Главная » Книги

Корнилов Борис Петрович - Триполье, Страница 3

Корнилов Борис Петрович - Триполье


1 2 3 4 5 6 7

lign="justify">  
  Им ли пойманных бандитов
  
  
  
  из наганов ночью кокать?
  
  
  
  И не лучше ли, как раньше,
  
  
  
  сабли выкинув со свистом,
  
  
  
  конницей по коммунистам?
  
  
  
  Кто поднимется на локоть
  
  
  
  ломаным,
  
  
  
  но недобитым -
  
  
  
  бей в лицо его копытом!..
  
  
  
  Вот она, душа лесная,
  
  
  
  неразмыканное горе,
  
  
  
  чаща черная,
  
  
  
  туман.
  
  
  
  Кто ведет их?
  
  
  
  Я не знаю:
  
  
  
  комиссар или Григорьев -
  
  
  
  пьяный в доску атаман?
  
  
  
  Шли они, мобилизованные
  
  
  
  губвоенкоматом, -
  
  
  
  из окрестностей -
  
  
  
  из Киевщины, -
  
  
  
  молоды,
  
  
  
  темны...
  
  
  
  Может, где завоют битвы, -
  
  
  
  ихние отцы,
  
  
  
  дом_а_ там,
  
  
  
  новотельные коровы,
  
  
  
  кабаны
  
  
  
  и табуны?
  
  
  
  Пчелы легкие над вишней,
  
  
  
  что цветет красою пышной?
  
  
  
  Парни в кованых тулупах,
  
  
  
  от овчины горький дух,
  
  
  
  прижимают девок глупых,
  
  
  
  о любви мечтая вслух...
  
  
  
  А в полку -
  
  
  
  без бабы... вдовый...
  
  
  
  Нет любовен, окромя
  
  
  
  горя,
  
  
  
  устали пудовой,
  
  
  
  да колеса рвут, гремя,
  
  
  
  злую землю,
  
  
  
  да седая
  
  
  
  пыль легла на целый свет.
  
  
  
  Воронье летит, гадая:
  
  
  
  будет ужин
  
  
  
  или нет?
  
  
  
  Комиссар сидит державой,
  
  
  
  темный,
  
  
  
  каменный с лица,
  
  
  
  шпорой тонкою и ржавой
  
  
  
  погоняя жеребца.
  
  
  
  А в полку за ним, нарядная,
  
  
  
  трехрядная,
  
  
  
  легка,
  
  
  
  шла гармоника.
  
  
  
  За ней
  
  
  
  сто четырнадцать парней.
  
  
  
  Сто парней, свободы полных,
  
  
  
  с песней,
  
  
  
  с кровью боевой,
  
  
  
  каждый парень, как подсолнух,
  
  
  
  гордо блещет головой.
  
  
  
  Что им банда,
  
  
  
  гайдамаки,
  
  
  
  горе черное в пыли?
  
  
  
  Вот и девушки, как маки,
  
  
  
  беспокойно зацвели.
  
  
  
  Комсомольские районы
  
  
  
  вышли все почти подряд -
  
  
  
  это в маузер патроны,
  
  
  
  полный считанный заряд.
  
  
  
  Это цвет организации,
  
  
  
  одно большое имя,
  
  
  
  поднимали в поднебесье
  
  
  
  песню легкую одну.
  
  
  
  Шли Аронова,
  
  
  
  Ратманский
  
  
  
  и гармоника за ними
  
  
  
  на гражданскую войну.
  
  
  
  А война глядит из каждой
  
  
  
  темной хаты -
  
  
  
  я в боях...
  
  
  
  Бьет на выбор,
  
  
  
  мучит жаждой
  
  
  
  и в колодцы сыплет яд.
  
  
  
  Погляди ее, брюхату,
  
  
  
  что для пули и ножа
  
  
  
  хату каждую на хату
  
  
  
  поднимает,
  
  
  
  зло
  
  
  
  визжа.
  
  
  
  И не только на богатых
  
  
  
  бедняки идут, строги,
  
  
  
  и не только - в разных хатах -
  
  
  
  и в одной сидят враги.
  
  
  
  Прилетела кособока.
  
  
  
  Тут была
  
  
  
  и тут была,
  
  
  
  корневищами глубоко
  
  
  
  в землю черную ушла
  
  
  
  и орет:
  
  
  
  - Назад вались-ка...
  
  
  
  А вдогонку свищет: стой!
  
  
  
  Шляпою синдикалиста
  
  
  
  черепок покрыла свой.
  
  
  
  Поздно ночью, по-за гумнам,
  
  
  
  чтобы больше петь не мог,
  
  
  
  обернет тебя безумным,
  
  
  
  расстреляет под шумок.
  
  
  
  Всколыхнется туча света
  
  
  
  и уйдет совсем ко дну -
  
  
  
  ваша песня не допета
  
  
  
  про гражданскую войну.
  
  
  
  "Ночи темны,
  
  
  
  небо хмуро,
  
  
  
  ни звезды на нем...
  
  
  
  Кони двинули аллюром,
  
  
  
  ходит гоголем Петлюра,
  
  
  
  жито мнет конем.
  
  
  
  Молодая, грозовая,
  
  
  
  тонкою трубой
  
  
  
  между Харьков - Лозовая
  
  
  
  ходит песня, созывая
  
  
  
  конников на бой.
  
  
  
  Впереди помято жито,
  
  
  
  боевой огонь,
  
  
  
  сабля свистнула сердито,
  
  
  
  на передние копыта
  
  
  
  перекован конь.
  
  
  
  Впереди степные дали
  
  
  
  и ковыль седа...
  
  
  
  А коней мы оседлали.
  
  
  
  Девки пели: не сюда ли?
  
  
  
  Жалко, не сюда...
  
  
  
  Больше милую не чаю
  
  
  
  вызвать под окно.
  
  
  
  Может, ночью по случаю
  
  
  
  по дороге повстречаю
  
  
  
  Нестора Махно.
  
  
  
  Черной кровью изукрашу,
  
  
  
  жеребцом сомну,
  
  
  
  за порубанную в кашу,
  
  
  
  за поруганную нашу
  
  
  
  верную страну.
  
  
  
  Будет кровью многогрешной
  
  
  
  кончена война,
  
  
  
  чтобы пела бы скворешней,
  
  
  
  пахла ягодой черешней
  
  
  
  наша сторона".
  
  
  
   ПЕРВОЕ ИЗВЕСТИЕ
  
  
  
  Красное знамя ветром набухло -
  
  
  
  ветер тяжелый,
  
  
  
  ветер густой...
  
  
  
  Недалеко от местечка Обухова
  
  
  
  он разносит команду: "Стой!"
  
  
  
  Синим ветром земля налитая -
  
  
  
  из-за ветра,
  
  
  
  издалека,
  
  
  
  восемь всадников, подлетая,
  
  
  
  командира зовут полка.
  
  
  
  Восемь всадников, избитых
  
  
  
  ветром, падают с коней,
  
  
  
  кони качаются на копытах, -
  
  
  
  ветер дует еще сильней.
  
  
  
  Командир с чахоточным свистом,
  
  
  
  воздух глотая мокрым ртом,
  
  
  
  шел навстречу кавалеристам,
  
  
  
  ординарцы за ним гуртом.
  
  
  
  И тишина.
  
  
  
  И на целый на мир она.
  
  
  
  Кавалеристы застыли в ряд...
  
  
  
  Самый высокий рванулся:
  
  
  
  - Смирно!
  
  
  
  Так что в Обухове кавотряд...
  
  
  
  И замолчал.
  
  
  
  Тишина чужая,
  
  
  
  но, совладав с тоской и бедой,
  
  
  
  каменно вытянулся, продолжая:
  
  
  
  - ...вырезан бандою.
  
  
  
  И молодой
  
  
  
  саблей ветер рубя над собою,
  
  
  
  падая,
  
  
  
  воя:
  
  
  
  - Сабли к бою!..
  
  
  
  Конница лавою!..
  
  
  
  - Пленных не брать!..-
  
  
  
  бился в пыли,
  
  
  
  вставал на колени,
  
  
  
  и клокотало в черной пене
  
  
  
  страшное,
  
  
  
  бешеное:
  
  
  
  - Ать! Ать!
  
  
  
   НОЧЬ В ОБУХОВЕ
  
  
  
  Хата стоит на реке, на Кубани,
  
  
  
  тонкая пыль, тенето на стене,
  
  
  
  черными мать пошевелит губами,
  
  
  
  сына вспомянет, а сын на войне.
  
  
  
  Небо бездонное, синее звездно,
  
  
  
  облако - козий платок на луне,
  
  
  
  выйдет жена и поплачет бесслезно,
  
  
  
  мужа вспомянет, а муж на войне.
  
  
  
  Много их бедных, от горя горбатых,
  
  
  
  край и туманом и кровью пропах,
  
  
  
  их сыновья полегли
  
  
  
  на Карпатах,
  
  
  
  сгинули без вести,
  
  
  
  в Польше пропав.
  
  
  
  А на Кубани разбитая хата,
  
  
  
  бревна повыпали,
  
  
  
  ветер в пазы;
  
  
  
  мимо казачка прокрячет, брюхата:
  
  
  
  - Горько живут, уж никак не тузы?
  
  
  
  Мимо казак, чем хмурей, тем дородней?
  
  
  
  - Жил тут чужой нам, иногородний,
  
  
  
  был беспокоен, от гордости беден,
  
  
  
  ждали, когда попадет на беду,
  
  
  
  бога не чтил, не ходил до обеден,
  
  
  
  взяли в четырнадцатом году
  
  
  
  к чертовой матери.
  
  
  
  Верно, убили!
  
  
  
  Душная тлеет земля на глазах.
  
  
  
  Может быть, скачет в раю на кобыле,
  
  
  
  хвастает богу, что я-де казак.
  
  
  
  В хате же этой на два окна
  
  
  
  только старуха его да жена, -
  
  
  
  так проворчит и уходит дородный,
  
  
  
  черною спесью надут благородной.
  
  
  
  Только ошибся: сперва по Карпатам
  
  
  
  иногородний под пули ходил,
  
  
  
  после сыпного он стал
  
  
  
  хриповатым,
  
  
  
  сел на коня
  
  
  
  и летел без удил.
  
  
  
  Звали его Припадочным Ваней,
  
  
  
  был он высок,
  
  
  
  перекошен,
  
  
  
  зобат,
  
  
  
  был он известен злобой кабаньей,
  
  
  
  страшною рубкой
  
  
  
  и трубкой в зубах.
  
  
  
  В мягком седле,
  
  
  
  по-татарски свисая
  
  
  
  набок, -
  
  
  
  и эта посадка косая
  
  
  
  и на кубанке - витой позумент...
  
  
  
  Выше затылка мерцает подкова:
  
  
  
  конь -
  
  
  
  за такого коня дорогого
  
  
  
  даже бы девушку не взял взамен, -
  
  
  
  всё приглянулось Ратманскому.
  
  
  
  Тут же и подружились.
  
  
  
  Войдя в тишину,
  
  
  
  песнею дружбу стянули потуже, -
  
  
  
  горькая песня была,
  
  
  
  про жену.
  
  
  
  Ваня сказал:
  
  
  
  - Начиная с германца,
  
  
  
  я не певал распрекрасней романса.
  
  
  
  Как запою,
  
  
  
  так припомню свою...
  
  
  
  Будто бы в бархате вся и в батисте,
  
  
  
  шелковый пояс,
  
  
  
  парчовые кисти, -
  
  
  
  я перед ней на коленях стою.
  
  
  
  Ой, постарела, наверно, солдатка,
  
  
  
  легкая девичья сгибла повадка...
  
  
  
  Я же, конечно, военный, неверный -
  
  
  
  чуть потемнело -
  

Другие авторы
  • Каратыгин Вячеслав Гаврилович
  • Курсинский Александр Антонович
  • Герцык Аделаида Казимировна
  • Гнедич Николай Иванович
  • Семенов Петр Николаевич
  • Гашек Ярослав
  • Чулков Михаил Дмитриевич
  • Шкляревский Александр Андреевич
  • Хмельницкий Николай Иванович
  • Алкок Дебора
  • Другие произведения
  • Куприн Александр Иванович - Футуристы и большевики
  • Сумароков Александр Петрович - Новые лавры. Пролог
  • Боборыкин Петр Дмитриевич - Однокурсники
  • Леонтьев Константин Николаевич - Письма к Ф. Р. Остен-Сакену
  • Костомаров Николай Иванович - На статью Всеволода Крестовского: "Ходатайство Костомарова за Сковороду и Срезневского"
  • Палицын Александр Александрович - Палицын А. А.: Биографическая справка
  • Куприн Александр Иванович - Кляча
  • Лихтенберг Георг Кристоф - Лихтенберг, Георг Кристоф: биографическая справка
  • Чарская Лидия Алексеевна - Тяжелым путем
  • Блок Александр Александрович - Крушение гуманизма
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
    Просмотров: 377 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа