Д. Д. Ахшарумов
Стихотворения
--------------------------------------
Поэты-петрашевцы.
"Библиотека поэта", Л., "Советский писатель", 1940
OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru
--------------------------------------
Содержание
"Едва я на ногах - шатаюся, как пьяный"
"Позором века"
"Как длинны эти дни, как долго это время"
"Земля, несчастная земля"
"День за днем всё идет да идет"
"Гора высокая, вершина чуть видна"
"Судьба жестокая свершилась надо мной".
"Ах, сколько звезд на небесах"
Херсонь
Н. Е. Рудыковскому ("На жизнь я еду иль на смерть, кто знает")
1849
* * *
Едва я на ногах - шатаюся, как пьяный,
Мысль отуманена, и голова горит.
Ох! тяжело сидеть в тюрьме поганой -
В ее стенах один я, как живой, зарыт:
Томлюсь, переношу тяжелые лишенья
Свободы, воздуха и голоса людей,
Всё в одиночестве, в тюремном заключеньи.
При кликах часовых, шептаньях сторожей.
Иль шумной беготне со связками ключей.
И колокольный звон, всегда однообразный,
Переливаяся, и день и ночь звучит;
Куда ни поглядишь - тюрьмы вид безобразный,
Перед глазами всё шпиц крепостной торчит.
Ох, тяжко, тяжко мне, - мои воспоминанья
Влекут меня в былые счастья дни,
И плакать хочется: без слез мои рыданья -
Их заменяет смех, трепещущий в груди,
И злобой, и тоской исполненный глубокой,
Я хохочу один здесь одинокой.
О боже праведный! Спаси и сохрани
Мой павший дух в тюрьме от истомленья.
Сибирь и каторга - мечты мои одни, -
В них счастье всё мое и радость избавленья.
* * *
Позором века
Для человека
Стоит тюрьма.
Туда сажают
И запирают -
Там полутьма.
И, задыхаясь,
В грязи валяясь.
Там люди ждут,
Пока всё длится,.
Пока свершится
Над ними суд.
Обитель страха.
Куда сразмаха
Вдруг я попал;
Где одинокой
В тоске жестокой
Я духом пал!
И всё зеваю,
Без слез рыдаю -
Нет больше сил!
О боже, боже!
Что ж это, что же
Ты мне судил!
* * *
Как длинны эти дни, как долго это время.
Не понимаю я, как я переношу
Темницы тягостной мучительное бремя,
Как не задохнусь я и всё еще живу,
Как в жилах моих кровь еще бежит и льется. -
Испорченная кровь гонимого судьбой?
Как сердце у меня в груди не разобьется,
Замученное всё темничною тоской!
О жизнь свободная! вернешься ль ты ко мне?
Увижу ль снова вас, друзья, мои родные!
Или мне суждено погибнуть здесь в тюрьме?
Ах! Божий суд жесток, как и суды людские!
* * *
Земля, несчастная земля, -
Мир стонов, жалоб и мученья!
На ней вся жизнь под гнетом зла
И всюду плач, - со дня рожденья;
В делах людских - раздор и крик,
И трубный звук, и гул орудий,
И вопль, и дикой славы клик;
Друг друга жгут и режут люди!
Но время лучшее придет:
Война кровавая пройдет,
Земля произрастет плодами,
И бедный мученик-народ
Свободу жизни обретет
О ее высокими страстями:
Обильный хлеб взрастет над взрытыми полями,
И нищая земля покроется дворцами!
Тогда и для земной планеты
Настанет период иной.
Не будет ни зимы, ни лета,
Изменится наш шар земной:
Эклиптика с экватором сольется,
И будет вечная весна...
И для людей другая жизнь начнется -
Гармонией живой исполнится она.
Тогда изменятся и люди, и природа,
И будут на земле - мир, счастье и свобода!
* * *
День за днем всё идет да идет, -
Что прошло - не вернется обратно.
Время месяцы, годы несет,
И пройдет наша жизнь безвозвратно.
И пройдут все людские нелепости,
Всё исчезнет - и тюрьмы, и крепости,
И не будут сажать в них людей,
Как в железные клетки зверей.
И века за веками катятся,
Застилает их мрак и туман,
Не узнаешь, куда они мчатся...
Там пустыня, где был океан!
Изменяется жизнь всей вселенной,
В новых образах всё зацветет,
Но закон, и закон неизменный -
Всё пройдет, всё умрет, что живет.
Не умрет одна мысль лишь живая -
В ней бессмертье и вечность лежит,
В ней дыханье - весна молодая,
И бесчислен ее чудный вид:
То в земле червячком обитает.
То плывет в океане китом,
Вольной птицей под небом летает,
По земле мчится быстрым конем.
Ярким солнцем на небе сияет,
Катит волны, гремит в облаках
И в бесчисленных звездах блистает.
Разносясь в разноцветных лучах;
Она в мире живет Аполлоном
Со глубокою думой в очах,
С звонкой лирой, с челом вдохновленным
И могучею песнью в устах.
Вы, горящие в небе светила!
Гор вершины, моря и леса!
Вы скажите мне, где эта сила,
Что такие творит чудеса?
Но ответа не дав, всё шумели
Океаны, моря и леса,
И светила на небе горели...
Одни горы ответом гласили: -
По ущельям своим и скалам
Громким эхо вопрос раскатили
И подняли его к небесам!
* * *
Гора высокая, вершина чуть видна
Пустыня жаркая, нет ни дождя, ни тени;
Вся тернием густым обложена она
И знойным воздухом удушливых растений.
И мне, бессильному, досталося итти
По столь тяжелому пустынному пути!..
И я иду по нем, едва переступаю,
Шатаяся, иду, иду, и за собой
Кровавые следы страданья оставляю, -
Судьба жестокая свершилась надо мной!
Со взором ищущим, палящими устами
Иду, от крутизны мне сердце в грудь стучит;
И солнце жжет и жжет меня лучами,
Грудь задыхается, и голова горит!
Куда ж ведет меня пустынный путь, мне новый?
На эту высь и даль - туда мне не взойти...
И с ужасом смотрел я на мой путь терновый,
И оглянулся я, нельзя ль назад сойти.
И вдруг глазам моим видение предстало -
Я женщину увидел пред собой:
Чудовище передо мной стояло
Ужасной вышины, с огромной головой,
И руки грязные с участьем простирало:
Старуха мерзкая, отжившая свой век.
Немытая со дня рожденья,
На ней болезнь, разврат и преступленье, -
Всё, чем когда-либо был гадок человек;
Навешены на ней сокровища земли -
И жемчуг, и алмаз, и золота куски,
Но язвами покрыто ее тело
И из-под золотой блистающей парчи
Рубаха черная лохмотьями висела.
Глава косматая покровом величавым
Покрыта вся, как твердою броней,
Кругом штыки, мечи, доспехи дикой славы.
И там же наверху лежал закон кровавый,
И эшафот стоял, с отрубленной главой.
На раменах ее столицы возвышались,
Их куполы церквей, блистая, красовались,
И между ними был и наш шпиц крепостной,
И он не меньше всех блистал своей главой.
И там же близ церквей построены темницы,
И за решетками, едва просунув нос,
Виднелись в окнах всё замученные лица:
В глазах их не было ни капли больше слез,
И нечем было им ни плакать, ни молиться.
Глазам не веря, я, испуганный, стоял:
"Откуда предо мной ужасное виденье?
Откуда ты взялось и кто тебя призвал,
Ужель и ты, творца великого творенье,
Имеешь право жить, живое существо?!
Ужель в груди твоей есть жизнь и сердце бьется.
И кровь, живая кровь, по жилам твоим льется?
Ужасен образ твой и страшно бытие!"
Я заслонил глаза, закрыв лицо руками,
Но образ предо мной стоял всё, как живой,
И звук пронзительный, и громкий, и глухой,
Вдруг оглушил меня ужасными словами:
"Дитя мое! Со мной ведь ты давно знаком,
Чего ж боишься ты? приди в мои объятья!
Я отнесу тебя в родной твой край и дом,
Я возвращу тебе друзей, родных и братьев!"
Я бросился бежать - она за мной вослед:
"Тебя избавлю я от этих мук и бед;
Дитя мое! Ужель меня ты не узнал?
Я мать твоя, - она мне говорила, -
Вот у меня сосцы, - не ты ли их сосал?
Мой друг, мое дитя, не я ль тебя вскормила?"
От изумленья я чуть мертвый не у пял,
Но страхом гибели мне сердце всё облило,
И легок стал мне путь, где я изнемогал:
Я в гору бросился бежать изо всей силы
И долго, долго я, испуганный, бежал,
Ужасный образ тот из глаз моих пропал,
И я, измученный, на землю повалился...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В пустыне знойной я лежал без чувств, немой,
Но вот, очнувшись вновь, я к жизни пробудился
И вдруг почувствовал прохладу над собой,
Как будто целый лее шумел и шевелился,
И осыпаем был я пылью водяной;
Смотрю - густая сень, качаяся ветвями.
Широколиственно склонилась надо мной,
И, рассыпаяся журчащими струями,
Бил из земли фонтан; всё свежестью дышало
И ароматами цветов благоухало.
Откуда ты взялась, таинственная сень,
И кто тебя взрастил в пустыне в знойный день?!
Живой родник гремел, журчал, бежал ручьями,
И я прильнул к нему палящими устами
И жажду утолил.
О непостижная природа, жизни мать,
Иль бог, всесильный бог, святое провиденье!
Ты знаешь, что кому, когда и как подать,
Погибшему послать и отдых и спасенье!..
Меж тем стемнело всё, - я на горе стоял...
И, оглянувшися, увидел, изумленный,
Тот город, где я жил, томился и страдал, -
Там, в глубине внизу, огнями освещенный.
Он как бы в пропасти передо мной мерцал!
* * *
Судьба жестокая свершилась надо мной.
От смертной казни я едва освобожденный
Стою среди снегов, один, в стране чужой,
В остроге, как в тюрьме, погибнуть осужденный.
Прощай, мой милый край, семья моя родная!
Всё лучшее, что в жизни я любил,
И родина моя, столица дорогая!
Я с вами счастлив был, но счастья не ценил.
Вас больше нет при мне, судьбы рукой суровой
В изгнанье дальнее влекусь я, - скорбь в душе!
Так, вихрем сорванный от дерева родного,
Летит зеленый лист увянуть вдалеке!..
Свободы я лишен, и в бегстве нет спасенья;
В обители снегов один я здесь стою...
Кому я выскажу тяжелые мученья,
Которые теснят и давят грудь мою?
Услышьте ж вы меня, дремучие леса!
Одни свидетели и жалоб, и страданья,
И с жизнью моего последнего прощанья;
И вы, горящие святые небеса!
* * *
Ах, сколько звезд на небесах,
И как они горят!
Есть жизнь вдали, - в других мирах, -
Они нам говорят:
"Земля - ничто, смотри кругом,
Как блещет всё живым огнем.
Тебя мы ждем, тебя мы ждем,
Тебя зовем, тебя зовем!"
1850
ХЕРСОНЬ
Степная глушь, Сибирь вторая,
Херсонь, далекая Херсонь.
Куда, российский снег бросая,
Меня завез курьерский конь.
Зима без снега, ветер, вьюга
Оледеневших средь равнин;
А летом солнца зной, недуги, -
Вот край, где я живу один!
Где я, тоску превозмогая,
Хожу и бледный и худой,
С обритой полу-головой -
Под тяжкой лапой <Николая>.
В неволе жизнь моя томится,
Среди убийц, среди воров,
Ах, лучше мне они сторицей,
Чем мир жиреющих рабов;
Здесь душно, грязно, вши заели,
Я худ и голоден всегда.
Но и они все похудели.,
И их замучила беда!
Мое исполнилось желанье -
Из каземата вышел я
Во многолюдное собранье
Людей-страдальцев, как и я!
1851
Н. Е. РУДЫКОВСКОМУ
На жизнь я еду иль на смерть, кто знает.
На бранный наш воинственный Кавказ,
Надежда счастием еще меня ласкает,
Но больше, может быть, я не увижу вас!
Я столько здесь страдал, меня здесь все забыли,
Мне тяжело смотреть на эти все места,