Тургенев Иван Сергеевич - Разговор

iv align="justify">  

  

  Варианты Т, Стих, 1891

  

  

  

   Перед текстом:

   Посвящено *. . . . .*. . . . .*. . . . . . . .

  

   15-16 А звезды вечные высоко над землею

  

  

  Торжественно неслись в надменной тишине.

  

   59-60 Вздохнул задумчиво монах...

  

  

  И, четки стиснувши в руках,

  

   113 "В рукописи есть лишний стих:

  

  

  В его потупленных глазах"

  

  

   (примечание С. Н. Кривенко)

  

   276 Молчал и жадно каждый звук

  

   373 В начале пламенной борьбы

  

   386 Но я не в силах рассказать

  

   388 Старик, не можешь ты понять

  

   496 Я думал: там, среди людей

  

   626 Прекрасных, гордых и святых?

  

   643 На шумный, на позорный торг

  

   637 С полей, с темнеющих холмов

  

   840 Начато: "Смирись, безумец!"

  

  

  

  

  

  

   Варианты автографа

  

  

  

  

  385-388 Любил, как ты... любил и я...

  

  

  Но я не в силах рассказать,

  

  

  Как ты, любовь мою... меня,

  

  

  Старик, не можешь ты понять.

  

   393 Стыдливо плещет водопад

  

  399-400 И летней ночи дивный сон,

  

  

  И милой речи легкий звон -

  

  

  

  

  ПРИМЕЧАНИЯ

  Печатается по тексту первой публикации.

  Впервые опубликовано отдельным изданием: "Разговор. Стихотворение Ив. Тургенева (Т. Л.)", СПб., 1845, с цензурными пропусками в стихах: 36-41, 146-147, 353, 603-606. Полностью - в издании: Т, Стих, 1885, В настоящем издании цензурные пропуски восстанавливаются и варианты приводятся но изданию: Т, Стих, 1891, где поэма напечатана также полностью, без купюр. Отсутствие разночтений между изданиями 1885 и 1891 гг. заставляет предполагать, что в основе их лежал один и тот же автограф. Но в издании 1891 г. этот автограф воспроизведен полнее: вступлению к поэме здесь предшествует подзаголовок: "Посвящено ***", отсутствующий в других изданиях; в подстрочных сносках С. Н. Кривенко привел некоторые черновые варианты текста.

  В собрание сочинений впервые включено в издании: Т, ПСС, 1898 ("Нива"), т. IX, стр. 149-172.

  Автограф в настоящее время неизвестен. В примечаниях к поэме в Т, Стих, 1891 о нем сообщается: "Находящаяся у нас рукопись представляет, по всем вероятиям, черновик, потому что переполнена множеством помарок и поправок. Поправки эти существенного значения не имеют, но для людей, изучающих собственно процесс поэтического творчества, представляют некоторый интерес. Участвующий в разговоре старик везде называется монахом и отшельником и преобразился в старика, вероятно, исключительно в видах цензурных. На стр. 4, 9 и 14 зачеркнуто и отчеркнуто несколько стихов, с отметкою на полях: "выкинуть ради цензуры"; но все места эти, внушавшие автору опасения, не были вымараны цензурой. В начале рукописи написано рукою И. С: "Разговор. Стихотворение Ив. Тургенева (Т. Л.) 777 стихов", а в конце сделана пометка: 20 августа, 1844 г. С. Парголово""(Т, Стих, 1891, стр. 253; ср. Т. Сочинения, т. XI, стр. 621; Т, СС, т. X, стр. 612).

  Сохранился автограф отрывка (ст. 385-410) с пометой автора: "Петербург, 15-го мая 1844". (ИРЛИ, ф. 445, No 536). Отрывок записан на отдельном листе, беловым почерком, с подписью автора, и представляет собой, вероятно, подносной автограф для альбома. Текст автографа обработан так, чтобы ого можно было прочесть и понять независимо от предшествующего текста: первый стих отрывка, соответствующий ст. 385 поэмы, написан слитно, как начало монолога. Между тем в поэме ст. 385 разделен между двумя репликами диалога (ср. текст и варианты). Запись представляет собой отрывок поэмы в ее первоначальной редакции, совпадающей с черновыми вариантами, сообщенными С. Н. Кривенко.

  Поэма датируется (по последней помете) 20 августа 1844 г.

  Время создания поэмы определяется этой и предшествующими датами на автографе и в печатном тексте. Автограф ИРЛИ датирован 15 мая 1844 г. Очевидно, к этому времени была готова первая редакция, на которой выписан отрывок. Так как Тургенев лишь 5 мая ст. ст. вернулся в Петербург из Москвы, где прожил с февраля 1844 г., то можно предположить, что именно в Москве, в марте - апреле, он и работал над первой редакцией поэмы. В июле 1844 г., на даче в Парголове, он стал обрабатывать поэму для печати (вступление к ней помечено: "Июль 1844"), Переработка закончена к 20 августа 1844 г. (см. Т, Стих, 1891, стр. 253).

  Поэма отразила атмосферу идеологических споров в кругу московских и петербургских друзей Тургенева.

  Кто скрыт под тремя звездочками в посвящении, установить со всей определенностью трудно. Но есть основания предполагать, что поэма посвящена В. Г. Белинскому, с которым Тургенев особенно сблизился летом 1844 г. Познакомившись в начале 1843 г. и на протяжении всей зимы 1843-1844 гг. часто встречаясь в Петербурге, они вели многочасовые разговоры по вопросам общественным, философским, литературным (см. письмо Белинского к В. П. Боткину от 31 марта (3 апреля) 1843 г., Белинский, ПСС, т. XII, стр. 154; статьи Тургенева "Встреча моя с Белинским", 1860 и "Воспоминания о Белинском", 1869). Летом 1844 г. Тургенев, живя на даче в Парголове, ежедневно навещал Белинского, проводившего лето неподалеку от него в Лесном (см. Воспоминания А. В. Орловой в сборнике "Лепта Белинского", М., 1892, стр. 16-17).

  Стихотворение Тургенева "Толпа" (1843), очень близкое по проблематике к поэме и посвященное автором Белинскому, в журнале "Отечественные записки", где оно было напечатано, появилось без посвящения (подробнее об этом см. в примечании к стихотворению "Толпа", наст, том, стр. 517). Возможно, что Тургенев, огорченный судьбой этого посвящения, повторил его в поэме "Разговор", но в зашифрованном звездочками виде.

  В конце августа или в сентябре 1844 г. Тургенев обратился с письмом к А. В. Никитенко, которого просил процензуровать текст поэмы: "Пользуюсь Вашим позволением и прошу Вас убедительно немножко поспешить просмотрением прилагаемой при сем безделки; Краевскому она нужна в октябрьский No "Отечественных записок" и он меня просил подвергнуть ее сперва Вашему суждению; его пугает слово "Монах" - но Вы увидите, что монах у меня человек весьма почтенный; некоторые стихи я сам зачеркнул, потому что чувствовал их неуместность; а потому я и надеюсь, что Вы к остальным будете снисходительны. Белинский хотел у Вас быть послезавтра; могу ли я надеяться, что Вы ему дадите какой-нибудь ответ?.." (наст. изд., Письма, т. I, письмо 49). По свидетельству С. И. Кривенко, не все предложенные самим Тургеневым цензурные исправления и сокращения вошли в окончательный текст. Этим, по всей вероятности, и объясняется расхождение между количеством стихов, указанным автором в рукописи (777), и их фактическим количеством (779). Поэма "Разговор" не была напечатана в журнале. К концу 1844 г. относится переписка между Тургеневым и Белинским, отразившая последний этап работы писателя над текстом своего произведения. Тургенев писал: "Любезный Белинский, Вот Вам 2-я корректура "Разговора"... Всё, что Вы заметите, отметьте карандашом..." (см. наст. изд. Письма, т. I, письмо 50). На обратной стороне записки Тургенева Белинский отвечал:

  

  

  "И звезды вечные высоко над землею

  

  

  Торжественно неслись в надменной тишине. Что такое: надменная тишина? - Великодушный кисель?

  Насупленные, седые, густые брови - всё равно, но с одним из двух последних эпитетов стих ловчее и звучнее".

  Стр. 12, стих 4: птица вспугнанная; в русском языке нет глагола вспугать, а есть глагол спугнуть; поставьте: птица спугнутая.

  Стр. 20: обильной (?) матери людей; изысканно и темно" (Белинский, ЛСС, т. XII, стр. 247-248). Тургенев учел все замечания Белинского и исправил стихи 16, 115, 171, 366.

  Поэма "Разговор" вызвала в печати многочисленные и разноречивые отклики, что свидетельствовало о большой идейной значимости этого произведения. Голоса критиков разделились на две группы. Те, для кого была неприемлема или непонятна идейная проблематика поэмы, подвергли ее резкому осуждению прежде всего со стороны художественной. Так, "Библиотека для чтения" упрекала Тургенева за нарушение привычных поэтических норм, а также невыразительность языка (В Чт, 1845, т. LXVIII, отд. VI, стр. 21-28). "Метафизическим", далеким от действительности произведением была названа поэма "Разговор" в рецензии П. А Плетнева, напечатанной в журнале "Современник". Похвалив первые 16 стихов поэмы (вступление), рецензент критикует автора за то, что "мысли его сбивчивы, не полновесны, часто ложны; а в красках совершенно нет ни живости, ни верности" (Совр, 1845, т. XXXVII, No 3, отд. "Новые сочинения", стр. 308).

  Наиболее мотивированный отрицательный отзыв получила поэма в журнале "Москвитянин", где И. С. Аксаков выступил с критикой антиславянофильских тенденций в поэме Тургенева, отличающейся, по мнению критика, ложным отношением автора к "предкам" {О принадлежности этой рецензии И. С. Аксакову см. в статье М. О. Габель "Образ современника в раннем творчестве И. С. Тургенева", "Ученi записки Харькiвського Держ. Бiблiотечного Iнституту", вып. IV, Питання лiтератури, Харкiв, 1959, стр. 44 (ниже сокращенно - Габель).}. Полемика по идейной линии сопровождалась в статье уничтожающей характеристикой стиля поэмы, ее подражательности, зависимости от поэтики Лермонтова и т. д. ("Москвитянин", 1845, ч. I, No 2, Библиография, стр. 49-53).

  Противоположную позицию в оценке поэмы Тургенева заняла демократическая критика. Горячо поддержав писателя в его идейных устремлениях, выраженных в поэме "Разговор", критики этого лагеря высоко оценили художественные достоинства произведения, посвященного

  животрепещущим

  вопросам современности, "...автор дарит нас новым произведением, которое богатством своего содержания, своим поэтическим достоинством, сильною энергиею и глубокою мыслию не может не обратить на себя внимания людей просвещенных и мыслящих. Содержание нового произведения г. Тургенева составляет разговор между стариком и молодым человеком, из которых каждый является до некоторой степени представителем своего поколения с его мечтами, желаниями, с его любовью, страстями, требованиями и взглядом на жизнь,- писал В. Н. Майков ("Финский вестник", 1845, т. И. Библиограф, хроника, стр. 17-22).

  Еще более определенную точку зрения выразил в "Отечественных записках" Белинский. В обзоре "Русская литература" он писал: "Имя г. Тургенева, автора "Параши", еще ново в нашей литературе; однако ж уже замечено не только избранными ценителями искусства, но и публикою. Только истинный, неподдельный талант мог быть причиною такого быстрого и прочного успеха. И действительно, г. Тургенев - поэт в истинном и современном значении этого слова... Крепкий, энергический и простой стих, выработанный в школе Лермонтова, и в то же время стих роскошный и поэтический, составляет не единственное достоинство произведений г. Тургенева: в них всегда есть мысль, ознаменованная печатью действительности и современности и, как мысль даровитой натуры, всегда оригинальная". И далее: "...всякий, кто живет и, следовательно, чувствует себя постигнутым болезнию нашего века - апатиею чувства и воли, при пожирающей деятельности мысли, - всякий с глубоким вниманием прочтет прекрасный, поэтический "Разговор" г. Тургенева и, прочтя его, глубоко, глубоко задумается..." {О Ban, 1845, т. XXXVIII, No 2, отд. VI, стр. 47-50) Белинский неоднократно высказывался о поэме "Разговор" и каждый раз как о явлении значительном и ярком (см. статьи "Физиология Петербурга", "Русская литература в 1845 г." - Белинский, ПСС, т" IX, стр. 218 и 390, а также письмо Белинского к Тургеневу, там же, т. XII, стр. 248).

  Доведенную до совершенства поэтическую форму, соответствующую романтическому содержанию, увидела в поэме "Разговор" зарубежная критика. Процитировав несколько отрывков текста, немецкий рецензент этой поэмы писал: "Очевидно, что романтизм еще в полной мере процветает и что лунные ночи, могильные видения, тоска и стремление к призрачным целям все еще пользуются достаточным вниманием в русской литературе и критике. Приведенные отрывки, подчеркивающие разницу в любовных воспоминаниях старика и молодого человека, показывают отличие одного поколения от другого и, кроме того, имеют то преимущество, что со всей очевидностью обнаруживают простоту, плавность и гармонию языка обоих персонажей, особенно юноши" (Jahrhucher fur slavische Literatur, Kunst und Wissenschaft, hrsg. v. J. P. Jordan 1845, H. 4, S. 124).

  Злободневность произведения, встретившего такой широкий отклик в критике, заключалась в том, что Тургенев всем содержанием своей поэмы ставил наиболее актуальные для 40-х годов XIX в. общественные вопросы - об исторической преемственности освободительных идей, об активном деятеле, гражданине и борце, в котором больше всего нуждалась эпоха последекабрьской реакции.

  Действующие лица поэмы - старик и молодой человек - представляли два поколения: ушедшее уже с исторической сцены героическое поколение 10-20-х годов, выдвинувшее деятелей Отечественной войны и декабристов, и поколение современников Тургенева, "лишних людей", болезненно, но пассивно переживавших духовный и политический застой в России 30-40-х годов.

  Сама по себе тема двух поколений не была уже новой в русской литературе. Еще в 30-х годах с той же гражданской скорбью писал о бескрылости молодого племени Лермонтов в "Бородине", в "Думе", в романе "Герой нашего времени". Созвучные размышления Тургенева складывались из таких же высоких, как у Лермонтова, представлений об идеальной, свободной и сильной личности, об "истине святой", об очистительной силе общественных битв и гроз, о взаимоотношениях героя и толпы, писателя и народа (ср. стихотворения Тургенева "Когда я молюсь", "Толпа" - 1843 г., "Опять, опять один я" - 1844, "Исповедь" - 1845). Общность мотивов у Лермонтова и Тургенева определила во многом и общность поэтического языка, ритмики, интонаций, отдельных образов, на что неоднократно указывала критика (см. литературу вопроса у Габель, стр 47-48).

  Но не на все волновавшие обоих писателей вопросы они ответили одинаково. Есть в поэме "Разговор" знаменательные строки, относящиеся к старику. Молодой человек спрашивает его: насколько плодотворны были подвиги его поколения, какую пользу принесли они внукам, насколько вырос народ благодаря их доблестным трудам? (стихи 739-749). Молодой человек упрекает старика в том, что он покинул "бренный" мир (стихи 656-657) и вместе со своими сподвижниками поспешил, как и внуки, уйти "на покой бессмысленный", с работы "трудной - но пустой" (стихи 748-749).

  Идейное значение этого места поэмы весьма велико. Преклоняясь перед памятью людей, превыше всех личных интересов ставивших служение общественному долгу, перед красотой и цельностью героических натур прошлого, сохранив романтический пафос повествования, самый лексикон гражданской лирики 20-30 годов и образную символику революционного романтизма ("унылая тьма", "великая тишина", "утренняя заря", "живительная гроза" в применении к общественной жизни), Тургенев в то же время заговорил об исторической ограниченности вольнолюбивых идеалов предшествующих поколений, более широко поставив вопрос о народе, благосостояние которого является мерилом исторического прогресса.

  С новых позиций, с позиций народного осуждения пересматривался Тургеневым и вопрос о политической пассивности современного поколения - дворянской интеллигенции 40-х годов. В идейно связанном с поэмой "Разговор" и посвященном В. Г. Белинскому стихотворении "Толпа", где также идет речь о болезненной рефлексии и безвольных, бездеятельных страданиях лирического героя, в котором типизированы черты других - близких писателю современников, суд над этими современниками вершит народ или, по традиционной терминологии, толпа, которую автор называет "великой", "сильной", растущей "как море в час грозы". ("Страданий тех толпа не. признает... Болезнию считает своенравной И права ты, толпа!..").

  Наконец, наследуя у Лермонтова романтический пафос борьбы и развивая идею "отрицания", Тургенев говорит не только о разрушительных, но и о созидательных силах отрицания, о борьбе со старым во имя нового, о символическом рассвете, который неизбежно следует за ночною тьмой и грозовыми тучами. В этих настроениях и выразилась близость Тургенева в тот период к революционно-демократическим кругам и в частности к Белинскому.

  Проблематика поэмы Тургенева так тесно была связана с "действительной жизнью", по выражению самого писателя, что неоднократно делались попытки связать и самый текст поэмы с конкретными событиями и лицами. В частности, судьба старика-отшельника- в поэме часто рассматривалась как намек на судьбу декабристов, а в целом всё содержание поэмы понималось как аллегорическая картина декабризма (см. соответствующие гипотезы и утверждения в работах: П. Н. Сакулин. "На грани двух культур". - "И. С. Тургенев", М., 1918, стр. 37; Н. Л. Бродский. "И. С. Тургенев", М., 1950, стр. 46; А. Островский. "Тургенев - поэт". - Стихотворения И. Тургенева", Л., 1950, стр. 29-31 и др.). М. О. Габель, оспаривая мысль о том, что Тургенев точно воспроизводил в своей поэме революционную действительность 20-х годов, в то же время ссылается на запись в дневнике Герцена от 7 (19) марта 1844 г. о смерти на повелении одного из главных членов Южного общества Юшневского и его друга Вадковского. По мнению исследовательницы, фигура старика в поэме связана с мыслями Тургенева об этих декабристах (Габель, стр. 50).

  Однако текст поэмы не дает оснований для такого конкретного толкования образа старика. Упоминание о "великих, истинных победах" едва ли может по смыслу относиться прямо к движению декабристов. Скорее всего, характеристику героического поколения прошлого надо понимать расширительно как относящуюся не только к декабристам, но - в большей мере - к героям Отечественной войны 1812 года.