с ней.
Это было ночью лета, и мои мечты
Расцвели лучом привета, как цветут цветы,
Расцвели, забыв ненастье и опять поверив
в счастье,
Чтобы глубже мог упасть я в бездну нищеты!
Я расслышал тихий ропот, - так журчит
вода,
Серафимов дальний шепот: "Песнь одна
всегда!
На земле все - только тени, всех обманет
ложь мгновений.
С нами будет Леонени вечно молода".
Снова радостью нетленной вспыхнул
небосклон:
День последний, незабвенный, утро
похорон!
Всем сердцам кругом звучала внятно музыка
хорала.
Леонени исчезала от меня, как сон.
1849
ГИМН ГАРМОДИЮ И АРИСТОГЕТОНУ
_Подражание греческому_
Под миртами меч я укрою в свой срок,
Подобно героям старинным,
Что в сердце тирану вонзили клинок,
Возвращая свободу Афинам.
Любимые тени! Бессмертны вы там,
Где все, кто по славе нам ведом,
В Элисии бродят по белым цветам,
Где пирует Ахилл с Диомедом.
Свежим миртом копье я укрою, как встарь
Гармодий, храбрый и славный,
Когда окропил он священный алтарь
Тирании кровью державной.
Вы, с Афин и с их мраморов смывшие стыд,
Вы, отмстители древней свободы,
Для веков без конца ваша слава звенит,
Умащенная звуками оды!
1827
ДУХИ СМЕРТИ
И будет дух твой одинок.
Под серым камнем сон глубок, -
И никого - из всех из нас,
Кто б разгадал твой тайный час!
Пусть дух молчание хранит:
Ты одинок, но не забыт,
Те Духи Смерти, что с тобой
Витали в жизни, - и теперь
Витают в смерти. Смутный строй
Тебя хранит; их власти верь!
Ночь - хоть светла - нахмурит взор,
Не побледнеет звезд собор
На тронах Неба, но мерцаньем
Вновь звать не будет к упованьям;
Их алые круги тебе
Напомнят о твоей судьбе,
Как бред, как жар, как боль стыда,
С тобой сроднятся навсегда.
Вот - мысли, что ты не схоронишь;
Виденья, что ты не прогонишь
Из духа своего вовек,
Что не спадут, как воды рек
Вздох Бога, дальний ветер - тих;
Туманы на холмах седых,
Как тень - как тень, - храня
свой мрак,
Являют символ или знак,
Висят на ветках не случайно...
О, тайны тайн! О, Смерти тайна!
1827-1839
ТАМЕРЛАН
Заката сладкая услада!
Отец! я не могу признать,
Чтоб власть земная - разрешать
Могла от правой казни ада.
Куда пойду за гордость я,
Что спорить нам: слова пустые!
Но, что надежда для тебя,
То мне - желаний агония!
Надежды? Да, я знаю их,
Но их огонь - огня прекрасней,
Святей, чем все о рае басни...
Ты не поймешь надежд моих!
Узнай, как жажда славных дел
Доводит до позора. С детства
(О, горе! страшное наследство!)
Я славу получил в удел.
Пусть пышно ею был украшен
Венец на голове моей,
Но было столько муки в ней,
Что ад мне более не страшен.
Но сердце плачет о весне,
Когда цветы сияли мне;
И юности рог отдаленный
В моей душе невозвратим,
Поет, как чара: над твоим
Небытием - звон похоронный!
Я не таким был прежде. Та
Корона, что виски мне сжала,
Мной, с бою, в знак побед, взята.
Одно и то же право дало
Рим - Цезарю, а мне - венец:
Сознанья мощного награда,
Что с целым миром спорить радо
И торжествует наконец!
На горных кручах я возрос.
Там, по ночам, туман Таглея
Кропил ребенка влагой рос;
Там взрывы ветра, гулы гроз,
В крылатых схватках бурно рея,
Гнездились в детский шелк волос.
Те росы помню я! Не спал
Я, грезя под напев ненастья,
Вкушая адское причастье;
А молний свет был в полночь ал;
И тучи рвал, и их знамена,
Как символ власти вековой,
Теснились в высоте; но вой
Военных труб, но буря стона
Кричали в переменной мгле
О буйных битвах на земле.
И я, ребенок, - о, безумный! -
Пьянея под стогласный бред,
Свой бранный клич, свой клич побед,
Вливал свой голос в хаос шумный.
Когда мне вихри выли в слух
И били в грудь дождем суровым,
Я был безумен, слеп и глух;
И мне казалось: лавром новым
Меня венчать пришел народ.
В громах лавины, в реве вод
Я слышал, - рушатся державы,
Теснятся пред царем рабы;
Я слышал - пленников мольбы,
Льстецов у трона хор лукавый.
Лишь с той поры жестокой страстью
Я болен стал, - упиться властью,
А люди думали, она,
Та страсть, тирану врождена.
Но некто был, кто, не обманут
Мной, знал тогда, когда я был
Так юн, как полон страстных сил
(Ведь с юностью и страсти вянут),
Что сердце, твердое как медь,
Способно таять и слабеть.
Нет речи у меня, - такой,
Чтоб выразить всю прелесть милой;
С ее волшебной красотой
Слова померятся ли силой?
Ее черты в моих мечтах -
Что тень на зыблемых листах!
Так замереть над книгой знанья
Запретного мне раз пришлось;
Глаз жадно пил строк очертанья...
Но буквы, - смысл их, - все слилось
В фантазиях... - без содержанья.
Она была любви достойна;
Моя любовь была светла;
К ней зависть - ангелов могла
Ожечь в их ясности спокойной.
Ее душа была - что храм,
Мои надежды - фимиам
Невинный и по-детски чистый,
Как и сама она... К чему
Я, бросив этот свет лучистый,
К иным огням пошел во тьму!
В любовь мы верили, вдвоем,
Бродя в лесах и по пустыням;
Ей грудь моя была щитом;
Когда же солнце в небе синем
Смеялось нам, я - небеса
Встречал, глядя в ее глаза.
Любовь нас учит верить в чувство.
Как часто, вольно, без искусства,
При смехе солнца, весь в мечтах,
Смеясь девической причуде,
Я вдруг склонялся к нежной груди
И душу изливал в слезах.
И были речи бесполезны;
Не упрекая, не кляня,
Она сводила на меня
Свой взгляд прощающий и звездный.
Но в сердце, больше чем достойном
Любви, страстей рождался спор,
Чуть Слава, кличем беспокойным,
Звала меня с уступов гор.
Я жил любовью. Все, что в мире
Есть, - на земле, - в волнах морей, -
И в воздухе, - в безгранной шири, -
Все радости, - припев скорбей
(Что тоже радость), - идеальность, -
И суета ночной мечты, -
И, суета сует, реальность
(Свет, в коем больше темноты), -
Все исчезало в легком дыме,
Чтоб стать, мечтой озарено,
Лишь лик ее, - и имя! - имя! -
Две разных вещи, - но одно!
Я был честолюбив. Ты знал ли,
Старик, такую страсть? О, нет!
Мужик, потом не воздвигал ли
Я трон полмира? Мне весь свет
Дивился, - я роптал в ответ!
Но, как туманы пред рассветом,
Так таяли мои мечты
В лучах чудесной красоты, -
Пусть длиться было ей (что в этом!)
Миг, - час, - или день! Сильней,
чем страсть,
Гнела ее двойная власть.
Раз мы взошли с ней до вершины
Горы, чьи кручи и стремнины
Вставали из волнистой тьмы,
Как башни; созерцали мы,
В провалах - низкие холмы
И, словно сеть, ручьи долины.
Я ей о гордости и власти
Там говорил, - но так, чтоб все
Одним лишь из моих пристрастий
Казалось: - И в глазах ее
Читал я, может быть невольный,
Ответ - живой, хоть безглагольный!
Румянец на ее щеках
Сказал: она достойна трона!
И я решил, что ей корона
Цветы заменит на висках.
То было - мысли обольщенье!
В те годы, - вспомни, мой отец, -
Лишь в молодом воображеньи
Носил я призрачный венец.
Но там, где люди в толпы сжаты,
Лев честолюбия - в цепях,
Над ним с бичом закон-вожатый;
Иное - между гор, в степях.
Где дикость, мрачность и громадность
В нем только разжигают жадность.
Взгляни на Самарканд. Ведь он -
Царь всей земли. Он вознесен
Над городами; как солому,
Рукой он держит судьбы их;
Что было славой дней былых,
Он разметал подобно грому.
Ему подножьем - сотни стран,
Ступени к трону мировому;
И кто на троне? - Тамерлан!
Все царства, трепетны и немы,
Ждут, что их сломит великан, -
Разбойник в блеске диадемы!
Ты, о Любовь, ты, чей бальзам
Таит целенье неземное,
Спадающая в душу нам,
Как дождь на луг, иссохший в зное!
Ты, мимо пронося свой дар,
Спаляющая как пожар!
Ты, полнящая все святыни
Напевами столь странных лир
И дикой прелестью! - отныне
Прощай: я покорил весь мир.