию.

   9. Мудрый - независим, он не увлекается мнениями толпы. Его не прельщает ничто: ни видимое, ни слышимое, - он не поработит себя.

  

  

  

  

  

   Когда Будда Благословенный Учитель Татхагата (*), великий мудрец из рода Шакьев, ходил еще по земле, вести о нем распространились по всей долине священного Ганга, и каждый радостно приветствовал своего друга, говоря:

  

   (* Достигший истины. - Ред. *)

  

   - Слышал ли ты благие вести? Просвещенный, Совершенный, Святой Учитель богов и людей появился во плоти и ходит между нами! Я видел его, я нашел убежище в учении его. Пойди и ты также и повидай его во всей его славе. Лицо его прекрасно, как восходящее солнце; он высок и силен, как молодой лев, только что покинувший свою пещеру. И когда он открывает свои уста, чтобы проповедовать, слова его, как музыка, и все, кто слушает его проповедь, веруют в него. Короли из Магадхи, Кошалы и многих других стран услышали его голос, приняли его и признали себя учениками его.

   Благословенный Будда учит, что жизнь есть страдание, но он знает также и причины его и выход из страдания и уверяет учеников своих, что нирваны можно достигнуть, идя по благородным путям праведности.

  

  

  

   На полях Кударагары, около небольшого городка Аванти, работал высокий юноша-брахман по имени Судата, распахивая плугом поле Субгути, которого народ звал Маха-Субгути, потому что он был богат и царь назначил его начальником деревни, чтобы он судил народ и при тяжбе решал, кому надо понести наказание.

   Судата, идя за плугом, запряженным быками, весело пел. И было чему радоваться, потому что Маха-Субгути, начальник, выбрал его своим зятем и когда согласно древнему обычаю юноша дал своей невесте четыре куска: один, содержащий семена, другой с навозом из коровника, третий с пылью от алтаря и четвертый с землей, взятой с кладбища, - невеста не коснулась куска с землей, что было бы дурным знаком, а выбрала кусок, заключавший пыль с алтаря и указывавший таким образом, что ее потомки могут отличаться как выдающиеся священники и служители религии.

   Это, по мнению Судаты, была благороднейшая и наиболее желаемая судьба. Богатая жатва и благополучие при разведении скота было великим благословением небес; но что значат все мирские приобретения в сравнении с блаженством религии! И вот эта-то мысль и заставила Судату петь, и он был счастлив, очень счастлив, как сам Индра, могучий бог, когда он упивался сладким соком из сомы. Но вдруг плуг Судаты уперся в заячью нору, оттуда выпрыгнул заяц и бросился бежать, беспокойно оглядываясь на своих детей. Судата размахнулся палкой, которой он погонял своих быков, бросился за зайцем, желая убить его, и, вероятно, успел бы в этом, если бы не был остановлен голосом человека, который проходил по дороге и закричал ему:

   - Эй, друг мой, что дурного сделало тебе это бедное здание?

   Судата остановился в своем преследовании и сказал:

   - Заяц не сделал ничего дурного, кроме того, что он живет на полях моего хозяина.

   Странник был человек с открытым лицом. Его выбритая голова указывала, что он был самана - монах, сделавшийся бездомным, для того чтобы получить спасение. Это был Ануруддха, ученик Благословенного. Увидев благородное и праведное лицо пахавшего, Ануруддха приветствовал его и, как бы пытаясь извинить поведение юноши, сказал:

   - Тебе, вероятно, для еды нужно было тело зайца?

   - О, нет, - отвечал юноша, - в это время года не годится есть заячье мясо. Я погнался за зайцем только ради забавы. Зайцы быстры, и немного найдется людей, которые могли бы их нагнать.

   - Дорогой друг мой, - продолжал Ануруддха, - представь себя на месте родителей этого зайца. Что было бы тогда, если бы какой-нибудь могучий гигант лишил тебя твоих детей и погнался бы за тобою, чтобы убить тебя, как ты намеревался сделать это с бедным зайцем?

   - Я бы дрался с ним! - отвечал быстро Судата. - Я бы дрался с ним, хотя он, разумеется, и мог бы убить меня.

   - Ты храбрый малый, - ответил ему самана. - Но представь себе, что гигант убил бы всех любимых тобою: твоего отца и мать, твою жену и детей и оставил бы жить только тебя, смеясь над твоим несчастьем.

   Юноша стоял в замешательстве. Никогда он не тревожил ума своего подобными мыслями. Никогда не думал он о том, что есть несчастие в этом мире. Никогда не заботился он о созданиях слабее его самого и не задумался бы причинить страдание другим только ради своего удовольствия. Он был самолюбив, старался исполнить все, что говорил, был хорошо одарен от природы, однако же не доставало ему одного.

   Ануруддха подумал про себя: "У этого юноши благородная душа, но на него дурно влияли. Если он останется без просвещения, то его ничем не руководимая энергия может сделать ему великий вред. Если бы он понял религию Татхагаты, которая славна как по проповеди своей, так и по духу своему, которая истинна в своих основаниях, сияет, как солнце, в своих учениях и любовна в своем применении, то мужество и храбрость этого юноши, которые иначе пропали бы бесплодно, можно было бы обратить к совершению великих дел".

   И он обратился к Судате, говоря: "Ты не знаешь, друг мой, слов Татхагаты о том, как надо себя вести по отношению к животным? Благословенный сказал: "Наполняйте мир дружелюбием. Пусть все создания - и сильные и слабые - не видят ничего от вас, что могло бы причинить им вред. И все тогда узнают цену пути мира". Заяц этот, подобно другим созданиям в мире, имеет те же самые чувства, какие есть у тебя. Он так же, как ты, испытывает боль, старость и смерть. Ты не всегда был силен и здоров. Много лет тому назад ты был слабеньким, беспомощным ребенком и не выжил бы, если бы не было нежных забот твоей любящей матери и защиты твоего дорогого отца. Ты думаешь только о настоящем, забывая прошлое, так и неведомое еще тебе будущее. Точно так же, как ты не помнишь, когда тебя кормили грудью, тем более ты не помнишь своего состояния, когда ты был во чреве матери, еще более не помнишь ты прежних существований, в которых душа твоя постепенно развивалась до своего теперешнего состояния".

   - Почтенный муж, - сказал юноша, - ты хороший учитель, и я хотел бы поучиться у тебя.

   Самана продолжал:

   - Даже Татхагата, наш господь, прошел через все ступени жизни в правильной последовательности. Стремясь к истине, управляя собою, будучи любовным, он так исправил сердце свое, что все поднимался по лестнице существ, пока не сделался Просвещенным, Совершенным и Святым Буддой и не достиг нирваны. Мириады лет тому назад он был червяком; точащим почву на земле, он плавал в океане, как рыба; как птица, жил он на ветвях деревьев и сообразно своим делам переходил из одной формы существования в другую. Говорят, что он также был и зайцем, влачившим свое случайное существование на полях. Слышал ли ты когда-нибудь рассказ о зайце?

   - Нет, никогда! - отвечал юноша. - Расскажи мне его.

  

  

  

   Ануруддха начал:

   - Так я слышал однажды, Бодхисаттва жил зайцем в полях плодоносной страны, но зайцев стало так много, что начал ощущаться недостаток в пище и распространяться мор по стране.

   Тогда Бодхисаттва подумал, будучи зайцем: "Трудное время настало, и народ страдает от недостатка риса и пшеницы. Он подымется в гневе и станет убивать всех зайцев, которые живут в стране, и я также должен буду умереть. Не могу ли я совершить благородный поступок даже и в этом моем состоянии, пока я живу без толку? Я слабое создание и жизнь моя бесполезна, если я не сделаю чего-нибудь такого, что хотя бы и было маленьким, но клонилось бы к просвещению, ибо только через одно просвещение достижимо блаженство бессмертной нирваны. Буду же я стремиться к нирване. В мире этом может проявляться сила добродетели, в мире этом может проявляться сила правды. Состояние Будды возможно, и те, кто достигает Будды мудростью искренних мыслей и добрыми делами, покажут другим путь к спасению. Сердца будд полны истины и сочувствия, сострадания и долготерпения. Сердца их стремятся с одинаковой любовью ко всем живущим существам. Стану я подражать им, буду стараться все более и более уподобляться им. Истина одна, и существует только одна вечная истинная вера. А потому следует и мне, размышляя о буддах и поступая согласно моей вере, применить ее на деле, идти по путям истины, которая приведет к доброте и облегчению страданий".

   Бодхисаттва подошел к своим братьям зайцам и стал проповедовать им. Но они не послушали его слов. Они сказали:

   - Ступай, брат Бодхисаттва, и соверши благородный поступок; ступай и принеси себя в жертву истине; умри, чтобы другие могли жить, и прими свой удел, чтобы снова родиться к высшей и лучшей жизни. Но не причиняй нам беспокойства своими проповедями. Мы любим жизнь и предпочитаем то счастье, которым мы наслаждаемся сейчас и которое действительнее распространения истины, благо от которой еще сомнительно. На полях для нас много маиса и пшеницы, риса и всевозможных сладких плодов. Не беспокойся о нас, каждый должен смотреть за собою.

   Неподалеку был там брахман, который удалился в лес для размышления и достижения нирваны. Брахман жестоко страдал от голода и холода. Он зажег огонь, чтобы согреться после холодного дождя, и, протянув свои руки к огню, покорялся своей судьбе, говоря:

   - Я должен умереть, прежде чем закончу мое размышление, так как я умру от недостатка пищи.

   Бодхисаттва, видя достойного человека в нужде, сказал самому себе: "Этот брахман не должен умереть, потому что мудрость его может быть светочем многим другим, которые бродят в темноте. Я предложу ему себя в пищу".

   И с этими мыслями в сердце своем Бодхисаттва прыгнул в огонь и спас брахмана от голодной и смерти.

   Вскоре после этого люди в той стране, боясь голода, начали большую охоту. Они вышли все в один день, загнали зайцев в узкое пространство, и больше ста тысяч зайцев умерли в один день под ударами охотников.

  

  

  

   Когда Ануруддха кончил свой рассказ о зайце, он сказал Судате.

   - Жить - значит умереть. Ни одно создание, которое дышит дыханием жизни, не может избежать смерти. Все, что сложно, подвергнется разложению. Никто не может избежать разложения. Но добрые дела не умирают. Они пребывают вечно. Это и есть суть Абхидхаммы. Тот, кто осмеливается отдать смерти то, что принадлежит смерти, будет жить и достигнет, наконец, благословенного состояния нирваны.

   - Что такое нирвана? - спросил юноша.

   Ануруддха отвечал словами великого учителя:

   "Когда огонь вожделения исчезает, тогда можно достигнуть нирваны.

   Когда пламя ненависти и заблуждения потухнет, тогда достигается нирвана.

   Когда волнения ума, происходящие от гордости, тщеславия и прочих грехов, прекратятся, тогда достигается нирвана".

   Лицо юноши выдавало его неудовлетворенность новым учением, а буддист продолжал:

   - Ни один, цепляющийся за заблуждения о своем я, если не испытывает прелести нирваны, не может понять ее. Всякое временное существование проходит. Всякая сложная вещь снова разложится, и ничего не останется от нашего телесного существования. Все существующее приняло свой вид вследствие известных причин, и всякое высшее существо явилось из более простого путем медленного, постепенного развития, вследствие условий, которые определяют его историю.

   Составные части существа находятся в постоянном развитии, и здесь нет ничего, на что можно было бы смотреть как на постоянное я, как на бессмертное существо, как на некоторую суть, которая может оставаться тождественною сама себе.

   Знай же, что то, что остается тождественным само себе, то, что вечно, то, что безусловно неизменно и постоянно, не есть конкретное существо, не есть какое бы то ни было материальное тело, не есть особенное личное существование, это не есть я какого бы то ни было рода.

   И все-таки это нечто существует. Бессмертна, вечна, неизменна его действительность. Действительность эта самая значительная, самая важная в мире, но действительность эта духовная, а не субстанциональная.

   Что же это такое? Бессмертная в своем вездесущии, неизменная и вечная действительность - это есть бодхи - гармония всех тех добродетелей, которые во век и веков остаются теми же самыми.

   Та истина, на которую опирается мудрый, когда он начинает говорить, не есть особенная вещь, это не есть я какого бы то ни было рода, это не боги и не одушевленные существа, это ничто, если ничто обозначает отсутствие представления о каком-нибудь особенном я, и тем не менее это ничто не есть несуществование. Если бы бессмертное, вечное, неизменное не существовало бы, тогда не было бы убежища от мирских страданий. Если бы бодхи было бы одно заблуждение, то не могло бы быть просвещение, нельзя было бы достигнуть нирваны, и никакой Будда не мог бы явиться, чтобы указать путь к спасению.

   Но Будда явился.

   Он понял всю необоснованность веры в неизменность я, он открыл, что все несчастие состоит в нашей привязанности к нашему я, и он указывает путь к спасению через достижение бодхи, ведущего всех тех, кто искренно ищет света, к восьмикрестному благородному пути праведности, к славной и бессмертной нирване.

   - Почтенный муж, - сказал Судата, - благородного Шакья-Муни, того мудреца, которого ты изучил и которого, кажется, ты провозглашаешь великим учителем, не станут почитать в Кударагаре, потому что все мы хорошие правоверные брахманы, и нет между нами ни одного последователя Будды. Тем не менее я не должен скрывать от тебя, что есть у нас в деревне один человек, который высоко уважает Шакья-Муни. Это Маха-Субгиту, друг царя Бимбисары, Судья и начальник деревни. Если ты будешь в деревне, пойди к нему, и он примет тебя. Не потому, что он последователь Будды, но он личный его друг, он встречал Готаму на царском дворе и говорит: "Если бы когда-нибудь сам Брама-бог спустился на землю, то он был бы таким, так Готама, ибо, наверно, Брама не мог бы казаться более величественным, более божественным, чем благородный Шакья-Муни". Когда ты встретишь Субгути-начальника, приветствуй его от имени моего, от имени Судаты, сына Раджи, и он пригласит тебя присутствовать завтра на свадьбе его дочери.

   Ступай же теперь в дом Маха-Субгути, там я встречу тебя, потому что я и есть тот, за кого он выдает свою дочь.

  

  

  

   Когда Ануруддха вошел в Кударагару, брахманскую деревню на склоне горы, он задумался на минуту и подумал про себя:

   - Что мне делать? Пойти ли мне к Маха-Субгути или пойти мне из дома в дом, согласно правил саманов?

   И он решил:

   "Следует подчиняться правилам. Я не пойду к Маха-Субгути, но пойду из дома в дом".

   Выпрямившись и опустив глаза долу, держа свою чашку в левой руке, самана стал перед первым домом, терпеливо ожидая милостыни. И так как никто не явился у двери, его истощенная фигура двинулась дальше. Многие отказывали ему в подаянии, отправляя его вон с сердитыми речами. Даже те, кто подавал ему небольшую горсть рису, бранили его бродягой. Но так как он был уже свободен от личных побуждений, он благословлял дававших, и когда он увидел, что собрал уже достаточно для удовлетворения нужд своего тела, то вернулся назад, чтобы съесть свой скромный обед под зелеными деревьями в лесу. Когда же он переходил площадь деревни, появился важный брахман в дверях сельской думы и, скользнув взглядом по страннику, остановил его и спросил:

   - Не ученик ли ты Благословенного Святого Будды?

   - Я Ануруддха, ученик Благословенного, - сказал самана.

   - Хорошо, хорошо, - сказал брахман, - я должен с тобою познакомиться, потому что я встречал Благословенного в Раджаге, и он говорил мне с восхищением об Ануруддхе как искусившемся в метафизике, как о философе, который постиг учение Татхагаты. Если ты действительно Ануруддха, тот самый Ануруддха, мудрость которого хвалил Благословенный, то я рад тебя приветствовать в доме моем. Сделай же мне честь, о почтенный самана, провести время в доме моем; удостой отобедать в моем помещении. Я был бы очень рад, если бы ты почтил завтра своим присутствием свадьбу моей дочери.

   - Позволь мне, начальник Кударагары, - отвечал Ануруддха, - съесть мой обед в лесу, а завтра я явлюсь и буду присутствовать на свадьбе твоей дочери.

   - Пусть будет так, - сказал Субгути. - Мы рады будем тебе всегда, когда ты вздумаешь прийти.

  

  

  

   Дворец Субгути был украшен флагами и гирляндами, и приемный шалаш для невесты был выстроен из бамбука во дворе за жертвенником. Жители Кударагары ждали у дверей, чтобы поглазеть на процессию. Судата-жених торжественно появился со своими друзьями и почтительно приблизился к отцу невесты.

   Почтенный начальник-брахман сердечно принял молодого человека и повел его к семейному алтарю в присутствии своей жены, матери невесты, и единственного сына своего, Качеяны. Тут он предложил жениху напитки из меда и представил ему свою дочь в подвенечном платье с драгоценными украшениями на голове и ожерельем из драгоценных камней.

   Обращаясь к жениху, он сказал:

   - Следует, чтобы отец-брахман избрал супругом своей дочери, чистокровной девушки-брахманки, и юношу-брахмана, законного сына брахманов-родителей, и следует, чтобы они женились согласно обрядов брахманов. Я выбрал тебя, о Судата, ибо ты достоин невесты. Ты из касты брахманов. Твои кости, колени, шея и плечи сильны. У тебя нет лысины, кожа твоя бела, поступь твоя пряма и голос твой чист. Ты обучен ведам и хорошему поведению. Родители твои уважаемы в деревне. И я верю, что ты выполнишь все обязанности доброго супруга. Дочь моя должна быть тебе верной женой, верной тебе как в счастье, так и в несчастье, и да будут дети, которые родятся от вас, и дети детей ваших достойными своих предков. Невеста ждет тебя в своем подвенечном уборе. Прими ее и живите в мире и согласии.

   Обряды были выполнены согласно обычаям страны, и в то время как высший жрец деревни произносил молитвы, отец невесты совершал возлияние из воды. Жених взял за руку невесту и ступил на камень твердости. Тогда молодая чета выполнила церемонию, обходя вокруг алтаря по семи ступенькам, указывая этим, что они будут отселе спутниками в жизни и готовы встретить все случайности судьбы, дурные и хорошие, полном согласии.

   После этого женатая чета, сопровождаемая лучшим другом жениха - братом невесты Качеяной, отправилась в дом жениха, будущий дом невесты. Огонь с алтаря, на котором были сожжены приношения, нес в железном сосуде священник, сопровождавший невесту.

   И когда свадебная процессия проходила но улице, народ приветствовал невесту и бросал горсти рису через нее, призывая благословение. В доме Судаты жених провел невесту через приемную.

   Развели новый огонь, зажгли его от огня с невестиного алтаря, и, когда совершили полагавшееся жертвоприношение, молодая чета три раза обошла священный огонь Агни. Тогда сели на разостланную красную шкуру коровы, и родственник-мальчик расположился в складках невестиного платья, а брат покойного отца жениха, почтенный старик священник, молился над нею:

   - Да защитит тебя Агни, который пылает священным огнем в очаге этого дома! Да будут жить дети твои в благополучии и достигнут полноты своей жизни! Да будешь ты благословенна, о достойная девушка, как мать здоровых детей, и да узришь счастливые лица твоих мужественных сынов!

   Тогда жених дал горсть поджаренного ячменя невесте и сказал:

   - Да благословит Агни союз наших рук и сердец!

  

  

  

   По совершении брачной церемонии Субгути пригласил гостей на обед и, увидя между народом мудреца Ануруддху, позвал и его и усадил около себя. Гости были веселы и наслаждались обедом. А когда вечер становился все холоднее и луна поднялась и разлила свой мягкий свет, все уселись под ветвями широкого банана и стали беседовать о своих богах и о прошлой славе своей страны. Тогда Субгути, судья, обратился к Ануруддхе и сказал:

   - Почтенный Ануруддха, я испытываю высокое уважение к благословенному мудрецу из рода Шакьев, которого народ называет Татхагата, святым Буддой. Но мне кажется, что учение его не подходит к нашему народу. Это философия для угнетенных несчастиями жизни. Она доставляет убежище измученным, больным и печальным, но она не должна иметь успеха у счастливых, могущественных, здоровых. То, что может быть целительным бальзамом для раненных в сражении, то противно и кажется ядом для победителя.

   И сказал Ануруддха:

   - Учение Благословенного, действительно, предназначено для тех, кто угнетен несчастиями жизни. Оно представляет убежище для измученных, потому что оно доставляет им здоровье и счастье. Счастливые, могущественные и здоровые не нуждаются в удобствах, не нуждаются в помощи, не нуждаются в лечении. Но кто эти здоровые, счастливые и сильные? Есть ли между вами кто-нибудь свободный от печали, болезни, старости и смерти? Если так, то его действительно можно назвать победителем, и он действительно не нуждается в спасении. Правда, я вижу много счастья вокруг меня. Но хорошо ли обосновано ваше счастье? Будет ли ум ваш ясен и спокоен в минуты скорби и в час смерти? Только тот достиг истинного счастья, кто вступил в бессмертную нирвану, то состояние души, которое поднимается выше мелких мирских искушений и освобождает нас от заблуждений о я. Счастье, покоящееся на мирском благополучии, - это опасное положение, ибо все меняется, и только тот воистину счастлив, кто отказался от привязанностей ко всему переменяющемуся. И нет действительного счастья, кроме того, которое основано на религии Татхагаты.

   Татхагата открывает глаза тем, кто думает, что они счастливы, чтобы они могли видеть опасность жизни и ее ловушки. Когда рыба видит крючок с приманкой, она думает, что она счастлива. Но она сразу увидит свое несчастье, как только почувствует острие у себя во рту.

   Тот, кто ищет своего личного счастья, всегда должен быть полон боязни. Он может относиться безразлично к несчастию его собратьев, но он не может быть слеп к тому, что тот же самый конец ожидает и всех нас. Счастлив тот, кто воздаст смерти то, что принадлежит смерти. Он победил смерть, и какова бы ни была его судьба, он будет спокоен и будет владеть собою; от отказался от воображаемого я и вступил в царство бессмертия. Он достиг нирваны.

   Судата посмотрел на невесту и сказал:

   - Никогда не приму я учения Готамы, потому что не следует жениху оставлять свою невесту для того, чтобы достигнуть нирваны!

   Ануруддха, выслушав замечание Судаты, продолжал:

   - Мой юный друг боится, что учение Татхагаты отвлечет его от невесты, которой он сегодня поклялся в верности. Но не в этом дело. Ты слышал уже рассказ о том, что Благословенный покинул свою жену и ребенка и отправился на бездомничество, потому что заблуждение господствует в мире и мир лежит во тьме. И достигнув бессмертной нирваны, он теперь старается только об одном - указать путь другим. И мы, его ученики, которые, подобно ему, оставили мир, посвящаем себя религиозной жизни не ради себя, потому что мы уже ясно поняли весь вред нашего я, а ради спасения мира. Но не в этом дело.

   Освобождение является не в расторжении уз жизни, а в том, чтобы отказаться от своего я. Пустынник, который отрезал себя от мира, но лелеет в сердце своем хотя бы малейшее желание свое, - будет ли это ради счастья в этой жизни или в предстоящей, - не свободен еще. А смиренный отец семейства, если он отказался от всяких желаний, может достигнуть того славного состояния души, плодом которого является нирвана.

   Тот, кто стремится к религиозной жизни, должен оставить мирские размышления и со всей своей энергией стремиться получить просвещение. Но тот, у кого есть обязанности в семье, не должен уклоняться от своей ответственности. Татхагата говорит:

  

   Помогать матери и отцу,

   Ходить за ребенком и женою,

   Следовать мирскому призванию -

   Вот великое благословение.

   Всякое добро, благочестивая жизнь,

   Помощь, оказанная соседу,

   Поступки, которых нельзя осудить, -

   Вот это величайшее благословение.

   Строго следить за душевной своей чистотою,

   Узнать четыре благородные истины

   И достигнуть нирваны -

   Вот это величайшее благословение.

  

  

  

   Ануруддха видел, что Судата загорелся негодованием. Он перестал говорить и глядел испытующе на молодого человека. Судата встал на ноги и сказал:

   - Совершенно отказаться от своего я! Так это-то и есть то освобождение, которое проповедует Готама? Отец мой называл его еретиком и неверным, и действительно он не ошибался, потому что освобождение Готамы - это разрушение. Он отрицает человеческое я. Готама отрицает авторитет священных писаний. Он не верит в Ишвару, Господа всего создания, и он утверждает, что нет души. И он так кощунствует, осуждая обряды, как нечестие; высмеивает нашу молитву как бесполезную и желал бы разрушить все наши священные учреждения, на которых зиждется наш общественный порядок. Его религия - отрицание всякой религии. Она не божественное, а только человеческое измышление, потому что говорит, что одного просвещения достаточно, для того чтобы осветить путь жизни.

   Ануруддха слушал страстное опровержение Судаты и, заметив, как он весь загорелся румянцем, подумал про себя:

   "Как прекрасен этот юноша, каким благородным кажется он в своей благочестивой преданности религии своих отцов!"

   Тогда он спросил:

   - Что ты разумеешь под я?

   Судата отвечал:

   - Мое я - неизменное, вечное я, которое управляет моими мыслями. Это, одним словом, и есть то, что мы все разумеем под я.

   - Что же это в самом деле за я? - воскликнул Ануруддха. Бесспорно, есть нечто такое во мне и в тебе и во всяком человеке, что мы называем я. Но то, что мы называем я, это известный оборот речи, точно так же, как и прочие слова и представления, которые населяют наш ум. Слово я, правда, остается на всю нашу жизнь у нас, но оно обозначает перемену. Оно начинается в ребенке вместе с развитием его сознательности и отмечает сначала мальчика, потом юношу, потом человека и, наконец, впавшего в детство старика. Слово может оставаться тем же самым, но суть, которую оно обозначает, меняется. А потому то самое, что само о себе говорит я, - не вечно, не неизменно, не божественно, - одним словом, не то, что философы йоги называют действительно я. Это то слово, которое обозначает всю личность говорящего, со всеми его ощущениями, чувствами, мыслями и желаниями.

   Судата отвечал:

   - Готама неверный потому, что отрицает существование души, к тому же он противоречит сам себе потому, что говорит о переселении души и о бессмертии. - Не будем препираться из-за слов, друг Судата, - сказал самана, - а лучше поймем правильно учение. Татхагата смотрит на то я, о котором ты говоришь, как на заблуждение, ошибку, мечту; привязанность к этому я производит себялюбие, себялюбие же стремится к счастью или здесь, на земле, или за пределами ее, на небесах. Но в то время как это воображаемое я является ошибкою твоей философии, существует действительное я, действительная личность, действительная душа. Нет ни одной личности, кто бы мог вполне владеть своим характером, мыслями и поступками; но характер, мысли и поступки сами по себе составляют личность. Нет в тебе, Судата, этого я, которое думает твои мысли и которое образует твой характер, но сами твои мысли и сам твой характер составляют то, что ты есть. Твой характер, твои мысли, твои стремления - вот твоя душа. Ты не имеешь идей, но ты сам представляешь идеи.

   - Но кто же тогда хозяин этих идей во мне? - спросил Судата. - Хозяин моих идей - это и есть мое я.

   Ануруддха продолжал:

   - Идея я не есть хозяин, который обладает твоим телом и умом и направляет все движения и желания твоей души, но те твои желания, которые являются сильнейшими, они - хозяин, они управляют тобою. Если вырастут в твоем сердце дурные страсти, ты, как корабль, который предоставлен милосердию ветров и течений на море; но если душою твоею обладает стремление к просвещению, оно повлечет тебя в небеса нирваны, где все иллюзии прекращаются и где сердце твое будет спокойным, как тихое, гладкое озеро. Поступки совершены, и совершающееся отошло прочь, но то, что произошло от твоих поступков, остается; точно так же, как человек, который пишет письмо, прекращает писать, но написанное остается. Рассуждая же о том постоянном, которое остается по совершении нами нашего земного пути, мы должны мудро предначертать наше будущее существование. Надо откладывать в сокровищницу милосердия, чистоты и праведных мыслей. Тот, кто живет благородными мыслями и хорошими поступками, будет жить навсегда, хотя бы тело его могло умереть. Он возродится к высшему существованию и наконец достигнет благословенной нирваны. Нет пер