Ахшарумов Дмитрий Дмитриевич - Стихотворения

gn="justify">   Я проклял бы Херсон, когда б вы в нем нежили,

  

   Но вы меня навек с ним примирили

  

   И я б желал вернуться вновь сюда!

  

   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

  

   Теперь я пережил тоски однообразной,

  

   Неволи дни и еду в дальний путь,

  

   И скоро пред собой узрю Казбек алмазный

  

   И Шата девственную грудь.

  

   Кавказ! Солдата жизнь меня там ожидает:

  

   Как воин, брошусь я в огонь, в опасный бой.

  

   Где лезвие блестит и пуля пролетает.

  

   И если выйду я из битв еще живой,

  

   И если бог вернет еще мне жизнь былого,

  

   И после долгих лет заеду сюда снова

  

   Взглянуть на те места, в которых я страдал,

  

   И вас застану здесь, как вас теперь застал,

  

   Тогда вас обниму, как друга, как родного,

  

   Которого давно в разлуке не видал.

  

  

  

  

  ПРИМЕЧАНИЯ

  Тексты вошедших в этот сборник стихотворений поэтов-петрашевцев отличаются крайней разнохарактерностью.

  Если, например, стихи Плещеева выдержали ряд посмертных изданий, не раз будучи предварительно переизданы самим поэтом, то, напротив, Пальм и Дуров, при жизни печатавшие свои стихи не иначе, как в повременных изданиях 40-60-х годов, только теперь дождались, наконец, первого посмертного издания.

  А Дмитрий Ахшарумов вообще не печатал самостоятельно своих юношеских стихов: они дошли до нас лишь в качестве автобиографических документов в его "Воспоминаниях".

  Наконец, стихи Баласогло сохранились в полуанонимном издании.

  При такой разнохарактерности входящих в эту книгу текстов были различны, разумеется, и текстологические принципы, руководившие работой над тем или иным из ее отделов.

  В самом деле, можно ли было не варьировать, например, принцип отбора в применении к Плещееву и, скажем, Дурову? Плещеева знают все; Дуров никому не известен; степень же дарования у таких равно второстепенных поэтов - вопрос спорный. Поэтому "полному", по возможности, Дурову сопутствует "избранный" Плещеев.

  Было бы ошибкой и единообразие в отборе пьес переводных: Плещеев переводов имеет не больше, чем оригинальных вещей; а у Дурова, подобно Жуковскому, переводы преобладают. Если бы решиться на исключение всех вообще переводных вещей, то Плещеев пострадал бы значительно меньше Дурова; от которого не осталось бы почти ничего. Поэтому переводы Плещеева "охранены только в особых случаях; переводы же Дурова приравнены в оригинальным вещам.

  Подобно Дурову, с возможной полнотой представлены, также Дм. Ахшарумов и Пальм, но опять-таки по особым для каждого из них соображениям: Дм. Ахшарумов - потому что все его стихи тесно связаны с идеологией и процессом петрашевцев; стихи же Пальма, за исключением нескольких неудачных пьес, не стоило подвергать отбору, потому что они целиком вмещаются в пределы 40-х годов; кроме того они наглядно отражают на себе типичный для той эпохи (и, следовательно, для петрашевцев) переход от поэтических жанров и форм пушкинской школы и Лермонтова к поэтике и темам Некрасова. Впрочем, "некрасовское" стихотворение есть уж у Баласогло...

  Тем не менее этот последний представлен в нашем сборнике лишь избранными, наиболее типичными стихотворениями, в виду хронологического несовпадения его поэтической деятельности с возникновением и деятельностью кружка петрашевцев.

  Содержанию книги придана хронологическая последовательность, причем первое место предоставлено тем поэтам, деятельность которых ограничивается пределами 40-х годов (Баласогло, Пальм, Дм. Ахшарумов). Та же хронологическая последовательность, по возможности, соблюдена и внутри каждого из пяти отделов (по числу поэтов); однако, при отсутствии рукописей и авторской датировки, часто приходилось руководствоваться только временем" первого появления той или иной пьесы в печати, то есть датами цензурного разрешения на сборнике или книге журнала.

  Что касается работы над самым текстом, то она сводилась или: к сличению нескольких разновременных изданий поэта (рукописями, как сказано, пользоваться приходилось лишь в редких случаях), или к сверке посмертного издания с единственным авторским изданием журнальным, или", наконец, просто к извлечению произведений из старинных альманахов, газет и журналов, для чего понадобилось пересмотреть все без исключения периодические издания 40-х и многие 50-х и 60-х годов. Как правило, воспроизведению в основной части книги подлежал последний исправленный самим автором вариант. Только в особых случаях предпочтение отдавалось варианту первоначальному, когда позднейший был явно продиктован цензурой. Впрочем, заглавия часто сохранены от редакций первоначальных - в тех случаях, когда поэт заменял их при переиздании простым указанием, что пьеса - переводная ("Из В. Гюго", "Из Р. Прутца" и т. п.). Все эти случаи оговорены в примечаниях. Туда же отнесены наиболее ценные варианты.

  Перед примечаниями к каждому из пяти поэтов даны необходимые биобиблиографические сведения. В "Приложении" помещены стихотворения поэтов, в той или иной мере близких к петрашевцам: Ап. Григорьева и других, менее известных.

  При отсутствии автографов было бы излишним педантизмом сохранять вышедшие теперь из употребления орфографические приемы "Иллюстрации" или "Литературной газеты" 40-х годов, где впервые печатались издаваемые теперь поэты. Отклонения от современного правописания в первопечатных редакциях здесь поэтому игнорируются, за исключением тех редких случаев, когда мы имеем дело с несомненными архаизмами в поэтическом языке: архаизмы эти сохранены.

  

  

  

   Д. Д. АХШАРУМОВ

  Дмитрий Дмитриевич Ахшарумов, сын военного историка и брат известного в свое время романиста, родился в Петербурге в 1823 г. В 1846 г. окончил восточный факультет Петербургского университета со степенью кандидата; любопытно, что выбор факультета совпал у него и у другого петрашевца, Плещеева, а мотивы-с побуждениями к тем же занятиям восточными языками у Баласогло. "В это время жизнь моя носилась в каких-то идеальных мечтаниях, - писал много лет спустя Ахшарумов в своих воспоминаниях, - отчего и избран был мною факультет восточных языков, чтобы уехать куда-то на дальний юго-восток". В университете он сближается с Ипполитом Дебу. "С ним вместе, я могу сказать, разрушены окончательно мои предрассудки: религиозные, нравственные и политические, - говорится в одной из взятых при обыске в 1849 г. рукописей Ахшарумова, - мы говорили часто, особенно он, о Франции, об ученых тамошних, о речах Тьера против Гизо; читали запрещенные книги, романы, революцию Тьера... В последнее время от него же получил я социальные книги, которые дали мне новый взгляд на жизнь". {*} Дебу и познакомил Ахшарумова с Петрашевским, бывать у которого Ахшарумов начал только в декабре 1848 г. Тогда же Ахшарумов сблизился с Кашкиным, служившим, как и он (и оба брата Дебу), в азиатском департаменте министерства иностранных дед. В рукописи Ахшарумова, озаглавленной "Три вопроса" и сохранившейся в его "деле", находим следующее, типичное для петрашевца, социальное самоопределение: "Я чиновник, не имея состояния, принужден служить и не имею никакого выхода из этого состояния, кроме моих познаний, которые приобретаются временем". {"Голос минувшего", 1916, No 3, стр. 54.}

  {* Написанное впоследствии "одно из стихотворений" к Ипполиту Дебу кончалось следующим четырехстишием:

  

  

   Судьба с тобой нас разлучила:

  

  

   Тебя загнала на Дунай,

  

  

   Меня в Херсон похоронила, -

  

  

   Прощай, мой милый друг, прощай!

  См. Д. Д. Ахшарумов, Из моих воспоминаний, СПб., 1905, стр. 46.}

  Примкнув к кружку "чистых" фурьеристов (по определению Спешнева), собиравшихся с осени 1848 г. у Н. С. Кашкина, Ахшарумов оказался в числе самых пламенных членов этого кружка. В сохранившихся рукописях Ахшарумова и в показаниях следственной комиссии засвидетельствована его готовность "на всё", вплоть до "восстания против правительства", "для приведения в исполнение истины", т. е. "чтоб выстроить фаланстер Фурье". {2 Там же, стр. 66. Во время московского восстания в 1905 г. восьмидесятилетний Ахшарумов обращался к жене: "Эмилия, слышите? Там дерутся! Собирайтесь, я еду, я еду! Я хочу итти на баррикады!" ("Русское богатство", 1910, No 2, стр. 128).} Рукописи, отобранные у Ахшарумова при обыске и содержавшие высказывания о будущем социальном строе и необходимых для его осуществления преобразованиях, по мнению судившей петрашевцев комиссии, отличались "дерзостью и преступностью мыслей".

  Арестованный вместе с другими в ночь с 22 на 23 апреля, Ахшарумов; не выдержав одиночного заключения, обратился к Николаю I с просьбой о помиловании, в чем всю жизнь потом раскаивался. Выведенный 22 декабря на эшафот, он выслушал сперва смертный приговор, затем окончательный, - "на 4 года в военные арестанты, а потом в рядовые на Кавказ". {"Петрашевцы", т. III, стр. 335.} Пробыв в арестантских ротах в Херсоне полтора года (а не четьфе), был переведен рядовым на Кавказ. В 1856 г. он выходит в отставку и поступает на медицинский факультет Дерптского университета, откуда в 1858 г. ему разрешено было перевестись в Медико-хирургическую академию л Петербурге. Окончив там курс в 1862 г., Ахшарумов вступает на новое для него поприще: занимает разные врачебные должности, сотрудничает в медицинских (русских и немецких) журналах. Подав в 1882 г. в отставку, Ахшарумов с присущей ему энергией берется за свои воспоминания. Попытка напечатать первую часть их без имени автора в "Русской старине" за 1887 г. кончилась неудачей: книжка журнала была задержана и статья вырезана. Она. увидела свет только в 1901 г. в "Вестнике Европы". В 1903 г. в Бреславле вышел немецкий ее перевод (Dr. Achscharumow, Memoiren. Breslau 1903). С сокращениями, в 200 экземплярах, без поступления в продажу, эта первая часть была издана в том же 1903 г. в г. Вольске по-русски. В следующем, 1904 г. в "Мире божьем" появилась вторая часть; и только в 1905 г. воспоминания появились, наконец, отдельной книгой. О литературной судьбой этих воспоминаний {Их третьим отделом служат главы, появившиеся в "Современном мире" за 1908 г. (No 4 и 5): "Из моих воспоминаний. Годы солдатской ссылки (1851-1857 гг.)". } тесно связана судьба стихотворных опытов Ахшарумова.

  Писать стихи Ахшарумов начал еще студентом. Следы стихотворных опытов Ахшарумова сохранились и в его "деле"; это - стихотворный набросок "Европа в 1845 г." и упоминание об уничтоженных им пьесах: "стихотворении, под заглавием: "Зимний дворец", содержание которого было то, что такое огромное здании и в нем нет пользы, а вред", и "стихотворении без заглавия, насмешливом и неприличном, в котором осуждался государь император". {"Доклад генерал-аудиториата", сб. "Петрашевцы", т. III, стр. 157, 163.} Но никогда; кажется, не уделял Ахшарумов так много внимания своей музе, как в те восемь месяцев, которые он провел в 1849 г. в каземате Петропавловской крепости: "Я целый день почти говорил сам с собою вполголоса. Иногда посещал меня стихотворный бред, и я потешался им и выскабливал его гвоздем по стенам... Иногда я был в возбужденном состоянии и говорил нараспев стихами, декламируя их... В этот период времени предавался я часто стихотворству, и оно меня по временам увлекало сильно. Я ходил; в комнате взад и вперед то скоро, то тихо и бормотал сам с собою, а иногда громко декламировал и потом гвоздем писал на стенах или на полях книг сочиненное. Из таковых иные у меня сохранились отрывочно в памяти и были позднее в 1856 году - воспроизведены". {Д. Д. Ахшарумов, Из моих воспоминаний, стр. 50, 56-58.}

  Плоды этой тюремной музы, так же как два-три стихотворения позднейшего периода, Ахшарумов включил в свои воспоминания, использовав стихи в качестве автобиографических документов. Отдельно он не издавал их вовсе. Книга "Из моих воспоминаний", вышедшая еще при жизни автора (Ахшарумов скончался в 1910 г.), послужила, таким образом, почти единственным источником при воспроизведении текста стихотворений, помещенных там на стр. 58-60, 90-92, 131, 257-258, 272. {В. Семевский в своем биографическом вступлении к воспоминаниям Ахшарумова упоминает еще его "Поэму о рождении, жизни я смерти человека" (1898), приводя из нее восемь стихов (стр. XIX). Никаких других сведений об этой поэме у нас не имеется.}

  "Земля, несчастная земля". Против последних десяти стихов Ахшарумов сбоку сделал пометку: "Фурье", прибавив тут же: "Таким фантастическим бредом a la Fourier утешал я себя в это трудное время". В первоначальной редакции стихотворение озаглавлено было "Европа в 1845 г.".

  "Гора высокая, вершина чуть видна". В воспоминаниях сопровождается следующим пояснением: "Одно из стихотворений этого времени, задуманное вроде поэмы, олицетворяло восхождения, по одиночке, на гору крутую, пустынную, местами усеянную костями людей, шедших прежде нас, с соблазнами возвращения назад, в прежнюю жизнь. Стихотворение это, не конченное, возобновляемое иногда позже в памяти, воспроизведено было мною только отчасти впоследствии на Кавказе. Я привожу его как оно есть; оно выражает мрачное, экзальтированное, болезненное состояние человека, истомленного долгим одиночным заключением за стремление выйти из безобразной душной окружающей нас общественной среды".

  "Судьба жестокая свершилась надо мной". Стихотворение написано по пути в Херсон в последних числах декабря 1849 г. {Д. Д. Ахшарумов, Из моих воспоминаний, стр. 130-132.} Стихи:

  

   Так, вихрем сорванный от дерева родного,

  

   Летит зеленый лист увянуть вдалеке! - один из бесчисленных в русской поэзии перепевов знаменитого стихотворения Арно, переведенного, между прочим, и Дуровым (см. ниже, стр. 276).

  "Ах, сколько звезд на небесах". Пояснением служат следующие слова воспоминаний: "Я стоял один на дороге, кругом лежали снега, и слезы текли из глаз, и я говорил вновь, засматриваясь на звезды". Относится к тому же моменту, что и предыдущее.

  Херсонь. В воспоминаниях имеет дату: "1850". Относится ко времени пребывания Ахшарумова в херсонском остроге, о котором он вспоминал и в другом, значительно позже написанном, стихотворении:

  

  

  

  Мои острожные друзья,

  

  

  

  Мои товарищи былые!

  

  

  

  Вас не забыть, вас помню я -

  

  

  

  Вы предо мною как живые;

  

  

  

  Мне слышны ваши голоса

  

  

  

  И ваши песни, ваши сказки -

  

  

  

  Их слушал я не полчаса...

  

  

  

  И ваши топанье и пляски,

  

  

  

  С бряцаньем на ногах цепей,

  

  

  

  Под блеск лучин из камышей. {*}

  {* Д. Д. Ахшарумов, Из моих воспоминаний, стр. 211.}

  Н. В. Рудыковскому ("На жизнь я еду иль на смерть, кто знает"). В воспоминаниях имеет дату: "Херсон, 1851". Написано по выходе из херсонского острога, накануне отъезда в армию на Кавказ. Инженер Н. В. Рудыковский, которому Ахшарумов оставил перед отъездом это стихотворение, был, по его словам, "единственный человек во всем городе", который не побоялся принять в ссыльном участие и оказать ему "как нравственную, так и материальную поддержку". {Там же, стр. 272.}

  Приводим в заключение одно из старческих стихотворений Ахшарумова, сохранившееся в письме его к В. И. Семевскому от 23 октября 1907 г. и характеризующее его настроение после 1905 г.:

  

  

   Министров глупых циркуляры

  

  

   Летят в народ, как злые кары.

  

  

   И губернаторам подчас

  

  

   Не сдобровать от их проказ.

  

  

   Всем трудно, тяжело живется,

  

  

   Кто ждет чего, кто духом пал.

  

  

   И каждый лишь кряхтит да жмется,

  

  

   Как бы предсмертный час настал.

  

  

   Но слышен гул, гул громовой,

  

  

   И пахнет в воздухе грозой.

  

  

   Стемнело всё, зарницы блещут,

  

  

   Всё громче слышен грозный гул,

  

  

   Под громом бури затрепещет,

  

  

   Проснется всякий, кто заснул.