Дмитриева Валентина Иововна - На скале

3;емся,- закончилъ онъ торжественно и захохоталъ.

   - Расхвастался! - съ неудовольств³емъ проворчалъ молодой человѣкъ.

   - Ты думаешь? - заносчиво сказалъ Буреломовъ.- Агнецъ ты млекопитающ³й, больше ничего! Помѣряй-ка матушку Росс³ю, сколько я ее помѣрялъ - небось, постигнешь... Нѣтъ, братъ, я каждую болячку свою помню. Каждый тычекъ, каждую оплеуху храню въ сердцѣ моемъ, и ежели самъ не возмѣщу, то другимъ завѣщаю. Это вы тятенька меня собаками травили когда я у васъ корку хлѣба просилъ? Вотъ вамъ за собаку, почтеннѣйш³й, получите и распишитесь... А это вы меня въ кутузку тащили? Это вы мнѣ зубы вышибли? Вотъ вамъ за кутузку, за зубы и за все прочее, оному же нѣсть числа...

   - Сами во всемъ виноваты,- съ угрюмой усмѣшкой возразилъ юноша.

   - Какъ такъ "сами"? Не признаю себя виновнымъ... Былъ я отрокомъ нѣжнымъ и благочестивымъ и когда съ отцомъ по приходу ѣздилъ яйца собирать,- меня "блинохватомъ" дразнили и при всякомъ случаѣ наровили за ухо рвануть. Озлобился я и сталъ отъ людей прятаться, а когда однажды меня отецъ изъ-подъ кровати за волосы вытащилъ и заставилъ у одного богатаго помѣщика ручку поцѣловать,- я со страху взялъ, да на руку и плюнулъ... Натурально, меня за это драть... Это были, такъ сказать, первые мои шаги на поприщѣ жизни,- "златые дни моей весны", какъ говорится въ романсахъ, и когда вспоминаю объ оныхъ "златыхъ дняхъ", ничего кромѣ зуда въ сѣдалищѣ моемъ не ощущаю, ибо много вкусилъ отъ отцовской березы, которая росла на огородѣ. Славная была береза!..

   Онъ немного помолчалъ и продолжалъ въ томъ же полушутливомъ, полусерьезномъ тонѣ:

   - Ну-съ, а потомъ что? Да тоже самое: что въ лобъ, что по лбу - все равно... Отвезли меня въ духовное училище и съ Божьей помощью стали изъ меня ³ерея готовить. Но какой же я, позвольте васъ спросить, ³ерей былъ? Мнѣ бы молотъ въ руки, ремешокъ на голову, да въ кузницу желѣзо ковать,- вотъ я бы себя показалъ, а въ ³ереи, други мои, ни спереди, ни сзади я не годился. Ну, и, конечно, упирался изо всѣхъ силъ... Меня за латынь засадятъ, а я съ рыбаками на Волгу закачусь. Меня проповѣдями хотятъ оглушить, а я тихимъ манеромъ въ окно и - яко прославися... Удеру въ слободку къ кузнецамъ, да тамъ до ночи и пропадаю. Рыло у меня все въ сажѣ, руки въ волдыряхъ, за то грудищу такъ и распираетъ во всѣ стороны. А пр³ѣдешь домой - тамъ опять "ахъ ты, береза, ты, моя береза!.." Дерутъ - дерутъ, а потомъ пилить примутся... Батька плачетъ, мать плачетъ, сестры плачутъ,- что ты съ ними подѣлаешь? Началъ я выпивать. У насъ мног³е пили... Скучища окаянская; сидишь-сидишь, бывало, да и долбанешь, ну, оно въ мозгахъ-то какъ будто и просвѣтлѣетъ чуточку. Познакомился я тутъ съ однимъ желѣзнодорожнымъ техникомъ,- славный парень былъ, царство ему небесное,- паромъ его обварило, померъ... Наладились мы съ нимъ и поперли въ Питеръ. Ничего, сначала было хорошо пошло. Поступили мы съ нимъ на заводъ, работаемъ. Обзавелся я, часы съ цѣпочкой купилъ, мамашѣ тверскихъ пряниковъ въ гостинецъ послалъ и вдругъ,- прощай, хозяйск³е горшки! По этапу, на родину, ибо не подобаетъ дьяконскому сыну у парового котла стоять, а ежели ты рожденъ аллилую воспѣвать, такъ и пой, какъ издревле отцами нашими установлено. Ну, тутъ ужъ я огорчился окончательно: привезли меня въ отч³й домъ, я и закубрилъ... Часы съ цѣпочкой пропилъ, папашинъ подрясникъ пропилъ, вырѣзалъ себѣ изъ отцовской березы палку хорошую и - въ Питеръ обратно. Ну, а тамъ ужъ понемножечку, да понемножечку, изъ одной ночлежки въ другую, и дослужился добрый молодецъ до волчьяго чина!.. Чѣмъ же я виноватъ, ась?

   Никто ему не отвѣчалъ, только собака отъ его громкаго возгласа вздрогнула во снѣ и жалобно заворчала. Онъ нагнулся и погладилъ ее.

   - Что, братъ, и ты обиду чувствуешь?.. Плохое наше съ тобой дѣло... На свѣтъ-то вышвырнули, а житья настоящаго не даютъ, да еще говорятъ - вы, дескать, сами виноваты. А чѣмъ мы виноваты? Развѣ тѣмъ только, что родились?

   И опять его вопросъ остался безъ отвѣта. Юноша сидѣлъ, опустивъ голову и облокотившись на колѣни; профессоръ закрылъ глаза рукою и о чемъ-то глубоко задумался. Самоваръ давно потухъ; лампа выгорѣла, и въ комнатѣ было душно и темно. Дождь все еще плакалъ за окномъ, и чудилось, что цѣлое сонмище сѣрыхъ, рыдающихъ призраковъ со всего свѣта собралось вокругъ домика на горѣ и робко проситъ участ³я къ своимъ страдан³ямъ.

   - А знаете что? - заговорилъ, наконецъ, Буреломовъ нерѣшительно, поглядывая на задумавшагося профессора.- Небось, вѣдь, ужъ поздненько теперь,- не залечь ли намъ спать? Укажите какое-нибудь мѣстечко.

   - Пойдемте,- сказалъ профессоръ.

   Онъ зажегъ свѣчу и повелъ ихъ въ свой кабинетъ, гдѣ на двухъ диванахъ были уже приготовлены подушки и одѣяла. Видъ чистыхъ наволочекъ почему-то смутилъ Буреломова.

   - Ну ужъ это никакъ больно жирно будетъ! - проговорилъ онъ,- осторожно потрогивая подушку, какъ будто боясь ее запачкать.- Намъ бы попроще что нибудь... знаете, какъ лисица въ сказкѣ: самъ на лавочку, а хвостикъ подъ лавочку...

   - Пожалуйста, не стѣсняйтесь! - сказалъ профессоръ.

   - Гм...- промычалъ Буреломовъ и, вдругъ скрививъ ротъ въ улыбку, спросилъ.- А... бекасовъ вы не боитесь? При нашемъ образѣ жизни - неизбѣжное зло-съ!

   - Покойной ночи!..- вмѣсто отвѣта сказалъ профессоръ, и, оставивъ свѣчку на столѣ, вышелъ.

   - Вотъ чудачина-то! - проворчалъ ему вслѣдъ Буреломовъ. - Въ жизни моей эдакого чудака не встрѣчалъ... Не знаешь, съ какого боку и подойти. Смотритъ букой, а улыбка... чортъ его знаетъ! хорошо улыбается... Тушить что ли свѣчку то? - обратился онъ къ товарищу, который уже раздѣлся и легъ.

   - Туши...

   - А хорошо...- продолжалъ Буреломовъ, растягиваясь на мягкомъ диванѣ.- Давно ужъ, душа моя, мы съ тобой эдакъ не спали... даже неловко немножко,- такъ и кажется, что вотъ-вотъ придетъ кто нибудь съ хорошей дубиной, двинетъ тебя хорошенько въ бокъ и цыкнетъ: "брысь на свое мѣсто въ канаву,- куда съ ножищами залѣзъ?" Д-да... вѣдь что такое, подумаешь, хорошая постель? Тьфу... а между прочимъ, совсѣмъ другое расположен³е духа... Да ты что молчишь? Дрыхнешь, что-ли?

   Юноша не отвѣчалъ, но съ его постели неслись как³е-то странные звуки, похож³е на сдержанный плачъ. Буреломовъ съ безпокойствомъ поднялся.

   - Послушай... да ты что это? А? Никакъ ревешь? Вотъ такъ клюква... Плюнь, Николка... слышишь что-ль? Николка-а!- почти нѣжно позвалъ онъ и опять прислушался.- Или это дождь?.. Шутъ его знаетъ, не разберешь... Эхъ, ты, житье, житье окаянское!..

   Онъ шумно вздохнулъ, улегся и вдругъ почувствовалъ на своей щекѣ чье-то горячее и влажное дыхан³е. Это была слѣпая собака, которая тихонько прокралась въ комнату и заботливо обнюхивала новыхъ жильцовъ профессорскаго дома.

   - А, собачка!..- пробормоталъ Буреломовъ и, отыскавъ въ темнотѣ голову собаки, погладилъ ее.- Жалѣешь Митю Буреломова? Спасибо, братъ,- чувствую и понимаю... Эхъ, собака, другъ ты мой любезный, всѣ мы люди, всѣ человѣки и всѣ подлецы... Давай-ка съ горя спать!..

   Собака осторожно взобралась на постель и улеглась въ ногахъ; оба они еще нѣсколько минутъ вздыхали и возились, наконецъ, заснули, и наступила тишина.

   Но профессоръ не спалъ. Онъ убралъ посуду, потушилъ лампу и со свѣчей подошелъ къ морскому аквар³уму. Черный крабъ опять не спалъ; онъ сидѣлъ надъ водою неподвижный, какъ камень, и напряженно слушалъ могуч³е призывы моря. Ярк³й свѣтъ ударилъ ему въ глаза, но онъ даже не шевельнулся, очарованный голосами свободы, которые слышались и въ широкихъ размахахъ вѣтра, и въ содроган³и обезумѣвшихъ волнъ. Тамъ была жизнь... тамъ была борьба, а здѣсь... мертвый покой, мертвая тишина и только четыре стеклянныя стѣнки...

   "Тоскуешь, старикъ?" - думалъ профессоръ. "Ты правъ, и завтра при восходѣ солнца я возвращу тебѣ свободу. Отъ жизни не уйдешь. Вотъ я ничего не хотѣлъ знать о ней, а она вошла ко мнѣ сама, показала всѣ свои раны, всю свою боль, и я понялъ, что я неправъ. Что я сдѣлалъ? Ничего... Для чего жилъ, не знаю... Двѣ трети своей жизни я просидѣлъ въ четырехъ стѣнахъ и только теперь вижу, что я совсѣмъ не жилъ, не любилъ и не страдалъ, какъ живутъ, любятъ и страдаютъ друг³е люди, которыхъ я презиралъ. А развѣ я знаю о нихъ что нибудь больше того, что я знаю, напримѣръ, о яйцѣ акулы? Нѣтъ, и сегодня вечеромъ эти несчастные скитальцы изъ подонковъ человѣчества разсказали мнѣ гораздо больше о жизни, чѣмъ я зналъ. Жалк³й, слѣпой мудрецъ!..."

   Часы бѣжали, а профессоръ все ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, разговаривая самъ съ собою, и старый рыбакъ Аргириди, карауливш³й, чтобы его баркасъ не унесло бурей въ море, всю ночь видѣлъ на скалѣ дрожащ³й огонекъ.

   Къ утру буря пронеслась мимо, и дождь пересталъ. Профессоръ затушилъ свѣчу и вышелъ на веранду взглянуть на небо. Оно было чистое и прозрачное, какъ горный хрусталь, и на востокѣ уже проступалъ блѣдный румянецъ зари. Вѣтеръ утихъ, но море еще не угомонилось и сердито ворчало, вздымая на гребняхъ волнъ клочья сѣрой пѣны. Далеко на горизонтѣ виднѣлся большой парусъ, и въ его одиночествѣ среди враждебно взволнованнаго моря было что-то гордое и вызывающее.

   Профессоръ вернулся въ домъ и тихонько заглянулъ въ кабинетъ. Гости еще крѣпко спали; спала и слѣпая собака, пригрѣвшись у ногъ Буреломова. Сынъ вселенной звѣрски храпѣлъ и во снѣ имѣлъ видъ суровый и угрожающ³й. Волосатая грудь его была открыта, и правый кулакъ крѣпко сжатъ, какъ бы на готовѣ отразить нападен³е. Одинъ глазъ былъ немножко принахмуренъ, другой - полуоткрытъ точно у волка, про котораго говорятъ, что онъ однимъ глазомъ спитъ, а другимъ все видитъ... Весь Буреломовъ былъ тутъ какъ на ладонкѣ и, глядя на него, профессоръ ясно представлялъ себѣ и всю его жизнь, и его характеръ грубый, откровенный, размашистый, своеобразно добродушный, но въ то же время и себѣ на умѣ... Зато товарищъ его былъ въ эту минуту дѣйствительно похожъ на младенца. Онъ и спалъ какъ-то по дѣтски, подложивъ подъ щеку ладонь и свернувшись калачикомъ; лицо его разгорѣлось и было безмятежно спокойно,- вѣроятно, и сны ему снились безмятежные, дѣтск³е. И этого младенца такъ жестоко вытолкнули на большую дорогу жизни,- за что?..

   Профессоръ смотрѣлъ на нихъ съ жалостью и печалью, и не презрѣнными и ненавистными казались ему теперь эти люди, а такими же маленькими, безсильными и несчастными, какъ и всѣ твари земныя, обреченныя жить и умирать, сами не зная зачѣмъ. Развѣ виноваты они въ томъ, что несчастны? "Если и виноваты, то только потому, что родились"... вспомнились ему слова Буреломова.- Онъ также тихо притворилъ дверь и отошелъ. Солнце было близко, и заря горячею волной заливала небо. Домъ, выходивш³й окнами на всѣ четыре стороны, былъ наполненъ страннымъ, розовымъ и теплымъ свѣтомъ, котораго профессоръ какъ будто никогда не видалъ раньше. Онъ съ нѣжной лаской растекался по всѣмъ угламъ, изгоняя притаивш³йся въ нихъ мракъ ночи, властно вливался въ жилы и заставлялъ сердце биться смѣло и свободно. Онъ проникъ сквозь стеклянныя стѣнки аквар³умовъ и пробудилъ въ нихъ движен³е и жизнь. Вздрогнула пестрая японская рыбка, плавно повела своимъ гибкимъ серебристымъ тѣльцемъ и съ любопытствомъ приникла къ стеклу, устремивъ на профессора свои оранжевые глаза съ яркимъ чернымъ зрачкомъ. Робко квакнула сѣрая лягушка и разбудила цѣлую стаю золотыхъ рыбъ, которыя огненнымъ дождемъ разсыпались въ водѣ. Проснулся въ морскомъ аквар³умѣ и нахальный крабъ, съ дѣловымъ видомъ почистилъ усы клешнями и беззаботно зашагалъ по песчаному дну, расталкивая по дорогѣ спящихъ креветокъ. Профессоръ осторожно досталъ чернаго краба изъ его норы, перенесъ его въ тазъ съ водой и спустился къ морю. Прибой еще кипѣлъ между прибрежными камнями, и каждый взмахъ волны кидалъ на песокъ груды мертвыхъ медузъ, убитыхъ ночною бурей. Ихъ обезображенныя тѣла безформенною слизью расплывались по камнямъ, и новый набѣгъ прибоя слизывалъ ихъ и уносилъ обратно въ море. Профессоръ нашелъ подъ скалою крошечный, тих³й заливчикъ, защищенный отъ прибоя, и бережно опустилъ въ зеленую воду чернаго краба.- "Ну, товарищъ, иди"... Крабъ сначала оторопѣлъ и долго сидѣлъ на одномъ мѣстѣ, растерянно шевеля усами. Онъ какъ будто еще не вѣрилъ, что онъ свободенъ... но море шумѣло тутъ, такъ близко отъ него; надъ моремъ с³яло розовое небо, и онъ узналъ этотъ могуч³й гулъ, узналъ это свободное небо, о которомъ тосковалъ въ своей стеклянной клѣткѣ,- и понялъ, наконецъ, все. Одинъ мигъ, одно движен³е - и профессоръ больше не видѣлъ своего затворника. Только зеленая вода долго еще вздрагивала между молчаливыми камнями, и по ея взволнованной поверхности разбѣгались изумрудные круги, усѣянные огненными точками. Солнце взошло.

   Буреломовъ проснулся первый. Онъ громко крякнулъ, вскочилъ на постели и долго смотрѣлъ вокругъ себя мутнымъ взоромъ.

   - Гм...- пробормоталъ онъ, наконецъ, протирая глаза.- А вѣдь, дѣйствительно... любопытная истор³я, ежели разобрать хорошенько. Что за человѣкъ такой?..

   Онъ спустилъ съ постели свои огромныя, босыя ноги и пошелъ бродить по комнатѣ, заглядывая во всѣ углы и разсматривая каждую вещь. У письменнаго стола, заваленнаго бумагами, книгами и разными странными инструментами, Буреломовъ остановился.

   - Писатель, должно быть...- бурчалъ онъ себѣ подъ носъ. Не видалъ еще эдакихъ уродовъ, ну, и любопытствуетъ... А потомъ глядишь, и опишетъ: Дмитр³й Буреломовъ или похожден³я одного подлеца... ха-ха-ха... Что-нибудь въ этомъ родѣ! Бумаги у него исписано прорва! А это въ банкѣ что такое? Тараканъ что-ли? Нѣтъ, не тараканъ... Козявка какая-то, и преподлая козявка... тьфу! Даже смотрѣть тошно, а онъ ее въ банку посадилъ. Вотъ и насъ эдакъ-же... Мы, пожалуй, еще хуже козявокъ, а вотъ къ себѣ пустилъ, Я бы, пожалуй, не пустилъ, а онъ вотъ пустилъ, не боится. Да еще и ключъ въ столѣ оставилъ. А любопытно посмотрѣть, что у него тамъ...

   - Послушай... ты что это? - послышался за его спиной голосъ товарища.

   Буреломовъ оглянулся. Молодой человѣкъ приподнялся на локтѣ и съ нѣкоторой тревогой смотрѣлъ на своего спутника.

   - Что? - сказалъ Буреломовъ и захохоталъ.- Да ничего... Удивляюсь! А ты чего? Испугался? Думаешь, хапну?

   Молодой человѣкъ что-то угрюмо проворчалъ и сталъ натягивать сапоги.

   Буреломовъ подошелъ къ нему и добродушно похлопалъ его по спинѣ,

   - Эхъ ты, тютя! Я, братъ, никого не обижаю, если меня не обидятъ. А что тогда казачку-то поджегъ, такъ это ей за дѣло!

   - Ну, а ты, однако, одѣвайся,- сказалъ юноша.- Пора идти.

   - Одѣваться-то одѣваться, да не знаю во что. Вся моя собственная ремуз³я не знаю гдѣ, а на одежды с³и смотрю съ большимъ сомнѣн³емъ...

   Однако онъ все-таки снова облачился въ профессорск³й костюмъ и, со вздохомъ посмотрѣвши на свои ноги, сказалъ:

   - Вотъ ежели бы къ этой парѣ да еще приличные штиблетики, ну тогда хоть сейчасъ въ арх³ерейск³й хоръ поступай!..

   Они вышли изъ кабинета и оглядѣлись,- нигдѣ никого не было, только яркое солнце хозяйничало въ домѣ, своимъ горячимъ блескомъ и сверкан³емъ оживляя его безмолвную пустоту. Дверь на веранду была отворена настежь, и сквозь широк³й прорѣзъ ея виднѣлось сверкающее синее море.

   - Эхъ, море-то! - сказалъ Буреломовъ и съ шумомъ втянулъ въ себя свѣж³й солоноватый воздухъ, обильно вливавш³йся въ отворенную дверь.

   - Однако, это забавно!..- проговорилъ молодой человѣкъ .съ нѣкоторымъ смущен³емъ.- Ни хозяина, ни собаки,- нѣтъ никого, а вѣдь надо уходитъ.

   - Чего спѣшишь, вѣдь не гонятъ? - сказалъ Буреломовъ безпечно и остановился передъ аквар³умомъ.- Это что еще за штука? Онъ и сюда всякихъ тварей насажалъ... Гляди-ка, гляди-ка!..

   Они оба припали къ стекляннымъ стѣнкамъ, удивленные и восхищенные никогда не виданнымъ зрѣлищемъ. Буреломовъ хохоталъ, какъ сумасшедш³й, и разражался бурными восклицан³ями, совершенно забывъ обо всемъ.

   - Ахъ, песъ тебя возьми, вотъ штуковина-то! - кричалъ онъ, по дѣтски тыкая пальцемъ въ стѣнки аквар³ума.- Нѣтъ, ты погляди только, что этотъ дѣлаетъ? Кто онъ? Ракъ что-ли? А это что такое? Грибы, не грибы, а шевелятся... Ишь, пузырь-то выпустилъ... ха-ха-ха!.. Фу ты, чортъ, да это издохнуть можно, на нихъ глядя... Ну и старикъ, вѣдь придумалъ же себѣ забаву!

   Вдругъ товарищъ крѣпко ткнулъ его въ бокъ кулакомъ, и онъ остановился на полусловѣ съ разинутымъ ртомъ и вытаращенными глазами. Въ дверяхъ стоялъ профессоръ и съ улыбкой смотрѣлъ на развеселившихся бродягъ.

   Буреломовъ сейчасъ же оправился, и лицо его приняло свое привычное выражен³е заискивающаго лукавства и скрытой недовѣрчивости.

   - Покорнѣйше просимъ извинить-съ...- началъ онъ съ шутовскою вѣжливостью. - Вотъ немножко позволили себѣ позабавиться... очень занятно! Рачки тутъ эти... живые грибы и проч³я земноводныя... Изучаете?

   - Да, изучаю.

   - Очень любопытно!.. оч-чень! Игра природы, такъ скаать, и тому подобное... А насчетъ двуногихъ звѣрей какъ... тоже изучаете? Тварь во всѣхъ отношен³яхъ достойная вниман³я просвѣщеннаго ума...

   - Ну, поѣхалъ!.. - съ нетерпѣн³емъ перебилъ его молодой человѣкъ и обратился къ профессору.- Спасибо вамъ за ночлегъ... и вообще за все. Мы никогда... впрочемъ, не стоитъ! Однимъ словомъ, прощайте, намъ пора уходитъ!

   Послѣдн³я слова онъ произнесъ почти сердито и, весь покраснѣвъ, принялся изо всѣхъ силъ теребить свою фуражку.

   - Какъ уходить? - съ удивлен³емъ воскликнулъ профессоръ.- Куда?

   - Въ Майкопъ,- отвѣчалъ Буреломовъ. - А оттуда въ Перекопъ, въ Мныскъ, въ Пинскъ,- вообще куда потянетъ вѣтеръ.

   - Но зачѣмъ? Вы могли бы у меня отдохнуть; какъ видите, я живу одинъ, и вы никого не стѣсните,- оставайтесь!

   Товарищи посмотрѣли другъ на друга, и даже видавш³й всяк³е виды Буреломовъ оторопѣлъ.

   - То есть... какъ это оставаться? - спросилъ онъ растерянно.

   - Пока у меня... а современемъ я нашелъ бы для васъ работу, и, вѣроятно, полиц³я ничего бы противъ этого не имѣла. Оставайтесь!

   Бурелемовъ, наконецъ, пришелъ въ себя и смущенно почесалъ въ затылкѣ.

   - Нѣтъ,- сказалъ онъ рѣшительно и серьезно. - Нѣтъ, этого я не могу! Спасибо... и падамъ до ногъ, и все такое... но не могу... Ручаться за себя не могу, вотъ въ чемъ истор³я! Я, извольте видѣть, человѣкъ прожженый насквозь... и ужъ нѣтъ во мнѣ этого... такого, то-есть, что требуется для порядочной жизни! Испорченъ я, знаете... и неудобенъ. Совершенно, можно сказать, неудобенъ во всѣхъ статьяхъ!

   - Но почему же? - спросилъ профессоръ.

   Буреломовъ пожалъ плечами и продолжалъ, еще болѣе запинаясь.

   - Да какъ вамъ сказать?.. Могу запить или что-нибудь въ этомъ родѣ... я и самъ даже не знаю. Потому, отвыкъ отъ всего... Вдругъ найдетъ на меня эдакая полоса,- и пропалъ Буреломовъ... Вотъ, напримѣръ, это Колпино... да развѣ я буду тамъ сидѣть? Боже мой, да ни за что! Еще зиму, пожалуй, просижу, но какъ весна - не могу! Манитъ!

   - Манитъ?

   - То-есть, всю душу выворачиваетъ! Какъ вспомнишь это степь... да небо... да костерчикъ эдак³й на берегу рѣчки, а отъ костерчика-то дымокъ... Ну, вѣрите вы, слеза прошибаетъ! Что можетъ быть лучше? А ежели еще ко всему этому чайничекъ кипитъ, да бутылочка водки, ну... Нѣтъ, не могу! Отравленъ и погибъ... и... да что тамъ толковать,- можете на меня совершенно свободно плюнуть! Не гожусь... А вотъ ежели штиблетики у васъ залишн³е имѣются, хотя бы самые худеньк³е,- это пожалуйте, будьте такъ добры,- я не откажусь! - неожиданно заключилъ онъ съ неловкою улыбкой.

   - А вы? - обратился профессоръ къ молодому человѣку.

   Юный бродяга стиснулъ свою фуражку и покраснѣлъ такъ густо, что даже слезы выступили у него на глаза.

   - Я?..- испуганно пробормоталъ онъ.- Я... нѣтъ... я тоже... Мы ужъ съ нимъ вмѣстѣ...

   - Жаль! - задумчиво проговорилъ профессоръ. - Очень жаль!..

   Онъ вышелъ, а Буреломовъ съ облегчен³емъ вздохнулъ.

   - Фу-у-у!.. - вымолвилъ онъ, обтирая лицо рукавомъ.- Даже взопрѣлъ... Вотъ такъ задалъ задачу!.. сроду въ такой передѣлкѣ не бывалъ! Съ мерзавцемъ какимъ-нибудь,- съ тѣмъ очень просто: онъ тебѣ въ морду, и ты ему въ морду, а это... ну что ты ему скажешь, когда отъ него благолѣп³емъ такъ и несетъ? Чертовщина, братецъ ты мой... оказывается, трудно съ хорошими людьми дѣло имѣть,- съ непривычки что-ли, чортъ его душу знаетъ!..

   - Однако, штиблеты-то выпросилъ...- началъ было молодой человѣкъ и не договорилъ, потому что въ комнату вошелъ профессоръ съ ботинками въ рукахъ.

   - Вотъ...- сказалъ онъ.- Не знаю только, годятся-ли, вы примѣрьте. А затѣмъ я совѣтую взять у меня кое-что изъ теплаго платья,- ночи наступаютъ холодныя... теплое платье очень пригодится. Ну... и вотъ вамъ немного денегъ. Сейчасъ у меня нѣтъ больше, но если вамъ понадобится,- вы мнѣ напишите, и я пришлю, куда вы скажете. Адресъ свой я вамъ дамъ.

   Пока онъ записывалъ на клочкѣ бумажки адресъ, Буреломовъ натягивалъ на себя профессорск³е штиблеты и натягивалъ ихъ очень долго, съ большими усил³ями, тяжело вздыхая и пыхтя. Покончивъ съ этимъ дѣломъ, онъ всталъ, прошелся по комнатѣ и, шумно высморкавшись, заговорилъ какимъ-то сдавленнымъ, точно изъ бочки выходящимъ голосомъ:

   - Ну-съ... Штиблеты превосходнѣйш³е... и я не нахожу словъ... хотѣлъ бы я вамъ высказать кое-что... изъ самыхъ сокровенныхъ нѣдръ моей души... но не могу... Нѣтъ, не могу-съ! - взревѣлъ онъ и, снова высморкавшись, добавилъ съ неподдѣльной горечью. - Эхъ!.. и благодарить-то мы не умѣемъ!..

   Черезъ нѣсколько минутъ товарищи уже спускались со скалы, а профессоръ стоялъ на верандѣ и смотрѣлъ имъ вслѣдъ. Буреломовъ шелъ впереди и буйно жестикулировалъ, вздымая руки къ небесамъ; молодой человѣкъ слѣдовалъ за нимъ, понуривъ голову и нетерпѣливо вздергивая плечами, какъ будто его раздражало бурное краснорѣч³е товарища. На послѣднемъ поворотѣ тропинки они оба оглянулись, и, замѣтивъ профессора, Буреломовъ снялъ свой котелокъ и грац³озно помахалъ имъ въ воздухѣ, приложивъ руку къ сердцу. Профессоръ отвѣтилъ имъ поклономъ, и они скрылись за выступомъ скалы. Больше онъ ихъ не видалъ. Постоявъ еще съ минуту, онъ вернулся въ домъ и прошелся по тихимъ, опустѣвшимъ комнатамъ. Тамъ все было какъ будто по-прежнему и въ то же время все странно измѣнилось, какъ измѣняется человѣкъ, котораго внезапно покинула жизнь. Профессору стало жутко въ этой тишинѣ, и онъ громко хлопнулъ въ ладоши. Желтый котъ, грѣвш³йся на солнцѣ, привсталъ, выгнулъ спину и, щуря зеленые глаза, ласково замурлыкалъ; потомъ выползла откуда-то слѣпая собака, съ безпокойствомъ, обнюхала слѣды исчезнувшихъ людей и, испуганная тишиной, тихо завыла. Профессоръ подозвалъ ее къ себѣ.

   - Что, скучно, бѣдняга? - сказалъ онъ, лаская ее.- Ничего... одни ушли, но скоро придутъ друг³е... а если не придутъ, мы сами съ тобой пойдемъ къ нимъ...

   Внизу глухо шумѣло море.