| Главная » Книги |
Шекспир Вильям - Лукреция, Страница 4
Шекспир Вильям - Лукреция"justify">
А твой приспешник-случай предал их.
Он счастие разбил без сожаленья,
Мне цепь сковал из горестей земных.
О время! Ты смирять должно бы злых,
Уничтожать деянья лжи и мрака,
А не губить святое ложе брака!
Хвала времен - согласье меж царями.
Дай правде свет, личину с лжи сорви,
Клейми старье, день пробуждай лучами,
Полночный мир, храня, благослови,
Дела злодейств бестрепетно прерви,
Разрушь дворцы кичливые с размаха
И башни их покрой налетом праха.
Точи червями памятник надменный,
Питай забвенье ветошью, марай
Страницы книг, меняя смысл их бренный.
Воронам перья выщипли. Ломай
Трухлявый дуб, а отпрыск охраняй.
Кует и бьет пусть молот твой чугунный,
И колесо вертится под фортуной.
Пусть станет бабкой женщина внучатам,
Дитя - мужчиной, а мужчина - им.
Убей убийцу тигра и ручным
Единорога сделай с львом косматым.
Пускай обманщик давится своим
Обманом, пахарь над землей хлопочет,
И капля камень пусть долбит и точит.
Стремясь вперед, ты зло творишь на свете,
Но лишь одно мгновение назад -
И все долги, наследие столетий
Забудутся, и все пойдет на лад,
Мильоны душ тебя благословят.
Ночь ужаса! Вернись лишь на мгновенье -
Я спасена была бы от крушенья.
О вечности уродливый приспешник,
Тарквиния останови бедой,
Преследуй злой и гибельной враждой,
Чтоб эту ночь в терзаньях проклял грешник!
О демоны! Слетайтеся толпой!
Пусть каждый куст пугает ум развратный
И глаз его, как призрак непонятный.
Его покой наполни страхом черным,
Во сне глухими воплями пугай.
Пусть стонет он - ты стонам не внимай,
Измучь его страданием упорным,
Сердцами вместо камней побивай.
Пусть женщина нежнейшая предстанет
Ему, как тигр, и злей чем, тигр, тиранит.
Пусть у себя он кудри рвет клоками,
Клянет себя в неистовой тоске,
Конца не видит мукам вдалеке,
Живет рабом подлейшим меж рабами,
От нищих ждет подачки в кабаке,
Дождется дня, когда в тряпице грязной
Ему откажет нищий безобразный!
Пускай друзья ему врагами станут!
Пускай над ним глумится каждый шут!
Пусть видит он, как медленно текут
Часы тоски и быстролетно канут
Мгновения безумства; и, как суд,
Неумолимо подойдет сознанье,
Что не исправить мукой злодеянья.
Ты, время, - злым и добрым поученье!
О, научи меня того проклясть,
Кого учило честь мою украсть.
Пусть вор дрожит пред собственною тенью,
Пусть от своей руки стремится пасть:
Захочет ли хоть кто-нибудь в вселенной
Быть палачом такой души презренной?
О, как ничтожен царственный потомок,
Когда позорит будущее он!
Чем выше кто, тем славой больше громок,
Добром ли, злом ли он одушевлен...
Чем выше сан, тем глубже заклеймен!
Исчезнет месяц в тучах - все узнают,
Исчезновенья звезд не замечают.
Хоть весь обмажься ворон чернокрылый -
Летай себе, нет дела никому.
А запятнайся лебедь - и ему
Покоя нет. Холопы - мрак унылый,
А свет - цари. И мошек потому
Не замечают низко иль высоко,
А на орлов дивятся издалека.
О слава! Прочь, бесплодная забава
Пустых глупцов! Занятье школярам
И тупоумным спорщикам приправа.
Идите препираться по судам
И за несчастных хныкать здесь и там.
Вся речь моя былинке безопасна,
Моя беда закону неподвластна.
Напрасно время я кляну и случай,
Тарквиния и сумрачную ночь, -
Бесчестию мне этим не помочь.
Напрасно я борюсь с отравой жгучей...
Мне чадом слов беды не превозмочь.
Спасти себя могла б я от укора,
Проливши кровь, больную от позора.
Зачем дрожишь, рука моя? Ты можешь
Гордиться тем, что умертвишь позор!
Умру, но честь воскреснет с этих пор,
А стану жить, - себя бесславьем сгложешь:
Дала ли ты насилию отпор?
Царапала ль когтями ты злодея?
Умри ж со мной, о жизни не жалея!"
Она с постели поднялась позорной,
Оружья ищет, но не бойня тут.
Ей хочется дыханью дать просторный
И вольный выход. Вздохи губы жгут;
Они из груди стиснутой текут,
Как лава Этны, мрачно и сурово,
Или - как дым из пушечного зева.
"Напрасно я живу, ищу напрасно,
Чем кончить жизнь, ярмо ее влача.
Боялась я погибнуть от меча
Тарквиния. Теперь я жажду страстно
Сама себя ножом убить сплеча.
Была я верной. Я осталась ею. -
Нет... Так теперь назваться я не смею.
Погибло все, что представляло цену...
Меня теперь могила не страшит.
Пятно я смою смертью и надену
На мой позор победной славы щит.
Жизнь, умирая, обессмертит стыд.
Бесценное сокровище пропало -
Сжигать ли ящик, где оно лежало!
Нет, Коллатин, тебя уж не посмею
Я верностью неверной обмануть.
Нарушив клятву, ласкою своею
Не оскорблю доверчивую грудь,
Плоду насилья я не дам вздохнуть,
Не скажет тот, кто род твоей обесславил:
- Он счел своим, что я ему оставил.
Не улыбнется он при мысли скрытой,
Не посмеется с другом над тобой,
Твое богатство силою отбито -
Не куплено ценою золотой.
Царица я над собственной судьбой!
Пусть я в своей вине не виновата,
Но жизнь моя - за мой позор расплата!
Не осквернит тебя прикосновенье,
Под замыслом позор не утаю.
Чтоб скрыть ночную тайну преступленья,
Не распишу обиду я свою.
Я все скажу, - подобные ручью,
Из глаз польются слезы, как признанья,
И смоют грязь и стыд повествованья".
Тем временем скончала Филомела-
Печальница свой жалобный мотив.
Ночь величаво в ад сошла. Алела
Заря, сияньем кротким осветив
Всех, кто внимал восторженный призыв.
Лукреция одна себя корила,
Что видит свет, что спальня - не могила.
Восставший день сквозь щель бросает взгляды,
Как бы за ней, рыдающей следит.
"О око всех очей! - она твердит. -
Зачем проник в окно мое? Не надо
Мое чело так жечь! Пускай блестит
Твое сиянье спящим. Что за дело
Дню до того, что ночь свершить посмела!"
Так все ее волнует непрерывно...
Живое горе чутко, как дитя,
И, как дитя, капризно и наивно.
Былое горе сносится шутя:
Смягчает время горести, летя.
А новое - пловец плохой; небрежно
Ныряет вглубь и тонет безнадежно.
Так и она попутно речь заводит,
Вглубь горестей своих погружена.
Свою беду ужасней всех находит,
Всем, что пред ней, волнуется она.
И все мрачней страданья глубина:
То скорбь ее не знает слов, то сразу
Слова бегут и фраза гонит фразу.
Беспечны пташек утренние трели,
Но скорбь ее безумнее от них.
Они до дна доходят, и тяжеле
Становятся в веселом хоре их.
Желаннее для скорби скорбь других,
Печаль сносней, когда идет с ней рядом
Такая же подруга с скорбным взглядом.
Двойная смерть - тонуть пред берегами,
Пред пищей - муки голода страшней,
И рана перед пластырем больней;
Скорбь тяжелей перед ее вратами.
Тем горе тише, чем оно вольней.
Останови - и будет наводненье;
Оно преград не терпит и стесненья.
"О, схороните, пташечки, под пухом
В своих зобах сребристый звон рулад!
Пускай они меня не веселят,
Я не могу внимать им чутким ухом.
Не до гостей веселых, если ад
В душе хозяйки. Тяжкие печали
С отчаяньем судьбу свою сковали.
О Филомела! Песнь о похищеньи
Поешь и ты. Приди, в моих кудрях
Найдешь приют, как в ласковых лесах,
И я, с землей, рыдающей от пенья,
За каждый звук пролью слезу впотьмах.
Ты вспоминаешь с нежностью Терея;
Я вспомяну с проклятием злодея.
Покуда ты, чтоб боль не утихала,
Касаться будешь к колющим шипам,
Я острие смертельного кинжала
Направлю в грудь; и, дрогнет ли он сам,
Иль на него паду я, - голосам
Двух наших душ в один аккорд согласный
Дано излить порыв сердец несчастный.
О птичка! Днем тебе как будто стыдно
При людях петь. Умчимся вдаль с тобой,
В пустыню, где дорог и троп не видно,
Где ни жары, ни холод ледяной
Не тронут нас. И пусть напев ночной
Звучит зверям. Зверями люди стали.
Пусть хоть зверей смягчит напев печали".
Подобно с перепугу бедной лани,
Не знающей, где ей себя спасти,
Иль страннику, сошедшему с пути,
Ее душа в безвыходном тумане.
Что лучше: жить иль в тесный гроб сойти?
Жизнь для нее - позор и поношенье,
А в смерти есть как будто искупленье.
"Убить себя? Но разве оскверненье,
Коснувшись тела, душу обойдет?
Не трудно жить, утратив пол-именья,
Ужаснее, когда совсем банкрот.
Какая мать, коль смерть у ней возьмет
Одно дитя, сама убьет другого,
Чтобы не знать волненья никакого?!
Что, наконец, дороже - дух иль тело,
Когда они божественно чисты?
О чем бы я скорее пожалела,
Будь эти блага грубо отняты
У Коллатина и небес? Листы
Березы чахнут, сохнет сок порою,
Коль содрана кора: так и с душою.
Ее покой нарушен, дом враждебно
Разбит, разграблен, храм ее врагом
Опустошен, поруган непотребно.
Ужель сочтется тягостным грехом,
Когда сама я сделаю пролом
В твердыне опозоренной и смело
Смятенный дух освобожу из тела?!
Но не хочу я умереть, доколе
Не знает Коллатин причины зла.
Пусть мстит тому, по чьей презренной воле
Должна расстаться с жизнью я была.
Тарквинию, пока не умерла,
Я завещаю кровь, его отраву, -
Она ему принадлежит по праву.
Ножу, который ранит это тело,
Я завещаю сгубленную честь,
Тому, кто жизнь позора гордо, смело
В могильный мрак решается унесть,
Сгубить одно, - другое приобресть.
Презрение убью я величаво
И из позора возродится слава!
Что откажу тебе я в завещаньи,
Мой властелин? Да будет смерть моя
Тебе и слава, и предначертанье:
Как я себе сама была судья,
Ты будь над ним и поступи, как я.
Твой друг, себя, как враг, я убиваю,
И мщу ему, и честь свою спасаю.
Сырой земле я завещаю тело -
В последней воле, душу небесам,
Тебе, супруг, решимость я отдам,
А честь - ножу, что сердце ранит смело,
Позор тому, кто опозорил сам,
И тем восстановленье доброй чести,
Кто верен мне и предан был без лести.
Ты, Коллатин, исполни завещанье.
Когда его получишь, я умру,
И смертью я клеймо стыда сотру:
Такой конец искупит поруганье.
Мужайся, сердце; я тебя беру
Слугой руки, когда умрете вместе,
Обоих смерть победой будет чести".
Задумав этот заговор жестокий,
Смахнув слезу жемчужную с очей,
Она зовет прислужницу, и к ней
Та поспешает с верностью глубокой:
Хоть мысль быстра - крылатый долг быстрей.
Ей кажутся Лукреции ланиты,
Как белым снегом, бледностью покрыты.
Прислужница с почтительным поклоном
Приветствует Лукрецию; она
Страданьем госпожи поражена,
Но расспросить о горе затаенном
Не смеет. Почему затемнена
Лазурь очей солеными слезами,
И свет двух солнц померк под облаками?
Подобно двум чистейшим водоемам
Слоновой кости, женщины стоят;
В душе одной - страданий целый ад,
Другая плачет в горе незнакомом.
О, нежный пол! Готов он, даже рад
Лить слезы там, где скорбь чужая дышит;
Ее вдали он чутким сердцем слышит.
Оно у женщин - воск, а у мужчины -
Холодный мрамор, и на воске он,
Как хочется ему, запечатлен.
В нем бедствий их и радостей причины,
Весь слабый пол сильнейшим угнетен.
Виновен воск... Виновен только тем он,
Что силою на нем оттиснут демон.
Они подобны мягкостью равнине,
Где каждый гад заметен и червяк.
Но злые духи прячутся в мужчине,
Как в чаще леса, кутаясь во мрак.
Сквозь их хрусталь заметен каждый знак:
Мужчина все скрывает гордой маской,
А женщина сама себе оглаской.
Нельзя судить цветок, зимой измятый,
Суди лишь зиму, смявшую цветок.
Что погибает, то не виновато,
| |
| Просмотров: 351 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры