Главная » Книги

Ознобишин Дмитрий Петрович - Стихотворения

Ознобишин Дмитрий Петрович - Стихотворения


1 2 3 4

  
  
   Д. П. Ознобишин
  
  
  
   Стихотворения --------------------------------------
  Библиотека поэта. Поэты 1820-1830-х годов. Том второй
  Биографические справки, составление, подготовка текста и примечания
  В. С. Киселева-Сергенина
  Общая редакция Л. Я. Гинзбург
  Л., Советский писатель, 1972
  OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------
  
  
  
  
  СОДЕРЖАНИЕ
  Биографическая справка
  42. Елеоноре (Из Парни)
  45. Ода Гафица. Из книги "Даль" его дивана
  47. К N.N. ("Зачем на краткое мгновенье...")
  49. Упрек. Арабский мауль
  52-57. <Из цикла "Гинекион">
   1. Ксанфа
   2. Никарета
   3. Харита
   4. Лисидика
   5. Диоклея
   6. Антигона
  58. Ревнивый демон
  59. <Из книги "Селам, или Язык цветов"> ("Теперь красавицы девицы...")
  60. Прости
  61. Дума
  62. Пятнадцать лет
  63. Продавец невольниц
  66. Пловец
  67. Вазантазена
  68. Фивский царь
  69. Северный певец (С. П. Ш<евыреву>)
  71. Сальватор Роза
  72. Н. М. Языкову
  73. Анти-астроном
  78. Весенняя грусть
  79. Пятигорск
  80. Гондольер
  81. Две могилы
  Дмитрий Петрович Ознобишин родился в 1804 году в наследственном поместье отца - селе Троицком Карсунского уезда Симбирской губернии. Владелец его был отпрыском старинной дворянской фамилии, известной с XIV века. В бытность свою в Астрахани, где П. Н. Ознобишин служил директором банка, он женился на дочери богатого грека И. А. Варваци, оказавшего важные услуги русскому флоту в Чесменском сражении и осыпанного милостями Екатерины II.
  Еще в детском возрасте Дмитрий Ознобишин лишился обоих родителей. Престарелый дед взял осиротевшего внука в Петербург, но передоверил его воспитание своему родственнику А. В. Казадаеву.
  В 1819 году Ознобишина увезли в Москву и поместили в Университетский благородный пансион. Так же, как это было с С. П. Шевыревым, В. Ф. Одоевским, В. П. Титовым и другими питомцами пансиона, его литературная биография началась в стенах этого учебного заведения, где авторитет "изящной словесности" был исключительно велик.
  В 1820 году в пансионском альманахе "Каллиопа" шестнадцатилетний Ознобишин поместил перевод французского стихотворения "Трубадур", а в следующем году в "Вестнике Европы" ( 4) появилось и его оригинальное стихотворение "Старец". В апреле 1823 года он закончил пансион, а в августе 1824 года занял должность цензора французских повременных изданий в московском почтамте.
  В ранних стихотворениях, опубликованных в 1820-1822 годах, Ознобишин выступает как откровенный подражатель Жуковского ("Т<итов>у", "Молитва мореплавателей", "Ручей"), Однако очень скоро в развитии молодого поэта совершается заметный поворот. Основную часть того, что он печатает в 1825-1828 годах, составили переводы. Впрочем, эти чужие стихи в несравненно большей степени соответствовали характеру его дарования, нежели самые ранние оригинальные опыты. Вслед за Батюшковым и молодым Пушкиным он осваивает стиль изящной эротической лирики, учится у известных французских мастеров этого жанра, в особенности у Парни, переводит стихи из древнегреческой антологии. Эпикурейские мотивы сближают все эти стихотворения с лирикой Раича.
  К кружку Раича Ознобишин присоединился уже в 1823 году, приняв на себя обязанности секретаря. {Данные об этом - в неопубликованном письме Ознобишина к В. Ф. Одоевскому, приблизительно датируемом 1823-1825 гг. (ПД).} В 1827 году оба поэта, как бы в провозглашение своего творческого союза и некоторой автономии по отношению к кругу "Московского вестника", где соединились любомудры, издают альманах "Северная лира", наполнив его преимущественно собственными произведениями и переводами.
  В статье "Отрывок из сочинения об искусствах", отразившей, надо полагать, и мнения других членов раичевского кружка, Ознобишин приводит поэтические тексты своих друзей и, между прочим, сочувственно цитирует строки еще не бывшего в печати стихотворения Тютчева: "Нет веры к вымыслам чудесным, Рассудок всё опустошил...". {"Северная лира на 1827 год", М., 1827, с. 358.} Засилье интеллекта, аналитического мышления, по мнению Ознобишина, - б олезнь современного ему поколения, способная убить в человеке радость бытия, самый инстинкт жизни. Этой теме он посвятил стихотворение "Тайна пророка", напечатанное в 1828 году. В поэзии самого Ознобишина элементы "рефлексии", анализа присутствуют в минимальной дозе. Тяготение к наивности, простоте художественного созерцания, быть может, наиболее заметная черта его дарования. Этим в значительной мере объясняется его увлечение поэзией "младенчестнующих" народов, пленительной свежестью и неподдельной искренностью их образного языка. Кроме древнегреческой антологии - несколько переводов из нее он в 1830 году напечатал в виде связного цикла под названием "Гинекион" - большое место в творчестве Ознобишина заняли экскурсы в поэзию и поэтический мир народов Востока. В этих увлечениях его горячо поддерживал Раич, доказывавший необходимость "перенести к нам поэзию Востока" и тем довершить "опоэзение нашего языка". {Письмо к Ознобишину от 20 ноября 1825 г. - М. Васильев, Из переписки литераторов 20-30-х годов XIX века ("Известия общества археологии, истории и этнографии при Казанском гос. университете им. В. И. Ульянова-Ленина", т. 34, вып. 3-4, Казань, 1929, с. 175).}
  В середине 20-х годов Ознобишин приступает к систематическому изучению восточных языков (персидского, арабского, санскрита). В 1826 году в "Сыне отечества" появляются статьи: "О духе поэзии восточных народов" и "Изображение санскритской литературы" - свидетельство основательной эрудиции Ознобишина в области современной ориенталистики. {Свои труды по восточным литературам и переводу с восточных языков Ознобишин подписывал псевдонимом "Делибюрадер". Это была неточная русская транскрипция двух персидских слов, означающих "сердце брата".} Тогда же он начинает публиковать свои переводы (прозы и стихов) персидских и арабских классиков. В это же время Ознобишин перевел с санскрита эпизод из поэмы Виазы "Брама-пурана", который предназначался для рылеевского альманаха "Звездочка", не вышедшего в свет. {См.: "Русская старина", 1883,  7, с. 62-64 (в этом номере полностью воспроизведен текст "Звездочки"). Рукопись перевода - в ПД. Тот же отрывок под названием "Пустынник Канду" был анонимно напечатан в альманахе "Подснежник" (СПб., 1830, с. 117-120).}
  Восточный колорит и специфическая образность оригиналов в переводах Ознобишина, как правило очень вольных, слабо ощутимы. Более густо ориентальные краски нанесены в ряде оригинальных стихотворений поэта конца 20-х и в 30-е годы ("Гангес", "Мохаммет", "Продавец невольниц", "Селам, или Язык цветов", "Вазантазена" и других). Из огромного и богатого мира восточной поэзии Ознобишин почерпнул немногое - главным образом то, что напоминало традиционную анакреонтику и идиллические описания природы.
  Конец 20-х годов выводит Ознобишина на более плодотворный путь развития. Поэт достигает значительного разнообразия мотивов, локальных красок - как в переводах, так и в оригинальных стихах. Помимо восточных и античных поэтов, Ознобишин переводит Байрона и Т. Мура, {Выполненный Ознобишиным перевод четвертой части поэмы Т. Мура "Лалла Рук" под заглавием "Свет гарема" остался в рукописи (ПД).} Гюго и Беранже, шведских поэтов, пишет стихи, навеянные Библией, скандинавской мифологией, итальянской поэзией, отечественным фольклором. Он предлагает интересные ритмические эксперименты ("Водяной", "Фолетто" {Пропуски метрических ударений и внеметрические акценты создают во многих стихах "Фолетто" уникальные для того времени ритмические формы. В результате некоторые строки превратились в дольники, а некоторые близки к верлибру.}). Но самое главное, из-под пера его выходят оригинальные стихи, отразившие конфликты и противоречия жизни, стихи, рассказывающие о размолвках и разлуках, о печали одинокого человека, наконец, стихи, рисующие картины тревожной и бурной природы. Идиллическая однотонная гармония в лирике Ознобишина явно перерастала в гармонию контрастов. Показательным в этом отношении было широкое вторжение в творчество поэта темы смерти. Мир его поэзии - мир природы и "естественного человека" - тем самым более полно раскрывал свою идею: жизнь была показана теперь как органический процесс цветения, увядания и уничтожения. Прямо или косвенно с этой темой связаны многие, в том числе лучшие его стихотворения 30-х годов, такие, как "Стень", "Аттила", "Фивский царь", "Битва в дубраве".
  В 30-е годы творчество Ознобишина по-прежнему осталось отъединенным от социальных проблем современности. Впрочем, изоляция эта отнюдь не смыкалась с романтическим отчуждением от действительности, порождавшим разочарование и настроение безысходности. Напротив, пафос лирики Ознобишина - в утверждении положительных начал жизни, очищенных однако от наслоений цивилизации. Как ни условен и ни тесен мир такой поэзии, нельзя не отдать должное его цельности, покоящейся на удивительно теплом и ровном отношении к человеку. Оно исключало какое бы то ни было стремление развенчать его, даже там, где, казалось бы, осуждение со стороны автора неизбежно (ср. "Аттилу" и "Битву в дубраве"). Такого рода гуманизм предполагал и определенный творческий принцип: человек в стихах поэта - более объект неизменно сочувственного созерцания, нежели выражающий себя субъект. Не случайно лирическое "я" - весьма редкий "персонаж" его стихов.
  Ознобишин вел довольно непоседливый образ жизни. Уже в октябре 1828 года он берет увольнение от службы, обосновывается в своем Троицком, но часто и подолгу отлучается из него, наезжая в Симбирск, Казань, Чебоксары, Смоленск, Москву, Петербург, Кавказские минеральные воды. Человек материально независимый, он исколесил также многие иноземные края. Странствующий поэт и полиглот - таким запечатлен облик Ознобишина в дружеском послании к нему Н. М. Языкова (1834). Кроме трех восточных языков, он знал, древнегреческий, латинский, немецкий, французский, итальянский, испанский, шведский. В какой-то мере владел он и языками народностей Поволжья - по некоторым данным, татарским, чувашским и мордовским.
  Стоит отметить, что Ознобишин был усердным помощником П. В. Киреевского в собирании памятников русского народного творчества. Его ценная коллекция, опубликованная целиком лишь в недавнее время, {См.: "Песни, собранные писателями. Д. П. Ознобишин" (Публикация С. И. Минц). - "Литературное наследство",  79, М., 1968.} свидетельствует о плодотворности его работы в качестве фольклориста.
  Служебную и общественную биографию поэта более позднего времени характеризуют следующие факты: с июня 1833 года он состоял почетным попечителем Карсунского уездного училища, а с апреля 1838-го по апрель 1841-го и с мая 1844-го по июнь 1847-го - почетным попечителем Симбирской гимназии. В пореформенное время Ознобишин заявляет о себе как типичный деятель либерального толка. Он интересуется земскими делами губернии, состоит членом Симбирского губернского статистического комитета (с 1864 года) и членом "особого присутствия" по крестьянским делам, членом "училищного совета" и т. д. Одновременно он публикует статьи по вопросам землепользования, кустарной промышленности, краеведения, этнографии, народного образования, выступает с сочувственным отзывом о стихах А. К. Толстого и т. д.
  С конца 20-х и до середины 40-х годов имя Ознобишина часто мелькало на страницах русской периодики (особенно в "Московском вестнике", "Галатее", "Телескопе", "Молве", "Московском наблюдателе", "Отечественных записках", "Москвитянине") и многочисленных альманахах. Журналы охотно печатали его стихи, привлекавшие задушевностью, мелодичностью, а порой и артистизмом исполнения. Чуждый авторского самолюбия, Ознобишин ни разу не решился собрать лучшие образцы своей лирики и издать их отдельным сборником. Судить о его творческом облике было затруднительно, и Ознобишин так и остался поэтом без определенной репутации.
  В 50-70-е годы Ознобишин по-прежнему довольно много переводил - теперь уже только западноевропейских поэтов (Гейне, И. Тегнера, Лонгфелло, Бульвера-Литтона и других). В списке его переводов появляются пьесы (Кальдерона, И. Лука, Скриба, Мальвиля и других). Между тем литературный путь его как оригинального поэта в сущности завершился в середине 40-х годов. Немногие поздние стихотворения, опубликованные в 50-70-е годы - среди них были и совсем неудавшиеся Ознобишину стихи на злобу дня, - ничем не обогатили его творчество. Умер поэт 2 августа 1877 года в Кисловодске.
  
  
  
   42. ЕЛЕОНОРЕ
  
  
  
  
  (Из Парни)
  
  
   О милый друг, ты наконец узнала
  
  
   Привет любви, прелестный и немой,
  
  
  Его боялась ты и пламенно желала,
  
  
  
  Им наслаждаясь, трепетала, -
  
  
  Скажи, что страшного влечет он за собой?
  
  
   Приятное в душе воспоминанье,
  
  
   Минутный вздох и новое желанье,
  
  
  
  И новость страсти молодой!
  
  
  
  Уже свой роза блеск сливает
  
  
  С твоею бледностью лилейною ланит,
  
  
  В очах пленительных суровость исчезает
  
  
  
  И нега томная горит...
  
  
  Смелее дышит грудь под легкой пеленою,
  
  
  
  Накрытой матери рукой,
  
  
  
  Любовь придет своей чредою
  
  
  
  И лаской резвой и живою
  
  
  Расстроит вновь убор вечернею порой!
  
  
  
  Тебе улыбка изменила,
  
  
  
  Прошла беспечность прежних дней,
  
  
  И томность нежная их место заступила;
  
  
  
  Но ты прелестней и милей!
  
  
  Ты пылкую любовь и тайной неги сладость
  
  
  
  Узнала пламенной душой
  
  
  
  И резвую сдружила младость
  
  
  
  С своей задумчивой мечтой.
  
  
  1821
  
  
  
   45. ОДА ГАФИЦА
  
  
   Из книги "Даль" его дивана
  
  
   Без красавицы младой,
  
  
   Без кипящего стакана,
  
  
   Прелесть розы огневой,
  
  
   Блеск сребристого фонтана -
  
  
   Не отрадны для души!
  
  
   Без напева соловья
  
  
   Скучны роз душистых ветки,
  
  
   Шепот сладостный ручья
  
  
   И ясминные беседки -
  
  
   Не отрадны для души!
  
  
   Юной пальмы гордый вид,
  
  
   Кипариса волнованья
  
  
   Без тюльпановых ланит,
  
  
   Где играет огнь желанья, -
  
  
   Не отрадны для души!
  
  
   Прелесть девы молодой,
  
  
   Гибким станом взор чаруя,
  
  
   Чьи уста как сон златой,
  
  
   Но уста без поцелуя -
  
  
   Не отрадны для души!
  
  
   Купы розовых кустов -
  
  
   Куща неги легкокрылой,
  
  
   Чаша полная пиров
  
  
   Вдалеке от сердца милой -
  
  
   Не отрадны для души!
  
  
   Что б поэт ни создал нам,
  
  
   Что бы кисть ни начертала,
  
  
   Если жизнь не дышит там,
  
  
   Милый образ идеала -
  
  
   Не отрадно для души!
  
  
   Гафиз! Жребий брошен твой,
  
  
   Как на шумный праздник света
  
  
   Пред веселою толпой
  
  
   Вверх бросается монета -
  
  
   Не отрадна для души!
  
  
   <1826>
  
  
  
   47. К N. N.
  
  
   Зачем на краткое мгновенье
  
  
   В сей жизни нас судьба свела,
  
  
   Когда иное назначенье,
  
  
   Нам розный путь она дала?
  
  
   Твой робкий взгляд, живые речи -
  
  
   Всё, всё я, милый друг, понял.
  
  
   Я запылал от первой встречи
  
  
   И тайны сердца разгадал.
  
  
   В другой стране - вдали я буду,
  
  
   Меня легко забудешь ты!
  
  
   Но я - я сохраню повсюду
  
  
   Твои небесные черты.
  
  
   Так грубый мрамор сохраняет
  
  
   Черты волшебного резца,
  
  
   И вдохновенная сияет
  
  
   В нем мысль художника-творца.
  
  
   30 ноября 1827
  
  
   Москва
  
  
  
  
  49. УПРЕК
  
  
  
   Арабский мауль
  
  
   Как свеж огонь твоих ланит!
  
  
   В прозрачной чаше так, играя,
  
  
   Вино душистое кипит;
  
  
   Агат в очах твоих горит,
  
  
   Любовь в сердцах воспламеняя;
  
  
   Пред нежной шеи белизной
  
  
   Ничтожен перлов блеск живой;
  
  
   Но с этой красотой чудесной
  
  
   Тебе рассудок дан в удел, -
  
  
   Ужель столь строгой, друг прелестный,
  
  
   Ко мне он быть тебе велел?
  
  
   Январь 1828
  
  
   62-67. <ИЗ ЦИКЛА "ГИНЕКИОН">
  
  
  
  Sе non fosse amore, sarrebbe la vita nostra come
  
  
  
  il cielo senza stelle e sole.
  
  
  
  
  
  
  
  
  M. Bandello {*}
  
  
  
  Perduto & tutto il tempo,
  
  
  
  Che in amar non si spende!
  
  
  
  
  
  "Aminta". Atta prima, sc. pr. {**}
  {* Если б не было любви, наша жизнь была бы подобна небу без звезд и солнца. М. Банделло (итал.). - Ред.
  ** Все то время потеряно, которое не истрачено в любви. "Аминта". Акт первый, сцена первая (итал.). - Ред.}
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  КСАНФА
  
  
   Росой оливы благовонной,
  
  
   Филена, свещник напои!
  
  
   Он наших тайн посредник скромный,
  
  
   Он тихо светит для любви.
  
  
   Но выдь и двери за собою
  
  
   Захлопни твердою рукою.
  
  
   Живых свидетелей Эрот
  
  
   В лукавой робости стыдится!
  
  
   О Ксанфа! Ложе нас зовет,
  
  
   С курильниц тонкий пар клубится,
  
  
   Скорей в объятия ко мне!
  
  
   А ты, жена, открой зеницы,
  
  
   Всю прелесть Пафоса царицы
  
  
   Узнаешь, милая, вполне!
  
  
  
  
   2
  
  
  
  
  НИКАРЕТА
  
  
  Ты бережешь любви цветок прелестный,
  
  
  Скажи, к чему полезен он?
  
  
  Все в ад сойдем, в юдоли тесной
  
  
  Всех примет хладный Ахерон.
  
  
  Там нет Киприды наслаждений,
  
  
  Как в здешнем мире, чуждом тьмы, -
  
  
  Носиться будем в виде тени,
  
  
  Костьми и пеплом станем мы.
  
  
  
  
   3
  
  
  
  
  ХАРИТА
  
  
   Уж солнце шестьдесят кругов
  
  
   Свершило над главой Хариты,
  
  
   Но глянец черных волосов,
  
  
   Плеча, тюникою не скрыты,
  
  
   И перси, тверды как лигдин,
  
  
   Еще красуются живые,
  
  
   И очи томно-голубые,
  
  
   Чело и щеки без морщин,
  
  
   Дыханье полно аромата,
  
  
   Звук усладительный речей, -
  
  
   Всё чудно, всё прелестно в ней
  
  
   В годину позднего заката!..
  
  
   Вы, новых жадные побед,
  
  
   Поклонники безумной страсти,
  
  
   Сюда! Ее предайтесь власти,
  
  
   Забыв десятки лишних лет.
  
  
  
  
   4
  
  
  
  
  ЛИСИДИКА
  
  
  Еще твое не наступило лето
  
  
  И не видать полуопадших роз;
  
  
  Незрелый грозд, на солнце не согретый,
  
  
  Не точит кровь своих душистых слез!
  
  
  Но примешь ты все прелести Хариты,
  
  
   О Лисидика. За тобой
  
  
   Эроты с луком и стрелой
  
  
   Несутся резвою толпой,
  
  
   И тлеет огнь, под пеплом скрытый.
  
  
  Скорей укроемся от гибельных очей,
  
  
  Пока еще стрела дрожит над тетивою!
  
  
  Пожар, пророчу вам, от искры вспыхнет сей
  
  
  Сильней, чем некогда опепеливший Трою.
  
  
  
  
   5
  
  
  
  
  ДИОКЛЕЯ
  
  
  Я худощавою пленился Диоклеей.
  
  
   Когда б ее увидел ты,
  
   Сравнил бы с юною, бесплотной Дионеей:
  
   В ней всё божественно - и взоры, и черты.
  
   На перси тонкие прелестной упадая,
  
  
   Вкруг сладострастной обовьюсь
  
  
   И, в наслажденьях утопая,
  
   Душой своей легко с ее душой сольюсь.
  
  
  
  
   6
  
  
  
  
  АНТИГОНА
  
  
  
  Нет, нет! тот не был воспален
  
  
  
  Высокой, истинною страстью,
  
  
   Кто, резвою красавицей пленен,
  
  
  
  Невольно взором увлечен
  
  
  
  Он был к живому сладострастью.
  
  
   Лишь тот один постиг любовь вполне,
  
  
  
  Кто красоты не разбирает,
  
  
  Пред безобразною в немом восторге тает
  
  
  
  И, исступленный, весь в огне,
  
  
  
  Молчит - и слезы проливает.
  
  
  Безумной мыслию кипит его душа!
  
  
  
  Он, чуждый сна, винит мрак ночи
  
  
  
  И, трепетный, едва дыша,
  
  
  С трудом усталые приподымает очи.
  
  
  Вот образ истинный Эротова жреца!
  
  
  
  Вот жертва лучшая Киприде:
  
  
  
  Пленяет всех краса лица, -
  
  
  Влюбленный пламенно не думает о виде!
  
  
   1828
  
  
  
   58. РЕВНИВЫЙ ДЕМОН
  
  
   Когда над озером, играя,
  
  
   Луч яркий угасает дня
  
  
   И волн равнина голубая
  
  
   Сверкает в пурпуре огня,
  
  
   Тогда, печальный, молчаливый,
  
  
   Незримый, но всегда с тобой,
  
  
   Я устремлю мой взгляд ревнивый,
  
  
   Прелестный друг, на образ твой. <

Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
Просмотров: 1848 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа