Главная » Книги

Жуковский Василий Андреевич - Наль и Дамаянти, Страница 5

Жуковский Василий Андреевич - Наль и Дамаянти


1 2 3 4 5 6 7 8

div>
  
  
  
  
  могучим
   Взором его обессилен, не мог шевельнуться.
  
  
  
  
  
  
   "Предатель,-
   Старец сказал мне,- меня обмануть тебе удалося:
   Призрак за сущность я принял; змеиную кожу пустую
   Вместо змеи я предал огню, и виновную спас ты.
   Сам за нее наказанье прими. Не сойдешь ты отныне
   С этого камня; но будешь здесь не на солнечном свете
   Греться - я пламя иное зажгу вкруг тебя; не сгорая,
   Будешь гореть в нем, шипя и свистя от тоски и меняя
   Кожу за кожей в напрасной надежде, что жар утолится.
   Кончатся ж муки твои лишь тогда, как к тебе издалека
   Некто придет, самому себе ненавистный и образ
   Свой утратить желающий. Если его из средины
   Пламени ты позовешь и он бесстрашной стопою
   В пламень войдет, чтоб избавить себя от мучений,
  
  
  
  
  
  
  
  сильнее
   Муки твоей его раздирающих; если достанет
   Твердости в нем, чтоб среди нестерпимого жара спокойно
   Выслушать повесть твою,- тогда ты спасен, прекратится
   В ту же минуту твое наказанье, и сам, по исходе
   Года со днем, он все возвратит, о чем сокрушается
  
  
  
  
  
  
  
  сердцем.
   Но чтоб в страданье своем ты мог к себе издалека
   Звать своего искупителя, имя его я открою:
   Он называется Налем". С сими словами Нерада
   Скрылся, и муки мои начались. Окружала мой камень
   Голая степь; вдруг услышал я шорох и треск;
  
  
  
  
  
  
   озираюсь -
   Всюду из трещин земли, как острые иглы, выходит
   Пламя, все гуще и гуще растет, все выше и выше
   Вьется, все ярче и ярче пылает; прикованный к камню,
   Чувствую я, как все подо мною, как все надо мною,
   Камень, на коем лежал я, и воздух, коим дышал я,
   Мало-помалу в пронзительный жар обращалось; сначала
   Было то пламя как тонкая, гибкая травка; слилося
   Скоро оно в кустарник густой; напоследок воздвиглось
   Лесом широким, в котором каждое дерево было
   Все из огня; языками горящими листья шумели;
   Ветви со всех сторон вилися, как молнии; в вихорь
   Огненный слившись, качались вершины; и дым громовою
   Тучей над ними клубился. Теперь на себе испытал ты,
   Наль бесстрашный, муку мою. Напрасно я жался,
   Пламень вытягивал тело мое до тех пор, покуда
   Кожа на нем не лопалась; снова потом на минуту
   Я сжимался, чтоб снова вытерпеть то же мученье.
   Целых семь лет протекло с той поры, как лежу я на этом
   Камне в огне, а времени медленный ход замечал я,
   Каждый час повторяя однажды: придешь ли, придешь ли
   С мукой твоею к муке моей, о Наль благодатный?
   Вот наконец и пришел ты. Но знай, что здесь о тебе я
   Частые слухи имел; мне подвластные змеи, которым
   Все на земле дороги известны, ко мне ежедневно
   Змеек-гонцов присылали, и каждая, верно исполнив
   Долг свой и весть передав мне, в огне предо мной
  
  
  
  
  
  
  
  умирала;
   Видишь, как много здесь собрано кож их истлевших.
  
  
  
  
  
  
   От них-то
   Мог я проведать о том, как ты полюбил Дамаянти;
   Как цари и царевичи созваны были в Видарбу;
   Как мой гонитель Нерада, пресытясь земными плодами,
   Сад небесный богов посетил; как там он посеял
   Сладостных слов семена, от которых мгновенно желанье
   Выросло в сердце богов на землю сойти; как богами
   Был ты послан в Видарбу. Я знаю, о Наль благородный,
   Также и то, что тебе самому досель неизвестно:
   Как закрался Кали в твое непорочное сердце.
   Сведав, что царство свое ты утратил, что вместе
  
  
  
  
  
  
   с супругой
   Бродишь нагой по горам и степям, что ее, наконец, ты
   Сам покинул, я был утешен надеждой, что скоро
   Сбудется то, что теперь и сбылося. Благословляю,
   Наль, и тебя и приход твой; уже мучительный пламень,
   Жегший доныне меня, уступает сходящей от неба
   Сладостной свежести. Наль, не страшись, приступи
  
  
  
  
  
  
   и, на палец
   Взявши меня, из пламени выдь". Керкота умолкнул,
   Свился проворно легким кольцом и повиснул на пальце
   Наля; и с ним побежал из пламени царь, и при каждом
   Шаге его оно слабело и гасло и скоро
   Все исчезло, как будто его никогда не бывало.
   Свежий почувствовав воздух, трепетом сладким спасенья
   Весь проникнутый, быстро отвившись от Налева пальца
   Змей бесконечной чешуйчатой лентою вдруг растянулся;
   С радостным свистом пополз к тому он ручью, где,
  
  
  
  
  
  
  
  увидев
   Образ свой, Наль самого себя испугался, глубоко
   Всунул голову в воду и с жадностью долгую жажду
   После толь долгого жара стал утолять - истощились
   Воды ручья, а змей по-прежнему сделался полон.
   Силы свои возвратив, он, блестя чешуею на солнце,
   Налю сказал: "Подойди; перед нашей разлукой
  
  
  
  
  
  
   ты должен
   Зубы мои перечесть; в таком долголетнем от муки
   Скрежете много зубов я мог потерять иль испортить".
   Наль подошел; перед ним оскалились зубы; считать он
   Начал: первой, другой, четвертый. "Ошибся, ошибся,-
   С гневом царь змей зашипел,- ты не назвал третьего
  
  
  
  
  
  
  
  зуба".
   С этим словом кольнул он третьим, неназванным зубом
   Наля в палец - и тут же почувствовал Наль, что с собою
   Он как будто расстался; сперва свой собственный образ
   В зеркально-светлом щите, на царевой шее висевшем,
   Он увидел; потом тот образ мало-помалу
   Начал бледнеть и скоро пропал; и мало-помалу
   Место его заступил другой, некрасивый; и Налю
   Стало ясно, что это был образ его же, и боле
   Не был он страшен себе самому в таком превращенье.
   "Видишь,- Керкота сказал,- что желанье твое
  
  
  
  
  
  
   совершилось;
   Ты превращен, ты расстался с собой, и отныне никем ты,
   Даже своею женою не можешь быть узнан. Простимся;
   В путь свой с богами иди и не мысли, чтоб мог быть
  
  
  
  
  
  
  
  опасен
   Яд мой тебе; не в твое он чистое сердце проникнул,
   Нет! а в того, кто сердцем твоим обладает: отныне
   Будет он жить там и мучиться. Ты ж, превращенный,
  
  
  
  
  
  
   с надеждой
   Путь продолжай; ищи в чужих странах пропитанья;
   Но не забудь о стихийных дарах, от богов полученных
   В брачный день; они для тебя не потеряны; помни,
   Наль, об этом; и также твое искусство конями
   Править тебе сохранилось. В царство Айодское прямо
   Путь свой теперь обрати; там увидишь царя Ритуперна;
   Нет на земле никого, кто с ним бы сравнился в искусстве
   Счета и так бы в кости играл. "Я Вагука, правитель
   Коней",- скажи ты ему про себя; и если он спросит,
   Много ли можешь в день проскакать? "Сто миль",-
  
  
  
  
  
  
   отвечай ты.
   Он твоему научиться искусству захочет; за это
   Сам научит тебя искусству считать; без него ты
   В кости все царство свое проиграл. И как скоро
  
  
  
  
  
  
  
  искусство
   Это получишь, страданья твои прекратятся, следа
  
  
  
  
  
  
   не оставив;
   В ту же минуту, когда, и жену и детей отыскавши,
   Прежний свой вид возвратить ты захочешь, лишь
  
  
  
  
  
  
  только об этом
   Часе вспомни и в этот щиток поглядись; кто владеет
   Этим щитком, того на земле все змеи боятся".
   Так говоря, Керкота одну из зеркально-светлых,
   Шею его украшавших чешуек снял и, подавши
   Налю, примолвил: "Носи ее на груди; в роковое
   Время эта чешуйка тебе пригодится". Потом он
   Скрылся; а Наль остался в лесу один, превращенный.
  
  
  
  
  
   Г Л А В А С Е Д Ь М А Я
  
  
  
  
   1
  
   Наль, разлучившися с змеем, пошел в Айодское царство
   Службы искать у царя Ритуперна, который давно уж
   Принял к себе и Варшнею, прежде служившего Налю.
   Мудрый царь Ритуперн, великий конский охотник,
   Лучших искусников править конями сбирал отовсюду.
   Наль, через десять дней пришедши в Айоду, к царю
  
  
  
  
  
  
   Ритуперну
   Тотчас явился. "Я конюх Вагука,- сказал он,-
  
  
  
  
  
  
  в искусстве
   Править конями мне равного нет; сто миль
  
  
  
  
  
   проскакать их
   В день я заставить могу. И во многом другом я искусен:
   Пищу никто так вкусно, как я, не умеет готовить.
   Всякое дело, для коего нужны и труд и уменье,
   Взять на себя я готов и к тебе, царю Ритуперну,
   В службу желаю вступить". Ритуперн отвечал
  
  
  
  
  
  
  благосклонно:
   "В службу, Вагука, тебя я беру; ты будешь отныне
   Главным конюшим моим; надзирай за моими конями
   К скачке проворной их приучая; за службу же будешь
   Сто золотых получать. Товарищ твой будет Варшнея
   Конюх искуснейший в деле своем, с ним старый Джевала,
   Мой заслуженный конюший, и много других; ты без скуки
   Будешь с ними досуг свой делить; и свободен ты
  
  
  
  
  
  
  
  делать
   Что пожелаешь. Будь главным моим конюшим, Вагука".
   Вот и служит конюшим Наль у царя Ритуперна,
   Царь без царства, муж без жены, изгнанник, лишенный
   Даже лица своего, и Варшнея, ему так усердно
   Прежде служивший, теперь уж товарищ ему: под одною
   Кровлей они; но чужды друг другу, и вместе и розно,
   Каждый своею печалью довольный, Варшнея о жалкой
   Гибели Наля-царя сокрушаясь, а Наль по супруге,
   Брошенной им, ежечасно тоскуя. И было то каждый
   Вечер, что Наль, убравши коней, один затворялся
   В стойле и пел там все ту же и ту же печальную
  
  
  
  
  
  
  
  песню:
   "Где, светлоокая, ты одинокая странствуешь ныне?
   Зноем и холодом, жаждой и голодом в дикой пустыне
   Ты, изнуренная, ты, обнаженная, вдовствуя бродишь.
   Где утешение, в чем утоление скорби находишь?"
   Так он пел. И однажды Джевала, подслушавши эту
   Песню, спросил у него: "По ком ты, Вагука, тоскуешь?
   Кто же та, о которой такую грустную песню
   Так заунывно поешь ты?" - "Пою про жену сумасброда,
   Ею избранного, ею любимого, ум и богатство
   Вдруг потерявшего, ей изменившего, клятву святую,
   Данную ей пред богами, забывшего. С ней разлученный,
   Он уж давно в тоске, в раскаянье, в страхе, не зная
   Скорби своей утоленья ни днем, ни ночью, бездомным
   Странником бродит. Но каждую ночь, об ней помышляя,
   Эту песню поет он. Скитаясь, как нищий, с терпеньем
   Пьет он свою преступленьем налитую, горькую чашу,
   Чашу разлуки, и горе свое с одним лишь собою
   Делит. Она же, которая с ним и в беде не рассталась,
   Им в пустыне забытая... Где она? Что с ней? Лишь
  
  
  
  
  
  
  
   чудо
   Жизнь могло сохранить ей, со всех сторон окруженной
   Смертъю в лесах, где гнездится и дикий зверь
  
  
  
  
  
  
  и разбойник.
   Эту повесть он сам рассказал мне. С тех пор и пою я
   Песню его, как сам он поет, и об нем сокрушаюсь".
  
  
  
   2
  
   Бима, царь Видарбы, узнав о бедствии Наля,
   Царство свое проигравшего в кости, немедленно созвал
   Всех видарбинских брахманов и так им сказал:
  
  
  
  
  
  
   "Отыщите
   Дочь мою Дамаянти и Наля-царя; кто узнает,
   Где мои дети, и их ко мне приведет, тот получит
   Тысячу самых отборных быков и деревню, как людный
   Город богатую; тот же, кто, их не приведши, хоть
  
  
  
  
  
  
   с верной
   Вестью об них ко мне возвратится, также получит
   Десять сотен быков". Брахманы поспешно на север,
   Полдень, восток и запад пошли отыскивать Наля;
   Всюду, по всем областям, городам, деревням,
  
  
  
  
  
  
  по безлюдным
   Диким лесам, по горам, по равнинам, по разным
  
  
  
  
  
  
   дорогам
   Долго ходили они; но напрасно - ни слуха, ни вести
   Нет ни о Нале-царе, ни о верной его Дамаянти.
   Вот наконец один из брахманов, Судева, достигнул
   Города Шедди, и там во дворце, на празднике царском,
   Он Дамаянти увидел. Подле царевны Сунанды,
   В платье печальной вдовы, на лице покрывало,
  
  
  
  
  
  
  близ светлой,
   Радостной девы она там стояла - жена, по супруге
   Мрачно скорбящая, тень близ света, алмаз без сиянья,
   День без солнца, краса, двойным покровом от взоров
   Скрытая - черным платьем и черным горем. Увидя
   Этот прекрасный, невидимо блещущий свет, догадался
   Тотчас Судева, кто перед ним. Про себя он подумал:
   "Тот же образ я вижу, который столь сладостно светел
   Был в то утро, когда все земные цари и владыки,
   С ними и вечные боги, в тревоге надежды смиренно
   Ждали, кому из них благодатную руку подаст Дамаянти.
   Это она, полногрудая, темнокудрявая, райским
   Блеском очей веселящая душу, любовь и утеха
   Мира; она, молодая лилея, лишенная корня,
   Лотос, слоновой стопой сокрушенный, высокое
  
  
  
  
  
  
   в низком;
   Это она, по супруге скорбящая, вместе с супругом
   Всю потерявшая жизнь, как источник, ныне безводный,
   Некогда быстро бежавший, как лунная ночь по затменье
   Полном луны, поглощенной внезапно небесным драконом;
   Это она, достойная жить в перламутровом царском
   Доме, живущая ныне в чужом сиротою бездомной;
   Славная царской породою в горьком бесславном
  
  
  
  
  
  
   изгнанье;
   Счастья достойная, жарко любящая, чуждая счастью,
   Чуждая сладкой любви. Ее измучено сердце
   Страстным стремленьем к супругу, избранному сердцем;
  
  
  
  
  
  
   на свете
   Муж - украшенье жены; потеряв сей небесно прекрасный
   Перл, и блестящая тратит свой блеск. Но где ж он,
  
  
  
  
  
  
   могучий
   Наль? Перенес ли разлуку с такою женою иль мертвый
   Пал, утратив ее? И мне всю душу пронзает
   Горе при виде ее красоты сокрушенной, при встрече
   Огненно-темных ее, в слезах угасающих взоров.
   Скоро ль, скоро ль, весь мир исходив путем испытанья,
   К цели желанной достигнет она и с желанным супругом,
   С милым души, с властителем жизни встретится в мире
   Так, как звезда встречается с месяцем? Скоро ль
   С трона низверженный Наль возвратит Дамаянти
  
  
  
  
  
  
  и трон свой?
   О! какое блаженство тогда для обоих, друг другу
   Равных прелестью, доблестью, знатностью рода
  
  
  
  
  
  
   и славой
   Предков! Мне должно теперь подойти с утешительным
  
  
  
  
  
  
   словом
   К ней, сокрушенной". Так говорил многомудрый Судева
   Сам с собою; потом он к тому приблизился месту,
   Где одиноко стояла среди многолюдства с печальной
   Думой своей Дамаянти. "Здравствуй, роза Видарбы,-
   Ей он сказал,- я Судева, брахман видарбинский;
  
  
  
  
  
  
  царь Бима,
   Твой родитель, жив, и здоров, и царствует мирно;
   Здравствует с ним и твоя благодушная мать, управляя
   Домом; здравствуют братья твои, здравствуют дети,
   Мирно цветя под защитою деда и бабки. Но горе
   Всех по тебе сокрушило. И ныне по целому свету
   Ищут брамины тебя; отыскать же позволили боги
   Мне". Дамаянти, узнавши его, залилася слезами;
   Стала потом о родных, о друзьях, знакомых и ближних
   Спрашивать. "Выросли ль дети?"- она напоследок
  
  
  
  
  
  
   спросила.
   С этим словом рыданье стеснило ей грудь,
  
  
  
  
  
   и с прекрасных
   Длинных ресниц покатилися крупными каплями слезы.
   Видя, что плачет она в разговоре с брамином, Сунанда,
   Сильно встревожась, сказала немедленно матери: "Наша
   Гостья плачет; какой-то брамин говорит с ней, и, верно,
   С ним знакома она, и его слова пробудили
   Эту печаль". Тогда из покоев внутренних вышла
   Мать-царица; увидя брамина, она повелела
   К ней его привести; и его расспрашивать стала
   Так: "Расскажи мне об ней что ведаешь. Кто и какого
   Рода она? Чья дочь? Чья жена? И с родными какою
   Странной судьбою рассталась? И здесь ты ее по какому
   Тайному признаку мог распознать? Обо всем откровенно
   Мне расскажи". И, сев на ему указанном месте,
   Так рассказывать начал Судева, брамин многомудрый.
  
  
  
   3
  
   "Царствует ныне в Видарбе царь Бима, до старости
  
  
  
  
  
  
   поздней
   В славе доживший; а странница эта есть Дамаянти,
   Дочь видарбинского Бимы, жена нишадского Наля.
   Наль же, сын Виразены, бывший владыка Нишады,
  
  
  
  
  
  
   безумно
   В кости все царство свое проиграл недостойному брату.
   С той поры, покинув Нишаду с женою, пропал он
   Без вести. Бима послал нас отыскивать дочь. И случайно
   В вашем царском дворце в печальной, таинственной
  
  
  
  
  
  
  
  гостье
   Вашей узнал я ее... И кто не узнал бы? На свете
   Нет Дамаянти другой, столь прекрасной душою и телом.
   Есть притом и примета: на лбу под густыми
   Кудрями светлая скрыта звезда, как за облаком месяц;
   С нею она родилася; ее сам Брама заметил
   Знаком святым благодати; но знак сей одним лишь
  
  
  
  
  
  
   браминам,
   Видящим здесь красоту неземную, служителям Брамы'
   Может быть видим; и я очами брамина, как злато
   В темной руде, как в пепле горячем огонь
  
  
  
  
  
  
  сокровенный
   Тотчас узнал Дамаянти, красы несказанной светило".
   Кончив рассказ свой, Судева умолк. Тут царевна
  
  
  
  
  
  
   Сунанда,
   Тихо подкравшись к подруге, с ее головы покрывало
   Вдруг сорвала и кудри волос, осенявших прекрасный
   Лоб видарбинской царевны, откинула: ярко, как месяц,
   Тучу пронзивший, блеснула оттуда звезда благодати.
   То увидя, Сунанда в слезах умиленья припала
   К сердцу ее; царица заплакала также; и все три,
   Крепко обнявшись, слиянные сердцем, стояли
  
  
  
  
  
  
  безмолвно,
   Слезы сливая с слезами. Вот напоследок сказала
   Мать-царица: "Ты дочь моей сестры, Дамаянти.
   Наш знаменитый отец был владыка дафернский Судеман;
   Бима выбрал сестру, меня избрал Виравагу.
   Я и тебя младенцем видала в то время, когда мы
   Вместе с сестрой навестили в Даферне отца. И тогда уж
   Эта звезда сияла на лбу у тебя. Догадалась
   Тотчас я, кто ты, как скоро ты странницей грустной
  
  
  
  
  
  
  
  явилась
   Здесь, и дочерью сердце тебя нарекло. Оставайся ж
   С нами, мой дом есть твой; и все подвластное сыну
   Царство также твое. Живи в любви и согласье
   С нами; будь дочерью мне, будь нежной сестрою
  
  
  
  
  
  
   Сунанде".
   "Долго я здесь незнакомкой в довольстве жила,-
  
  
  
  
  
  
   отвечала
   Тетке своей Дамаянти,- не знала нужды, под защитой
   Верной была и в горе встречала веселье; но будет
   Мне веселее в Видарбе с родным отцом и с родною
   Матерью. С миром меня отпусти; я давно уж с своими
   Ближними розно; отсюда слышится мне, как сиротки
   Дети мои, по матери плача, ее издалека
   Кличут и ей говорят: без отца мы; на что ж нам
   Быть и без матери? Если свое благотворное дело
   Ты довершить надо мною желаешь, то дай мне скорее <

Категория: Книги | Добавил: Armush (28.11.2012)
Просмотров: 296 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Форма входа