| Главная » Книги |
Бальмонт Константин Дмитриевич - Сонеты солнца, меда и луны, Страница 4
Бальмонт Константин Дмитриевич - Сонеты солнца, меда и луны Стал золотым, плывя созвездной бездной.
СЕРП
Живущий раною в колдуньях и поэтах,
Снежистый Новолунь явился и погас.
Тогда в тринадцатый, и значит в первый, раз,
Зажегся огнь двух свеч, преградой мглы задетых.
С тех пор я вижу все в белесоватых светах,
Мне снится смертный свет - там за улыбкой глаз.
И в мире солнечном ведет полдневный час
Людей, не в золото, а в серебро одетых.
Кто знает, тот поймет. Что правду говорю,
Тот все ж почувствует, кто не поймет, не зная.
Снежистый Серп мягчит и алую зарю.
Во вьюжном декабре, в цветистых играх мая
Как инокиня я со взором внутрь, бледна.
Серпом прорезала мне сердце вышина.
ОБЕЛИСК
Когда и шум, и рев, и вой, и крик, и писк
Себя исчерпают с зашествием светила
Дневных свершенностей, иная зреет сила,
Встает из-за морей сребро-снежистый диск.
На влагу рушенный трепещет обелиск.
Сияние Луны. Вскрываются кадила
Сладимой белены, цветка, что возрастило
Из вышних пропастей паденье лунных брызг.
Всепобедительно широкое молчанье
Встает из недр земли, объемлет кругозор
До синих областей продвинувшихся гор.
Теперь, душа, иди до радости венчанья,
Надев, как мир надел, свежительный убор
Из грез, лучей, росы, спокойствия, и знанья.
ВСТРЕЧА
Она приподнялась с своей постели,
Не поднимая теневых ресниц,
С лицом белее смертью взятых лиц,
Как бы заслыша дальний звон свирели.
Как будто сонмы к бледной спящей пели.
И зов дошел от этих верениц.
Туда, туда. До призрачных станиц.
Туда. Туда. До древней колыбели.
Густых волос змеиная волна
Упала на незябнущие плечи.
И вся она тянулась как струна.
Звала непобедимо вышина.
Душа ушла к своей венчальной встрече.
Все видела глядящая Луна.
ВЕНЧАННЫЕ
Когда плывут над лугом луннозвоны,
Влияния, которым меры нет,
В душе звездозлатится страстоцвет,
И сладостной он ищет обороны.
Высоты облак вещие амвоны,
Струится притягательный с них свет.
О, сколько древних тысяч прежних лет
Связуются им юноши и жены.
Венчается Господняя раба,
Встречается с душою обрученной,
Ручается, что счастье - быть сожженной.
Венчается со всем, что даст Судьба.
О, чаянье. Ты будешь век со мною: -
Ты венчана с замеченным Луною.
ЦВЕТОК
Цветок - мечта расцветшего растенья,
Пробившего свой путь из тьмы земли,
Цветок - костер, что духи нам зажгли,
Верховный знак творящего хотенья.
Веселых красок, в пляске, восхожденье,
Победа грезы в прахе и в пыли,
Блеск радуг, пронизавших хрустали,
Путь в Вечность чрез минутное виденье.
Цветок с цветком ведет душистый спор,
Волнуя, убеждая, и влюбляя,
Цветок цветку - планета молодая.
Таинственный о счастье разговор.
И вестники цветов, в их звездном храме,
Лишь существа с звенящими крылами.
ЗЕРНО
Двуликий знак, - взглянув, переверни,
В ладони подержав, - зерно ржаное.
Две ипостаси. Тайные здесь двое.
Несчетное в себе таят они.
Чуть зримый рот, пьянящий искони.
Начало ласк. Горнило вековое.
Другой же облик - жезл, что в тайном зное
Пронзит века, и донесет огни.
А вместе - лишь зерно. И если тайный
Тот поцелуй - земной не примет плен,
Иссохнет сам в себе, без перемен.
А вниз сойдет, к черте необычайной,
Узнает смерть в любви, и тьму, и плен,
И выйдет к Солнцу - нивою бескрайной.
МИР
Как каждый лист, светясь, живет отдельным
Восторгом влаги, воздуха, тепла,
И рад, когда за зноем льется мгла,
Но с древом слит существованьем цельным, -
Так я один в пространстве беспредельном,
Но с миром я, во мне ему хвала,
Ему во мне поют колокола,
Через него я стал певцом свирельным.
В течениях причинностей плыву,
Как степь плывет под ветром ковылями.
Молюсь в ночах в многозвездистом храме.
Пью жадными глотками синеву.
И ствол растет из звезд, умножен нами,
Любовью, делом, подвигом, и снами.
СТЕНА
Стена ветвей, зеленая стена,
Для грезы изумрудами светила,
Шуршанием, как дремлющая сила,
Гуденьем пчел, как пышная весна, -
Изваянной волной, как тишина, -
Но, спевши сон зеленый, изменила,
И быстро цвет иной в себя вронила,
Вон, Осень там у желтого окна.
Оконце круглым светится топазом.
И будет возрастать оно теперь.
Расширит круг. В листве проломит дверь.
За каждым утром, с каждым новым разом,
Как встанет Солнце, будет день потерь.
И глянет все совиным желтым глазом.
ЛЕБЯЖИЙ ПУХ
Трепещет лист забвенно и устало,
Один меж черных липовых ветвей.
Уж скоро белый дух густых завей
Качнет лебяжьим пухом опахала.
Зима идет, а лета было мало.
Лишь раз весной звенел мне соловей.
О, ветер, в сердце вольности навей.
Был скуден мед. Г 1усть отдохнет и жало.
Прощай, через меня пропевший сад,
Поля, леса, луга, река, и дали.
Я с вами видел в творческом кристалле
Игру и соответствие громад.
Есть час, когда цветы и звезды спят.
Зеркальный ток тайком крепит скрижали.
ВЕСЬ КРУГ
Весна - улыбка сердца в ясный май
Сквозь изумруд застенчивый апреля.
Весенний сон - Пасхальная неделя,
Нам снящийся в минуте древний Рай
И лето - праздник. Блеск идет за край
Мгновения, чрез откровенье хмеля
Пей, пей любовь, звеня, блестя, свиреля.
Миг радостный вдруг вымолвит: "Прощай".
И торжество, при сборе винограда,
Узнаешь ты в роскошной полноте.
И, гроздья выжав, станешь на черте, -
Заслыша сказ, что завела прохлада.
И будет вьюга, в белой слепоте,
Кричать сквозь мир, что больше снов не надо.
ОГНЕННЫЙ МИР
Там факелы, огневзнесснья, пятна,
Там жерла пламеносных котловин.
Сто дней пути - расплавленный рубин.
И жизнь там только жарким благодатна.
Они горят и дышат непонятно.
Взрастает лес. По пламени вершин
Несется ток пылающих лавин.
Вся жизнь огня сгущенно-ароматна.
Как должен быть там силен аромат,
Когда, чрез миллионы верст оттуда,
Огонь весны душистое здесь чудо.
Как там горит у Огнеликих взгляд,
Коль даже мы полны лучей и гуда,
И даже люди, полюбив, горят.
НА ОГНЕННОМ ПИРУ
Когда я думаю, что предки у коня,
В бесчисленных веках, чьи густы вереницы,
Являли странный лик с размерами лисицы,
Во мне дрожит восторг, пронзающий меня.
На огненном пиру творящего Огня
Я червь, я хитрый змей, я быстрокрылость птицы,
Ум человека я, чья мысль быстрей зарницы,
Сознание миров живет во мне, звеня.
Природа отошла от своего апреля,
Но наслоеньями записаны слова,
Меняется размер, но песня в нем жива.
И Божья новая еще нас ждет неделя.
Не так уж далеки пред ликом Божества
Акульи плавники и пальцы Рафаэля.
ЖЕРТВА
Когда зажглась кроваво, свет взвивая,
Полнеба охватившая, заря,
Казалось, на высотах алтаря
Небесного, там жертва есть живая.
Был зноен день. Всю влагу испивая,
Жара дымилась, деланье творя.
И каждый лист рабом был для царя
Единого, чья воля - огневая.
Озер и рек обильный водоем,
И каждая росинка от побега
Поникших трав, вспоили хлопья снега, -
Поток лавин в объеме тучевом.
Весь мир застыл. В той душной пытке нега.
И огнь, вещая ливень, рушил гром.
ПИР
Пир огненный вверху уже готов.
Горячий ток дошел до нижних далей.
Повесил по ветвям наряд вуалей,
Так скоро после дней разлома льдов.
На вербе кучки пахнущих цветов.
Зима разбила скрепы всех скрижалей.
Взамену вьюг, взамен свинца печалей,
Качанье золотых колокольцов.
Мой лютик. Лютик. Гы совсем не лютый.
Купальницы. Бубенчик. Ты звенишь.
Упоеваюсь ласковой минутой.
Пред пиршеством торжественная тишь.
Синее синь. И с громом, в туче вздутой,
Расцвел Огонь, лозою перегнутой.
ЦВЕТА ДРАГОЦЕННОГО
Он жертву облекал, ее сжимая.
У дикого плененного козла
Предсмертная в глазах мерцала мгла,
Покорность, тупость, и тоска немая.
Он жертву умертвил. И, обнимая,
Всю размягчил ее. Полусветла,
Слюна из пасти алчущей текла.
А мир кругом был весь во власти мая.
Насытился. И, сладко утомлен,
Свой двухсаженный рост раскинул мглистый.
Мерцают в коже пятна-аметисты.
Его к покою клонит нежный сон.
И спал. Голубовато-пепелистый,
Яванский аметистовый питон.
ТКАНЬ
Склонившись, Китаянка молодая
Любовно ткет узорчатый ковер.
На нем Земли и Неба разговор,
Гроза прошла, по высям пропадая.
Цветные хлопья тучек млеют, тая,
Заря готовит пламенный костер.
А очерк скал отчетлив и остер,
Но лучше сад пред домиком Китая.
Что может быть прекрасней, чем Китай.
Здесь живописна даже перебранка,
А греза мига светит как светлянка.
Сидеть века и пить душистый чай.
Когда передо мною Китаянка,
Весь мир вокруг один цветочный рай.
КИТАЙСКАЯ ГРЕЗА
Вэй-Као полновластная царица.
Ее глаза нежней, чем миндали.
Сравняться в чарах с дивной не могли
Ни зверь, ни рыбка, ни цветок, ни птица.
Она спала. Она была девица.
С двойной звезды, лучившейся вдали,
Два духа легкокрылые сошли.
Душистая звездилася ложница.
И с двух сторон к дремавшей подойдя,
Кадильницу пахучую качали.
Цветы на грудь легли, их расцвечали.
И зачала от этого дождя.
И, сына безболезненно рождая,
Она и в нем была звездой Китая.
ГОЛУБОЙ СОН
От незабудок шел чуть слышный звон.
Цветочный гул лелея над крутыми
Холмами, васильки, как в синем дыме,
В далекий уходили небосклон.
Качался в легком ветре ломкий лен.
Вьюнок лазурил змейками витыми
Стволы дерев с цветами молодыми.
И каждый ствол был светом обрамлен.
И свет был синь. Кипела в перебое
Волна с волной. Лазурь текла в лазурь.
Павлины спали в царственном покое.
Весь мир в пространство перешел морское.
И в этом сне, не знавшем больше бурь,
По небу плыло Солнце голубое.
| |
| Просмотров: 458 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры