align="justify">
А всем гнетомым встать из-под неволи?
Или свои алмазные венцы
Они сложили кротко пред Еговой
И за грехи народа, как отцы,
Прияли там иной венец, терновый?
Иль спор ведут перед Царем царей
Повешенный с тираном на турнире,
Чей вздутый лик величия полней,
Раба в петле - иль царственный, в мундире?
Иль, убоясь своих кровавых рук,
Крамольники клянут свои деянья?
Или врагов на братские лобзанья
Толкнула смерть, в забвеньи зол и мук?..
Но я люблю гранитную ограду
И светлый шпиль при северной луне,
Когда куранты грустную руладу
Издалека разносят по волне.
Они поют в синеющем тумане
О свергнутых земных богатырях,
О роскоши, исчезнувшей в нирване,
О подвиге, задавленном впотьмах, -
О той поре, где всякий будет равен,
И, внемля им, подумаешь: "Коль славен..."
Август 1881
Ночь. Дворцовая набережная
213. ПИГМЕЙ
Следя кругом вседневные кончины,
Страшусь терять бегущий мимо час:
Отживший мир в безмолвии погас,
А будущий не вызван из пучины, -
Меж двух ночей мы царствуем одни,
Мы, в полосе движения и света,
Всесильные, пока нас греют дни,
Пока для нас не грянул час запрета...
И страшно мне за наш ответный пост,
Где гению возможен светлый рост,
Где только раз мы можем быть полезны, -
И жутко мне над краем бездны!
Но демон есть: он весь - лукавый смех;
Он говорит, спокойный за успех:
"Как дар судьбы, великое - случайно,
И гения венчают не за труд,
Неправеден потомства громкий суд,
И ты, пигмей, сойдешь со сцены тайно.
Порыв души заносчивой умерь,
Войди в тот рай, куда открыта дверь:
Под этим солнцем, видимым и ясным,
В живом тепле, которым дышишь ты,
Владей любовью свежей красоты -
Цветущим телом, гибким и атласным...
Объехав мир, насыть кристалл очей
Эффектами закатов и восходов,
Величьем гор и вольностью морей,
И пестрой вереницею народов...
Порой забавься вымыслом чужим
За книгою, на сцене, в галерее,
Не предаваясь пагубной затее
Свой ум и чувство жертвовать другим...
К земным дарам питай в себе охоту:
Люби вино, и шелк, и позолоту,
Здоровый сон, живую новость дня,
И шум толпы, и поздний свет огня...
Свой век прожив разумным воздержаньем,
Ты отпадешь, как полновесный плод,
Не сморщенный до срока увяданьем,
Не сорванный разгулом непогод".
Но, слушая те здравые советы,
Задумчиво внимает им пигмей:
Претят ему доступные предметы,
Манит его туманный мир идей.
Тревожимый упреком потаенным,
В невыгодной заботе о других,
Идет он мимо прелестей земных
С лицом худым и гневом убежденным!
И, созданный в подобие зверям,
В оковах плоти спутанный как сетью,
Он, не стремясь к благому долголетью,
Идет на смерть, служа своим мечтам...
И если мир цветущий и прелестный
На полный мрак им гордо обменен,
Зато во всей могучей поднебесной
Нет ничего прекраснее, чем он!
Нет ничего священнее для взора,
Как белые, сухие черепа
Работников, сошедших без укора, -
Молись их памяти, толпа!
<1882>
214
Оглянись: эти ровные дни,
Это время, бесцветное с виду, -
Ведь тебя погребают они,
Над тобою поют панихиду!
Живописный и томный закат
Или на ночь гасимые свечи -
Неужели тебе не твердят
Ежедневно прощальные речи?
Отвечай им печалью в лице
Или тихим, подавленным вздохом;
Не иди мимо дум о конце
Беззаботно-слепым скоморохом.
Но в уныньи себе не готовь
Ни веревки, ни яду, ни бритвы, -
Расточай благородную кровь
Под ударами жизненной битвы.
<1882>
215
Грустно! Поникли усталые руки,
Взор опечаленный клонится долу;
Всё дорогое, без гнева и муки,
Хочется в жертву отдать произволу!
Грустно... Не трогайте сердца больного,
Мимо идите с участием, други:
Бросить могу я вам горькое слово
Жесткою платой за ваши услуги.
Дайте мне, люди, побыть нелюдимым,
Дайте уняться неведомой боли:
Камнем тоска налегла некрушимым...
Эх, умереть, разрыдаться бы, что ли!
<1882>
216. DOLOROSA {*}
В саду монастыря, цветущую как розу,
Я видел в трауре Мадонну Долорозу.
На белый памятник она роняла взор;
Густые волосы разъединял пробор,
Теряясь под косой, завешенной вуалью;
Она дышала вся молитвой и печалью!
На матовой руке, опущенной с венком,
Кольцо венчальное светилось огоньком,
И флером сборчатым окутанная шея
Сверкала юностью, сгибаясь и белея.
<1883>
{* Скорбящая (итал.). - Ред.}
217. РАСКОПКИ
Мы к снам заоблачным утратили порывы,
И двери вечности пред нами заперты:
Земля, одна земля!.. И по краям - обрывы
И нет ни выхода, ни цели для мечты...
Почуяв страшные, отвесные стремнины
Вокруг земной коры, где тлеет наш очаг,
Сказали мы себе: "Мы дети этой глины,
И от плотских забот отныне - ни на шаг!
Довольно веровал и мучился наш предок,
На небо возводя благочестивый взор, -
Рассеять мы хотим опасный этот вздор
Путем анализа и тщательных разведок".
С незыблемых святынь покровы сняты прочь, -
Открыты в чудесах секретные пружины;
Всё взрыто, свергнуто; везде зияет ночь,
Где прежде таяли волшебные картины...
И резче всё, черствей звучит недобрый смех
Утешенной попытки разрушенья;
Нам чуть мерещатся, сквозь длинный ряд помех,
Когда-то милые для сердца заблужденья...
На глыбы черные роняет только свет
Фонарь, колеблемый рабочим утомленным,
Но не скорбит задумчивый Гамлет
Над черепом, раскопкой обнаженным;
Под костью звонкою, во впадине пустой,
Гуляет ветер шумный и ненастный,
А рядом труженик сурово-безучастный
Во мрак спускается опасною тропой...
<1883>
218. МАЙ
Из лучшей стороны струясь и прибывая,
Тепло нахлынуло, и брызнул дождик мая;
Как дым кадильницы, пахучая листва
Деревья зимние одела в кружева;
На кленах - крылышки, сережки - на осинах,
Цветы на яблонях, цветы на луговинах,
Цветные зонтики в аллеях золотых,
Одежды светлые на торсах молодых,
И слабый звон пчелы меж крестиков сирени,
И трель певца любви, певца вечерней тени -
Плодотворение, истома, поцелуй -
Очнись, печальный друг, очнись и не тоскуй!
Но ты не слушаешь... Лицо твое уныло,
Как будто всё, что есть, тебе уже не мило,
Как будто взор очей, для счастья неживой,
От чуждых радостей желал бы на покой.
Ты видел много лет, ты знаешь эту моду
Весной отогревать прозябшую природу,
Тревожить мирный сон ее глубоких сил,
Вздымать могучий сок из потаенных жил
Затем, дабы, на миг убрав ее показней, -
Расчесться за убор ценой осенних казней...
Ты знаешь и молчишь, и нет в очах любви.
Ты шепчешь горестно: "Где спутники мои?
Иные - отцвели, иные - опочили;
Мы вместе знали жизнь, и вместе мы любили".
<1883>
219
Нельзя в душе уврачевать
Ее старинные печали,
Когда на сердце их печать
Годами слезы выжигали.
Пусть новый смех звучит в устах
И счастье новое в чертах
Свой алый светоч зарумянит, -
Для давней скорби миг настанет:
Она мелькнет еще в уме,
Пришлет свой ропот присмиревший,
Как ветер, в листьях прошумевший,
Как звук, заплакавший во тьме...
<1883>
220. КОНЧИНА ТУРГЕНЕВА
(22-го августа 1883 г.)
Ударил гром... И много лет
Мы темной тучи не разгоним:
Погас наш тихий, кроткий свет -
Мы часть души своей хороним!..
Свободы вождь передовой,
"Из стаи славных осталой",
Родных кумиров современник,
Он был для нас - их след живой,
Их кровный, подлинный преемник!
Мы с детства слушали рассказ
Его простой, прелестной музы,
И в нашем сердце крепли узы
С душою, светлой как алмаз...
Когда мы позже были юны,
На праздник девственной любви
Его пленительные струны
Нам песни рая принесли!
Когда бороться за науку
Рванулись свежие умы,
Он новобранцам подал руку
И рассевал туманы тьмы...
Он дал впервые проводницу
Бойцам проснувшейся страны:
На смелый труд из тишины
Он вызвал русскую девицу.
И был он друг ее мечты,
Души глубокий познаватель,
Ее стыдливой красоты
Неподражаемый ваятель!
Родное поле, степь и лес,
В цветах весны, в одежде снежной,
Под всеми красками небес -
Он обессмертил кистью нежной...
И пел нам голос дорогой...
Вопросы дня, вопросы мира -
Всему, под дивною рукой,
Ответный звук давала лира!
Прощайте, чудное перо,
Нас одарявшее с чужбины,
И ненаглядные седины -
Маститой славы серебро!
Ты к нам желал на север дикий
Укрыться с юга на покой:
Сойди же в грудь земли родной,
Наш вечно милый и великий!
1883
221
От милых строк, начертанных небрежно
Когда-то жившею рукой,
Незримый дух, безропотно и нежно,
Нам веет тихою тоской.
Безмолвен гроб, портреты безответны,
И вы лишь, бледные слова,
Забытым здесь даете знак заветный,
Что тень души еще жива!
Между 1878 и 1885
222
Я ревнив к этой зелени нежной,
Первой зелени вешних лесов,
И до самой зимы белоснежной
Любоваться бы ею готов.
И в конце плодотворного мая,
Примечая богатство листвы,
Я уж думаю, грустно мечтая:
"Где ты, юность! о, юность... увы!"
Между 1878 и 1885
223
Еду в сумерки: зимняя тишь,
Всё белеет, куда ни глядишь;
И больница, и церковь, и дом
Мирно светятся ярким огнем.
Теплый ветер подул и затих,
Свежим дымом запахло на миг,
И дрожит при лучах фонарей
На снегу тень лошадки моей,
И кругом суеты не слыхать,
Словно жизнь утомилась роптать, -
Будто легче звучат голоса,
Будто ближе к земле небеса,
И я жду - сердце бьется в груди
Тайной радости жду впереди...
Между 1878 и 1885
224. НА КРЫШЕ КОННОГО ВАГОНА
Люблю, в ласканьи ветерка,
На крыше конного вагона,
С перил плебейского балкона
Глядеть на город свысока,
Нестись над морем экипажей,
Глазеть по окнам бельэтажей,
В кареты взоры опускать
И там случайно открывать
На складках шелкового платья
Двух рук любовное пожатье...
Люблю глядеть и за бор ты
Колясок пышных и глубоких
(Хотя внутри они пусты),
Люблю камелий быстрооких,
В сияньи наглой красоты,
Обозревать в углу коляски,
Где, развалясь и глядя вбок
И туфли выставив носок,
Они прохожим строят глазки...
Люблю весеннею порой
С высокой крыши подвижной
За институтские ограды
Бросать непрошеные взгляды...
Никто наверх не поглядит,
Никто в боязни малодушной
Пред нашей публикой воздушной
&n