Главная » Книги

Катенин Павел Александрович - Инвалид Горев

Катенин Павел Александрович - Инвалид Горев


1 2

  
  
   П. А. Катенин
  
  
  
   Инвалид Горев
  
  
  
  
   Быль
  Катенин П. А. Избранное / Составитель и примеч. А. И. Казинцев.
  М.: Сов. Россия, 1989.
  
   Тысяча восемьсот четвертого года
  
   Рекрут брали по всей Руси. Бонапарте,
  
   Брезгая консульством, молвил: "Я - император".
  
   Сытая бунтами Франция иго надела;
  
   Слабым соседям не спорить: признали с поклоном;
  
   Сильные ж с гневом отвергли, злое предвидя.
  
   Англия, враг коренной, поднялась кораблями,
  
   Цезарь - ратью на суше; царь православный
  
   К ним пристал, и с той поры началася
  
   На десять лет война: великие сечи,
  
   Сходки на смерть безвестных друг другу народов,
  
   Смены царств и владык, гульбы по столицам -
  
   С юга на север, с востока на запад; от моря
  
   Бурным приливом к Москве и отливом к Парижу.
  
   Вдоволь стоило денег, и крови, и плача
  
   Всем, покуда бог, виновника скорбей
  
   Свергнув с престола, по смерть не запер в неволю.
  
   Видели мы чудеса; с трудом им поверят
  
   Внуки. Вначале никто их не чаял; но просто
  
   Воинов новых, взамен отставных и умерших
  
   Двух с пятисот, по всей Руси набирали.
  
   Волости Спасской крестьянин Макар Еремеев,
  
   Горев по прозвищу, младший в семье из трех братьев,
  
   В город губернский свезен. В присутствие: годен!
  
   "Лоб!" Забрили. Пошел он на царскую службу.
  
   Биться с врагом. Поплакал он на прощанье.
  
   Есть и о чем: жена у него молодая,
  
   Сын по девятому году, парень отменный,
  
   Умный, красавец, весь в матушку Мавру Петровну.
  
   Вот на нее поглядеть, так сам надорвешься:
  
   Словно вдова безмужняя, голосом вопит.
  
   Слезы ручьем! А сколько слов причитает
  
   Ласковых мужу, колючих - себе с сиротою!
  
   Вспомнить невмочь, а где пересказывать? Деверь,
  
   В сани ее посадив, увез уж насильно.
  
   Горев с другими пошел в свой полк гренадерский.
  
   В п_о_лгода там обучился приемам ружейным,
  
   Шагу, заряду, пальбе, глазам, поворотам,
  
   Словом, всему, что знает исправный служивый.
  
   В пору как раз. Полкам поход за границу.
  
   Спешно в Австрию звали на выручку русских.
  
   Всем не вдруг поспеть. Кругом на передних
  
   Враг налег. Пробились штыками навстречу
  
   Братьи, идущей к ним с отцом-государем.
  
   Стали лицом к лицу противники в битву:
  
   Тут цветки созрели в ягоды волчьи,
  
   Тут легло людей, что в жатву колосьев,
  
   Кровь лилась, что брага на свадебном пире.
  
   Горев сражался, покуда ноги держали:
  
   Рана в плече от осколка гранаты; другая
  
   Пулей в ляжку; пикой в левую руку
  
   Третья; в голову саблей четвертая; с нею
  
   Замертво пал! Разъезд неприятельский утром
  
   Поднял, а лекарь вылечил. Пленных погнали
  
   Всех во Францию. Минул год с половиной;
  
   Мир заключили, вечный, до будущей ссоры.
  
   С миром размен; и многих оттоль восвояси
  
   Русских услали. Забыли о бедном Макаре!
  
   Беден всяк вдали от родины милой;
  
   Горек хлеб, кисло вино на чужбине:
  
   Век живи, не услышишь русского слова!
  
   В Бресте дали им волю кормиться работой.
  
   Русскому только и надо; и трое французов
  
   С ним не потянутся; наш увидит чужое -
  
   Сметит; и вмиг переймет; они же, бог с ними:
  
   Смотрят на наше, да руки врознь, а не сладят!
  
   В теплом краю от стужи дрогнут всю зиму;
  
   Жгут в очагах, дрова переводят, а печи
  
   Нет догадки сложить!.. Премудрые люди!
  
   Тем да сем промышляя, нажился Горев;
  
   Выучил ихний язык, принялся за грамоть,-
  
   Нашу он знал,- и мог бы там поселиться.
  
   Дом завесть и жену: позволяли; и денег
  
   Дали б казенных на первый завод; но Макару
  
   Тошно навек от святой Руси отказаться,
  
   Некрестей в свет народить с женой беззаконной.
  
   Думает: "Вырос ли Федя, мой парень отменный?"
  
   Тужит: "Жива ли красавица Мавра Петровна?"
  
   Наполеон меж тем взять новое царство
  
   Вздумал: Гишпанию алчному надо вдобавок!
  
   С сыном король не ладил. "Милости просим
  
   В гости!- сказал Бонапарте:- Соседнее дело,
  
   Мир". Те спроста приехали; он их, лукавый,
  
   В ссылку обоих за стражей; и землю с народом,
  
   Брата как куклу им в короли, и присвоил.
  
   Ладно бы все, да лиха беда: не даются!
  
   Силой бери! И полк за полком, через горы
  
   Рать повалила, всякое племя земное.
  
   С прочими вечные слуги французов - поляки.
  
   С ними наши, кто был в полону. И Макару
  
   Велено вновь под ружье, под ранец в полпуда:
  
   Бейся насмерть, а не за матушку Русь, а уж бог весть
  
   За что! На смех играет судьба человеком!
  
   Люто стал за святыню народ богомольный:
  
   С ядом, не только с мечом. И даром что Горев,
  
   Истый наш брат христианин, не грешен в кощунстве,
  
   Не драл икон, не сквернил церковных сосудов,
  
   Даже других унимал, не бояся насмешки,-
  
   Все бы плохо попасть чернецам либо черни.
  
   В том и зло, что правый вравне с виноватым
  
   Гибнет в смуте войны и горячек мятежных:
  
   Где разбирать? Господь на том свете рассудит!
  
   Но бог милостив был и вывел Макара
  
   Жива-здорова, немногих в числе, как пришельцев
  
   Дочиста смел с земли своей полуостров.
  
   В то же время другую войну на противном
  
   Света краю завел губитель; и войска
  
   Столько с ним, что в месяц двадцать пять тысяч
  
   Тратить мог: его ж окаянное слово!
  
   Шли к Москве напролом, и дорого стоил
  
   Каждый шаг на Руси, но вождь не жалеет:
  
   Много в запасе! Пусть лягут на приступах тьмами,
  
   Две под Смоленском, четыре в полях москворецких,
  
   Лишь бы нам величаться в Кремле златоверхом.
  
   Бог попустил, на кару гордыни. Кутузов,
  
   Вечная память ему, сшепнулся с морозом;
  
   Выбрал крепкое место, так, чтобы мимо
  
   Взад ни вперед ступить нельзя супостату;
  
   Выждал, и стал вымораживать, словно хозяин
  
   Из дому вон тараканов. Недруги в драку:
  
   Нет удачи! Погреться? -Заперты двери.
  
   Съесть бы! - Падерой конской лакомись вволю.
  
   Бегство пошло; тут меч, и голод, и холод -
  
   осе против них: живые шатались как тени;
  
   Мертвыми путь усеян: на версту сотня!
  
   Вождь ускакал восвояси за новою ратью;
  
   Наша вперед, а немцы к ней приставали:
  
   Первый - преемник Фридриха, после и цесарь;
  
   Там и все. Числом встречались уж равным;
  
   Либо, как в Кульме, малым великое дело
  
   Делалось, к диву военных, к спасению мирных.
  
   Царь хвалил, чужие сказали спасибо:
  
   Лестно было назваться воином русским.
  
   Бедный Макар! где ты был? что делал? Он жадно
  
   Слушал вести, носимые шумной молвою;
  
   Скрыть бы хотели, но шило в мешке не таится.
  
   Рейн перешли, во Франции русские. Сильно
  
   Сердце забилось у Горева; птицей из клетки
  
   Рвется в стан земляков: "Не стыд ли, не грех ли
  
   Здесь злодею служить? Палит он из пушек
  
   В наших, а я за него ружье заряжаю!
  
   Надо бежать; лишь ноги становятся хилы,
  
   Бок от раны болит и ломит к ненастью.
  
   Ну! да с богом: авось дойду". И сберется.
  
   После раздумье возьмет: "С ума ли я спятил?
  
   Сто ли верст пути? Нет! - тысяча будет.
  
   Схватят, воротят, судом расстреляют как труса:
  
   Английских пуль испугался-де; русское имя
  
   Втянут в поклеп; а там одному мне не много
  
   Сделать: Гореву взять Париж не под силу!
  
   Волей разве служу, не по долгу присяги?
  
   Рад бы в Сибирский, да в рай грехи не пускают".
  
   Он бы решился; но не было воли господней,
  
   Новый искус судившей долготерпенью,-
  
   Пятую рану, в ногу пониже колена,
  
   Меткий Ростбиф хватил его под Тулузой.
  
   Кончилась тут и война. Бонапарте на остров
  
   Эльбу уплыл, а новый король из Бурбонов,
  
   Умный старик и русским давно благодарный,
  
   Всех велел отыскать, снабдить и отправить
  
   В родину: так возвратился Горев в Россию.
  
   Срок не дошел, но раны сочлися за годы:
  
   В чистую! Вольный казак! Не стар еще: сорок
  
   С чем-то. "Лишь бы жива была Мавра Петровна,
  
   Радость моя, да Федя, парень отменный,
  
   Вырос в люди, мой свет: за все слава богу!
  
   С ними я так заживу, что горя не вспомню;
  
   Буде же вспомнится прошлое, вдвое веселья".
  
   Так Макар Еремеев, по прозвищу Горев,
  
   Едучи в дом, рассуждал. Все новое платье
  
   Сшил, как д_о_лжно иметь солдату в отставке,
  
   Сиречь при деньгах: он сберег их на случай,
  
   Так, что мог нанять лошадей и одеться,
  
   Даже годик прожить. Жене он в подарок
  
   Вез прекрасный платок французский. А сына
  
   Чем подарить? "Дитя? Чего ему надо?"
  
   Вот, как ближе подъехал к той волости Спасской,
  
   Спрашивать стал на кормежках Макар у хозяев,
  
   Жив ли, здоров ли тот-другой из знакомых.
  
   Диво ему: про многих вовсе не знают,
  
   Тех же, что знают, куда налицо их не много,-
  
   Помер, в бегах, на службе, ушел да уехал;
  
   Дома, да хвор, с Николы лежит на полати.
  
   Страшно своих помянуть. Собрался насилу
  
   С духом. Ответ был надвое, больше хороший:
  
   "Федор Макарович жив и здоров; обзаконен
  
   Третий уж год на дочери земского, Вере
  
   Карповне. Тесть пожалел приданого, правда;
  
   Но ведь им же - всё, как схоронят скупого.
  
   Зять и сам не беден; семья их большая
  
   Вымерла вся в тот год, как пленных французов
  
   Гнали, и мы от них чумели; остался
  
   Он да дура Маланья от старшего дяди". -
  
   "Где же мать у него?" - "А бог ее знает!
  
   Мы не знавали; на свадьбе хлебом и солью
  
   Благословляла вдова Агнея-просвирня".
  
   Охнул Горев: "Красавица Мавра Петровна!
  
   Царство небесное! грусть заела в разлуке".
  
   В самое Преображенье, в престольный их праздник,
  
   Прибыл Макар в село, и прямо к обедне.
  
   В церкви все ново: иконы и утварь и ризы.
  
   Поп - молодой, из ученых; дьякон и схож бы
  
   С сыном старого, только велик и дороден;
  
   Причет - ребята; свечу лишь выносит все тот же
  
   Тихон-бобыль, но оглох и от лет полоумен.
  
   Церковь битком набита; узнал до десятка
  
   Горев, но ждет с терпеньем, как кончится служба.
  
   "С миром!" К кресту приложились. У выхода давка.
  
   Вот купчиха нарядная, в ферезях, в бусах,
  
   Толстая, кровь с молоком, то с той, то с другою
  
   В губки чок да чмок, и сорокой лепечет.
  
   Вот попадья к щеголихе: "На чашечку чаю,
  
   Матушка, к нам!.. Пожалуйста, Мавра Петровна!"
  
   Горев глядь: она. В чаду от восторга!
  
   Прямо к ней: "Сокровище! свет ненаглядный!
  
   Радость! узнай: я муж твой". - "Мертвец! помогите,-
  
   Крикнула та,- я мертвых боюся до смерти".
  
   Женщин сбежалось; им на руки так и упала
  
   В обморок; в дом увели, на кровать, и от шуму
  
   Заперли дверь - он только и видел хозяйку.
  
   Говор в народе, спросы и суды, и ряды:
  
   Знай вертись, служивый, на все на четыре.
  
   Вот - борода седая, купец долгополый,
  
   С брюхом, с медалью: - "Кто ты, брат, и откуда?" -
  
   "Здешний крестьянин, потом солдат государев;
  
   Был в полону, в отставку выпущен; Горев
  
   Прозвищем; здесь вот сошелся с женою". -
  
   "Спорить в другом не хочу; но Мавры Петровны
  
   Звать женой не моги: то прошлое дело;
  
   Нынче я ей муж. Оставь нас, а паче
  
   Ей не кажись: сердечная бредит с испуга.
  
   Бог простит по незнанью; но полно ж, приятель".-
  
   Молвил купец и пошел. Счастлив же он! Горев
  
   Чуть не вцепился в важную бороду. "Некресть! -
  
   Воскликнул: - взял жену от мужа живого!
  
   Слыхан ли грех такой в земле православной?"
  
   Жалко стало всем. Отец Иннокентий,
  
   Спасский священник, отвел Макара в сторонку,
  
   Начал ему толковать, что он понапрасну
  
   Ропщет: "Солдатской жене позволяют законы,
  
   Буде целых семь лет нет вести об муже,
  
   Выбрать другого. Чистый брак и безгрешный!
  
   Можно жалеть; но, если жена изменила,
  
   Должно славить все к благу творящего бога".
  
   Горев смолк, как вдруг одетый прекрасно,-
  
   Синий кафтан, кушаком подпоясан персидским,
  
   Порты - черный плис, сапожки с оторочкой,-
  
   Добрый молодец, сняв пуховую шляпу:
  
   "Батюшка,- молвил,- я сын ваш Федор; из церкви
  
   К батюшке-тестю прошел и о вашем приезде
  
   Сведал сей миг. Пожалуйте: просит покорно
  
   Карп Демьянович; мы с женою и с дочкой
  
   Ждем отцовского вашего благословенья".
  
   Капля меду в Горева чашу! Заплакал,
  
   Стал целовать в уста и в ясные очи;
  
   Сын с почтеньем в плечо. Пошли они. Вера
  
   Карповна с дочкой грудной ждала на крылечке:
  
   Новая радость и слезы; вышел и земский;
  
   В избу зовет. Макар вошел, помолился,
  
   Отдал поклон хозяину, сел под святыми.
  
   Стол накрыт; и водка на нем, и закуска;
  
   Редька с маслом, икра и соленые грузди.
  
   Водку сын, а пиво сноха, а хозяин
  
   Сам предлагал съестное: "Подчивать гостя
  
   Стыдно икрой: солона, дорогая покупка.
  
   Грузди отменные; нынче родилось их пропасть,
  
   Некуда было девать - на здоровье покушай".
  
   Гость про себя усмехнулся хитрости скряги:
  
   "С ним мне не жить, и дети мои не такие;
  
   Если б жена..." И об ней спросил он у Карпа.
  
   Карпов рассказ не радостный: "Мавра Петровна
  
   Вскоре слезы утерла; с первого лета
  
   В села на праздники, в город на торг разгулялась.
  
   Сына бог берег сироту, да Ульяна,
  
   Тетка бездетная; матушка - новых гадала.
  
   Деверь журит, невестка советует: сказки!
  
   Слух как прошел, что полки воротились, а Горев
  
   Долго жить приказал,- поминайте как звали!
  
   Скарб свой в узел и в мир крещеный на промысл.
  
   Пузин купец (имел он хозяйку в чахотке)
  
   Нанял Мавру. Любить да жаловать! Словом,
  
   Прежде смерти больной, запасся здоровой.
  
   Пузин дурак, а Мавра не дура: в купчихи!
  
   Сладила с ним. Но долго с полком и с попами
  
   Не было ладу: бумаги не шлют, не венчают!
  
   Срока жди, как зачтут пропавшего мертвым.
  
   Ждать! Дождались. Вот третий год в половине,
  
   Свадьбу сыграла, с сыном в одно воскресенье,
  
   В разных церквах; а нынче впервые к приходу,
  
   Знать за грехи, изволила мужу навстречу.
  
   Оставь же ее, да отпой-ка Спасу молебен!"
  
   Так рассказывал Карп, а Федор и Вера
  
   В путь собирались; пять верст до ихней деревни.
  
   Звали отцов. Макару диковина: в гости
  
   Просят домой! От старого трудно отвыкнуть!
  
   Земский вертится: "Рад бы я вашей хлеб-соли,-
  
   Съехать на чем? Лошаденки устали от пашни.
  
   Всем же в одной телеге будет и тесно". -
  
   "Люди живут в тесноте, разместимся,- сказала
  
   Вера Карповна,- мы в задок и с Танюшей,
  
   Федор Макарович - править на козлы, а свекор-
  
   Батюшка с ним как-нибудь: служивый не взыщет".
  
   Больно служивому: свекром сноха помыкает.
  
   "Нищим считает солдата,- ворчал он сквозь зубы,-
  
   Батькина дочь! Погоди: ужо мы исладим!
  
   Быть покуда так - что спорить с бабенкой?"
  
   Сели, поехали. Горев и вправо и влево
  
   Пялит глаза; увидит знакомое, вскрикнет:
  
   "Каменка речка! Мельница! Гать! За пригорком
  
   Церковь Архангела! как видна издалеча!"
  
   Снял фуражку и крестится. "Федор, а где же
  
   Лес-березничек?" - "Срублен лет уже с восемь".-
  
   "Жаль! грибы росли".- "Мужики распахали:
  
   Рожь растет".- "Гляди-ка и наша Желниха!
  
   Против часовни наш дом". И крестится снова.
  
   Спрыгнул к воротам и в избу бегом. "Не ходите,
  
   Батюшка,- молвил сын,- у нас переделка:
  
   Печь кладут и пол; живем во светелке,
  
   Стряпаем в бане".- "Да! - молвила Вера: - Куда же
  
   Батюшку-свекра на ночь положим? Нам места
  
   В горенке мало самим с дитятью. Из бани
  
   Разве Маланью выслать к соседу?" - "Не выйдет,-
  
   Федор ответил,- насильно, что ли, прогоним?
  
   Люди и то болтают, что худо содержим
  
   Дуру; пожалуй, возьмут да тяжбу подымут.
  
   Батюшка - гость, а сестра - половинщица в доме".
  
   "Так-то! - подумал Макар: - охти мне! ошибся!
  
   Полно, дарить ли им платок мой французский?"
  
   Грудью мать накормила Таню крикунью,
  
   Стала в зыбке укачивать. Батюшка земский
  
   Стол накрыл. Хозяин убрал повозку.
  
   Дура Маланья с хлебом вошла и, чужого
  
   Видя, "Кто он?" - спросила. Ей Федор: "Сестрица,
  
   Дядя тебе; отец мой; служивый в отставке".-
  
   "Свой? Здорово, родимый! А что же ты, дядя,
  
   Руки поджал как гость? Не дурак ли? Я дура
  
   Тоже, а делаю дело; встань на подмогу.
  
   Вместе обед принесем; настряпано много:
  
   Шти, колобки, селянка, брюквенник, студень,
  
   Каша, грибы и кисель овсяный с ситою".
  
   Гореву в гнев, но видит: другие смеются,-
  
   Сам рассмеялся, подумал: "Обида ль от дуры?"
  
   Блюда пошел носить со стряпухой Маланьей.
  
   После стола, поздравив служивого, выпив
  
   С ним за счастливый приезд, пустились в расспросы:
  
   "Что, и где, и как?" Рассказывал долго
  
   Службу, походы, сраженья, плен свой и выпуск
  
   Горев, как все, мешая с былью и небыль,
  
   Вдаль бы занесся, видя, с каким любопытством
  
   Слушают; земского слово подрезало крылья:
  
   "Знаешь ли что? - сказал он: - ведь сделал ты глупость,
  
   Сват Еремеевич, буде во всем тебе верить!
  
   Если б завелся ты не у родимых -
  
   Лучше бы: жил бы сам по себе и большего
  
   В доме не знал и хлеб бы ел не хозяйский.
  
   Право, так! Ястреба ты променял на кукушку".
  
   Видит Макар, что так, а сознаться охоты
  
   Нет. "Заткну им глотку; знай, что не даром
  
   Хлеб едим",- подумал, ив пазуху руку;
  
   Вынул сложенный в чистой бумаге французский
  
   Белый платок, ни дать, ни взять, что турецкий:
  
   Также по всем углам большие разводы,
  
   Пестрые, будто цветы, и узорные каймы,
  
   Дорого стоил. Горев свой ценный гостинец
  
   В руки снохе с торжественной подал улыбкой.
  
   Первый прием был впрямь торжеством: любовались,
  
   Чудились, ахали, кланялись, благодарили.
  
   Вера Карповна в нем перед зеркало. Прелесть!
  
   Смотрится, прочь не отходит; ангел Танюша
  
   В люльке ревет, хоть уши зажми: и не слышит!
  
   С час платок для всех был думой и речью;
  
   Там - в бумагу, в сундук; вечерять; за Прошкой
  
   (Мальчик соседний, страстный ямщик и наездник)
  
   Тестя домой проводить; разбираться к ночлегу,
  
   Всяк на место свое, и Макар на сушило.
  
   Тут, устроив бивак средь кадок, бочонков,
  
   Хмелю, лопат, мешков, рогож и веревок,
  
   Спать ложась, вздохнул он. "Что же со мною
  
   Будет? первый день таков, а другие?..
  
   Полно, солдат! Не тужи, удалая! Не думай!..
  
   Страшен сон, да милостив бог; мудренее
  
   Вечера утро". Заснул, утешаясь надеждой.
  
   Утром рано застал он сына за делом
  
   Письменным; земский Карп, грамотей через н_у_жду,
  
   Зятю сдал бумаг и счётов обузу,
  
   С долей, при том, в барышах. Макару - находка
  
   "Федор,- сказал он,- пишу я исправно, без дела
  
   Жить - и скука и стыд: сдай эту работу
  
   Мне, досужней будет тебе на другую".
  
   Сын, не вдруг, обдумав, о

Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
Просмотров: 799 | Комментарии: 1 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа