Главная » Книги

Толстой Алексей Константинович - Лирические стихотворения, Страница 3

Толстой Алексей Константинович - Лирические стихотворения


1 2 3 4 5

nbsp;Я ладью тебе, моя краса;
  Мачты были б розами убраны,
  Из чудесной ткани паруса!
  Если б я был богом океана,
  Я б любил тебя, моя душа;
  Я б любил без бури, без обмана,
  Я б носил тебя, едва дыша!
  Но беда тому, кто захотел бы
  Разлучить меня с тобою, друг!
  Всклокотал бы я и закипел бы!
  Все валы свои погнал бы вдруг!
  В реве бури, в свисте урагана
  Враг узнал бы бога океана!
  Всюду, всюду б я его сыскал!
  Со степей сорвал бы я курганы!
  Доплеснул волной до синих скал,
  Чтоб добыть тебя, моя циана,
  Если б я был богом океана!
  Лето 1856

    x x x

  Что за грустная обитель
  И какой знакомый вид!
  За стеной храпит смотритель,
  Сонно маятник стучит;
  Стукнет вправо, стукнет влево,
  Будит мыслей длинный ряд,
  В нем рассказы и напевы
  Затверженные звучат.
  А в подсвечнике пылает
  Догоревшая свеча;
  Где-то пес далеко лает,
  Ходит маятник, стуча;
  Стукнет влево, стукнет вправо,
  Все твердит о старине;
  Грустно так; не знаю, право,
  Наяву я иль во сне?
  Вот уж лошади готовы -
  Сел в кибитку и скачу,-
  Полно, так ли? Вижу снова
  Ту же сальную свечу,
  Ту же грустную обитель,
  И кругом знакомый вид,
  За стеной храпит смотритель,
  Сонно маятник стучит...
  Лето 1856

    x x x

  Не верь мне, друг, когда, в избытке горя,
  Я говорю, что разлюбил тебя,
  В отлива час не верь измене моря,
  Оно к земле воротится, любя.
  Уж я тоскую, прежней страсти полный,
  Мою свободу вновь тебе отдам,
  И уж бегут с обратным шумом волны
  Издалека к любимым берегам!
  Лето 1856

    x x x

  Острою секирой ранена береза,
  По коре сребристой покатились слезы;
  Ты не плачь, береза, бедная, не сетуй!
  Рана не смертельна, вылечится к лету,
  Будешь красоваться, листьями убрана...
  Лишь больное сердце не залечит раны!
  Лето 1856

    x x x

  Усни, печальный друг, уже с грядущей тьмой
  Вечерний алый свет сливается все боле;
  Блеящие стада вернулися домой,
  И улеглася пыль на опустелом поле.
  Да снидет ангел сна, прекрасен и крылат,
  И да перенесет тебя он в жизнь иную!
  Издавна был он мне в печали друг и брат,
  Усни, мое дитя, к нему я не ревную!
  На раны сердца он забвение прольет,
  Пытливую тоску от разума отымет
  И с горестной души на ней лежащий гнет
  До нового утра незримо приподымет.
  Томимая весь день душевною борьбой,
  От взоров и речей враждебных ты устала,
  Усни, мое дитя, меж ними и тобой
  Он благостной рукой опустит покрывало!
  Август 1856

    x x x

  Да, братцы, это так, я не под пару вам,
   То я весь в солнце, то в тумане,
  Веселость у меня с печалью пополам,
   Как золото на черной ткани.
  Вам весело, друзья, пируйте ж в добрый час,
   Не враг я песням и потехам,
  Но дайте погрустить, и, может быть, я вас
  Еще опережу неудержимым смехом!
  Август 1856 г.

    x x x

  Когда кругом безмолвен лес дремучий
  
   И вечер тих;
  Когда невольно просится певучий
  
   Из сердца стих;
  Когда упрек мне шепчет шелест нивы
  
   Иль шум дерев;
  Когда кипит во мне нетерпеливо
  
   Правдивый гнев;
  Когда вся жизнь моя покрыта тьмою
  
   Тяжелых туч;
  Когда вдали мелькнет передо мною
  
   Надежды луч;
  Средь суеты мирского развлеченья,
  
   Среди забот,
  Моя душа в надежде и в сомненье
  
   Тебя зовет;
  И трудно мне умом понять разлуку,
  
   Ты так близка,
  И хочет сжать твою родную руку
  
   Моя рука!
  Август или сентябрь 1856

    x x x

  Сердце, сильней разгораясь от году до году,
  Брошено в светскую жизнь, как в студеную воду.
  В ней, как железо в раскале, оно закипело:
  Сделала, жизнь, ты со мною недоброе дело!
  Буду кипеть, негодуя, тоской и печалью,
  Все же не стану блестящей холодною сталью!
  Август или сентябрь 1856

    x x x

  В стране лучей, незримой нашим взорам,
  Вокруг миров вращаются миры;
  Там сонмы душ возносят стройным хором
  Своих молитв немолчные дары;
  Блаженством там сияющие лики
  Отвращены от мира суеты,
  Не слышны им земной печали клики,
  Не видны им земные нищеты;
  Все, что они желали и любили,
  Все, что к земле привязывало их,
  Все на земле осталось горстью пыли,
  А в небе нет ни близких, ни родных.
  Но ты, о друг, лишь только звуки рая
  Как дальний зов в твою проникнут грудь,
  Ты обо мне подумай, умирая,
  И хоть на миг блаженство позабудь!
  Прощальный взор бросая нашей жизни,
  Душою, друг, вглядись в мои черты,
  Чтобы узнать в заоблачной отчизне
  Кого звала, кого любила ты,
  Чтобы не мог моей молящей речи
  Небесный хор навеки заглушить,
  Чтобы тебе, до нашей новой встречи,
  В стране лучей и помнить и грустить!
  Август или сентябрь 1856

    x x x

  Лишь только один я останусь с собою,
  Меня голоса призывают толпою.
  Которому ж голосу отповедь дам?
  В сомнении рвется душа пополам.
  Советов, угроз, обещаний так много,
  Но где же прямая, святая дорога?
  С мучительной думой стою на пути -
  Не знаю, направо ль, налево ль идти?
  Махни уж рукой да иди, не робея,
  На голос, который всех манит сильнее,
  Который немолчно, вблизи, вдалеке,
  С тобой говорит на родном языке!
  Август или сентябрь 1856

    x x x

  Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты
  
  
  
  
  
   создатель!
  Вечно носились они над землею, незримые оку.
  Нет, то не Фидий воздвиг олимпийского славного Зевса!
  Фидий ли выдумал это чело, эту львиную гриву,
  Ласковый, царственный взор из-под мрака бровей
  
  
  
  
  
   громоносных?
  Нет, то не Гeте великого Фауста создал, который,
  В древнегерманской одежде, но в правде глубокой,
  
  
  
  
  
  
  вселенской,
  С образом сходен предвечным своим от слова до слова.
  Или Бетховен, когда находил он свой марш похоронный,
  Брал из себя этот ряд раздирающих сердце аккордов,
  Плач неутешной души над погибшей великою мыслью,
  Рушенье светлых миров в безнадежную бездну хаоса?
  Нет, эти звуки рыдали всегда в беспредельном
  
  
  
  
  
   пространстве,
  Он же, глухой для земли, неземные подслушал рыданья.
  Много в пространстве невидимых форм и неслышимых
  
  
  
  
  
  
   звуков,
  Много чудесных в нем есть сочетаний и слова и света,
  Но передаст их лишь тот, кто умеет и видеть и слышать,
  Кто, уловив лишь рисунка черту, лишь созвучье, лишь
  
  
  
  
  
  
   слово,
  Целое с ним вовлекает созданье в наш мир удивленный.
  O, окружи себя мраком, поэт, окружися молчаньем,
  Будь одинок и слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен,
  Слух же душевный сильней напрягай и душевное зренье,
  И как над пламенем грамоты тайной бесцветные строки
  Вдруг выступают, так выступят вдруг пред тобою
  
  
  
  
  
  
  картины,
  Выйдут из мрака всe ярче цвета, осязательней формы,
  Стройные слов сочетания в ясном сплетутся значенье...
  Ты ж в этот миг и внимай, и гляди, притаивши дыханье,
  И, созидая потом, мимолетное помни виденье!
  Октябрь 1856

    x x x

  Что ты голову склонила?
  Ты полна ли тихой ленью?
  Иль грустишь о том, что было?
  Иль под виноградной сенью
  Начертания сквозные
  Разгадать хотела б ты,
  Что на землю вырезные
  Сверху бросили листы?
  Но дрожащего узора
  Нам значенье непонятно -
  Что придет, узнаешь скоро,
  Что прошло, то невозвратно!
  Час полуденный палящий,
  Полный жизни огневой,
  Час веселый настоящий,
  Этот час один лишь твой!
  Не клони ж печально взора
  На рисунок непонятный -
  Что придет, узнаешь скоро,
  Что прошло, то невозвратно!
  Ноябрь 1856

    Б. М. МАРКЕВИЧУ

  Ты прав; мой своенравный гений
  Слетал лишь изредка ко мне;
  Таясь в душевной глубине,
  Дремала буря песнопений;
  Меня ласкали сон и лень,
  Но, цепь житейскую почуя,
  Воспрянул я; и, негодуя,
  Стихи текут. Так в бурный день,
  Прорезав тучи, луч заката
  Сугубит блеск своих огней,
  И так река, скалами сжата,
  Бежит сердитей и звучней!
  Осень 1856

    x x x

  И у меня был край родной когда-то;
  
   Со всех сторон
  Синела степь; на ней белели хаты -
  
   Все это сон!
  Я помню дом и пестрые узоры
  
   Вокруг окон,
  Под тенью лип душистых разговоры -
  
   Все это сон!
  Я там мечтою чистой, безмятежной
  
   Был озарен,
  Я был любим так искренно, так нежно -
  
   Все это сон!
  И думал я: на смерть за край родимый
  
   Я обречен!
  Но гром умолк; гроза промчалась мимо -
  
   Все было сон!
  Летучий ветр, неси ж родному краю,
  
   Неси поклон;
  В чужбине век я праздно доживаю -
  
   Все было сон!
  1856 (?)

    x x x

  Господь, меня готовя к бою,
  Любовь и гнев вложил мне в грудь,
  И мне десницею святою
  Он указал правдивый путь;
  Одушевил могучим словом,
  Вдохнул мне в сердце много сил,
  Но непреклонным и суровым
  Меня господь не сотворил.
  И гнев я свой истратил даром,
  Любовь не выдержал свою,
  Удар напрасно за ударом
  Я отбивая устаю.
  Навстречу их враждебной вьюги
  Я вышел в поле без кольчуги
  И гибну раненный в бою.
  [1857]

    x x x

  Порой, среди забот и жизненного шума,
  Внезапно набежит мучительная дума
  И гонит образ твой из горестной души.
  Но только лишь один останусь я в тиши
  И суетного дня минует гул тревожный,
  Смиряется во мне волненье жизни ложной,
  Душа, как озеро, прозрачна и сквозна,
  И взор я погрузить в нее могу до дна;
  Спокойной мыслию, ничем не возмутимой,
  Твой отражаю лик желанный и любимый
  И ясно вижу глубь, где, как блестящий клад,
  Любви моей к тебе сокровища лежат.
  [1857]

    x x x

  Не божиим громом горе ударило,
  Не тяжелой скалой навалилося;
  Собиралось оно малыми тучками,
  Затянули тучки небо ясное,
  Посеяло горе мелким дождичком,
  Мелким дождичком осенниим.
  А и сеет оно давным-давно,
  И сечет оно без умолку,
  Без умолку, без устали,
  Без конца сечет, без отдыха;
  Проняло насквозь добра молодца,
  Проняло дрожью холодною,
  Лихорадкою, лихоманкою,
  Сном-дремотою, зевотою.
  - Уже полно, горе, дуб ломать по
  
  
  
  
  прутикам,
  Щипати по листикам!
  А и бывало же другим счастьице:
  Налетало горе вихрем-бурею,
  Ворочало горе дубы с корнем вон!
  [1857]

    x x x

  Ой, честь ли то молодцу лен прясти?
  А и хвала ли боярину кичку носить?
  Воеводе по воду ходить?
  Гусляру-певуну во приказе сидеть?
  Во приказе сидеть, потолок коптить?
  Ой, коня б ему! гусли б звонкие!
  Ой, в луга б ему, во зеленый бор!
  Через реченьку да в темный сад,
  Где соловушка на черемушке
  Целу ноченьку напролет поет!
  [1857]

    x x x

  Ты неведомое, незнамое,
  Без виду, без образа,
  Без имени-прозвища!
  Полно гнуть меня ко сырой земле,
  Донимать меня, добра молодца!
  Как с утра-то встану здоровeшенек,
  Здоровeшенек, кажись гору сдвинул бы,
  А к полудню уже руки опущаются,
  Ноги словно ко земле приросли.
  А подходит оно без оклика,
  Меж хотенья и дела втирается,
  Говорит: "Не спеши, добрый молодец,
  Еще много впереди времени!"
  И субботу называет пятницей,
  Фомину неделю светлым праздником.
  Я пущуся ли в путь-дороженьку,
  Ан оно повело проселками,
  На полпути корчмой выросло;
  Я за дело примусь, ан оно мухою
  Перед носом снует, извивается;
  А потом тебе же насмехается:
  "Ой, удал, силен, добрый молодец!
  Еще много ли на боку полежано?
  Силы-удали понакоплено?
  Отговорок-то понахожено?
  А и много ли богатырских дел,
  На печи сидючи, понадумано?
  Вахлаками других поругано?
  Себе спину почeсано?"
  [1857]

    x x x

  Он водил по струнам; упадали
  Волоса на безумные очи,
  Звуки скрыпки так дивно звучали,
  Разливаясь в безмолвии ночи.
  В них рассказ убедительно-лживый
  Развивал невозможную повесть,
  И змеиного цвета отливы
  Соблазняли и мучили совесть;
  Обвиняющий слышался голос,
  И рыдали в ответ оправданья,
  И бессильная воля боролась
  С возрастающей бурей желанья,
  И в туманных волнах рисовались
  Берега позабытой отчизны,
  Неземные слова раздавались
  И манили назад с укоризной,
  И так билося сердце тревожно,
  Так ему становилось понятно
  Все блаженство, что было возможно
  И потеряно так невозвратно,
  И к себе беспощадная бездна
  Свою жертву, казалось, тянула,
  А стезею лазурной и звездной
  Уж полнеба луна обогнула;
  Звуки пели, дрожали так звонко,
  Замирали и пели сначала,
  Беглым пламенем синяя жженка
  Музыканта лицо освещала...
  Начало 1857

    x x x

  Уж ласточки, кружась, над крышей щебетали,
  Красуяся, идет нарядная весна:
  Порою входит так в дом скорби и печали
  В цветах красавица, надменна и пышна.
  Как праздничный мне лик весны теперь
  
  
  
  
  
  несносен!
  Как грустен без тебя дерев зеленых вид!
  И мыслю я: когда ж на них повеет осень
  И, сыпля желтый лист, нас вновь соединит!
  Вeсна 1857 (?)

    x x x

  Деревцо мое миндальное
  Все цветами убирается,
  В сердце думушка печальная
  Поневоле зарождается:
  Деревцом цветы обронятся,
  И созреет плод непрошеный,
  И зеленое наклонится
  До земли под горькой ношею!
  1857 или 1858

    x x x

  Мой строгий друг, имей терпенье
  И не брани меня так зло;
  Не вдруг приходит вдохновенье,
  Земное бремя тяжело;
  Простора нет орлиным взмахам;
  Как Этны темное жерло,
  Моя душа покрыта прахом.
  Но в глубине уж смутный шум,
  И кратер делается тесен
  Для раскалившихся в нем дум,
  Для разгорающихся песен.
  Пожди еще, и грянет гром,
  И заклубится дым кудрявый,
  И пламя, вырвавшись столпом,
  Польется вниз звенящей лавой.
  1857 или 1858 [?]

    x x x

  Двух станов не боец, но только гость случайный,
  За правду я бы рад поднять мой добрый меч,
  Но спор с обоими досель мой жребий тайный,
  И к клятве ни один не мог меня привлечь;
  Союза полного не будет между нами -
  Не купленный никем, под чье б ни стал я знамя,
  Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,
  Я знамени врага отстаивал бы честь!
  [1858]

    x x x

  Как селянин, когда грозят
  Войны тяжелые удары,
  В дремучий лес несет свой клад
  От нападенья и пожара,
  И там во мрачной тишине
  Глубоко в землю зарывает,
  И на чешуйчатой сосне
  Свой знак с заклятьем зарубает,
  Так ты, певец, в лихие дни,
  Во дни гоненья рокового,
  Под темной речью хорони
  Свое пророческое слово.
  [1858]

    x x x

  Запад гаснет в дали бледно-розовой,
  Звезды небо усеяли чистое,
  Соловей свищет в роще березовой,
  И травою запахло душистою.
  Знаю, что к тебе в думушку вкралося,
  Знаю сердца немолчные жалобы,
  Не хочу я, чтоб ты притворялася
  И к улыбке себя принуждала бы!
  Твое сердце болит безотрадное,
  В нем не светит звезда ни единая -
  Плачь свободно, моя ненаглядная,
  Пока песня звучит соловьиная,
  Соловьиная песня унылая,
  Что как жалоба катится слезная,
  Плачь, душа моя, плачь, моя милая,
  Тебя небо лишь слушает звездное!
  [1858]

    x x x

  Ты почто, злая кручинушка,
  Не вконец извела меня, бедную,
  Разорвала лишь душу надвое?
  Не сойтися утру с вечером,
  Не ужиться двум добрым молодцам;
  Из-за меня они ссорятся,
  А и оба меня корят, бранят.
  Уж как станет меня брат корить:
  "Ты почто пошла за боярина?
  Напросилась в родню неровную?
  Отщепенница, переметчица,
  От своей родни отступница!"
  "Государь ты мой, милый братец мой,
  Я в родню к ним не напрашивалась,
  И ты сам меня уговаривал,
  Снаряжал меня, выдавал меня!"
  Уж как станет меня муж корить:
  "Из какого ты роду-племени?
  Еще много ли за тобой приданого?
  Еще чем меня опоила ты,
  Приговорщица, приворотница,
  Меня с нашими разлучница?"
  "Государь ты мой, господин ты мой,
  Я тебя не приворачивала,
  И ты взял меня вольной волею,
  А приданого за мной немного есть,
  И всего-то сердце покорное,
  Голова тебе, сударь, поклонная!"
  Перекинулся хмель через реченьку,
  С одного дуба на другой дуб,
  И качается меж обоими,
  Над быстрой водой зеленеючи,
  Злой кручинушки не знаючи,
  Оба дерева обнимаючи.
  [1858]

    x x x

  Рассевается, расступается
  Грусть под думами под могучими,
  В душу темную пробивается
  Словно солнышко между тучами!
  Ой ли, молодец? Не расступится,
  Не рассеется ночь осенняя,
  Скоро сведаешь, чем искупится
  Непоказанный миг веселия!
  Прикачнулася, привалилася
  К сердцу сызнова грусть обычная,
  И головушка вновь склонилася,
  Бесталанная, горемычная...
  [1858]

    x x x

  Что ни день, как поломя со влагой,
  Так унынье борется с отвагой,
  Жизнь бежит то круто, то отлого,
  Вьется вдаль неровною дорогой,
  От беспечной удали к заботам
  Переходит пестрым переплетом,
  Думы ткут то в солнце, то в тумане
  Золотой узор на темной ткани.
  [1858]

    x x x

  Звонче жаворонка пенье,
  Ярче вешние цветы,
  Сердце полно вдохновенья,
  Небо полно красоты.
  Разорвав тоски оковы,
  Цепи пошлые разбив,
  Набегает жизни новой
  Торжествующий прилив,
  И звучит свежо и юно
  Новых сил могучий строй,
  Как натянутые струны
  Между небом и землей.
  [1858]

    x x x

  Осень. Обсыпается весь наш бедный сад,
  Листья пожелтелые по ветру летят;
  Лишь вдали красуются, там на дне долин,
  Кисти ярко-красные вянущих рябин.
  Весело и горестно сердцу моему,
  Молча твои рученьки грею я и жму,
  В очи тебе глядючи, молча слезы лью,
  Не умею высказать, как тебя люблю.
  [1858]

    x x x

  Источник за вишневым садом,
  Следы голых девичьих ног,
  И тут же оттиснулся рядом
  Гвоздями подбитый сапог.
  Все тихо на месте их встречи,
  Но чует ревниво мой ум
  И шепот, и страстные речи,
  И ведер расплесканных шум...
  [1858]

    x x x

  O друг, ты жизнь влачишь, без пользы увядая,
  Пригнутая к земле, как тополь молодая;
  Поблекла свежая ветвей твоих краса,
  И листья кроет пыль и дольная роса.
  О, долго ль быть тебе печальной и согнутой?
  Смотри, пришла весна, твои не крепки путы,
  Воспрянь и подымись трепещущим столбом,
  Вершиною шумя в эфире голубом!
  [1858]

    x x x

  В совести искал я долго обвиненья,
  Горестное сердце вопрошал довольно -
  Чисты мои мысли, чисты побужденья,
  А на свете жить мне тяжело и больно.
  Каждый звук случайный я ловлю пытливо,
  Песня ли раздастся на селе далеком,
  Ветер ли всколышет золотую ниву -
  Каждый звук неясным мне звучит упреком.
  Залегло глубоко смутное сомненье,
  И душа собою вечно недовольна:
  Нет ей приговора, нет ей примиренья,
  И на свете жить мне тяжело и больно!
  Согласить я силюсь, что несогласимо,
  Но напрасно разум бьется и хлопочет,
  Горестная чаша не проходит мимо,
  Ни к устам зовущим низойти не хочет!
  [1858]

    x x x

  Минула страсть, и пыл ее тревожный
  Уже не мучит сердца моего,
  Но разлюбить тебя мне невозможно,
  Все, что не ты,- так суетно и ложно,
  Все, что не ты,- бесцветно и мертво.
  Без повода и права негодуя,
  Уж не кипит бунтующая кровь,
  Но с пошлой жизнью слиться не могу я,
  Моя любовь, о друг, и не ревнуя,
  Осталась та же прежняя любовь.
  Так от высот нахмуренной природы,
  С нависших скал сорвавшийся поток
  Из царства туч, грозы и непогоды
  В простор степей выносит те же воды
  И вдаль течет, спокоен и глубок.
  [1858]

    x x x

  Когда природа вся трепещет и сияет,
  Когда ее цвета ярки и горячи,
  Душа бездейственно в пространстве утопает
  И в неге врозь ее расходятся лучи.
  Но в скромный, тихий день, осеннею погодой,
  Когда и воздух сер, и тесен кругозор,
  Не развлекаюсь я смиренною природой,
  И немощен ее на жизнь мою напор.
  Мой трезвый ум открыт для сильных вдохновений,
  Сосредоточен я живу в себе самом,
  И сжатая мечта зовет толпы видений,
  Как зажигательным рождая их стеклом.
  Винтовку сняв с гвоздя, я оставляю дом,
  Иду меж озимей, чернеющей дорогой;
  Смотрю на кучу скирд, на сломанный забор,
  На пруд и мельницу, на дикий косогор,
  На берег ручейка болотисто-отлогий,
  И в ближний лес вхожу. Там покрасневший клен,
  Еще зеленый дуб и желтые березы
  Печально на меня свои стряхают слезы;
  Но дале я иду, в мечтанья погружен,
  И виснут надо мной полунагие сучья,
  А мысли между тем слагаются в созвучья,
  Свободные слова теснятся в мерный строй,
  И на душе легко, и сладостно, и странно,
  И тихо все кругом, и под моей ногой
  Так мягко мокрый лист шумит благоуханный.
  [1858]

    x x x

  Ты знаешь, я люблю там, за лазурным сводом,
  Ряд жизней мысленно отыскивать иных
  И, путь свершая мой, с улыбкой мимоходом
  Смотрю на прах забот и горестей земных.
  Зачем же сердце так сжимается невольно,
  Когда твой встречу взор, и так тебя мне жаль,
  И каждая твоя мгновенная печаль
  В душе моей звучит так долго и так больно?
  [1858]

    x x x

  Замолкнул гром, шуметь гроза устала,
  
  Светлеют небеса;
  Меж черных туч приветно засияла
  
  Лазури полоса.
  Еще дрожат цветы, полны водою
  
  И пылью золотой,
  О, не топчи их с новою враждою
  
  Презрительной пятой.
  [1858]

    x x x

  Змея, что по скалам влечешь свои извивы
  И между трав скользишь, обманывая взор,
  Помедли, дай списать чешуйный твой узор:
  Хочу для девы я холодной и красивой
  Счеканить по тебе причудливый убор.
  Пускай, когда она, скользя зарей вечерней,
  К сопернику тайком счастливому пойдет,
  Пускай блестит, как ты, и в золоте и в черни,
  И пестрый твой в траве напоминает ход!
  [1858]

    x x x

  Ты жертва жизненных тревог,
  И нет в тебе сопротивленья,
  Ты, как оторванный листок,

Другие авторы
  • Вишняк М.
  • Юшкевич Семен Соломонович
  • Волошин Максимилиан Александрович
  • Эмин Николай Федорович
  • Поспелов Федор Тимофеевич
  • Шперк Федор Эдуардович
  • Василевский Илья Маркович
  • Васильев Павел Николаевич
  • Лялечкин Иван Осипович
  • Ширинский-Шихматов Сергей Александрович
  • Другие произведения
  • Маколей Томас Бабингтон - Война за наследство испанского престола
  • Шаховской Александр Александрович - Шаховской А. А.: биобиблиографическая справка
  • Короленко Владимир Галактионович - В. И. Ковалевский и семейное начало в дворянском банке
  • Кутузов Михаил Илларионович - Приказание М. И. Кутузова М. И. Платову об организации летучей почты до Москвы
  • Неизвестные Авторы - Из драмы А. Н. Островского "Сон на Волге"
  • Фет Афанасий Афанасьевич - Ранние годы моей жизни (отрывки)
  • Григорьев Аполлон Александрович - Роберт-дьявол
  • Куприн Александр Иванович - Инна
  • Подкольский Вячеслав Викторович - За чужим делом
  • Измайлов Александр Ефимович - Kот и крысы
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (29.11.2012)
    Просмотров: 405 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа