Источник текста: Журнал "Наблюдатель", декабрь, 1888. Разсказы Захеръ-Мазоха.
OCR М. Н. Бычков
Лѣтомъ, въ деревнѣ, я пользовался полной свободой. Нашъ домъ расположенъ былъ среди большаго, полузапущеннаго сада, бывшаго любимымъ мѣстомъ моихъ прогулокъ. Но часто бродилъ я и по дикимъ, пустыннымъ окрестностямъ, съ ружьемъ за плечами, обыкновенно, впрочемъ, и не заряженнымъ, мечтая, фантазируя, мысленно представляя себя героемъ тысячи самыхъ разнообразныхъ приключен³й.
Въ одно воскресенье, мнѣ вздумалось дойти до сосѣдней корчмы, - посмотрѣть, какъ танцуютъ крестьяне. На дорогѣ корчмы стояла дочь жида-шинкаря въ пестромъ костюмѣ стариннаго покроя, съ жемчужнымъ ожерельемъ и браслетами. Она была красива, и я невольно засмотрѣлся на нее, хоть ж былъ почти еще ребенокъ.
- Что вы такъ смотрите на меня, молодой баринъ? спросила она, улыбаясь.
Я покраснѣлъ и отвернулся.
- Лучше подите, полюбуйтесь на Ѳедосью Барбарову, - вотъ это такъ красавица!
Я вошелъ въ корчму. Четыре жида-музыканта наигрывали плясовой мотивъ на своихъ визгливыхъ инструментахъ, и деревенская молодежь плясала съ увлечен³емъ. Танцоры такъ сильно стучали по полу тяжелыми сапогами, что пыль стояла въ широкой, низкой комнатѣ, какъ густой туманъ. Но и среди этой толкотни и пыли я сразу же замѣтилъ поразительно красивое лицо молодой крестьянки, голубые глаза которой свѣтили, казалось, особымъ блескомъ, а роскошная фигура и гордая поступь принадлежали скорѣе какой-то царицѣ.
- Вотъ она! указала мнѣ корчмарка, вошедшая вмѣстѣ со иною въ комнату.
Ѳедосья танцевала съ высокимъ парнемъ, лицо котораго носило отпечатокъ доброты, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, и рѣшительности. Это былъ Ѳедоръ Король, ея любовникъ.
Вслѣдъ за мною, къ корчмѣ подъѣхалъ, верхомъ на лошади, молодой сосѣдн³й помѣщикъ Бард³у. Замѣтивъ Ѳедосью между другими танцующими, онъ соскочилъ съ коня и сталъ съ ней любезничать.
Ѳедоръ оставался, повидимому, спокоенъ, но ясно было видно, что онъ сердился; а когда красавица стала отвѣчать веселымъ смѣхомъ на любезности молодаго помѣщика, Ѳедоръ почти выбѣжалъ изъ корчмы, схватившись за ножъ, висѣвш³й на его поясѣ.
Бард³у протанцовалъ даже съ Ѳедосьей и подарилъ ей красивый платокъ, который тутъ же купилъ у корчмарки, содравшей съ него истинно жидовскую цѣну. Затѣмъ онъ вскочилъ на лошадь и уѣхалъ, а Ѳедосья подошла къ окну и долго провожала его глазами.
Въ эту минуту подошелъ къ ней незамѣтно возвративш³йся Ѳедоръ и съ силой схватилъ ее за руку.
- Что съ тобой? оставь, мнѣ больно! вскричала та съ испугомъ.
- Я убью тебя, если замѣчу еще разъ, что ты съ нимъ разговариваешь!
- А тебя повѣсятъ, возразила Ѳедосья, уже опомнившись отъ испуга и гордо поднявъ голову.
- О, не доводи меня до отчаян³я! умоляющимъ тономъ прошепталъ Ѳедоръ.
- Что же я сдѣлала? съ раздражен³емъ произнесла дѣвушка. Мнѣ ужь нельзя ни съ кѣмъ говорить?..... Запретить ты мнѣ не можешь - такъ и знай это.
Ѳедоръ опустилъ глаза и не отвѣчалъ ни слова, а она весело разсмѣялась, обняла его и звучно поцѣловала.
Мѣсяца два спустя, я бродилъ съ неразлучнымъ ружьемъ и незамѣтно дошелъ до Обѣльницкаго замка. Садъ замка выходилъ на дорогу и въ немъ гуляла молодая женщина, красоту которой еще болѣе увеличивалъ роскошный костюмъ зеленаго бархата. Лицо этой красавицы, ея изящная фигура, роскошныя бѣлокурыя косы показались мнѣ знакомы, но кто она - припомнить я не могъ.
- Кто эта дама? спросилъ я у крестьянскаго мальчика, пасшаго корову на лугу у дороги.
- Это совсѣмъ не дама, отвѣчалъ онъ. Это просто Ѳедосья Барбарова. Какъ нашъ баринъ одѣлъ-то ее нарядно!...
Прошло еще нѣсколько времени, и я снова встрѣтилъ Ѳедосью. Я смотрѣлъ на работавшихъ въ полѣ обѣльницкихъ крестьянъ, когда она подъѣхала на лошади, гордая, прекрасная, имѣвшая видъ вовсе не крестьянки, но богатой владѣтельной помѣщицы. Она какъ будто хотѣла сдѣлать какое-то распоряжен³е, отдать приказан³е, но изъ толпы крестьянъ вышелъ Ѳедоръ и, взявъ лошадь подъ у отцы, повернулъ ее къ дорогѣ.
- Тебѣ нечего здѣсь дѣлать, глухо произнесъ онъ. Ужь не хочешь ли ты намъ приказывать? Поѣзжай лучше домой, скрой свой позоръ, если можешь.
Ѳедосья поблѣднѣла и поникла головой, но въ ту же минуту подняла хлыстъ и, стиснувъ зубы, ударила имъ Ѳедора по лицу. Лошадь рванулась въ сторону и поскакала по дороги.
Въ слѣдующее же воскресенье была сдѣлана въ церкви окличка Бард³у и Ѳедосьи, а еще черезъ двѣ недѣли она повелѣвала всею Обѣльницею, какъ законная жена и хозяйка.
- Да поможетъ намъ Богъ! сказалъ Ѳедоръ, когда это событ³е стало извѣстнымъ. - Всѣмъ будетъ худо, а какую она казнь придумаетъ мнѣ - ужь я и не знаю.....
Не прошло и нѣсколькихъ дней, какъ Ѳедоръ получилъ приказан³е явиться въ замокъ. Бард³у объявилъ ему, что молодая помѣщица назначила его въ дворню, быть въ личномъ ея услужен³и.
- Служи усердно, сурово произнесъ помѣщикъ, видимо противъ него предубѣжденный.- При первомъ же замѣчан³и барыни, я раздѣлаюсь съ тобой, какъ слѣдуетъ.
И Ѳедоръ сталъ слугою Ѳедосьи. Она обращалась съ нимъ, какъ съ рабомъ, била его хлыстомъ и не разъ жаловалась на него мужу, которые расправлялся съ нимъ жестоко, какъ обѣщалъ.
Бѣднякъ безропотно и, повидимому, спокойно переносилъ преслѣдован³е, и только взгляды, которые онъ иногда бросалъ исподлобья на новую свою барыню, говорили, что есть конецъ всякому терпѣнью и что чѣмъ долѣе сдерживается душевная гроза, тѣмъ она вспыхиваетъ ужаснѣе и неудержимѣе. Поняла ли Ѳедосья смыслъ этихъ взглядовъ, или просто насытила свой гнѣвъ и злопамятство, но вскорѣ же она взяла вмѣсто Ѳедора другаго слугу, а его велѣла сдать въ солдаты.
Въ январѣ 1846 года, незадолго до того времени, какъ въ Галиц³и вспыхнуло возстан³е, Ѳедоръ окончилъ срокъ службы и вернулся въ свою деревню. Человѣкъ неглупый, рѣшительный, къ тому же побывавш³й въ военной службѣ, онъ сталъ пользоваться среди крестьянъ извѣстнымъ вл³ян³емъ. Помѣщикъ съ женой перестали его преслѣдовать и, повидимому, вовсе о немъ забыли; но Ѳедоръ помнилъ прежнее и избѣгалъ проходить мимо обѣльницкаго замка.
Между тѣмъ, въ народѣ все усиливалось какое-то глухое брожен³е - предвѣстникъ скоро разразившагося возстан³я. Появились неизвѣстные люди, подпаивавш³е крестьянъ и громко толковавш³е о свободѣ, общности имуществъ и о готовящихся важныхъ событ³яхъ; всюду разсыпались и разбрасывались прокламац³и, то "Правда польскому народу", то "Всѣмъ грамотнымъ полякамъ"; было извѣстно о нѣсколькихъ случаяхъ грубаго неповиновен³я властямъ. Крестьяне, однако, туго поддавались новому движен³ю: они, не отказываясь, пили водку на-счетъ таинственныхъ ораторовъ, охотно разбирали прокламац³и, изъ которыхъ тутъ же свертывали самодѣльныя трубочки для своего тютюна, но далѣе этого сочувств³е ихъ къ возстан³ю и руководившимъ имъ панамъ почти и не шло.
Въ замкѣ тоже происходило какое-то странное, плохо скрываемое движен³е, за которымъ Ѳедоръ слѣдилъ съ большимъ вниман³емъ. Кончилось тѣмъ, что онъ явился въ Лемберѣ, къ начальнику округа, и передалъ ему, что въ Обѣлѣницу то и дѣло пр³ѣзжаютъ как³е-то подозрительные люди, что въ замокъ по ночамъ провозится оруж³е и что дворовыми женщинами приготовлено уже большое количество патроновъ.
Начальникъ внимательно выслушалъ Ѳедора, поблагодарилъ его за преданность правительству, и обѣщалъ принять мѣры къ предупрежден³ю готовящагося бунта. Однако, прежде чѣмъ онъ успѣлъ что либо сдѣлать, возстан³е уже вспыхнуло. 18 февраля, уже въ вечеру, въ замокъ прискакалъ какой-то всадникъ и вслѣдъ за тѣмъ Бард³у, вооруживъ всю дворню, вывелъ ее на село, къ корчмѣ. Здѣсь онъ произнесъ собравшимся крестъянамъ горячую рѣчь, приглашая ихъ присоединиться къ возстан³ю и обѣщая за то освобожден³е отъ барщины, удешевлен³е соли и табаку и прирѣзку земли на каждое тягло. Крестьяне недоумѣло переглядывались: рѣчь эта ихъ соблазняла, но они не совсѣмъ-то ей довѣряли.
- Не слушайте его, братцы! раздался изъ толпы мужественный голосъ Ѳедора. Мы не поляки, чтобы измѣнять императору. Кто жъ и угнеталъ насъ, какъ не наши паны? Они насъ и за людей не считали, обращались хуже, чѣмъ съ собаками.
- Молчи! крикнулъ ему съ угрозой помѣщикъ, наведя на него пистолетъ.
- Довольно вамъ молчать, - на такое дѣло вы насъ не подобьете!.....
Выстрѣлъ раздался, и Ѳедоръ съ глухимъ стономъ упалъ лицомъ въ снѣгъ.
Эта жестокость окончательно возмутила крестьянъ: они единодушною толпой набросились на бунтовщиковъ, и тѣ погибли подъ ихъ ударами вмѣстѣ съ помѣщикомъ, кромѣ немногихъ, умолившихъ о пощадѣ и тутъ же обезоруженныхъ и перевязанныхъ.
Уб³йство не только ее утолило озлоблен³я крестьянъ, но еще болѣѳ расшевелило долго таившуюся въ нихъ ненависть ко всему, что называлось паномъ, называлось полякомъ. Раненый Ѳедоръ былъ бережно перенесенъ подъ навѣсъ и перевязанъ неумѣлыми, но заботливыми руками, а крестьяне бросились въ обѣльницкому замку - кто утолить свою мстительность, а кто просто пограбить, пользуясь обстоятельствами, подъ личиной преданности правительству.
Не буду описывать сценъ, происходившихъ въ замкѣ: народное возбужден³е всегда одинаково злобно и жестоко. Жену Бард³у, красавицу Ѳедосью, съ побоями дотащили до корчмы, чтобы здѣсь добить окончательно на глазахъ Ѳедора. Этимъ думали доставить послѣднему удовольств³е, зная, какъ преслѣдовала его помѣщица.
- Спаси, прости меня! воскликнула Ѳедосья въ мучительномъ страхѣ, бросившись къ ногамъ Ѳедора, который полулежалъ на подосланной кошмѣ, съ предсмертною блѣдностью на лицѣ.
Ѳедоръ долго и пристально смотрѣлъ на нее, точно желая навсегда запомнить и увести съ собою это прекрасное и до-сихъ поръ дорогое ему лицо. Крестьяне съ злобнымъ выражен³емъ стояли вокругъ, ожидая лишь знака Ѳедора, чтобы докончить съ своею жертвой.
- Не мнѣ судить тебя - какъ-то странно раздался вдругъ среди молчан³я слабый голосъ умирающаго. Я самъ сейчасъ предстану на судъ Всевышняго; честно исполнилъ я то, что считалъ своимъ долгомъ - прости меня Богъ, если я ошибался!... Злобы къ тебѣ я больше не питаю, - если тебѣ нужно мое прощен³е, я тебѣ его дарую..... Друзья мои! уже прошепталъ онъ обращаясь къ окружавшимъ - оставьте ее, не мучьте; она не пани, она вѣдь ваша и ни въ чемъ предъ вами не виновата...
Онъ замолкъ и уже мутнымъ взглядомъ все еще смотрѣлъ на Ѳедосью. Крестьяне сняли шапки, нѣкоторые утирали слезы, клянясь, что оставятъ Ѳедосью живою. Но Ѳедоръ ихъ не слышалъ: честная, кроткая душа его уже оставила свое тѣло.
А красавицу посадили на лошадь со связанными руками и вмѣстѣ съ другими захваченными бунтовщиками погнали въ Лембергъ, чтобъ сдать начальству. И Ѳедосья ѣхала среди проклят³й и оскорблен³й, въ разорванномъ богатомъ платьѣ, но гордая и красивая, какъ развѣнчанная царица.