Белый Андрей - Пепел, Страница 5 - Книги

Наряден, вымыт, чист, -

Коломенской верстою

Торчит семинарист.

Лукаво и жестоко

Блестят в лучах зари -

Его младое око

И красные угри.

Прекрасная поповна, -

Прекрасная, как сон,

Молчит, - зарделась, словно

Весенний цвет пион.

Молчит. Под трель лягушек

Ей сладко, сладко млеть.

На лик златых веснушек

Загар рассыпал сеть.

Кругом моркови, репы.

Выходят на лужок.

Танцуют курослепы.

Играет ветерок.

Вдали над косарями

Огни зари горят.

А косы лезвиями -

Горят, поют, свистят.

Там ряд избенок вьется

В косматую синель.

Поскрипывая, гнется

Там длинный журавель.

И там, где крест железный, -

Все ветры на закат

Касаток стаи в бездны

Лазуревые мчат.

Не терпится кокетке

(Семь бед - один ответ).

Пришпилила к жилетке

Ему ромашкин цвет.

А он: "Домой бы, Маша,

Чтоб не хватились нас

Папаша и мамаша.

Домой бы: поздний час".

Но розовые юбки

Расправила. В ответ

Он ей целует губки,

Сжимает ей корсет.

Предавшись сладким мукам

Прохладным вечерком,

В лицо ей дышит луком

И крепким табаком.

На баске безотчетно

Раскалывает брошь

Своей рукою потной, -

Влечет в густую рожь.

Молчит. Под трель лягушек

Ей сладко, сладко млеть.

На лик златых веснушек

Загар рассыпал сеть.

Прохлада нежно дышит

В напевах косарей.

Не видит их, не слышит

Отец протоиерей.

В подряснике холщовом

Прижался он к окну:

Корит жестоким словом

Покорную жену.

"Опять ушла от дела

Гулять родная дочь.

Опять недоглядела!"

И смотрит - смотрит в ночь.

И видит сквозь орешник

В вечерней чистоте

Лишь небо да скворечник

На согнутом шесте.

С дебелой попадвею

Всю ночь бранится он,

Летучею струею

Зарницы осветлен.

Всю ночь кладет поклоны

Седая попадья,

И темные иконы

Златит уже заря.

А там в игре любовной,

Клоня косматый лист,

Над бледною поповной

Склонен семинарист.

Колышется над ними

Крапива да лопух.

Кричит в рассветном дыме

Докучливый петух.

Близ речки ставят верши

В туманных камышах,

Да меркнет серп умерший,

Висящий в облачках.

1906

Москва

ЖИЗНЬ

В. И. Иванову

Всю-то жизнь вперед иду покорно я.

Обернуться, вспять идти - нельзя.

Вот она - протоптанная, торная,

Жаром пропыленная стезя!

Кто зовет благоуханной клятвою,

Вздохом сладко вдаль зовет идти,

Чтобы в день безветренный над жатвою

Жертвенною кровью изойти?

Лучевые копья, предзакатные,

Изорвали грудь своим огнем.

Напоили волны перекатные

Ароматно веющим вином.

Как зарей вечернею, зеленою, -

Как поет восторг, поет в груди!

Обрывутся полосой студеною

Надо мной хрустальные дожди.

Всё поля - кругом поля горбатые,

В них найду покой себе - найду:

На сухие стебли, узловатые,

Как на копья острые, паду.

Август 1906

Серебряный Колодезь

ВСЕ ЗАБЫЛ

Г. Гюнтеру

Я без слов: я не могу.

Слов не надо мне.

На пустынном берегу

Я почил во сне.

Не словам, - молчанью, брат,

О, внемли, внемли.

Мы - сияющий закат,

Взвеянный с земли.

Легких воздухов крутят

Легкие моря.

Днем и сумраком объят, -

Я, как ты, - заря.

Это я плесну волной

Ветра в голубом.

Говорю тебе одно,

Но смеюсь - в другом.

Пью закатную печаль -

Красное вино.

Знал: забыл - забыть не жаль

Все забыл давно.

Март 1906

Москва

КРОТКИЙ ОТДЫХ

Я изранен в неравном бою.

День мой труден и горек.

День пройдет: я тебя узнаю

В ласке тающих зорек.

От докучных вопросов толпы

Я в поля ухожу без ответа:

А в полях - золотые снопы

Беззакатного света.

Дробный дождик в лазурь

Нежным золотом сеет над нами:

Бирюзовые взоры не хмурь -

Процелуй, зацелуй ветерками.

И опять никого. Я склонен, -

Я молюсь пролетающим часом.

Только лен

Провевает атласом.

Только луг

Чуть сверкает в сырой паутине,

Только бледно сияющий круг

В безответности синей.

Февраль 1905

Москва

ТЫ

Меж сиреней, меж решеток

Бронзовых притих.

Не сжимают черных четок

Пальцы рук твоих.

Блещут темные одежды.

Плещет темный плат.

Сквозь опущенные вежды

Искрится закат.

У могил, дрожа, из келий

Зажигать огни

Ты пройдешь - пройдешь сквозь ели:

Прошумят они.

На меня усталым ликом

Глянешь, промолчишь.

Золотое небо криком

Остро взрежет стриж.

И, нарвав сирени сладкой,

Вновь уйдешь ты прочь.

Над пунцовою лампадкой

Поднимаюсь в ночь.

Саван крест росою кропит,

Щелкнет черный дрозд,

Да сырой туман затопит

На заре погост.

1906

Дедово

ОБЕТ

Ты шепчешь вновь: "Зачем, зачем он

Тревожит память мертвых дней?"

В порфире легкой, легкий демон,

Я набегаю из теней.

Ты видишь - мантия ночная

Пространством ниспадает с плеч.

Рука моя, рука сквозная,

Приподняла кометный меч.

Тебе срываю месяц - чашу,

Холодный блеск устами пей...

Уносимся в обитель нашу

Эфиром плещущих степей.

Не укрывай смущенных взоров.

Смотри - необозримый мир.

Дожди летящих метеоров,

Перерезающих эфир,

Протянут огневые струны

На лире, брошенной в миры.

Коснись ее рукою юной:

И звезды от твоей игры -

Рассыплются дождем симфоний

В пространствах горестных, земных:

Там вспыхнет луч на небосклоне

От тел, летящих в ночь, сквозных.

Июль 1907

Москва

ГОРЕМЫКИ

ИЗГНАННИК

М. И. Сизову

Покинув город, мглой объятый,

Пугаюсь шума я и грохота.

Еще вдали гремят раскаты

Насмешливого, злого хохота.

Там я года твердил о вечном -

В меня бросали вы каменьями.

Вы в исступленье скоротечном

Моими тешились мученьями.

Я покидаю вас, изгнанник, -

Моей свободы вы не свяжете.

Бегу - согбенный, бледный странник

Меж золотистых, хлебных пажитей.

Бегу во ржи, межой, по кочкам -

Необозримыми равнинами.

Перед лазурным василечком

Ударюсь в землю я сединами.

Меня коснись ты, цветик нежный.

Кропи, кропи росой хрустальною!

Я отдохну душой мятежной,

Моей душой многострадальною.

Заката теплятся стыдливо

Жемчужно-розовые полосы.

И ветерок взовьет лениво

Мои серебряные волосы.

Июнь 1904

Москва

БЕГСТВО

Шоссейная вьется дорога.

По ней я украдкой пошел.

Вон мертвые стены острога,

Высокий, слепой частокол.

А ветер обшарит кустарник.

Просвистнет вдогонку за мной.

Колючей, колючий татарник

Протреплет рукой ледяной,

Тоскливо провьется по полю;

Так сиверко в уши поет.

И сердце прославит неволю

Пространств и холодных высот.

Я помню: поймали, прогнали -

Вдоль улиц прогнали на суд.

Босые мальчишки кричали:

"Ведут - арестанта ведут".

Усталые ноги ослабли,

Запутались в серый халат.

Качались блиставшие сабли

Угрюмо молчавших солдат;

Песчанистой пыли потоки,

Взвивая сухие столбы,

Кидались на бритые щеки,

На мертвые, бледные лбы.

Как шли переулком горбатым,

Глядел, пробегая, в песок

Знакомый лицом виноватым,

Надвинув на лоб котелок.

В тюрьму засадили. Я днями

Лежал и глядел в потолок...

Темнеет. Засыпан огнями

За мной вдалеке городок.

Ночь кинулась птицею черной

На отсветы зорь золотых.

Песчаника круглые зерна

Зияют на нивах пустых.

Я тенью ночной завернулся.

На землю сырую пал ниц.

Безжизненно в небо уткнулся

Церковный серебряный шпиц.

И ветел старинные палки;

И галки, - вот там, и вот здесь;

Подгорные, длинные балки:

Пустынная, торная весь.

Сердитая черная туча.

Тревожная мысль о былом.

Камней придорожная куча,

Покрытая белым крестом:

С цигаркой в зубах среди колец

Табачных в просторе равнин,

Над нею склонил богомолец

Клоки поседевших седин.

Россия, увидишь и любишь

Твой злой полевой небосклон.

"Зачем ты, безумная, губишь" -

Гармоники жалобный стон;

Как смотрится в душу сурово

Мне снова багровая даль!

Страна моя хмурая, снова

Тебя ли я вижу, тебя ль?!

Но слышу, бездомный скиталец,

Погони далекую рысь,

Как в далях шлагбаум свой палец

Приподнял в холодную высь.

1906

Малевка

ПУТЬ

Измерили верные ноги

Пространств разбежавшихся вид.

По твердой, как камень, дороге

Гремит таратайка, гремит.

Звонит колоколец невнятно.

Я болен - я нищ - я ослаб.

Колеблются яркие пятна

Вон там разоравшихся баб.

Меж копен озимого хлеба

На пыльный, оранжевый клен

Слетела из синего неба

Чета ошалелых ворон.

Под кровлю взойти да поспать бы,

Да сутки поспать бы сподряд.

Но в далях деревни, усадьбы

Стеклом искрометным грозят.

Чтоб бранью сухой не встречали,

Жилье огибаю, как трус, -

И дале - и дале - и дале -

Вдоль пыльной дороги влекусь.

1906

Дедово

ПОБЕГ

Твои очи, сестра, остеклели:

Остеклели - глядят, не глядят.

Слушай! Ели, ветвистые ели

Непогодой студеной шумят.

Что уставилась в дальнюю просинь

Ты лицом, побелевшим как снег.

Я спою про холодную осень, -

Про отважный спою я побег.

Как в испуге, схватившись за палку,

Крикнул доктор: "Держи их, держи!"

Как спугнули голодную галку,

Пробегая вдоль дальней межи -

Вдоль пустынных, заброшенных гумен.

Исхлестали нас больно кусты.

Но, сестра: говорят, я безумен;

Говорят, что безумна и ты.

Про осеннюю мертвую скуку

На полях я тебе пропою.

Дай мне бледную, мертвую руку -

Помертвевшую руку свою:

Мы опять убежим; и заплещут

Огневые твои лоскуты.

Закружатся, заплещут, заблещут,

Затрепещут сухие листы.

Я бегу... А ты?

1906

Москва

ОСЕНЬ

Мои пальцы из рук твоих выпали.

Ты уходишь - нахмурила брови.

Посмотри, как березки рассыпали

Листья красные дождиком крови.

Осень бледная, осень холодная,

Распростертая в высях над нами.

С горизонтов равнина бесплодная

Дышит в ясную твердь облаками.

1906

Мюнхен

УСПОКОЕНИЕ

Л. Л. Кобылинскому

Вижу скорбные дали зимы,

Ветер кружева вьюги плетет.

За решеткой тюрьмы

Вихрей бешеный лёт.

Жизнь распыляется сном -

День за днем.

Мучают тени меня

В безднах и ночи, и дня.

Плачу: мне жалко

Былого.

Времени прялка

Вить

Не устанет нить

Веретена рокового.

Здесь ты терзайся, юдольное племя:

В окнах тюрьмы -

Саван зимы.

Время,

Белые кони несут;

Грива метельная в окна холодные оросятся;

Скок бесконечных минут

В темные бездны уносится.

Здесь воздеваю бессонные очи, -

Очи,

Полные слез в огня.

Рушусь извечно в провалы я ночи

Здесь с догорающим отсветом дня.

В окнах тюрьмы -

Скорбные дали, -

Вуали

Зимы.

Ночь уходит. Луч денницы

Гасит иглы звезд.

Теневой с зарей ложится

Мне на грудь оконный крест.

Пусть к углу сырой палаты

Пригвоздили вновь меня:

Улыбаюсь я, распятый -

Тьмой распятый в блеске дня.

Простираю из могилы

Руки кроткие горе,

Чтоб мой лик нездешней силой

Жег и жег, и жег в заре,

Чтоб извечно в мире сиром,

Вечным мертвецом,

Повисал над вами с миром

Мертвенным челом -

На руках своих пронзенных,

В бледном блеске звезд...

Вот на плитах осветленных

Теневой истаял крест: -

Гуще тени. Ярче звуки.

И потоки тьмы.

Распластал бесцельно руки

На полу моей тюрьмы.

Плачу. Мне жалко

Света дневного.

Времени прялка

Вновь начинает вить

Нить

Веретена рокового.

Время белые кони несут:

В окна грива метельная просится;

Скок бесконечных минут

В неизбежность уносится.

Воздеваю бессонные очи -

Очи,

Полные слез и огня,

Я в провалы зияющей ночи,

В вечереющих отсветах дня.

1905

Москва