Байрон Джордж Гордон - Пророчество Данте

  

   Новый переводъ О. Чюминой съ предислов³емъ проф. Л. Ю. Шепелевича

   Байронъ. Библ³отека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 2, 1905.

   OCR Бычков М. Н.

  

   "Пророчество Данте" - одно изъ прекраснѣйшихъ произведен³й политическаго характера, написанныхъ Байрономъ,- относится къ пер³оду пребыван³я поэта въ Равеннѣ и его увлечен³я, въ близкой ему средѣ семьи Гамба, идеями освобожден³я и объединен³я Итал³и. Возлюбленная поэта, графиня Тереза Гвичч³оли, несмотря насвою юность, свѣтскость, страсть къ нарядамъ и забавамъ, была не только ревностной патр³откой, мечтавшей объ освобожден³и дорогой родины изъ-подъ власти тирановъ, но и большой любительницей итальянской поэз³и. Особенно увлекалась она произведен³ями Данте и Тассо; "Божественную Комед³ю" она знала чуть не наизусть, и декламац³я красавицы производила чарующее впечатлѣн³е. Подъ вл³ян³емъ Терезы Байронъ еще болѣе укрѣпился въ своихъ симпат³яхъ къ итальянскому языку и литературѣ. Языкомъ онъ успѣлъ овладѣть въ совершенствѣ, a итальянск³е поэты, въ особенности Данте и Тассо, стали для него какъ бы родными. Написавъ "Жалобу Тассо", онъ перевелъ на англ³йск³й языкъ первыя двѣ пѣсни герои-комической поэмы Пульчи "Могgante Maggiore" и извѣстный эпизодъ изъ "Божественной Комед³и" о Франческѣ Римин³йской, то и другое - размѣромъ подлинника и съ соблюден³емъ почти буквальной точности. Въ апрѣлѣ 1819 г., уѣзжая изъ Венец³и, графиня Гвичч³оли взяла съ Байрона обѣщан³е непремѣнно пр³ѣхать въ Равенну. "Могила Данте, классическая сосновая роща" и проч. послужили предлогомъ для этого приглашен³я. Байронъ, однако, замедлилъ пр³ѣздомъ и явился въ Равенну, только узнавъ о томъ, что Тереза "при смерти",- въ день праздника "Тѣла Господня", который въ 1819 г. приходился на 10 ³юня. Свои книги онъ оставилъ въ Венец³и; въ свободное время ему нечего было дѣлать - и онъ придумалъ, по совѣту графини, написать "что-нибудь на сюжетъ изъ Данте". Такимъ образомъ и возникло "Пророчество Данте",- произведен³е, которымъ самъ поэтъ былъ очень доволенъ и о которомъ онъ писалъ Муррею: "Это - лучшая вещь изъ всего, мною написаннаго,-если только она не непонятна".

   Въ виду тогдашнихъ итальянскихъ симпат³й и отношен³й Байрона представляется вполнѣ естественнымъ его желан³е связать, такъ или иначе, свое имя съ именемъ "великаго Алиг³ери", которое въ ту пору, можно сказать, носилось въ окружавшей нашего поэта атмосферѣ. Фридрихъ Шлегель еще въ 1814 году, въ прочитанной въ Вѣнѣ публичной лекц³и, замѣтилъ, что "величайш³й и наиболѣе нац³ональный изъ всѣхъ итальянскихъ поэтовъ никогда не былъ такъ любимъ своими соотечественниками, какъ въ наше время". И дѣйствительно, въ концѣ второго десятилѣт³я XIX вѣка въ Римѣ, Флоренц³и, Болоньѣ появляются превосходныя издан³я "Божественной Комед³и", сопровождаемыя цѣлымъ рядомъ изслѣдован³й о жизни и произведен³яхъ Данте. Гобгоузъ, въ одномъ изъ своихъ историческихъ примѣчан³й къ 4-й пѣснѣ "Чайльдъ-Гарольда", говоритъ, что современное поколѣн³е "боготворитъ" Данте и что увлечен³е имъ сѣверныхъ итальянцевъ болѣе скромные тосканцы считаютъ даже чрезмѣрнымъ. Самъ Байронъ записалъ въ своемъ дневникѣ, подъ 29 января 1821: "Они, итальянцы, говорятъ о Данте, пишутъ о Данте, думаютъ о немъ наяву и во снѣ; можно было бы сказать, что они увлечены имъ до смѣшного, если бы онъ дѣйствительно этого не стоилъ".

   Но, помимо этого чисто-литературнаго увлечен³я "Божественной Комед³ей", существовала, какъ уже замѣчено выше, еще и другая причина, побудившая Байрона написать "стихотворен³е на сюжетъ изъ Данте": это было если еще не ясное предвидѣн³е, то по крайней мѣрѣ ожидан³е перемѣны въ политическомъ положен³и Итал³и,- ожидан³е освобожден³я отъ власти Бурбоновъ, отъ тиранн³и иноземнаго правительства. "Данте былъ поэтомъ свободы", говорилъ Байронъ Медвину: "ни преслѣдован³я, ни изгнан³е, ни страхъ умереть на чужбинѣ не могли поколебать его убѣжден³й". Байронъ писалъ свою поэму для итальянцевъ, желая показать имъ прекрасное видѣн³е свободы и политическаго воскресен³я родины. Отдаленное прошлое должно было оживить воспоминан³ями былой славы заснувш³й подъ игомъ неволи народъ; велик³й Алиг³ери долженъ былъ явиться пророкомъ свободы, руководителемъ новыхъ поколѣн³й,- чуть не вождемъ карбонар³евъ. Вѣщ³й во многихъ случаяхъ авторъ "Божественной Комед³и" какъ нельзя лучше подходилъ къ роли прорицателя, умѣющаго разглядѣть будущее за непроницаемой пеленой настоящаго.

   Судя по одному письму къ Муррею, гдѣ Байронъ говоритъ: "Посылаю вамъ первыя четыре пѣсни Пророчества", надо думать, что поэтъ имѣлъ намѣрен³е продолжать поэму; но, по всей вѣроятности, отвлеченный разными обстоятельствами - личными и политическими, оставилъ эту мысль и уже не возвращался къ ней впослѣдств³и. По крайней мѣрѣ, въ его рукописяхъ не оказалось никакого продолжен³я "Пророчества". Эти четыре пѣсни были присланы издателю 14 марта 1820 г., но печатан³е ихъ, несмотря на нетерпѣливыя настоян³я поэта, указывавшаго на то, что "теперь какъ разъ время издать Данте, потому что Итал³я находится наканунѣ великихъ событ³й", замедлилось до слѣдующаго года. Поэма была напечатана въ одной книжкѣ съ трагед³ей "Марино Фал³ери", вышедшей въ свѣтъ 21 апрѣля 1821 г.

   "Пророчестно Данте" раздѣляется на четыре пѣсни.

   Въ первой Данте жалуется на неблагодарность своей родины - Флоренц³и. Онъ не можетъ простить ей жестокихъ обидъ, ему нанесенныхъ, и лишь воспоминан³е о красотѣ Беатриче, родившейся въ стѣнахъ этого города, смягчаетъ суровость поэта.

   Вторая пѣснь рисуетъ положен³е Итал³и и перспективу безконечныхъ бѣдств³й, ее ожидающихъ. Подобно всѣмъ итальянскимъ патр³отамъ, Данте восклицаетъ обращаясь къ Итал³и: "Объединенье - вотъ спаситель твой!".

   Въ третьей пѣснѣ мы находимъ рядъ пророчествъ Данте о своихъ преемникахъ - поэтахъ, которые прославятъ имя Итал³и. Особенно хороши характеристики Ар³осто и Тассо. Прекрасны и глубокомысленны замѣчан³я Данте относительно трудности призван³я поэта.

   Четвертая пѣсня изображаетъ художественное возрожден³е Рима трудами такихъ великихъ представителей искусства, какъ Микель Анжело. Весьма замѣчательны и здѣсь строфы, посвященныя призван³ю поэта.

   Пѣсня кончается новымъ обращен³емъ Данте къ неблагодарной Флоренц³и.

   Уже немедленно послѣ своего выхода въ свѣтъ поэма Байрона, переведенная на итальянск³й языкъ, была понята въ качествѣ лозунга и призыва къ возстан³ю. Власти призывали къ конфискац³и этого издан³я, и автору грозила-бы серьезная опасность, еслибы его не охраняло зван³е лорда и англ³йскаго подданнаго.

   Общ³е пр³емы произведен³я заимствованы Байрономъ y Мильтона; но поэма во многомъ выиграла-бы, еслибъ оказалась болѣе краткой и не раздѣленной на четыре части. Равнымъ образомъ, слишкомъ пространныя отступлен³я въ область истор³и задерживаютъ вниман³е читателя на интересныхъ, но второстепенныхъ эпизодахъ. Высоты паѳоса поэтъ достигаетъ въ обличительныхъ частяхъ своей поэмы, особенно тамъ, гдѣ онъ говоритъ о наказан³и, которое ожидаетъ Флоренц³ю за ея преступное бездѣйств³е.

   Представляетъ нѣкоторый интересъ уяснен³е вопроса о томъ, насколько Байронъ усвоилъ себѣ стиль "Божеств,енной Комед³и" и политическ³я воззрѣн³я Данте. Не подлежитъ сомнѣн³ю, что въ формальномъ отношен³и англ³йск³й поэтъ въ совершенствѣ проникся стилемъ Данте и съумѣлъ вполнѣ овладѣть его стихомъ. Но въ то время какъ итальянск³й поэтъ сурово и безпощадно, съ сарказмомъ и ирон³ей, коритъ неблагодарную родину, голосъ англ³йскаго поэта звучитъ жалобой. Въ XXVI пѣсни "Ада" Данте такъ язвитъ свою родину:

  

         Ликуй, Флоренц³я! Моря и землю

         Покрыла ты подъ сѣнью крылъ своихъ,

         И о тебѣ въ аду вездѣ я внемлю.

         Въ числѣ татей я встрѣтилъ пять такихъ

         Твоихъ гражданъ, что долженъ ихъ стыдиться,

         Да и тебѣ немного чести въ нихъ.

         Но если намъ предъ утромъ правда снится,

         Почувствуешь ты скоро то, чему

         Какъ онъ ни малъ, самъ Пратъ возвеселится.

         Теперь пора исполниться всему

         Коль быть бѣдамъ, грозой пусть грянуть скорой:

         Вѣдь въ старости я къ сердцу ихъ приму.

  

   Нигдѣ, сколько извѣстно, Данте не унижается до жалобъ на свою судьбу изгнанника; любовь къ родному городу не проглядываетъ въ его суровыхъ стихахъ: ее смѣнили гнѣвъ и презрѣн³е. Нигдѣ Данте не высказался-бы аналогично слѣдующимъ стихамъ Байрона:

  

         Флоренц³я! Хоть судъ жесток³й твой

         Разрушилъ кровъ мой, - все жъ любилъ тебя я,

         Но мстительный мой стихъ, твоихъ обидъ

         Неправыхъ горечь вѣчно вспоминая,

         Переживетъ все то, чѣмъ дорожитъ

         Моя отчизна,- силу, честь, свободу

         И даже то, чѣмъ злобный адъ грозитъ

         Всего страшнѣй несчастному народу,-

         Тирановъ мелкихъ ненавистный рой!

  

   "Пророчество Данте" должно считаться однимъ изъ наиболѣе патетическихъ произведен³й Байрона, обязанныхъ своимъ происхожден³емъ политической атмосферѣ того времени и значительной начитанности поэта въ "Божественной Комед³и" и произведен³яхъ болѣе позднихъ поэтовъ. Личныхъ автоб³ографическихъ моментовъ поэма отражаетъ сравнительно немного.

  

  

             ПОСВЯЩЕН²Е.

  

         Для той страны, прелестное созданье,

         Гдѣ я рожденъ, но не найду конца,

         Я строю лиру - пѣснѣ подражанье

         Великаго Итал³и пѣвца,

  

         Но коп³ей простой - очарованья,

         Всей прелести безсмертной образца

         Не передамъ; и жду я оправданья

         Въ твоемъ лишь сердцѣ нѣжномъ для творца.

  

         Въ своей красѣ и юности - лишь слово

         Ты молвила, и сердце вмигъ готово

         Исполнить все; на свѣтломъ югѣ намъ

  

         Изъ устъ прекрасныхъ рѣчь звучитъ такая,

         Цвѣтетъ такая прелесть, взоръ лаская:

         Къ какимъ не вдохновятъ они трудамъ?

  

         Равенна, 21 ³юня, 1819 г.

  

  

   Во время одного посѣщен³я Равенны, лѣтомъ 1819 года, автору подали мысль написать послѣ того, какъ онъ вдохновился заточен³емъ Тассо, и что нибудь на сюжетъ изгнан³я Данте, гробница котораго составляетъ главную достопримѣчательность Равенны и въ глазахъ жителей города, и для пр³ѣзжающихъ туда иностранцевъ.

   Я послѣдовалъ этому совѣту и результатомъ является нижеслѣдующая поэма изъ четырехъ пѣсней, написанныхъ терцинами. Если эти пѣсни будутъ поняты и заслужатъ одобрен³е, то я предполагаю продолжить поэму дальнѣйшими пѣснями и довести ее до естественнаго конца, т. е. до событ³й нашего вѣка. Читателю предлагается предположить, что Данте обращается къ нему въ промежутокъ времени между окончан³емъ Божественной Комед³и и своей смертью - незадолго до нея, и пророчествуетъ о судьбахъ Итал³и въ слѣдующ³е вѣка. Составляя этотъ планъ, я имѣлъ въ виду Кассандру Ликофрона и пророчество Нерея y Горац³я, также какъ и пророчество Священнаго писан³я. Поэма написана стихомъ Данте, terza rima, кажется еще никѣмъ не введенннымъ въ нашъ языкъ, за исключен³емъ быть можетъ мра Гэлея (Haylay); но я видѣлъ только одинъ отрывокъ его перевода, приведенный въ примѣчан³яхъ къ Калифу Ватеку. Такимъ образомъ, если я не ошибаюсь, эта поэма представляетъ собой метрическ³й экспериментъ. Пѣсни коротки; онѣ приблизительно такой же длины, какъ пѣсни поэта, отъ имени котораго я говорю - по всей вѣроятности напрасно заимствовавъ y него его имя.

   Одна изъ непр³ятностей, выпадающихъ на долю современныхъ авторовъ, заключается въ томъ, что трудно для поэта, составившаго себѣ нѣкоторое имя - хорошее или дурное - избѣжать переводовъ на другой языкъ. Я имѣлъ счастье видѣть четвертую пѣснь Чайльдъ-Гарольда переведенную на итальянск³й языкъ стихомъ, называемымъ versi sciolti; это значитъ, что поэма, написанная спенсеровскими строфами, переведена была бѣлыми стихами съ полнымъ пренебрежен³емъ къ естественному распредѣлен³ю стиховъ по смыслу. Если бы и настоящая поэма, въ виду ея итальянскаго сюжета, подверглась той же участи, я бы попросилъ итальянскаго читателя помнить, что если мое подражан³е великому "Padre Alighier" и не удалось, то вѣдь я подражалъ тому, что всѣ изучаютъ, но не мног³е понимаютъ. До сихъ поръ не установлено, что собственно означаетъ аллегор³я первой пѣсни Inferno, если не считать, что вопросъ окончательно разрѣшенъ остроумнымъ и вполнѣ правдоподобнымъ толкован³емъ графа Маркети.

   Итальянск³й читатель уже потому можетъ простить мнѣ неудачу моей поэмы, что вѣроятно не былъ бы доволенъ моимъ успѣхомъ; вѣдь итальянцы изъ вполнѣ понятнаго нац³ональнаго чувства очень ревниво оберегаютъ единственное, что y нихъ осталось отъ прежняго велич³я - свою литературу; въ теперешней ожесточенной борьбѣ между классиками и романтиками они очень неохотно разрѣшаютъ иностранцу даже преклоняться или подражать имъ, и стараются опорочить его ультрамонтанскую дерзость. Я вполнѣ это понимаю, зная, что сказали бы въ Англ³и объ итальянскомъ подражателѣ Мильтону или если бы переводъ Монти, Пиндемонте или Ариччи ставился бы въ примѣръ молодому поколѣн³ю, какъ образецъ для ихъ будущаго поэтическаго творчества. Но я вижу, что отклонился въ сторону и обращаюсь къ итальянскому писателю, когда мнѣ слѣдуетъ имѣть въ виду англ³йскихъ. Но будетъ ли ихъ много или мало, a я долженъ имъ откланяться.

  

  

             ПѢСНЬ ПЕРВАЯ.

  

         Опять я въ м³рѣ этомъ, что на время

         Я покидалъ; и снова удрученъ,

         Я чувствую земного праха бремя,

  

         Безсмертнаго видѣн³я лишенъ,

         Что вознесло къ Творцу меня въ селенья

         Изъ бездны той, гдѣ слышенъ грѣшныхъ стонъ,

  

         Откуда нѣтъ возврата и спасенья,

         И изъ другого мѣста меньшихъ мукъ,

         Гдѣ всѣ проходятъ пламень очищенья

  

         И въ ангельск³й затѣмъ вступаютъ кругъ,

         Приблизясь къ Беатриче совершенной,

         Чей дивный свѣтъ мой озаряетъ духъ

  

         И къ Троицѣ Предвѣчной, всеблаженной:

         Въ ней - истинный и тр³единый Богъ.

         Земному гостю ты, душа вселенной,

  

         Была вождемъ, чтобъ славой онъ не могъ

         Быть опаленъ, хотя черезъ свѣтила

         Онъ восходилъ къ Всевышнему въ чертогъ.

  

         О, ты, чье тѣло нѣжное могила

         Скрывала долго, чистый серафимъ

         Святой любви, что сердце охватила

  

         Съ дней юности: и сталъ неуязвимъ

         Въ ея лучахъ я для всего земного.

         То, безъ чего мой духъ, тоской томимъ,

  

         Кружилъ, какъ голубь изъ ковчега - снова

         Съ тобой успѣлъ я въ небѣ обрѣсти:

         Нѣтъ полноты блаженства неземного

  

         Безъ свѣта твоего. Лѣтъ десяти

         Я былъ, когда ты сутью помышлен³й

         И жизни стала. Я не зналъ любви,

  

         Но я любилъ; среди борьбы, гонен³й,

         Изгнан³я - струилъ я слезъ ручьи

         Лишь по тебѣ, безчувственъ для мучен³й,

         И радуютъ мой взоръ лучи твои.

         Сломить меня - безсиленъ гнетъ тирана,

         Хотя напрасно я года свои

  

         Влачилъ въ борьбѣ, и лишь сквозь мглу тумана

         Чрезъ Аппенины мой духовный взоръ

         Въ отчизну проникаетъ невозбранно,

  

         Гдѣ прежде мной гордились. Изъ-за горъ

         И въ смертный часъ мнѣ нѣтъ туда возврата,

         Но твердъ мой духъ въ изгнаньѣ до сихъ поръ.

  

         Тучъ не страшилось солнце, но заката

         Пришла пора, пришелъ мой день къ концу.

         Дѣлами, созерцан³емъ богата

  

         Была душа, встрѣчалъ лицомъ къ лицу

         Во всѣхъ его я видахъ разрушенье;

         М³ръ до сихъ поръ немилостивъ къ пѣвцу,

  

         Но до конца избѣгъ я оскверненья

         И низостью я не купилъ похвалъ.

         Несправедливость - въ м³рѣ, но отмщенье -

  

         За будущимъ; быть можетъ пьедесталъ

         Оно воздвигнетъ мнѣ, хотя желанья

         Клонились не къ тому, чтобы попалъ

  

         Я въ списокъ тѣхъ людей, что въ лжес³яньѣ

         Купаются, и гонитъ ихъ суда

         Не вѣтеръ, устъ измѣнчивыхъ дыханье.

  

         Ихъ цѣль одна: межъ тѣхъ, кто города

         Оружьемъ бралъ и судъ чинилъ неправый -

         Прославиться на мног³е года

  

         Истор³и страницею кровавой.

         Флоренц³я, о если бъ я узрѣлъ

         Свободною тебя, вѣнчанной славой!

  

         Съ ²ерусалимомъ сходенъ твой удѣлъ,

         Гдѣ плакалъ Онъ о гибнущей столицѣ,

         "Не хочешь ты!" какъ онъ не захотѣлъ.

  

         Укрылъ бы я подобно голубицѣ

         Птенцовъ твоихъ, но ядомъ воздала,

         Какъ лютый змѣй, ты за любовь сторицей.

  

         Имущество отнявъ, ты обрекла

         Мой прахъ огню. Страны родной проклятья,

         Вы горьки тѣмъ, кому она мила!

  

         Для родины готовъ былъ жизнь отдать я,

         Но тяжко умереть черезъ нее,

         Любя ее душой. Есть вѣроятье:

  

         Въ грядущемъ заблужден³е свое

         Пойметъ она, и мнѣ, кому судила

         Чрезъ палача покончить быт³е -

  

         Откроется въ ея стѣнахъ могила.

         Но этому не быть. Пускай лежитъ

         Мой прахъ - гдѣ палъ. Въ землѣ, что подарила

  

         Мнѣ жизнь и нынѣ въ ярости казнитъ,

         Хотя бъ съ отмѣной приговора злого -

         Не будетъ прахъ разгнѣванный зарытъ.

  

         Тамъ, гдѣ лишенъ былъ моего я крова -

         Не надлежитъ моей могилѣ быть.

         Отталкивала грудь она сурово,

  

         Готовую кровь для нея пролить,

         И духъ, противоставш³й искушеньямъ,

         И гражданина, что привыкъ служить

  

         Ей каждымъ сердца вѣрнаго б³еньемъ.

         Но Гвельфъ въ законъ тамъ смерть мою возвелъ,

         Воспользовавшись быстрымъ возвышеньемъ.

  

         Забудется ль подобный произволъ?

         Флоренц³и скорѣй грозитъ забвенье.

         О, нѣтъ, ударъ былъ черезчуръ тяжелъ

  

         И черезчуръ истощено терпѣнье,

         Чтобъ сдѣлалася менѣе тяжка

         Ея вина и легче мнѣ - прощенье.

  

         И все жъ моя любовь къ ней глубока.

         Изъ-за нея и Беатриче ради -

         Не мщу странѣ, что мнѣ была близка..

  

         Прахъ Беатриче молитъ о пощадѣ,

         Съ тѣхъ поръ какъ онъ туда перенесенъ -

         Охраною онъ грѣшнымъ въ цѣломъ градѣ.

  

         Хотя порой я гнѣвомъ распаленъ,

         Какъ Мар³й средь развалинъ Карѳагена,

         И чудится мнѣ гнусный врагъ - сраженъ;

  

         Онъ корчится, изъ устъ клубится пѣна,

         И торжествомъ с³яю я, но - нѣтъ.

         Такая мысль, что я гоню мгновенно -

  

         Не-человѣческихъ мучен³й слѣдъ;

         Намъ служитъ Месть замѣной изголовью,

         Она - съ неутоленной жаждой бѣдъ

  

         Переворотомъ бредитъ лишь и кровью:

         Когда мы всѣхъ затопчемъ въ свой чередъ,

         Кто насъ топталъ, глумяся надъ любовью -

  

         Вновь по главамъ склоненнымъ смерть пройдетъ.

         Не мнѣ, Господь, Тебѣ - свершенье кары.

         Пусть всемогущ³й жезлъ на тѣхъ падетъ,

  

         Кто мнѣ нанесъ жесток³е удары.

         Будь мнѣ щитомъ, какъ былъ Ты въ городахъ,

         Гдѣ царствовалъ духъ возмущенья ярый,

  

         Въ опасностяхъ и въ боевыхъ трудахъ -

         Изъ-за отчизны тщетно понесенныхъ.

         Къ Тебѣ, не къ ней взываю я въ мольбахъ,

  

         Къ Тебѣ, кого средь сонмовъ преклоненныхъ

         Я созерцалъ въ той славѣ безъ конца,

         Что я одинъ изъ плотью облеченныхъ

  

         Узрѣлъ при жизни - волею Творца.

         Увы! Опять къ земному возвращенье

         Гнететъ чело мнѣ тяжелѣй свинца.

  

         Страсть ѣдкая, тупыя ощущенья,

         Подъ нравственною пыткой сердца стукъ,

         День безъ конца и ночь безъ сна, видѣнья

  

         Полъ-вѣка крови полнаго и мукъ,

         Остатокъ дней - сѣдыхъ и безнадежныхъ,

         Но выносимыхъ легче: пусть вокругъ

  

         Нѣтъ никого. Добычей волнъ мятежныхъ -

         Одинъ такъ долго былъ я на скалѣ

         Отчаянья, въ виду пучинъ безбрежныхъ,

  

         Что не могу мечтать о кораблѣ,

         Минующемъ утесъ мой обнаженный.

         И кто услышитъ голосъ мой во мглѣ?

  

         Мнѣ чуждъ народъ и вѣкъ мой развращенный,

         Но въ пѣснѣ повѣсть дней я разверну

         Междоусобной смуты изступленной.

  

         Никто бъ ея страницу ни одну

         Не прочиталъ, когда бъ въ моей поэмѣ

         Предательства людского глубину

  

         Стихомъ не обезсмертилъ я. Со всѣми,

         Кто мнѣ подобенъ - я дѣлю судьбу:

         При жизни выносить страдан³й бремя,

  

         Томиться сердцемъ и вести борьбу,

         Чтобъ умереть въ уединеньи полномъ.

         Когда жъ ихъ прахъ уже истлѣлъ въ гробу -

  

         Паломники спѣшатъ, подобно волнамъ,

         Чтобъ поклониться каменнымъ гробамъ

         И славу расточать - глухимъ, безмолвнымъ

  

         И безучастнымъ къ ней ихъ именамъ.

         За славу я платилъ цѣной громадной.

         Что смерть! Ho в жизни къ низменнымъ путямъ

  

         Пустыхъ людей склоняя безпощадно

         Высок³й разумъ, взору пошляковъ

         Являться въ пошломъ видѣ