| Главная » Книги |
Брюсов Валерий Яковлевич - Избранные стихотворения, Страница 11
Брюсов Валерий Яковлевич - Избранные стихотворения="justify"> А вечером еще чудесней
Даль улиц, в блеске фонарей,
Все - зовы грез, все - зовы к песне:
Лишь видеть и мечтать - умей.
Октябрь 1917
БИБЛИЯ
О, книга книг! Кто не изведал,
В своей изменчивой судьбе,
Как ты целишь того, кто предал
Свой утомленный дух - тебе!
В чреде видений неизменных,
Как совершенна и чиста -
Твоих страниц проникновенных
Младенческая простота!
Не меркнут образы святые,
Однажды вызваны тобой:
Пред Е,вой - искушенье Змия,
С голубкой возвращенной - Ной!
Все, в страшный час, в горах, застыли
Отец и сын, костер сложив;
Жив облик женственной Рахили,
Израиль-богоборец - жив!
И кто, житейское", отбросив,
Не плакал, в детстве, прочитав,
Как братьев обнимал Иосиф
На высоте честей и слав!
Кто проникал, не пламенея,
Веков таинственную даль,
Познав сиянье Моисея,
С горы несущего скрижаль!
Резец, и карандаш, и кисти,
И струны, и певучий стих -
Еще светлей, еще лучистей
Творят ряд образов твоих!
Какой поэт, какой художник
К тебе не приходил, лтобя:
Еврей, христианин, безбожник,
Все, все учились у тебя!
И сколько мыслей гениальных
С тобой невидимо слиты:
Сквозь блеск твоих страниц кристальных
Нам светят гениев мечты.
Ты вечно новой, век за веком,
За годом год, за мигом миг,
Встаешь - алтарь пред человеком,
О Библия! о книга книг!
Ты - правда тайны сокровенной,
Ты - откровенье, ты - завет,
Всевышним данный всей вселенной
Для прошлых и грядущих лет!
1918
МИРОВОЙ КИНЕМАТОГРАФ
В годину бед, когда народной вере
Рок слишком много ставит испытаний, -
В безмерном зале мировых преданий
Проходят призраки былых империй,
Как ряд картин на световом экране.
По Нилу мчится барка Сына Солнца;
До неба всходят башни Вавилона;
Перс возвещает землям волю с трона, -
Но дерзко рушат рати Македонца
Престол Царя Царей и Фараона.
Выходят римляне, сурово-строги.
Под стук мечей куется их держава,
И кесарских орлов не меркнет слава.
Бегут в пустынях римские дороги,
Народы рабствуют в оковах права.
Пирует Рим, льет вина, множит яства...
Вдруг варвары, как буря, злы и дики,
Спадают с гор, крушат всё в яром крике,
И, вновь пленен мечтой миродержавства,
Свой трон в руинах высит Карл Великий.
Потом, самумом пролетают в мире
Арабы, славя свой Коран; монголы
Несметным сонмом топчут высь и долы...
Над царством царства вырастают шире...
Сверкает Бонапарта меч тяжелый...
Но, жив и волен, из глухих крушений
Выходит строй народов - грозно длинный:
Армяне, эллины, германцы, финны,
Славяне, персы, италийцы, - тени,
Восставшие, чтоб спеть свой гимн старинный!
О, сколько царств, сжимавших мир! Природа
Глядит с улыбкой на державства эти:
Нет, не цари - ее родные дети!
Пусть гибнут троны, только б дух народа,
Как феникс, ожил на костре столетий!
14 марта 1918
БИБЛИОТЕКИ
Власть, времени сильней, затаена
В рядах страниц, на полках библиотек:
Пылая факелом во мгле, она -
Порой язвит, как ядовитый дротик.
В былых столетьях чей-то ум зажег
Сверканье, - и оно доныне светит!
Иль жилы тетивы напрячь возмог, -
И в ту же цель стрела поныне метит!
Мы дышим светом отжитых веков,
Вскрывающих пред нами даль дороги,
Повсюду отблеск вдохновенных слов, -
То солнце дня, то месяц сребророгий!
Но нам дороже золотой колчан
Певучих стрел, завещанный в страницах,
Оружие для всех времен и стран,
На всех путях, на всех земных границах.
Во мгле, куда суд жизни не достиг,
Где тени лжи извилисты и зыбки, -
Там дротик мстительный бессмертных книг,
Веками изощрен, бьет без ошибки.
1917
МАКСИМУ ГОРЬКОМУ В ИЮЛЕ 1917 ГОДА
В *** громили памятник Пушкина; в*** артисты отказались играть "На
дне".
(Газетное сообщение 1917 г.)
Не в первый раз мы наблюдаем это:
В толпе опять безумный шум возник,
И вот она, подъемля буйный крик,
Заносит руку на кумир поэта.
Но неизменен, в новых бурях света,
Его спокойный и прекрасный лик;
На вопль детей он не дает ответа,
Задумчив и божественно велик.
И тот же шум вокруг твоих созданий, -
В толпе, забывшей гром рукоплесканий,
С каким она лелеяла "На дне".
И так же образы любимой драмы,
Бессмертные, величественно-прямы,
Стоят над нами в ясной вышине.
17 июля 1917
СТИХОТВОРЕНИЯ, НЕ ВОШЕДШИЕ В СБОРНИКИ
* * *
Я знал тебя, Москва, еще невзрачно-скромной,
Когда кругом пруда реки Неглинной, где
Теперь разводят сквер, лежал пустырь огромный,
И утки вольные жизнь тешили в воде;
Когда поблизости гремели балаганы
Бессвязной музыкой, и р,яд больших картин
Пред ними - рисовал таинственные страны,
Покой гренландских льдов, Алжира знойный сплин;
Когда на улице звон двухэтажных конок
Был мелодичней, чем колес жестокий треск,
И лампы в фонарях дивились, как спросонок,
На газовый рожок, как на небесный блеск;
Когда еще был жив тот "город", где героев
Островский выбирал: мир скученных домов,
Промозглых, сумрачных, сырых, - какой-то Ноев
Ковчег, вмещающий все образы скотов.
Но изменилось всё! Ты стала, в буйстве злобы,
Всё сокрушать, спеша очиститься от скверн,
На месте флигельков восстали небоскребы,
И всюду запестрел бесстыдный стиль - модерн...
<1909>
* * *
Не так же ль годы, годы прежде
Бродил я на закате дня,
Не так же ль ветер, слабый, нежный,
Предупреждал, шумя, меня.
Но той же радостной надежде
Душа, как прежде, предана,
И страстью, буйной и мятежной,
Как прежде, все живет она!
Ловлю, как прежде, шорох каждый
Вечерних листьев, дум своих,
Ищу восторгов и печали,
Бесшумных грез певучий стих.
И жажды, ненасытной жажды
Еще мой дух не утолил,
И хочет он к безвестной дали
Стремиться до последних сил.
<1910>
В ОТВЕТ ТОМУ,
КТО ПРЕДЛОЖИЛ МНЕ "ВЫБОР"
К. Бальмонту
Давно, средь всех соблазнов мира,
Одно избрал я божество,
На грозном пьедестале - лира,
Лук беспощадный в длани бога,
В чертах надменных - торжество.
Я с детства верен стреловержцу,
Тому, кем поражен Пифон,
И любо пламенному сердцу,
Когда в душе кипит тревога
В предчувствии, что близок он.
Иду меж торжищ и святилищ,
Слежу земные суеты;
Но в тайнике моих хранилищ
Я берегу одно лишь: гимнам
Мной посвященные листы.
Меня венчают иль поносят,
Мне дела нет. Как клевету,
Приемлю лавр, что мне подносят,
И в блеске дня, и в мраке дымном
Храня свободную мечту.
1911
ПРИ ЭЛЕКТРИЧЕСТВЕ
Я мальчиком мечтал, читая Жюля Верна,
Что тени вымысла плоть обретут для нас,
Что поплывет судно, громадней "Грет-Истерна",
Что полюс покорит упрямый Гаттерас,
Что новых ламп лучи осветят тьму ночную,
Что по полям пойдет, влекомый паром, Слон,
Что "Наутилус" нырнет свободно в глубь морскую,
Что капитан Робюр прорежет небосклон.
Свершились все мечты, что были так далеки.
Победный ум прошел за годы сотни миль;
При электричестве пишу я эти строки,
И у ворот, гудя, стоит автомобиль;
На полюсах взвились звездистые знамена;
Семья "Титаников" колеблет океан;
Подводные суда его взрезают лоно,
И в синеву, треща, взлетел аэроплан.
Но есть еще мечта, чудесней и заветней;
Я снова предан ей, как в юные года:
Там, далеко от нас, в лазури ночи летней,
Сверкает и зовет багряная звезда.
Томят мою мечту заветные каналы,
О существах иных твердят безвольно сны...
Марс, давний, старый друг! наш брат! двойник наш алый!
Ужели мы с тобой вовек разлучены!
Не верю! Не хочу здесь, на зеленом лоне,
Как узник, взор смежить! Я жду, что сквозь эфир,
В свободной пустоте, помчит прибор Маркони
Приветствия земли в родной и чуждый мир;
Я жду, что, наконец, увижу шар .блестящий,
Как точка малая, затерянный в огнях,
Путем намеченным к иной земле летящий,
Чтоб братство воссоздать в разрозненных мирах.
28 мая 1912
* * *
Когда я, юношей, в твоих стихах мятежных
Впервые расслыхал шум жизни мировой:
От гула поездов до стона волн прибрежных,
От утренних гудков до воплей безнадежных
Покинутых полей, от песни роковой
Столиц ликующих до властного напева
Раздумий, что в тиши поют нам мудрецы,
Бросающие хлеб невидимого сева
На ниве жизненной во все ее концы, -
Я вдруг почувствовал, как страшно необъятен
Весь мир передо мной, и ужаснулся я
Громадности Земли, и вдруг мне стал понятен
Смысл нашего пути среди туманных пятен,
Смысл наших малых распрь в пучине бытия!
Верхарн! ты различил "властительные ритмы"
В нестройном хаосе гудящих голосов.
1913
* * *
Я в море не искал таинственных Утопий,
И в страны звезд иных не плавал, как Бальмонт,
Но я любил блуждать по маленькой Европе,
И всех ее морей я видел горизонт.
Меж гор, где веет.дух красавицы Тамары,
Я, юноша, топтал бессмертные снега;
И сладостно впивал таврические чары,
Целуя - Пушкиным святые берега!
Как Вяземский, и я принес поклон Олаю,
И взморья Рижского я исходил пески;
И милой Эдды край я знаю, - грустно знаю:
Его гранитам я доверил песнь тоски.
Глазами жадными я всматривался долго
В живую красоту моей родной земли;
Зеркальным -озером меня ласкала Волга,
Взнося - приют былых - Жигули.
Страна Вергилия была желанна взорам:
В Помпеи я вступал, как странник в отчий дом,
Был снова римлянин, сходя на римский форум,
Венецианский сон шептал мне о былом.
И Альпы, что давно от лести лицемерной
Устали, - мне свой блеск открыли в час зари:
Я видел их в венцах, я видел - с высей Берна -
Их, грустно меркнущих, как "падшие цари".
Как вестник от друзей, пришел я в Пиренеи,
И был понятен им мой северный язык;
А я рукоплескал, когда, с огнем у шеи,
На блещущий клинок бросался тупо бык.
Качаясь на волнах, я Эльбы призрак серый
Высматривал, тобой весь полн, Наполеон, -
И, белой полночью скользя в тиши сквозь шхеры,
Я зовам викингов внимал сквозь легкий сон;
Громады пенные Атлантика надменно
Бросала предо мной на груди смуглых скал;
Но был так сладостен поющий неизменно
Над тихим Мэларом чужих наяд хорал...
На плоском берегу Голландии суровой
Я наблюдал прилив, борьбу воды и дюн...
И в тихих городах меня встречали снова
Гальс - вечный весельчак, Рембрандт - седой вещун.
Я слушал шум живой, крутящийся в Париже,
Я полюбил его и гул, и блеск огней,
Я забывал моря, и мне казались ближе
Твои, о Лувр,
Но в мирном Дрездене и в Мюнхене спесивом
Я снова жил отрадной тишиной,
И в Кельне был мой дух в предчувствии счастливом,
Когда Рейн катился предо мной.
Я помню простоту сурового Стефана,
Стокгольм - озерных вод и "тихий" Амстердам,
И "Сеп"'у в глубине Милана,
И вставший в темноте Кемпера гордый храм.
О, мною помнятся - мной не забыты виды:
Затихший Нюнесгейм! торжественный Кемпер!
Далекий Каркасов! пленительное Лидо!..
Я - жрец всех алтарей, служитель многих вер!
Европа старая, вместившая так много
Разнообразия, величий, красоты!
Храм множества богов, храм нынешнего бога,
Пока земля жива, нет, не исчезнешь ты!
И пусть твои дворцы низвергнутся в пучины
Седой Атлантики, как Город Шумных Вод, -
Из глуби долетит твой зов, твой зов единый,
В тысячелетия твой голос перейдет.
Народам Азии, и вам, сынам Востока,
И новым племенам Австралии и двух
Америк, - светишь ты, немеркнущее око,
Горишь ты, в старости не усыпленный дух!
И я, твой меньший сын, и я, твой гость незваный.
Я счастлив, что тебя в святыне видел я,
Пусть крепнут, пусть цветут твои святые страны
Во имя общего блаженства бытия!
1913
* * *
Опять мой посох приготовлен,
Все тот же, старый и простой,
И день отбытия условлен -
Отмечен роковой чертой.
Там, за окном, в пустом пространстве,
Все тот же - милый лик луны.
Кругом - трофеи прежних странствий,
Как память мира и войны.
Там - камни с гор, там - лук и стрелы,
Там - идолы, там - странный щит,
Мой облик, грустно-поседелый,
На них из зеркала глядит.
Вот - карты; резко исчертила
Их чья-то сильная рука.
Вот - книги; что когда-то жило,
Звучит в них - зов издалека!
А там - собранье всех приветствий,
Дипломов пышных и венков...
(О, слава! Как приманчив в детстве
Твой льстивый, твой лукавый зов!)
Так почему ж, под мирной сенью,
Мне не дремать покойным сном,
Не доверяться наслажденью
Мечты о буйном, о былом?
Я окружен давно почетом,
Хвалой ненужной утомлен.
Зачем же бурям и заботам
Я брошу мой счастливый сон?
<1913>
ЭЛЛИСУ
Нет! к озаренной сиянием бездне
Сердце мое не зови!
Годы идут, а мечте все любезней
Грешные песни любви.
Белые рыцари... сень Палестины...
Вечная Роза и крест...
Ах, поцелуй заменяет единый
Мне всех небесных невест!
Ах! за мгновенье под свежей сиренью
С милой - навек я отдам
Слишком привычных к нездешнему пенью
Оных мистических Дам.
Их не умею прославить я в песне...
Сердце! опять славословь,
С годами все умиленней, чудесней,
Вечно земную любовь!
1914
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ...
Быть может, я в последний раз
Свою дорогу выбираю,
На дальней башне поздний час
Звенел. Что в путь пора, я знаю.
Мой новый путь, последний путь,
Ты вновь ведешь во глубь ущелий!
Не суждено мне отдохнуть
В полях весны, под шум веселий!
Опять голодные орлы
Над головой витают с криком,
И грозно выступы скалы
Висят в безлюдии великом;
Опять, шипя, скользит змея,
И барс рычит, пустынножитель;
Но шаг мой тверд, и снова я -
Охотник, странник и воитель.
Пусть годы серебрят висок,
Пусть в сердце тупо ноют раны; -
Мой посох поднят, путь далек,
Иду чрез горы и туманы.
На миг мне виден с высоты
Тот край, что с детства взоры манит.
Дойду ль до сладостной черты,
Иль Смерть мне на пути предстанет?
Но знаю, прежде чем упасть,
Чем вызов Смерти встретить дружно, -
Мне снова улыбнется страсть
Улыбкой ласково-жемчужной.
Последней, роковой любви
Слова я прошепчу на круче,
И, - словно солнце, всё в крови, -
Пусть жизнь тогда зайдет за тучи!
18 ноября 1914
ВСХОЖДЕНИЕ
А лестница вес круче...
Не оступлюсь ли я?
Urhi et Orhi
Как пинт чудовищный, свиваясь вкруг стены,
Восходит лестница на высь гигантской башни.
Давно исчезло дно безмерной глубины,
Чтоб дальше сделать шаг, все должно быть бесстрашней.
За ярусом - другой; сквозь прорези бойниц
Я вижу только ночь да слабый отблеск звездный;
И нет огней земли, и нет полночных птиц,
И в страшной пустоте висит мой путь железный.
Направо к камням жмусь; налево нет перил;
Зловеще под ногой колеблются ступени.
Гляжу наверх - темно; взглянуть назад - нет сил;
Бессильный факел мой бросает тень на тени.
Кто, Дьявол или Бог, какой народ, когда
Взвел башню к небесам, как древле в Вавилоне?
И кто, пророк иль враг, меня привел сюда
На склоне злого дня и дней моих на склоне?
И что там, в высоте? божественный покой,
Где снимет предо мной Изида покрывало?
Иль черное кольцо и только свод глухой,
И эхо прокричит во тьме: "Начни сначала!"
Не знаю. Но иду; мечу свой факел ввысь;
Ступени бью ногой; мой дух в.схожденьем хмелен.
Огонь мой, дослужи! нога, не оступись!..
Иль этот адский винт, и правда, беспределен?
8 декабря 1914
БОЛЬШЕ НИКОГДА
Когда Данте проходил по улице,
девушки шептали: "Видите, как лицо
его опалено адским пламенем!"
Летописец XIV века
Больше никогда на нежное свиданье
Не сойду я в сад, обманутый луной,
Не узнаю сладкой пытки ожиданья
Где-нибудь под старой царственной сосной.
Лик мой слишком строгий, как певца Inferno 1,
Девушек смущает тайной прошлых лет,
И когда вдоль улиц прохожу я мерно,
Шепот потаенный пробегает вслед.
Больше никогда, под громкий говор птичий,
Не замру вдвоем у звонко-шумных струй...
В прошлом - счастье встречи, в прошлом -
Беатриче,
Жизни смысл дающий робкий поцелуй!
В строфах многозвучных, с мировой трибуны,
Может быть, я вскрою тайны новых дней...
Но в ответ не встречу взгляд смущенно-юный,
И в толпе не станет чей-то лик бледней.
Может быть, пред смертью, я венок лавровый
Смутно угадаю на своем челе...
Но на нем не лягут, как цветок пунцовый,
Губы молодые, жаркие во мгле.
Умирают молча на устах признанья,
В мыслях скорбно тают страстные слова...
О, зачем мне снятся лунные свиданья,
Сосен мягкий сумрак и в росе трава!
1914
1 Ад (итал.).
* * *
Я устал от светов электрических,
От глухих гудков автомобилей;
Сердце жаждет снова слов магических,
Радостных легенд и скорбных былей.
Давят душу стены неизменные,
Проволоки, спутанные в сети,
Выкликают новости военные,
Предлагая мне газету, дети;
Хочется мне замков, с их царевнами,
Озирающих просторы с башни,
Менестрелей с лютнями напевными,
Оглашающими лес и пашни;
Позабыться вымыслами хочется, -
Сказками, где ведьмы, феи, черти;
Пусть, готовя снадобье, пророчица
Мне предскажет час грядущей смерти;
Пусть прискачут в черных шлемах рыцари,
Со щитами, в пятнах черной крови...
Ах, опять листок, в котором цицеро
Говорит про бой при Августове!
4 апреля 1915
Варшава
ПОЛЬША ЕСТЬ!
В ответ Эдуарду Слонскому
I
Да, Польша есть! Кто сомневаться может?
Она - жива, как в лучшие века.
Пусть ей грозила сильного рука,
Живой народ чья сила уничтожит?
И верь, наш брат! твой долгий искус прожит!
Тройного рабства цепь была тяжка,
Но та Победа, что теперь близка,
Венца разбитого обломки сложит!
Не нам забыть, как ты, в тревожный час,
Когда враги, спеша, теснили нас,
Встал с нами рядом, с братом брат в отчизне!
И не скорби, что яростью войны
Поля изрыты, веси сожжены, -
Щедр урожай под солнцем новой жизни!
II
Да, Польша есть! Но все ж не потому,
Что приняла, как витязь, вызов ратный,
Что стойко билась, в распре необъятной,
Грозя врагу - славян и своему.
Но потому, что блещет беззакатный
Над нею день, гоня победно тьму;
Что слово "Польша", речью всем понятной,
Гласит так много сердцу и уму!
Ты есть - затем, что есть твои поэты,
Что жив твой дух, дух творческих начал,
Что ты хранишь свой вечный идеал,
Что ты во мгле упорно теплишь светы,
Что в музыке, сроднившей племена,
Ты - страстная, поющая струна!
22 - 23 мая 1915
Варшава
ЗАВЕТ СВЯТОСЛАВА
По знакомой дороге назад
Возвращались полки Святослава.
Потрясен был надменный Царьград,
Над героями реяла слава,
Близки были родимой земли
И равнины, и мощные реки...
Но в горах на пути залегли,
Поджидая, коварные греки.
И, шеломы врагов опознав,
По холмам и утесам соседним,
Так дружине сказал Святослав:
"Видно, день - биться боем последним!
Пусть враги нас порубят, побьют,
Пусть обратно добычу отымут, -
Но певцы про нас славу споют,
Ибо мертвые сраму не имут!"
И рубились они до конца,
Полегли до последнего в поле;
Не осталось в живых и певца,
Чтобы спеть о губительной доле.
Сгиб в траве Святослава скелет,
Вихрем выветрен, ливнями вымыт, -
Но поет ему славу поэт,
Ибо мертвые сраму не имут.
В наши грозные, тяжкие дни
Вспомним снова завет Святослава!
Как во тьме путевые огни,
Веку новому - прошлого слава!
Уступает народу народ
Города, и равнины, и реки, -
Только доблесть бессмертно живет,
Ибо храбрые славны вовеки!
Июль 1915
К СТАЛЬНЫМ ПТИЦАМ
Я первые полеты славил
Пропеллером свистящих птиц,
Когда, впервые, Райт оставил
Железный рельс и бег направил
По воле, в поле без границ.
Пусть голос северного барда
Был слаб, но он гласил восторг
В честь мирового авангарда:
Того, кто грезу Леонардо
Осуществил и цепь расторг.
Казалось: мы у новой эры;
От уз плотских разрешены, -
Земли, воды и атмосферы
Владыки, до последней меры
В своих мечтах утолены!
Казалось: уничтожив грани
Племен, народов, государств,
Жить дружественностью начинаний
Мы будем, - вне вражды и брани,
Без прежних распрей и коварств.
И что же! меж царей лазури,
В свои владенья взявших твердь,
Нашлись, подсобниками фурий,
Опасней молний, хуже бури,
Те, что несут младенцам - смерть!
Не в честный бой под облаками
Они, спеша, стремят полет,
Но в полночь, тайными врагами,
Над женщинами, стариками
Свергают свой огонь с высот!
Затем ли (горькие вопросы!)
Порывы вихренных зыбей
Смиряли новые матросы,
Чтоб там шныряли "альбатросы"
И рой германских "голубей"?
1915
* * *
В моей душе, как в глубях океана,
Несчестность жизней, прожитых в былом:
Я был полип, и грезил я теплом;
Как ящер, крылья ширил средь тумана;
Меня с Ассуром знала Согдиана;
С халдеем звездам я воспел псалом;
Шел с гиксами я в Фивы напролом;
Гнал диких даков под значком Траяна;
Крест на плече, я шел в Иерусалим;
Как магу, Дьявол мне грозил сквозь дым;
Мара судил мне плаху гильотины;
И с Пушкиным я говорил как друг;
Но внятны мне звонки трамваев вкруг,
Как много всех, и все же я - единый!
<1915>
КРАТКИЙ ДИФИРАМБ
Летайте птицы, -
И мы за вами!
Нам нет границы.
И за громами,
Над чернью туч,
Челн Человека
Победу века
Гласит, летуч!
Прорезал небо
Руль моноплана.
Соперник Феба!
Глубь океана,
И волны рек,
И воздух горный
Тебе покорны,
О Человек!
<1910 - 1918>
* * *
Я - междумирок. Равен первым,
Я на собраньи знати - пэр,
И каждым вздохом, каждым нервом
Я вторю высшим духам сфер.
Сумел мечтами подсмотреть я
Те чувства, что взойти должны,
Как пышный сев, спустя столетья, -
Но ныне редким суждены!
Но создан я из темной глины,
На мне ее тяжелый гнет.
Пусть я достиг земной вершины, -
Мой корень из низин растет.
Мне Гете - близкий, друг - Вергилий,
Верхарну я дарю любовь...
Но ввысь всходил не без усилий -
Тот, в жилах чьих мужичья кровь.
Я - твой, Россия, твой по роду!
Мой предок вел соху в полях.
Люблю твой мир, твою природу,
Твоих творящих сил размах!
Поля, где с краю и до краю
Шел "в рабском виде" царь небес,
Любя, дрожа, благословляю:
Здесь я родился, здесь воскрес!
II там, где нивы спелой рожью
Труду поют хвалу свою,
Я в пахаре, с любовной дрожью,
Безвестный, брата узнаю!
18 июля 1911, 1918
* * *
О, фетовский, душе знакомый стих,
Как он звучит ласкательно и звучно!
Сроднился он с движеньем дум моих.
Ряд образов поэта неразлучно
Живет с мечтой, и я лелею их
В тревогах жизни, бледной и докучной;
И мило мне их нынче воскресить,
Вплетая в ткань мою чужую нить.
Лишь повторю ряд этих слов - мгновенно
Прошедшее пред памятью встает.
Всегда былое сердцу драгоценно,
И стих любимый связан неизменно
С былыми днями счастья и забот.
<1918>
* * *
Над призраками и действительностью,
Над всеми тайными соблазнами,
Над оболыценьем ласк и неги,
Поэт! на всех путях твоих,
Как семицветной обольстительностью
Круг радуги лучами разными
Сиял спасенному в ковче 
| |
| Просмотров: 555 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры