| Главная » Книги |
Жуковский Василий Андреевич - Наль и Дамаянти, Страница 5
Жуковский Василий Андреевич - Наль и Дамаянтиdiv>
могучим
Взором его обессилен, не мог шевельнуться.
"Предатель,-
Старец сказал мне,- меня обмануть тебе удалося:
Призрак за сущность я принял; змеиную кожу пустую
Вместо змеи я предал огню, и виновную спас ты.
Сам за нее наказанье прими. Не сойдешь ты отныне
С этого камня; но будешь здесь не на солнечном свете
Греться - я пламя иное зажгу вкруг тебя; не сгорая,
Будешь гореть в нем, шипя и свистя от тоски и меняя
Кожу за кожей в напрасной надежде, что жар утолится.
Кончатся ж муки твои лишь тогда, как к тебе издалека
Некто придет, самому себе ненавистный и образ
Свой утратить желающий. Если его из средины
Пламени ты позовешь и он бесстрашной стопою
В пламень войдет, чтоб избавить себя от мучений,
сильнее
Муки твоей его раздирающих; если достанет
Твердости в нем, чтоб среди нестерпимого жара спокойно
Выслушать повесть твою,- тогда ты спасен, прекратится
В ту же минуту твое наказанье, и сам, по исходе
Года со днем, он все возвратит, о чем сокрушается
сердцем.
Но чтоб в страданье своем ты мог к себе издалека
Звать своего искупителя, имя его я открою:
Он называется Налем". С сими словами Нерада
Скрылся, и муки мои начались. Окружала мой камень
Голая степь; вдруг услышал я шорох и треск;
озираюсь -
Всюду из трещин земли, как острые иглы, выходит
Пламя, все гуще и гуще растет, все выше и выше
Вьется, все ярче и ярче пылает; прикованный к камню,
Чувствую я, как все подо мною, как все надо мною,
Камень, на коем лежал я, и воздух, коим дышал я,
Мало-помалу в пронзительный жар обращалось; сначала
Было то пламя как тонкая, гибкая травка; слилося
Скоро оно в кустарник густой; напоследок воздвиглось
Лесом широким, в котором каждое дерево было
Все из огня; языками горящими листья шумели;
Ветви со всех сторон вилися, как молнии; в вихорь
Огненный слившись, качались вершины; и дым громовою
Тучей над ними клубился. Теперь на себе испытал ты,
Наль бесстрашный, муку мою. Напрасно я жался,
Пламень вытягивал тело мое до тех пор, покуда
Кожа на нем не лопалась; снова потом на минуту
Я сжимался, чтоб снова вытерпеть то же мученье.
Целых семь лет протекло с той поры, как лежу я на этом
Камне в огне, а времени медленный ход замечал я,
Каждый час повторяя однажды: придешь ли, придешь ли
С мукой твоею к муке моей, о Наль благодатный?
Вот наконец и пришел ты. Но знай, что здесь о тебе я
Частые слухи имел; мне подвластные змеи, которым
Все на земле дороги известны, ко мне ежедневно
Змеек-гонцов присылали, и каждая, верно исполнив
Долг свой и весть передав мне, в огне предо мной
умирала;
Видишь, как много здесь собрано кож их истлевших.
От них-то
Мог я проведать о том, как ты полюбил Дамаянти;
Как цари и царевичи созваны были в Видарбу;
Как мой гонитель Нерада, пресытясь земными плодами,
Сад небесный богов посетил; как там он посеял
Сладостных слов семена, от которых мгновенно желанье
Выросло в сердце богов на землю сойти; как богами
Был ты послан в Видарбу. Я знаю, о Наль благородный,
Также и то, что тебе самому досель неизвестно:
Как закрался Кали в твое непорочное сердце.
Сведав, что царство свое ты утратил, что вместе
с супругой
Бродишь нагой по горам и степям, что ее, наконец, ты
Сам покинул, я был утешен надеждой, что скоро
Сбудется то, что теперь и сбылося. Благословляю,
Наль, и тебя и приход твой; уже мучительный пламень,
Жегший доныне меня, уступает сходящей от неба
Сладостной свежести. Наль, не страшись, приступи
и, на палец
Взявши меня, из пламени выдь". Керкота умолкнул,
Свился проворно легким кольцом и повиснул на пальце
Наля; и с ним побежал из пламени царь, и при каждом
Шаге его оно слабело и гасло и скоро
Все исчезло, как будто его никогда не бывало.
Свежий почувствовав воздух, трепетом сладким спасенья
Весь проникнутый, быстро отвившись от Налева пальца
Змей бесконечной чешуйчатой лентою вдруг растянулся;
С радостным свистом пополз к тому он ручью, где,
увидев
Образ свой, Наль самого себя испугался, глубоко
Всунул голову в воду и с жадностью долгую жажду
После толь долгого жара стал утолять - истощились
Воды ручья, а змей по-прежнему сделался полон.
Силы свои возвратив, он, блестя чешуею на солнце,
Налю сказал: "Подойди; перед нашей разлукой
ты должен
Зубы мои перечесть; в таком долголетнем от муки
Скрежете много зубов я мог потерять иль испортить".
Наль подошел; перед ним оскалились зубы; считать он
Начал: первой, другой, четвертый. "Ошибся, ошибся,-
С гневом царь змей зашипел,- ты не назвал третьего
зуба".
С этим словом кольнул он третьим, неназванным зубом
Наля в палец - и тут же почувствовал Наль, что с собою
Он как будто расстался; сперва свой собственный образ
В зеркально-светлом щите, на царевой шее висевшем,
Он увидел; потом тот образ мало-помалу
Начал бледнеть и скоро пропал; и мало-помалу
Место его заступил другой, некрасивый; и Налю
Стало ясно, что это был образ его же, и боле
Не был он страшен себе самому в таком превращенье.
"Видишь,- Керкота сказал,- что желанье твое
совершилось;
Ты превращен, ты расстался с собой, и отныне никем ты,
Даже своею женою не можешь быть узнан. Простимся;
В путь свой с богами иди и не мысли, чтоб мог быть
опасен
Яд мой тебе; не в твое он чистое сердце проникнул,
Нет! а в того, кто сердцем твоим обладает: отныне
Будет он жить там и мучиться. Ты ж, превращенный,
с надеждой
Путь продолжай; ищи в чужих странах пропитанья;
Но не забудь о стихийных дарах, от богов полученных
В брачный день; они для тебя не потеряны; помни,
Наль, об этом; и также твое искусство конями
Править тебе сохранилось. В царство Айодское прямо
Путь свой теперь обрати; там увидишь царя Ритуперна;
Нет на земле никого, кто с ним бы сравнился в искусстве
Счета и так бы в кости играл. "Я Вагука, правитель
Коней",- скажи ты ему про себя; и если он спросит,
Много ли можешь в день проскакать? "Сто миль",-
отвечай ты.
Он твоему научиться искусству захочет; за это
Сам научит тебя искусству считать; без него ты
В кости все царство свое проиграл. И как скоро
искусство
Это получишь, страданья твои прекратятся, следа
не оставив;
В ту же минуту, когда, и жену и детей отыскавши,
Прежний свой вид возвратить ты захочешь, лишь
только об этом
Часе вспомни и в этот щиток поглядись; кто владеет
Этим щитком, того на земле все змеи боятся".
Так говоря, Керкота одну из зеркально-светлых,
Шею его украшавших чешуек снял и, подавши
Налю, примолвил: "Носи ее на груди; в роковое
Время эта чешуйка тебе пригодится". Потом он
Скрылся; а Наль остался в лесу один, превращенный.
Г Л А В А С Е Д Ь М А Я
1
Наль, разлучившися с змеем, пошел в Айодское царство
Службы искать у царя Ритуперна, который давно уж
Принял к себе и Варшнею, прежде служившего Налю.
Мудрый царь Ритуперн, великий конский охотник,
Лучших искусников править конями сбирал отовсюду.
Наль, через десять дней пришедши в Айоду, к царю
Ритуперну
Тотчас явился. "Я конюх Вагука,- сказал он,-
в искусстве
Править конями мне равного нет; сто миль
проскакать их
В день я заставить могу. И во многом другом я искусен:
Пищу никто так вкусно, как я, не умеет готовить.
Всякое дело, для коего нужны и труд и уменье,
Взять на себя я готов и к тебе, царю Ритуперну,
В службу желаю вступить". Ритуперн отвечал
благосклонно:
"В службу, Вагука, тебя я беру; ты будешь отныне
Главным конюшим моим; надзирай за моими конями
К скачке проворной их приучая; за службу же будешь
Сто золотых получать. Товарищ твой будет Варшнея
Конюх искуснейший в деле своем, с ним старый Джевала,
Мой заслуженный конюший, и много других; ты без скуки
Будешь с ними досуг свой делить; и свободен ты
делать
Что пожелаешь. Будь главным моим конюшим, Вагука".
Вот и служит конюшим Наль у царя Ритуперна,
Царь без царства, муж без жены, изгнанник, лишенный
Даже лица своего, и Варшнея, ему так усердно
Прежде служивший, теперь уж товарищ ему: под одною
Кровлей они; но чужды друг другу, и вместе и розно,
Каждый своею печалью довольный, Варшнея о жалкой
Гибели Наля-царя сокрушаясь, а Наль по супруге,
Брошенной им, ежечасно тоскуя. И было то каждый
Вечер, что Наль, убравши коней, один затворялся
В стойле и пел там все ту же и ту же печальную
песню:
"Где, светлоокая, ты одинокая странствуешь ныне?
Зноем и холодом, жаждой и голодом в дикой пустыне
Ты, изнуренная, ты, обнаженная, вдовствуя бродишь.
Где утешение, в чем утоление скорби находишь?"
Так он пел. И однажды Джевала, подслушавши эту
Песню, спросил у него: "По ком ты, Вагука, тоскуешь?
Кто же та, о которой такую грустную песню
Так заунывно поешь ты?" - "Пою про жену сумасброда,
Ею избранного, ею любимого, ум и богатство
Вдруг потерявшего, ей изменившего, клятву святую,
Данную ей пред богами, забывшего. С ней разлученный,
Он уж давно в тоске, в раскаянье, в страхе, не зная
Скорби своей утоленья ни днем, ни ночью, бездомным
Странником бродит. Но каждую ночь, об ней помышляя,
Эту песню поет он. Скитаясь, как нищий, с терпеньем
Пьет он свою преступленьем налитую, горькую чашу,
Чашу разлуки, и горе свое с одним лишь собою
Делит. Она же, которая с ним и в беде не рассталась,
Им в пустыне забытая... Где она? Что с ней? Лишь
чудо
Жизнь могло сохранить ей, со всех сторон окруженной
Смертъю в лесах, где гнездится и дикий зверь
и разбойник.
Эту повесть он сам рассказал мне. С тех пор и пою я
Песню его, как сам он поет, и об нем сокрушаюсь".
2
Бима, царь Видарбы, узнав о бедствии Наля,
Царство свое проигравшего в кости, немедленно созвал
Всех видарбинских брахманов и так им сказал:
"Отыщите
Дочь мою Дамаянти и Наля-царя; кто узнает,
Где мои дети, и их ко мне приведет, тот получит
Тысячу самых отборных быков и деревню, как людный
Город богатую; тот же, кто, их не приведши, хоть
с верной
Вестью об них ко мне возвратится, также получит
Десять сотен быков". Брахманы поспешно на север,
Полдень, восток и запад пошли отыскивать Наля;
Всюду, по всем областям, городам, деревням,
по безлюдным
Диким лесам, по горам, по равнинам, по разным
дорогам
Долго ходили они; но напрасно - ни слуха, ни вести
Нет ни о Нале-царе, ни о верной его Дамаянти.
Вот наконец один из брахманов, Судева, достигнул
Города Шедди, и там во дворце, на празднике царском,
Он Дамаянти увидел. Подле царевны Сунанды,
В платье печальной вдовы, на лице покрывало,
близ светлой,
Радостной девы она там стояла - жена, по супруге
Мрачно скорбящая, тень близ света, алмаз без сиянья,
День без солнца, краса, двойным покровом от взоров
Скрытая - черным платьем и черным горем. Увидя
Этот прекрасный, невидимо блещущий свет, догадался
Тотчас Судева, кто перед ним. Про себя он подумал:
"Тот же образ я вижу, который столь сладостно светел
Был в то утро, когда все земные цари и владыки,
С ними и вечные боги, в тревоге надежды смиренно
Ждали, кому из них благодатную руку подаст Дамаянти.
Это она, полногрудая, темнокудрявая, райским
Блеском очей веселящая душу, любовь и утеха
Мира; она, молодая лилея, лишенная корня,
Лотос, слоновой стопой сокрушенный, высокое
в низком;
Это она, по супруге скорбящая, вместе с супругом
Всю потерявшая жизнь, как источник, ныне безводный,
Некогда быстро бежавший, как лунная ночь по затменье
Полном луны, поглощенной внезапно небесным драконом;
Это она, достойная жить в перламутровом царском
Доме, живущая ныне в чужом сиротою бездомной;
Славная царской породою в горьком бесславном
изгнанье;
Счастья достойная, жарко любящая, чуждая счастью,
Чуждая сладкой любви. Ее измучено сердце
Страстным стремленьем к супругу, избранному сердцем;
на свете
Муж - украшенье жены; потеряв сей небесно прекрасный
Перл, и блестящая тратит свой блеск. Но где ж он,
могучий
Наль? Перенес ли разлуку с такою женою иль мертвый
Пал, утратив ее? И мне всю душу пронзает
Горе при виде ее красоты сокрушенной, при встрече
Огненно-темных ее, в слезах угасающих взоров.
Скоро ль, скоро ль, весь мир исходив путем испытанья,
К цели желанной достигнет она и с желанным супругом,
С милым души, с властителем жизни встретится в мире
Так, как звезда встречается с месяцем? Скоро ль
С трона низверженный Наль возвратит Дамаянти
и трон свой?
О! какое блаженство тогда для обоих, друг другу
Равных прелестью, доблестью, знатностью рода
и славой
Предков! Мне должно теперь подойти с утешительным
словом
К ней, сокрушенной". Так говорил многомудрый Судева
Сам с собою; потом он к тому приблизился месту,
Где одиноко стояла среди многолюдства с печальной
Думой своей Дамаянти. "Здравствуй, роза Видарбы,-
Ей он сказал,- я Судева, брахман видарбинский;
царь Бима,
Твой родитель, жив, и здоров, и царствует мирно;
Здравствует с ним и твоя благодушная мать, управляя
Домом; здравствуют братья твои, здравствуют дети,
Мирно цветя под защитою деда и бабки. Но горе
Всех по тебе сокрушило. И ныне по целому свету
Ищут брамины тебя; отыскать же позволили боги
Мне". Дамаянти, узнавши его, залилася слезами;
Стала потом о родных, о друзьях, знакомых и ближних
Спрашивать. "Выросли ль дети?"- она напоследок
спросила.
С этим словом рыданье стеснило ей грудь,
и с прекрасных
Длинных ресниц покатилися крупными каплями слезы.
Видя, что плачет она в разговоре с брамином, Сунанда,
Сильно встревожась, сказала немедленно матери: "Наша
Гостья плачет; какой-то брамин говорит с ней, и, верно,
С ним знакома она, и его слова пробудили
Эту печаль". Тогда из покоев внутренних вышла
Мать-царица; увидя брамина, она повелела
К ней его привести; и его расспрашивать стала
Так: "Расскажи мне об ней что ведаешь. Кто и какого
Рода она? Чья дочь? Чья жена? И с родными какою
Странной судьбою рассталась? И здесь ты ее по какому
Тайному признаку мог распознать? Обо всем откровенно
Мне расскажи". И, сев на ему указанном месте,
Так рассказывать начал Судева, брамин многомудрый.
3
"Царствует ныне в Видарбе царь Бима, до старости
поздней
В славе доживший; а странница эта есть Дамаянти,
Дочь видарбинского Бимы, жена нишадского Наля.
Наль же, сын Виразены, бывший владыка Нишады,
безумно
В кости все царство свое проиграл недостойному брату.
С той поры, покинув Нишаду с женою, пропал он
Без вести. Бима послал нас отыскивать дочь. И случайно
В вашем царском дворце в печальной, таинственной
гостье
Вашей узнал я ее... И кто не узнал бы? На свете
Нет Дамаянти другой, столь прекрасной душою и телом.
Есть притом и примета: на лбу под густыми
Кудрями светлая скрыта звезда, как за облаком месяц;
С нею она родилася; ее сам Брама заметил
Знаком святым благодати; но знак сей одним лишь
браминам,
Видящим здесь красоту неземную, служителям Брамы'
Может быть видим; и я очами брамина, как злато
В темной руде, как в пепле горячем огонь
сокровенный
Тотчас узнал Дамаянти, красы несказанной светило".
Кончив рассказ свой, Судева умолк. Тут царевна
Сунанда,
Тихо подкравшись к подруге, с ее головы покрывало
Вдруг сорвала и кудри волос, осенявших прекрасный
Лоб видарбинской царевны, откинула: ярко, как месяц,
Тучу пронзивший, блеснула оттуда звезда благодати.
То увидя, Сунанда в слезах умиленья припала
К сердцу ее; царица заплакала также; и все три,
Крепко обнявшись, слиянные сердцем, стояли
безмолвно,
Слезы сливая с слезами. Вот напоследок сказала
Мать-царица: "Ты дочь моей сестры, Дамаянти.
Наш знаменитый отец был владыка дафернский Судеман;
Бима выбрал сестру, меня избрал Виравагу.
Я и тебя младенцем видала в то время, когда мы
Вместе с сестрой навестили в Даферне отца. И тогда уж
Эта звезда сияла на лбу у тебя. Догадалась
Тотчас я, кто ты, как скоро ты странницей грустной
явилась
Здесь, и дочерью сердце тебя нарекло. Оставайся ж
С нами, мой дом есть твой; и все подвластное сыну
Царство также твое. Живи в любви и согласье
С нами; будь дочерью мне, будь нежной сестрою
Сунанде".
"Долго я здесь незнакомкой в довольстве жила,-
отвечала
Тетке своей Дамаянти,- не знала нужды, под защитой
Верной была и в горе встречала веселье; но будет
Мне веселее в Видарбе с родным отцом и с родною
Матерью. С миром меня отпусти; я давно уж с своими
Ближними розно; отсюда слышится мне, как сиротки
Дети мои, по матери плача, ее издалека
Кличут и ей говорят: без отца мы; на что ж нам
Быть и без матери? Если свое благотворное дело
Ты довершить надо мною желаешь, то дай мне скорее
< 
| |
| Просмотров: 334 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры