| Главная » Книги |
Толстой Алексей Константинович - Детские и юношеские стихотворения, Страница 2
Толстой Алексей Константинович - Детские и юношеские стихотворения Я верю в чистую любовь
И в душ соединенье;
И мысли все, и жизнь, и кровь,
И каждой жилки бьенье
Отдам я с радостию той,
Которой образ милый
Меня любовию святой
ЭКСПРОМТЫ. НАДПИСИ. БУРИМЕ
[Б. М. МАРКЕВИЧУ]
Где нет толку никакого,
Где сумбур и дребедень -
Плюнь, Маркевич, на Буткова
И явись как ясный день!
24 февраля 1859
[М. Н. ЛОНГИНОВУ]
Очень, Лонгинов, мне жаль,
Что нельзя с тобой обедать -
Какова моя печаль,
То тебе нетрудно ведать.
"Аминь, глаголю вам,- в восторге рек Маркeвич,
Когда к Москве-реке, задумчив, шел Катков,-
Се агнца божья зрим!" Но злобный
Стасюлевич
Возненавидел вес классических
оков
И фарисейски плел, с враждою вечно новой,
Прилегши за кустом, ему венец
терновый.
Под шум балтийских волн Самарина фон Бок
Разит без умолку. Их битву петь
возьмусь ли?
Ко матушке Москве решпект во мне глубок,
Но "Lieber Augustin"(*) мои играют гусли,
И, как ни повернусь, везде найду изъян:
Самарин - Муромец, фон Бок же -
грубиян.
__________
(*) "Милый Августин" (нем.).- Ред.
Где Майков, Мей, и Мин, и Марков, и Миняев,
И Фет, что девам люб?
Полонский сладостный, невидящий Ширяев
И грешный Соллогуб?
Передо мной стоят лишь голые березы
И пожелтевший дуб,
Но нет с кем разделить в бору холодном слезы
И насморк дать кому б!
11 января 1870
[М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ]
Скорее на небе луну
Заменит круг презренной....,
Чем я хоть мысленно дерзну
Обидеть "Вестника Европы!"
18 ноября 1873
[В. А. АРЦИМОВИЧУ]
Ты властитель всех сердец,
Нам же дядя и отец!
3 апреля 1875
[А. М. и Н. М. ЖЕМЧУЖНИКОВЫМ]
Милые дети, вас просят обедать.
Дайте посланцу ответ;
Нужен ответ, чтобы повару ведать,
Толстый юнкер Арапетов
В этот новый год,
Взявши дюжину браслетов,
К дядюшке несет.
Он к Арапову приходит:
"Дяденька,- браслет!"
Видя бронзу, тот находит,
Что родства-де нет.
Оробел наш Арапетов,
Услыхав ответ:
"Мой племянник лишь Бекетов".
- "Ну так я ваш внук?"
И вся дюжина браслетов
Выпала из рук...
"Внук ты мой? Так как же, сиречь -
Значит, я ваш дед?
Ну так я вас должен высечь
[Н. М. ЖЕМЧУЖНИКОВУ]
Горька нам, Николай,
Была б твоя утрата,
К обеду приезжай
И привези нам брата.
Отсутствием твоим
Отчасти поражен,
Вчера я был один
Урусовой пленен.
Сам храбрый Бирюлев
И звонкий Опочинин
Явились без штанов,
Вон тянется вдали колясок
полоса,
И из одной из них, свой выставив чубук,
Лакей какой-то .... Все мокро, как роса,
И древо мостовой сияет, будто
бук.
Люблю я праздников невинное
смятенье,
Вид пьяных мужиков мне просто
утешенье!
Мне нравился всегда народных игр состав,
Поеду в балаган, поеду -
решено!
Гостиных модных мне наскучил уж
устав,
Вершины закутала туч
полоса.
Денщик, дай кисет и
чубук!
Меня до костей промочила
роса,
Здесь сыро - все ольха да
бук!
Вот выстрел!- Чу, что там вдали за смятенье?
Врагов ли господь нам послал в
утешенье?
Цыганской ли шайки презренный
состав
Нам встретить в горах
решено?
Что б ни было, вспомним воинский устав,
Рассыпем врагов, как
Об этом я терзаюся и
плачу
Зимой, весною, осенью и
летом,
Печаль моя и жалобна и
громка,
И скоро я красу свою
утрачу,
Глядя порой, как с маленьким лафетом
Реин батюшка проспал,
Он прямая
ижица!
Не видал, как генерал1
С его дочкой лижется,2
Как берет
оделаванд
После с
перекладины,
Которую
Монферранд
__________
1 Марс.
Покройся, юная
девица,
С тебя покров стыдливый пал,
Закройся, юная
девица,
Кратка дней красных
вереница,
И ты состаришься,
девица,
И твой прийдет девятый вал,
Закройся ж, юная
девица,
Молчите!- Мне не нужен
розмарин!
Я знаю вас, крамольная
палата!
Теперь не вы, а я здесь
властелин,
И русских грудь крепчайшие мне латы!
Я презираю вас и ваше
злато,
Мне вас милей лабазник
бородатый,
Ступайте ж лучше вы в отель
"Берлин",
Да осенит теперь орел
крылатый
Гнездо измены, подлости и
вин,
Я постелю матрасы, вам без
И впредь, друзья, коль дорог вам живот -
Вы не забудьте, я какой
детина!
Я вами поверну, как мышью
кот,
Вам не поможет польская вся
тина,
Я посажу к вам Федорова
cына,(*)
Вы будете как в хрене
осетрина,
В костелах будет греческий
кивот,
Вблизи Варшавы желтая есть
глина,
Паскевич вам замажет ею
рот,
И верьте мне, что это не
И на домах я не оставлю
кровли,
Скорей с моих вы убирайтесь
глаз,
He разобьет молочник медный
таз,
Не перегнет соломинка
_________
Не приставай ко мне, Борис Перовский,
Ужасны мне любви твоей
желанья,
К тебе любовию горит
Маланья,
Зачем же к ней, Борис, ты не таковский?
Но ты, как древле старый Березовский,
Одной музыки созидаешь
зданья,
Мила тебе котлета лишь
баранья,
Готова ль мне, готова ли
карета?
Пешком бежать во Францию
боюсь!
Я побежден, но да поглотит
Лета
Меня, коль я от робости
у. . . .
Хрупка Фортуны ломкая
пружина,
Но мне верна французская
дружина!
Со мной языков было двадцать восемь,
Морозы их с пожарами
сразили,
И так, как сено мы на нивах
косим,
Нас косит смерть. Я возвращуся или. . .
Но нет, давайте мне скорее
бриться,
Когда ж обреюсь, буду я
ОТКАЗАЛСЯ ОТ НАЗВАНИЯ ВЕЛИКОГО
Сенат! Почто меня трактуешь как
янтарь?
Как редкое и вкусное
варенье?
Сенат! Я не Зевес, я просто бедный царь,
Не я, а Саваоф унял крамол
смятенье.
За пользу общую я рад пролить свой сок,
Но мир вам даровал не Александр, а рок.
Хоть долго я, друзья, не скидывал рейтузы,
Хотя среди тревог не спал недели три,
Учтивости своей, друзья, заприте шлюзы
И верьте, что мы все ерши - не
Часто от паштета
корка
Наш ломает крепкий
зуб,
Часто на прохожих
зорко
Смотрит старый
Соллогуб,
Смотрит зорко он,
ей-ей,
Аскольд плывет, свой сняв
шелом,
Кругом ладьи разбитой
доски -
Уносит ветр его
паром,
Луна зашла - брега не
плоски!
И видит в тумане, как в рясе чернец,
На брег его молотом манит
купец,
А берега скаты не
Аскольд, зовет тебя Мальв ина,
Забудь, что ты природный р ос,
Твой щит давно взяла пуч ина,
Твой замок тернием пор
ос.
Не обращай напрасно вз
ора
Туда, где юность провод
ил,
Мальвины ты страшись ук
ора,
Страшися ночи мрачных с
Коллективное
[А. П. БОБРИНСКОМУ]
Когда ж окончишь ты нелепый свой устав
По всем его частям, отделам, параграфам?
Два графа здесь сошлись, ты тоже родом граф,
Теперь уж час ночной, и к чаю пора графам.
Когда, скажи ты мне, та выйдет колея,
Где встретятся с тобой забытые друзья,
Когда ж ты явишься к охрипшему соседу
И снова поведешь с ним длинную беседу?
Здесь ждут тебя давно, словам моим поверь,
Для дружбы и стихов приют у нас келейный,
А утомительный твой люд узкоколейный
Без всякой жалости толкай скорее в дверь!
Начало 1870-х
Бегут разорванные тучи,
Луна задумчиво плывет,
От моря брызжет дождь летучий,
Шумя несется пароход.
[А там дворец с широкой крышей,
Там истуканов виден ряд,
Стоят, один другого выше,
Вослед печально мне глядят.
Простите вы, картины юга,
Прости, гитар веселый звон,
И песней пламенная вьюга,
И соблазнительный балкон!]
Увижу ль я страны другие,
Простор испаханных степей,
Страны, где волны золотые
Колышет ветер средь полей,
Где ночи зимние так долги
И где весна так молода,
И вниз по матушке по Волге
Идут тяжелые суда?
Увижу ль тройку удалую
Среди степей на всем бегу,
Гремушки, кованую сбрую
И золоченую дугу?
Бегите ж ... тучи,
Луна, плыви над бездной вод,
От моря брызжи, дождь летучий,
Лети на север, пароход!
Как часто ночью в тишине глубокой
Меня тревожит тот же дивный сон:
В туманной мгле стоит дворец высокий
И длинный ряд дорических колонн;
Средь диких гор от них ложатся тени,
К реке ведут широкие ступени.
И солнце там приветливо не блещет,
Порой сквозь тучи выглянет луна,
О влажный брег порой лениво плещет,
Катяся мимо, сонная волна,
И истуканов рой на плоской крыше
Стоит во тьме, один другого выше.
Туда, туда неведомая сила
Вдоль по реке влечет мою ладью,
К высоким окнам взор мой пригвоздила,
Желаньем грудь наполнила мою.
. . . . . . . . . .
. . . . . . . . . .
Я жду тебя. Я жду, чтоб ты склонила
На темный дол свой животворный взгляд,
Тогда взойдет огнистое светило,
В алмазных искрах струи заблестят,
Проснется замок, позлатятся горы
И загремят невидимые хоры.
Я жду, но тщетно грудь моя трепещет,
Лишь сквозь туман виднеется луна,
О влажный берег лишь лениво плещет,
Катяся мимо, сонная волна,
И истуканов рой на плоской крыше
Стоит во тьме, один другого выше.
Вон на кладбище белеют кресты.
Месяц взирает на них с высоты.
Там дремлют кости вельможного рода,
Рядом с гетманом лежит воевода.
"Скучно, панове, все спать на погосте,
Седлаем коней, едемте в гости!
Вишь, серебром как дорога устлана.
Едем на свадьбу до пана гетмана!"
[Вот пошатнулись кресты и упали,
По полю мертвые вдаль поскакали.]
Там, над Двиною, напротив парома
Светятся окна вельможного дома.
Слышны в нем скрыпки, цимбалы да флейты,
"Ну же, маршалок, докладывал, гей ты!"
В страхе маршалок из рук бросил блюдо:
"Пане вельможный, случилося чудо!
От, далибуг же! До панскои мости
Прямо с кладбища приехали гости!"
"Брешешь ты, бестья, зараз изувечу!"
Встал и, ругаясь, идет к ним навстречу.
. . . . . . . . . . . .
... похоронный.
Так был наказан гетман коронный.
Ты меня поняла не вполне,
И хоть сердце открылось.
. . . . . . . .
О, как хочется мне передать
. . . . . . . .
О, узнай же, как горестен я
. . . . . . . .
Мы друг друга никак не поймем
. . . . . . . .
Никогда мы себя не поймем?
. . . . . . . .
И души увядающий май
Ты пойми иль душой отгадай
. . . . . . . .
О, узнай мое горе, узнай!
И душою меня отгадай.
Что за время, что за нравы!
Где вы, Генуи сыны!
По руинам Балаклавы
Ходят красные штаны!
Как вчера хорош у моря
Был наш русский самовар,
Шли мы долго вместе, споря,
Между саклями татар.
О, не страшись несбыточной измены
И не кляни грядущего, мой друг,
Любовь души не знает перемены,
Моя душа любить не будет двух...
. . . . . . . . . . .
И если я . . . . . отчизной
. . . . . отдам остаток сил,
Не говори про друга с укоризной:
"Он для другой обетам изменил".
. . . . . . . . . . .
Быть может, грусть, страдания и годы
. . . . . . . . . . . вид.
Быть может, вихрь житейской непогоды
Меня с тобой надолго разлучит.
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . не прокляну.
Я сквозь земной увижу оболочки
Твоей души бессмертную весну.
Закревский так сказал пожарным:
"Пойдем, ребята, напролом!
На крыше, в свете лучезарном,
Я вижу Беринга, сидящего орлом!"
Причину моего смятенья и испуга
Узнать желаешь ты, невинная подруга
Моих девичьих игр; послушай. . . .
. . . . . . . . . . . .
Ложились на спину участники их игр,
Ласкаясь, пестрый барс и полосатый тигр
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . с румяными устами.
Лев морщится. . . . . . .
. . . . . . . . . . . душистый
Из фиговых ветвей венок широколистый
Мне жрица подала, и [пьяная] тогда,
Волненье подавив последнего стыда
И взор отворотив . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .
И трепетной рукой касаясь пьедестала,
Могучую красу я бога увенчала.
И на крыльце по вечерам,
Внимая тихим разговорам,
Лягушек слушать дружный гам,
Вдали звенящий слитым хором.
Друзья, вы совершенно правы,
Сойтися трудно вам со мной,
Я чту отеческие нравы,
Я патриот, друзья, квасной!
На Русь взирая русским оком,
А не насквозь ей чуждых приcм,
Храню в сознании глубоком
Я свой квасной патриотисм.
Вы высшим преданы заботам,
Меня, который не за вас,
Квасным зовете патриотом,
Пусть будет так и в добрый час!
Хоть вам со мной стезя иная,
Но лишь одно замечу я:
Меня отсталым называя,
Вы ошибаетесь, друзья!
Нет, я не враг всего, что ново,
Я также с веком шел вперед.
Блюсти законов Годунова
Квасной не хочет патриот.
Конца семейного разрыва,
Слиянья всех в один народ,
Всего, что в жизни русской живо,
Квасной хотел бы патриот.
________
Уж так и быть, признаюсь в этом,
Я патриот, друзья, квасной:
Моя душа летит приветом
Навстречу вьюге снеговой.
Люблю я тройку удалую
И свист саней на всем бегу,
Гремушки, кованую сбрую
И золоченую дугу.
Люблю тот край, где зимы долги,
Но где весна так молода,
Где вниз по матушке по Волге
Идут бурлацкие суда.
Люблю пустынные дубравы,
Колоколов призывный гул
И нашей песни величавой
Тоску, свободу и разгул.
Она, как Волга, отражает
Родные степи и леса,
Стесненья мелкого не знает,
Длинна, как девичья коса.
Как синий вал, звучит глубоко,
Как белый лебедь, хороша,
И с ней уносится далеко
Моя славянская душа.
Люблю Москву, наш гор[од] ц[арский],
Люблю наш Киев, столь[ный] гр[ад],
Кафта[н] . . . . . . боярский
. . . . . . . . .
Я, признаюсь, беды не вижу
Ни от усов, ни от бород.
Одно лишь зло я ненавижу,-
Квасной, квасной я патриот!
Идя вперед родной дорогой,
Вперед идти жел[аю] всем,
Служу цар[ю]. . . . .
. . . . . . . . .
Иным вы преданы заботам.
Того, кто к родине влеком,
Квасным зовете патриотом,
Движенья всякого врагом.
Нет, он не враг всего, что ново,
Он вместе с веком шел вперед,
Блюсти законов Годунова
Квасной не хочет патриот.
Нет, он успеха не поносит
И, честью русской дорожа,
O возвращении не просит
Ни языков, ни правежа.
Исполнен к подлости враждою,
Не хочет царск[их] он шутов,
Ни, нам завещанных ордою,
Застенков, пыток и кнутов.
В заблудш[ем] видя человека,
Не хочет он теперь опять
Казнить тюрьмой Максима Грека,
Костры скуфьями раздувать.
Но к братьям он горит любовью,
Он полн к насилию вражды,
Грустит о том, что русской кровью
Жиреют немцы и жиды.
Да, он грустит во дни невзгоды,
Родному голосу внемля,
Что на два разные народа
Распалась русская земля.
Конца семейного разрыва,
Слиянья всех в один народ,
Всего, что в жизни русской живо,
Квасной хотел бы патриот.
Б а р о н
Святой отец, постой: тебе утру я нос,
Хотя б меня за то сослали и в Милоc.
П а п а
Не хочешь ли, барон, ты выпрыгнуть в оконце?
Пожалуй, подостлать велю тебе суконце!
Б а р о н
Не прыгну ни за что! Не прыгну за мильон!
П а п а
(в сторону)
Мне кажется, меня в досаду вводит он!
Б а р о н
(в сторону)
Придет пора - и он, не знающий, что брак,
Румянцем от стыда покроется, как рак!
В дни златые вашего царенья,
В дни, когда любящею рукой
Вы вели младые поколенья,
О созданья юности мирской,
Как иначе все тогда являлось.
. . . . . . . . .
И твои цветами, о Киприда,
Украшались алтари.
. . . . . . . . .
Гелиос в величии спокойном
Колесницей правил золотой.
. . . . . . . . .
Благородил вымыслом природу,
Прижимал к груди ее поэт,
И во всем. . . . . народу
Божества являлся след!
Желтобрюхого Гаврила
Обливали молоком,
А Маланья говорила:
"Он мне вовсе незнаком!"
О, будь же мене голосист,
Но боле сам с собой согласен...
. . . . . . . . . .
Стяжал себе двойной венец:
Литературный и цензурный.
Ища в мужчине идеала,
Но стыд храня,
Пиявка доктору сказала:
"Люби меня!.."
То древний лес. Дуб мощный своенравно
Над суком сук кривит в кудрях ветвей;
Клен, сока полн, восходит к небу плавно
И, чист, играет ношею своей.
Теперь в глуши полей, поклонник мирных граций,
В деревне дедовской под тению акаций,
От шума удален, он любит в летний зной
Вкушать наедине прохладу и покой,
Степенных классиков все боле любит чтенье
И дружеских бесед умеренные пренья,
Прогулки к мельнице иль к полному гумну,
Блеяние стадов, лесную тишину,
Сокровища своей картинной галереи
И мудрой роскоши полезные затеи,
И . . . . . . . . . . .
И . . . . . . . . . . .
[А осенью глухой, усевшись у камина,
Велит себе принесть он дедовские вина,
И старый эскулап, друг дома и знаток,
Бутылки пыльной с ним оценивает ток.]
[Блажен . . . . . . . . .
Кто, просвещением себя не охладив,
Умел остепенить страстей своих порыв
И кто от оргии неистовой и шумной
Мог впору отойти, достойный и разумный.
Кто, верен и душе, и светлому уму,
Идет, не торопясь, к закату своему.]
Блажен, кто с оргии, неистовой и шумной,
Уходит впору прочь, достойный и разумный,
Кто, мужеством врагов упорных победив,
Умеет торжества удерживать порыв.
Блажен, кто каждый час готов к судьбы ударам,
Кто в суете пустой не тратит силы даром,
Кто, верный до конца спокойному уму,
Идет, не торопясь, к закату своему.
. . . . . . . . . . . .
Так в цирке правящий квадригою возница,
Соперников в пыли оставя за собой,
Умеривает бег звенящей колесницы
И вожжи коротит искусною рукой.
И кони мощные, прощаяся с ареной,
Обходят вкруг нее, слегка покрыты пеной.
Честь вашего я круга,
Друзья, высоко чту,
Но надо знать друг друга,
Игра начистоту!
Пора нам объясниться -
Вам пригожусь ли я?
Не будем же чиниться,
Вот исповедь моя!
. . . . . . . .
И всякого, кто плачет,
Утешить я бы рад -
| |
| Просмотров: 527 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры