ак струится дождь небес?
Ты считал ли, расскажи мне, ты считал ли слезы сердца,
что не знают слез лица?
Темной ночью ты узнал ли, темной ночью, сколько
в сердце жгучих слов и тьмы завес?
7
Я был на охоте в родимом болоте,
И выследил пару я птиц.
Красивы все птицы в веселом полете,
Красивы и падая ниц.
И вот я наметил и в жажде добычи
Красивую птицу убил.
И тотчас же вздрогнул от жалобы птичьей!
К повторности не было сил.
А быстрая птица, той птицы подруга,
Совсем не боясь палача
И все сокращая очерченность круга,
Летала, забвенно крича.
Мне стало печально от жалобы птичьей,
И дважды я поднял ружье.
Но сердце той птицы, излитое в кличе,
Сцепило все сердце мое.
И вот, не воззвавши крылатого друга,
Поняв, что убита любовь,
Красавица ветра, любимица юга,
На кровь опрокинула кровь.
Взнесенная птица, с пронзительным криком,
Сложила два белых крыла
И пала близ друга, - в молчанье великом, -
Свободна, мертва и светла.
8
Видение, похожее на сказку:
В степях стада поспешных антилоп.
С волками вместе, позабыв опаску,
Бегут - и мчит их бешеный галоп.
И между них проворно вьются змеи,
Но жалить - нет, не жалят никого.
Есть час, - забудешь все свои затеи,
И рядом враг, не чувствуешь его.
Превыше же зверей несутся птицы,
И тонет в дыме - солнца красный шар.
Кто гонит эти числа, вереницы?
Вся степь гудит. В огне. В степях - пожар.
Забыв себя, утратив лик всегдашний,
Живое убегает от огня.
Но брошу дом, прощусь с родимой пашней,
Лишь ты приди, ласкай и жги меня.
Нас гонит всех Огонь неизмеримый,
И все бегут, увидев страшный цвет.
Но я вступлю и в пламени и в дымы,
Но я люблю всемирный пересвет.
Его постичь пытаться я не стану,
Чтоб был Огонь, он должен петь и жечь.
Я верю солнцеликому обману,
В нем правда дней, в нем божеская речь.
И снова - Зло, и снова - звездность Блага,
От грома бурь до сказки ручейка.
Во мне пропела огненная влага,
Во мне поют несчетные века.
Земля с Луной, в неравном устремленье,
Должны в мирах любиться без конца.
Влюбленный, лишь в томленье и влюбленье,
Певец высот узнает жизнь певца.
И я опять - у кратера вулкана,
И я опять - близ нежного цветка.
Сгорю. Сожгу. Сгорел. В душе - багряно.
Есть Феникс дней, что царствует века!
ХОЧЕШЬ ЛИ?
Свита моя - альбатросы морей,
Волны - дорога моя.
Солнце, родимого сына согрей,
Солнечный я.
Низко летит альбатрос и глядит,
Чертит могучим крылом.
Весь его четкий, захватистый вид -
Резкий излом.
Это крыло - не крыло, ятаган,
Клюв его силен, как меч.
Птицу такую родил - Океан.
Хочешь с ней встреч?
Хочешь ли, хочешь ли, мир будет твой?
Грезу в себе затаи.
Крылья хотенья дружат с синевой,
Зори - твои.
МАЛАЙСКИЕ ЗАГОВОРЫ
*
ЗАГОВОР О СТРЕЛЕ
Я спускаю стрелу, закатилась луна,
Я спускаю стрелу, чаша солнца темна,
Я спускаю стрелу, звезды дымно горят,
Задрожали, глядят, меж собой говорят.
Я не звезды стрелой поразил, поразил,
И не солнце с луной я стрелою пронзил.
Все в цветок мои стрелы вонзились, горят,
Я сердечный цветок поразил через взгляд.
Я стрелу за стрелою до сердца продлю,
Выходи же, душа той, кого я люблю,
Приходи и приляг на подушку мою,
Я стрелою, душа, я стрелой достаю.
*
ЗАГОВОР ЛЮБОВНЫЙ
Черная ягода - имя твое,
Птица багряная - имя мое.
"Майя!" - пропел я. Внемли,
Мысли ко мне все пошли.
Мною пребудь зажжена,
Любишь и будь влюблена.
Будь как потеряна ночью и днем,
Будь вся затеряна в сердце моем.
Днем семикратно смутись,
В ночь семикратно проснись.
Быстро домой воротись.
Я говорю: "Ты моя!"
В месяц ли глянь, - это я.
ГАМЕЛАНГ
Гамеланг - как море - без начала,
Гамеланг - как ветер - без конца.
Стройная яванка танцевала,
Не меняя бледного лица.
Гибкая, как эта вот лиана,
Пряная, как губы орхидей,
Нежная, как лотос средь тумана,
Что чуть-чуть раскрылся для страстей.
В пляске повторяющейся - руки,
Сеть прядет движением руки,
Гамеланга жалуются звуки,
В зыбком лёте вьются светляки.
Над водой, где лотос закачался,
Обвенчался с светляком светляк,
Разошелся, снова повстречался,
Свет и мрак, и свет, и свет, и мрак.
Ход созвездий к полночи откинут,
В полночь засвечается вулкан.
Неужели звуки эти минут?
В этой пляске сказка вещих стран.
За горой звенит металл певучий,
Срыв глухой и тонкая струна.
Гамеланг - как смерть сама - тягучий,
Гамеланг - колодец снов, без дна.
ВЕНЕЦ
Глубокий пруд. Отлоги берега.
С вечерним ветром трепет влаги дружен.
Звезда, качаясь, нижет жемчуга.
Одна, и две, и пять, и семь жемчужин.
Тем ожерельем ум обезоружен.
И хочется, жемчужный свет дробя,
Рассыпать весь лучистый час забвенья
На зыбкие созвенные мгновенья,
Тем ожерельем увенчав тебя.
ОСТРОВ ЧЕТВЕРГА
Свежий день с зарею новой,
Светлый остров Четверга.
Здравствуй, остров Четверговый,
Вырезные берега.
Мы проплыли и приплыли
В островной морской венец.
Ты ли знак давнишней были?
Я с тобою наконец.
Потонувшие вершины
Выдвигаются над дном.
Меж красивых ты - единый,
И лагунный цвет кругом.
Еле зримое растенье
Синий цветик на земле.
И селенье как виденье
Там далеко, там во мгле.
Дым ползет по красной крыше,
Легкий стелется туман.
И над морем выше-выше
Возлетает пеликан.
Он седой, как привиденье,
Но скользит к иному взгляд:
Ожерельное сплетенье,
Гуси дикие летят.
Точно это Север милый,
Точно это журавли.
Сколько жизни! Сколько силы!
Тот, кто жив, - свой миг продли!
ЧЕРНЫЙ ЛЕБЕДЬ
Австралийский черный лебедь на волне,
Словно в сказке на картинке, виден мне.
Настоящий, проплывает предо мной,
Весь змеиный, весь узорный, вырезной.
И воистину влечет мечту в игру
Настоящими прыжками кенгуру.
И в хранимом зачарованном прудке
Светят лотосы во влажном цветнике.
Голубеет эвкалипта стройный ствол,
Куст невиданной акации расцвел.
Как колибри, медосос припал к цветку,
Птица-флейта засвирелила тоску.
И хохочут зимородки по ветвям,
Словно в сказке, что сказали в детстве нам.
Только это все лишь малый уголок, -
Громче пенья птиц на фабрике гудок.
Нет Австралии тех детских наших дней,
Вся сгорела между дымов и огней.
Рельсы врезались во взмахи желтых гор,
Скован, сцеплен, весь расчисленный, простор.
Там, где черные слагали стройный пляс, -
Одинокий белоликий волопас.
Там, где быстрая играла кенгуру, -
Овцы, овцы, поутру и ввечеру.
Миллионная толпа их здесь прошла,
В холодильники замкнуты их тела.
Замороженные трупы увезут,
Овцы новые пасутся там и тут.
И от города до города всегда
Воют, копоть рассевая, поезда.
И от улицы до улицы свисток, -
Вся и музыка у белого - гудок.
Сами выбрали такой себе удел,
Что их белый лик так грязно посерел.
Обездолили весь край своей гурьбой.
Черный лебедь, песнь прощальную пропой.
СРЕДИ МАГНОЛИЙ
Среди пышноцветных магнолий,
К аллее могучих смоковниц,
К лужайке, где ствол баобаба,
Я вышел под новой луной.
А грезы о счастье и воле,
Как рой наклоненных любовниц,
Сияют и нежно и слабо,
Дрожат и плывут пеленой.
Но вот, как в мерцании слезок,
Я вышел мечтою к овражку,
И это величие тает,
И детский мне грезится день.
Хочу я родимых березок,
Влюблен в полевую ромашку,
И клевер в душе расцветает,
И в сердце звездится сирень.
ТИШЬ
Вот она, неоглядная тишь океана, который зовется,
Великим
И который Моаной зовут в Гавайики, в стране Маори.
Человек островов, что вулканами встали, виденьем
возник смуглоликим,
И кораллы растут, и над синей волной - без числа
острова-алтари.
ОСТРОВ
Отроги потонувших гор
Взнеслись из мощной глубины,
Но не достигли до волны, -
Кораллы им сплели узор,
И в вышний воздух вышли сны
Подводной сказочной страны.
Атолл возник. Атолл хотел
Растений, звуков, стройных тел.
Свершилось. Кто-то повелел,
Чтоб был восполнен весь удел.
За много тысяч миль кокос
Упал и плыл.
Ковчег, он жизнь в себе донес,
Зачаток сил.
Его качала и несла
Волна морей,
Чтоб островная глушь была
Еще светлей.
В свой должный день, в свой должный час,
Есть миг чудес.
И пальма стройная взнеслась,
И вырос лес.
И к жизни жизнь, через моря,
Послала весть,
Отважным людям говоря,
Что остров есть.
ПАМЯТНИК
Базальтовые горы
В мерцанье черноты,
Зеленые узоры
И красные цветы.
Поля застывшей лавы,
Колонны прошлых лет,
Замкнувшийся в октавы
Перекипевший бред.
Здесь кратеры шутили
Над синею волной,
Здесь памятник их силе,
Когда-то столь шальной,
Потухшие вулканы,
И в них озера спят,
По ним ползут лианы,
И пляшет водопад.
ЛУННЫЙ КОВЕР
Она спросила прихотливо:
"Зачем ты любишь так луну?"
Я отвечал: "Она красива.
И так бывало в старину,
Что все влюбленные - влюблялись
И в ту, чьим сердцем расцвечались,
И вместе с ней еще в луну".
Она сказала: "Я ревную".
Я отвечал ей: "Что ж, ревнуй.
Я ж занавеску расписную
Тебе сотку, - и поцелуй
Любовь нам расцветит двойную".
Еще какой-то мне укор
Она измыслить захотела.
Но я сказал: "Пустое дело".
И, прекративши с нею спор,
Ей лунный стал я ткать ковер.
КОГДА-ТО
Ветви зеленые брошены в воду,
К мирному ты прибываешь народу.
- Отдых дай кораблю. -