Васильев Павел Николаевич - Стихотворения, Страница 3 - Книги

align="justify">

И пришла подруга ко мне,

И сказала:

"Все хорошо,

Я люблю одного тебя,

Остальные же - чепуха..."

Грустно сделалось

Мне тогда.

Нет, подумал я, никогда, -

Чтоб могла

От обидных слов

По-собачьи завыть душа!

1931

ПЕСНЯ О СЕРКЕ

Была девушка

Белая, как гусь,

Плавная, как гусь на воде.

Была девушка

С глазами как ночь,

Нежными, как небо

Перед зарей;

С бровями тоньше,

Чем стрела,

Догоняющая зверя;

С пальцами легче,

Чем первый снег,

Трогающий лицо.

Была девушка

С нравом тарантула,

Старого, мохнатого,

Жалящего ни за что.

А джигит Серке

Только что и имел:

Сердце, стучащее нараспев,

Пояс, украшенный серебром,

Длинную дудку,

Готовую запеть,

Да еще большую любовь.

Вот и все,

Что имел Серке.

А разве этого мало?

К девушке гордой

Пришел Серке,

Говорит ей:

"Будь женой моей, ладно?"

А она отвечает: "Нет,

Не буду твоей женой,

Не ладно.

Ты достань мне,

Серке, два камня

В уши продеть,

Два камня

Желтых, как глаза у кошки,

Чтоб и ночью они горели.

Тогда в юрту к тебе пойду я,

Тогда буду женой твоей,

Тогда - ладно".

Повернулся Серке, заплакал,

Пошел от нее, шатаясь,

Пошел от нее, согнувшись,

Со змеею за шиворотом.

Целый день шел Серке,

Не останавливался.

И второй день шел,

Не останавливался.

А на третьей заре

Блестит вода,

Широкая вода,

Светлая вода -

Аю-Куль.

Сел Серке на камень

У озера,

У широкого камышового

Озера,

И слезы капают на песок.

Сердце Серке бьется нараспев,

Согреваемое любовью.

Вынул Серке длинную дудку

Из-за пояса серебряного,

Заиграл Серке на дудке.

И когда Серке кончил,

Позади кто-то мяукнул.

Повернулся джигит -

Позади его старая,

Позади его дикая,

Круглоглазая кошка сидит.

Стал Серке понятен

Кошачий язык.

Дикая кошка ему говорит:

"Что ты так плачешь,

Певец известнейший?.."

Ей свою беду Серке

Рассказывает

И к сказанному прибавляет:

"Я напрасно теряю время.

Дикая, исхудавшая кошка,

Облезлая, черная кошка,

Ты мне не поможешь...

Мне камней,

Светящихся ночью,

Не достать, осмеянному!"

Тихо кошка

К Серке приблизилась

И потерлась дикая кошка

О пайпаки мордой розовой,

Промяукав: "Кош, ай-налайн", {*} -

{* Прощай, мой милый (каз.).}

В камышах колючих скрылась.

А джигит под ноги глядит -

Не верит:

Перед ним два глаза кошачьих

Светлых, два желтых камня,

Негаснущих, ярких.

Закричал Серке:

"Эй, кошка,

Дикая кошка, откликнись!

Ты погибнешь здесь, слепая, -

Как ты будешь

На мышей охотиться?"

Но молчало озеро,

Камыши молчали,

Как молчали они вначале.

Еще раз закричал Серке:

"Эй, кошка,

Ласковая кошка, довольно,

Прыгни сюда! Мне страшно, -

Глаза твои жгут мне ладони!"

Но молчало озеро,

А камыши стали

Еще тише,

Чем были они вначале.

И пошел Серке обратно

Каменной твердой дорогой.

Кружились над ним коршуны,

Лисицы по степи бегали,

Но он шел успокоенный,

Потому что знал, что делать.

Девушке

Белой, как гусь,

Плавной, как гусь на воде,

С нравом, как у тарантула,

Прицепил он

На уши камни -

Кошачьи глаза,

Которые смотрят.

Он сказал:

"Они не погаснут,

Не бойся, и днем и ночью

Будут эти камни светиться,

Никуда ты с ними не скроешься!.."

Если ты, приятель, ночью встретил

Бегущие по степи огни,

Значит, видел ты безумную,

Укрывающуюся от людей.

А Серке казахи встречали,

И рассказывают, что прямо,

Не оглядываясь, он проходит

И поет последнюю песню,

На плече у него

Сидит кошка,

Старая, дикая кошка,

Безглазая...

1931

СЕМИПАЛАТИНСК

Полдня июльского тяжеловесней,

Ветра легче - припоминай, -

Шли за стадами аулов песни

Мертвой дорогой на Кустанай.

Зноем взятый и сжатый стужей,

В камне, песках и воде рябой,

Семипалатинск, город верблюжий,

Коршуны плавают над тобой.

Здесь, на грани твоей пустыни,

Нежна полынь, синева чиста.

Упала в иртышскую зыбь и стынет

Верблюжья тень твоего моста.

И той же шерстью, верблюжьей, грубой,

Вьется трава у конских копыт.

- Скажи мне, приятель розовогубый,

На счастье ли мной солончак разбит?

Висит казахстанское небо прочно,

И только Алтай покрыт сединой.

- На счастье ль, все карты спутав нарочно,

Судьба наугад козыряет мной?

Нам путь преграждают ржавые груды

Камней. И хотя бы один листок!

И снова, снова идут верблюды

На север, на запад и на восток.

Горьки озера! Навстречу зною

Тяжелой кошмой развернута мгла,

Но соль ледовитою белизною

Нам сердце высушила и сожгла.

- Скажи, не могло ль все это присниться?

Кто кочевал по этим местам?

Приятель, скажи мне, какие птицы

С добычей в клюве взлетают там?

Круги коршунья смыкаются туже,

Камень гремит под взмахом подков.

Семипалатинск, город верблюжий,

Ты поднимаешься из песков.

Горячие песни за табунами

Идут по барханам на Ай-Булак,

И здорово жизнь козыряет нами,

Ребятами крепкими, как свежак.

И здорово жизнь ударяет метко, -

Семипалатинск, - лучше ответь!

Мы первую железнодорожную ветку

Дарим тебе, как зеленую ветвь.

Здесь долго ждали улыбок наших, -

Прямая дорога всегда права.

Мы пьем кумыс из широких чашек

И помним: так пахла в степях трава.

Кочевники с нами пьют под навесом,

И в меру закат спокоен и ал,

Меж тем как под первым червонным экспрессом

Мост первою радостью затрепетал.

Меж тем как с длинным, верблюжьим ревом

Город оглядывается назад...

Но мы тебя сделаем трижды новым,

Старый город Семи Палат!

1931

ПУТИННАЯ ВЕСНА

Так, взрывая вздыбленные льды,

Начиналась ты.

И по низовью,

Что дурной, нахлынувшею кровью,

Захлебнулась теменью воды.

Так ревела ты, захолодев,

Глоткой перерезанною бычьей,

Нарастал подкошенный припев -

Ветер твой, твой парусный обычай!

Твой обычай парусный! Твой крик!

За собой пустыни расстилая,

Ты гремела,

Талая и злая,

Ледяными глыбами вериг.

Не твои ли взбухнувшие ливни

Разрывали зимнее рядно?

Осетры, тяжелые, как бивни,

Плещутся

И падают на дно.

Чайки,

снег

и звезды над разливом,

Астрахань,

просторы,

промысла...

Ты теченьем черным и пугливым

Оперенье пены понесла!..

Смяв и сжав

Глухие расстоянья,

Поднималась ты - проста, ясна.

Так в права вошли: соревнованье,

Темпы, половодье и весна.

1931

ПЕРЕСЕЛЕНЦЫ

Ты, конечно, знаешь, что сохранилась страна одна;

В камне, в песке, в озерах, в травах лежит страна.

И тяжелые ветры в травах ее живут,

Волнуют ее озера, камень точат, песок метут.

Все в городах остались, в постелях своих, лишь мы

Ищем ее молчанье, ищем соленой тьмы.

Возле костра высокого, забыв про горе свое,

Снимаем штиблеты, моем ноги водой ее.

Да, они устали, пешеходов ноги, они

Шагали, не переставая, не зная, что есть огни,

Не зная, что сохранилась каменная страна,

Где ждут озера, солью пропитанные до дна,

Где можно строить жилища для жен своих и детей,

Где можно небо увидеть, потерянное меж ветвей.

Нет, нас вели не разум, не любовь, и нет, не война,

Мы шли к тебе словно в гости, каменная страна.

Мы, мужчины, с глазами, повернутыми на восток,

Ничего под собой не слышали, кроме идущих ног.

Нас на больших дорогах мира снегами жгло;

Там, за белым морем, оставлено ты, тепло,

Хранящееся в овчинах, в тулупах, в душных печах

И в драгоценных шкурах у девушек на плечах.

Остались еще дороги для нас на нашей земле,

Сладка походная пища, хохочет она в котле, -

В котлах ослепшие рыбы ныряют, пена блестит,

Наш сон полынным полымем, белой палаткой крыт.

Руками хватая заступ, хватая без лишних слов,

Мы приходим на смену строителям броневиков,

И переходники видят, что мы одни сохраним

Железо, и электричество, и трав полуденный дым,

И золотое тело, стремящееся к воде,

И древнюю человечью любовь к соседней звезде...

Да, мы до нее достигнем, мы крепче вас и сильней,

И пусть нам старый Бетховен сыграет бурю на ней!

1931

ЛЮБОВЬ НА КУНЦЕВСКОЙ ДАЧЕ

Сначала поезда, как бы во сне,

Катились, отдаваясь длинным, гулким -

Стоверстым эхом.

О свиданье, дне -

Заранее известно было мне,

Мы совершали дачные прогулки,