Толстой Алексей Константинович - Детские и юношеские стихотворения

Алексей Константинович Толстой. 
Детские и юношеские стихотворения

  -----------------------------------

  ПРИМЕЧАНИЯ OCR Zmiy:

  Текст данного сборника сформирован по следующим источникам:

  1) Сайт:

   http://www.friends-partners.org/friends/literature/19century.html

  2) Книга: OCR & SpellCheck Zmiy (zmiy@inbox.ru)

   Толстой А.К. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. Стихотворения

   М.: Худож. лит., 1981

  Содержание отмеченное [*], взято из (1). Остальное - (2).

  Текст, отмеченный в содержании [**] взят из (2). Остальное - (1).

  Анонс и примечания взяты из (2).

  Все претензии предъявлять сюда: zmiy@inbox.ru.

  Оформление: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 28 февраля 2003 года

  -----------------------------------

СОДЕРЖАНИЕ

*

  

   ДЕТСКИЕ И ЮНОШЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ * Сказка про короля и про монаха * Вихорь-конь * Телескоп (баллада) * Прости * Молитва стрелков * Я верю в чистую любовь... *

   СТИХОТВОРНЫЕ ЗАПИСКИ. ЭКСПРОМТЫ. НАДПИСИ. БУРИМЕ * [Б.М.Маркевичу] * [М.Н.Лонгинову] * Аминь, глаголю вам,- в восторге рек Маркeвич... * Под шум балтийских волн... * Элегия * [М.М.Стасюлевичу] * [В.А.Арцимовичу] * [А.М. и Н.М.Жемчужниковым] * Неожиданное наказание * [Н.М.Жемчужникову] (Горька нам, Николай...) * Прогулка под качелями * Переход через Балканские горы * Об этом я терзаюся и плачу... * Басня про Ромула и Рема * Прогулка с подругой жизни * Молчите! - Мне не нужен розмарин!.. * Не приставай ко мне, Борис Перовский... * Бегство Наполеона из России * Почему Александр 1 отказался от названия великого * Часто от паштета корка... * Баллада * Аскольд, зовет тебя Мальвина... * [А.П.Бобринскому] *

  

  

  НЕЗАКОНЧЕННОЕ. НАБРОСКИ. ОТРЫВКИ * Бегут разорванные тучи... * Как часто ночью в тишине глубокой... * Слова для мазурки * Ты меня поняла не вполне... * Что за время, что за нравы!.. * Как вчера хорош у моря... * О, не страшись несбыточной измены... * Закревский так сказал пожарным... * Причину моего смятенья и испуга... * И на крыльце по вечерам... * Друзья, вы совершенно правы... * Святой отец, постой... * В дни златые вашего царенья... * Желтобрюхого Гаврила... * О, будь же мене голосист... * Ища в мужчине идеала... * То древний лес. Дуб мощный своенравно... * Теперь в глуши полей, поклонник мирных граций... * Честь вашего я круга... * Но были для девы другие отрады... * Улыбка кроткая, в движенье каждом тихость...

ДЕТСКИЕ И ЮНОШЕСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

СКАЗКА ПРО КОРОЛЯ И ПРО МОНАХА

  Жил-был однажды король, и с ним жила королева,

  Оба любили друг друга, и всякий любил их обоих.

  Правда, и было за что их любить; бывало, как выйдет

  В поле король погулять, набьет он карман пирогами,

  Бедного встретит - пирог! "На, брат,- говорит,- на

  

  

  

  

  

  

  здоровье!"

  Бедный поклонится в пояс, а тот пойдет себе дальше.

  Часто король возвращался с пустым совершенно

  

  

  

  

  

   карманом.

  Также случалось порой, что странник пройдет через

  

  

  

  

  

  

   город,

  Тотчас за странником шлет королева своих скороходов.

  "Гей,- говорит,- скороход! Скорей вы его воротите!"

  Тот воротится в страхе, прижмется в угол прихожей,

  Думает, что-то с ним будет, уж не казнить привели ли?

  АН совсем не казнить! Ведут его к королеве.

  "Здравствуйте, братец,- ему говорит королева,-

  

  

  

  

  

   присядьте.

  Чем бы попотчевать вас? Повара, готовьте закуску!"

  Вот повара, поварихи и дети их, поваренки,

  Скачут, хлопочут, шумят, и варят, и жарят закуску.

  Стол приносят два гайдука с богатым прибором.

  Гостя сажают за стол, а сами становятся сзади.

  Странник садится, жует да, глотая, вином запивает,

  А королева меж тем бранит и порочит закуску:

  "Вы,- говорит,- на нас не сердитесь, мы люди простые.

  Муж ушел со двора, так повара оплошали!"

  Гость же себе на уме: "Добро, королева, спасибо!

  Пусть бы везде на дороге так плохо меня угощали!"

  Вот как жили король с королевой, и нечего молвить,

  Были они добряки, прямые, без всяких претензий...

  Кажется, как бы, имея такой счастливый характер,

  Им счастливым не быть на земле? Ан вышло иначе!

  Помнится, я говорил, что жители все королевства

  Страх короля как любили. Все! Одного исключая!

  Этот один был монах, не такой, как бывают монахи,

  Смирные, скромные, так что и громкого слова не молвят.

  Нет, куда! Он первый был в королевстве гуляка!

  Тьфу ты! Ужас берет, как подумаешь, что за буян был!

  А меж тем такой уж пролаз, такая лисица,

  Что, пожалуй, святым прикинется, если захочет.

  Дьяком он был при дворе; то есть если какие бумаги

  Надобно было писать, то ему их всегда поручали.

  Так как король был добряк, то и всех он считал

  

  

  

  

  

   добряками,

  Дьяк же то знал, и ему короля удалося уверить,

  Что святее его на свете нет человека.

  Добрый король с ним всегда и гулял, и спал, и обедал,

  "Вот,- говаривал он, на плечо опираясь монаха,-

  Вот мой лучший друг, вот мой вернейший товарищ".

  Да, хорош был товарищ! Послушайте, что он за друг

  

  

  

  

  

  

   был!

  Раз король на охоте, наскучив быстрою скачкой,

  Слез, запыхавшись, с коня и сел отдохнуть под дубочки.

  Гаркая, гукая, мимо его пронеслась охота,

  Стихли мало-помалу и топот, и лай, и взыванья.

  Стал он думать о разных делах в своем королевстве:

  Как бы счастливее сделать народ, доходы умножить,

  Податей лишних не брать, а требовать то лишь, что

  

  

  

  

  

  

  можно.

  Вдруг шорохнулись кусты, король оглянулся и видит,

  С видом смиренным монах стоит, за поясом четки,

  "Ваше величество,- он говорит,- давно мне хотелось

  Тайно о важном деле с тобою молвить словечко!

  Ты мой отец, ты меня и кормишь, и поишь, и кров мне

  От непогоды даешь, так как тебя не любить мне!"

  В ноги упал лицемер и стал обнимать их, рыдая.

  Бедный король прослезился: "Вставай,- говорит он,-

  

  

  

  

  

   вставай, брат!

  Все, чего хочешь, проси! Коль только можно, исполню!"

  - "Нет, не просить я пришел, уж ты и так мне

  

  

  

  

  

   кормилец!

  Хочется чем-нибудь доказать мне свою благодарность.

  Слушай, какую тебе я открою дивную тайну!

  Если в то самое время, как кто-нибудь умирает,

  Сильно ты пожелаешь, душа твоя в труп угнездится,

  Тело ж на землю падет и будет лежать без дыханья.

  Так ты в теле чужом хозяином сделаться можешь!"

  В эту минуту олень, пронзенный пернатой стрелою,

  Прямо на них налетел и грянулся мертвый об землю.

  "Ну,- воскликнул монах,- теперь смотри в оба глаза".

  Стал пред убитым оленем и молча вперил в него очи.

  Мало-помалу начал бледнеть, потом зашатался

  И без дыхания вдруг как сноп повалился на землю.

  В то же мгновенье олень вскочил и проворно запрыгал,

  Вкруг короля облетел, подбежал, полизал ему руку,

  Стал пред монаховым телом и грянулся б землю

  

  

  

  

  

  

  мертвый.

  Тотчас на ноги вспрянул монах как ни в чем не бывало -

  Ахнул добрый король, и вправду дивная тайна!

  Он в удивленье вскричал: "Как, братец, это ты сделал?"

  - "Ваше величество,- тот отвечал, лишь стоит

  

  

  

  

  

  

  серьезно

  Вам захотеть, так и вы то же самое можете сделать!

  Вот, например, посмотри: сквозь лес пробирается серна,

  В серну стрелой я пущу, а ты, не теряя минуты,

  В тело ее перейди, и будешь на время ты серной".

  Тут монах схватил самострел, стрела полетела,

  Серна прыгнула вверх и пала без жизни на землю.

  Вскоре потом упал и король, а серна вскочила.

  То лишь увидел монах, тотчас в королевское тело

  Он перешел и рожок поднял с земли королевский.

  Начал охоту сзывать, и вмиг прискакала охота.

  "Гей, вы, псари!- он вскричал.- Собак спустите со

  

  

  

  

  

  

  своров,

  Серну я подстрелил, спешите, трубите, скачите!"

  Прыгнул мнимый король на коня, залаяла стая,

  Серна пустилась бежать, и вслед поскакала охота.

  Долго несчастный король сквозь чащу легкою серной

  Быстро бежал, наконец он видит в сторонке пещеру,

  Мигом в нее он влетел, и след его псы потеряли.

  Гордо на статном коне в ворота въехал изменник,

  Слез на средине двора и прямо идет к королеве.

  "Милая ты королева моя,- изменник вещает,-

  Солнце ты красное, свет ты очей моих, месяц мой ясный,

  Был я сейчас на охоте, невесело что-то мне стало;

  Скучно, вишь, без тебя, скорей я домой воротился,

  Ах ты, мой перл дорогой, ах ты, мой яхонт бесценный!"

  Слышит его королева, и странно ей показалось:

  Видит, пред нею король, но что-то другие приемы,

  Тот, бывало, придет да скажет: "Здравствуй, хозяйка!",

  Этот же сладкий такой, ну что за сахар медович!

  Дня не прошло, в короле заметили все перемену.

  Прежде, бывало, придут к нему министры с докладами,

  Он переслушает всех, обо всем потолкует, посудит,

  Дело, подумав, решит и скажет: "Прощайте, министры!"

  Ныне ж, лишь только прийдут, ото всех отберет он

  

  

  

  

  

  

  бумаги,

  Бросит под стол и велит принесть побольше наливки.

  Пьет неумеренно сам да министрам своим подливает.

  Те из учтивости пьют, а он подливает все больше.

  Вот у них зашумит в голове, начнут они спорить,

  Он их давай поджигать, от спора дойдет и до драки,

  Кто кого за хохол, кто за уши схватит, кто за нос,

  Шум подымут, что все прибегут царедворцы,

  Видят, что в тронной министры катаются все на паркете,

  Сам же на троне король, схватившись за боки, хохочет.

  Вот крикунов разоймут, с трудом подымут с паркета,

  И на другой день король их улицы мыть отсылает:

  "Вы-де пьяницы, я-де вас научу напиваться,

  Это-де значит разврат, а я не терплю-де разврата!"

  Если ж в другой раз придет к нему с вопросом

  

  

  

  

  

   кухмейстер:

  "Сколько прикажешь испечь пирогов сегодня для

  

  

  

  

  

  

  бедных?"

  - "Я тебе дам пирогов,- закричит король в

  

  

  

  

  

   исступленье,-

  Я и сам небогат, а то еще бедных кормить мне!

  В кухню скорей убирайся, не то тебе розги, разбойник!"

  Если же странник пройдет и его позовет королева,

  Только о том лишь узнает король, наделает шуму.

  "Вон его,- закричит,- в позатыльцы его, в позатыльцы!

  Много бродяг есть на свете, еще того и смотри, что

  Ложку иль вилку он стянет, а у меня их немного!"

  Вот каков был мнимый король, монах-душегубец.

  А настоящий король меж тем одинокою серной

  Грустно средь леса бродил и лил горячие слезы.

  "Что-то,- он думал,- теперь происходит с моей

  

  

  

  

  

   королевой!

  Что, удалось ли ее обмануть лицемеру монаху?

  Уж не о собственном плачу я горе, уж пусть бы один я

  В деле сем пострадал, да жаль мне подданных бедных!"

  Так сам с собой рассуждая, скитался в лесу он дремучем,

  Серны другие к нему подбегали, но только лишь взглянут

  В очи ему, как назад бежать они пустятся в страхе.

  Странное дело, что он, когда был еще человеком,

  В шорохе листьев, иль в пении птиц, иль в ветре сердитом

  Смысла совсем не видал, а слышал простые лишь звуки,

  Ныне ж, как сделался серной, то все ему стало понятно:

  "Бедный ты, бедный король,- ему говорили деревья,-

  Спрячься под ветви ты наши, так дождь тебя не

  

  

  

  

  

  

  замочит!"

  "Бедный ты, бедный король,- говорил ручеек

  

  

  

  

  

  торопливый,-

  Выпей струи ты мои, так жажда тебя не измучит!"

  "Бедный ты, бедный король,- кричал ему ветер

  

  

  

  

  

   сердитый,-

  Ты не бойся дождя, я тучи умчу дождевые!"

  Птички порхали вокруг короля и весело пели.

  "Бедный король,- они говорили,- мы будем стараться

  Песней тебя забавлять, мы рады служить, как умеем!"

  Шел однажды король через гущу и видит, на травке

  Чижик лежит, умирая, и тяжко, с трудом уже дышит.

  Чижик другой для него натаскал зеленого моху,

  Стал над головкой его, и начали оба прощаться.

  "Ты прощай, мой дружок,- чирикал чижик здоровый,-

  Грустно будет мне жить одному, ты сам не поверишь!"

  - "Ты прощай, мой дружок,- шептал умирающий

  

  

  

  

  

   чижик,-

  Только не плачь обо мне, ведь этим ты мне не поможешь,

  Много чижиков есть здесь в лесу, ты к ним приютися!"

  - "Полно,- тот отвечал,- за кого ты меня

  

  

  

  

  

   принимаешь!

  Может ли чижик чужой родного тебя заменить мне?"

  Он еще говорил, а тот уж не мог его слышать!

  Тут внезапно счастливая мысль короля поразила.

  Стал перед птичкою он, на землю упал и из серны

  Сделался чижиком вдруг, вспорхнул, захлопал крылами,

  Весело вверх поднялся и прямо из темного леса

  В свой дворец полетел.

  

  

   Сидела одна королева;

  В пяльцах она вышивала, и капали слезы на пяльцы.

  Чижик в окошко впорхнул и сел на плечо к королеве,

  Носиком начал ее целовать и песню запел ей.

  Слушая песню, вовсе она позабыла работу.

  Голос его как будто бы ей показался знакомым,

  Будто она когда-то уже чижика этого знала,

  Только припомнить никак не могла, когда это было.

  Слушала долго она, и так ее тронула песня,

  Что и вдвое сильней потекли из очей ее слезы.

  Птичку она приласкала, тихонько прикрыла рукою

  И, прижав ко груди, сказала: "Ты будешь моею!"

  С этой поры куда ни пойдет королева, а чижик

  Так за ней и летит и к ней садится на плечи.

  Видя это, король, иль правильней молвить, изменник,

  Тотчас смекнул, в чем дело, и говорит королеве:

  "Что это, душенька, возле тебя вертится все чижик?

  Я их терпеть не могу, они пищат, как котенки,

  Сделай ты одолженье, вели его выгнать в окошко!"

  - "Нет,- говорит королева,- я с ним ни за что не

  - "Ну, так, по крайней мере, вели его ты изжарить.

  Пусть мне завтра пораньше его подадут на закуску!"

  Страшно сделалось тут королеве, она еще больше

  Стала за птичкой смотреть, а тот еще больше сердитый.

  Вот пришлось, что соседи войну королю объявили.

  Грянули в трубы, забили в щиты, загремели в литавры,

  С грозным оружьем к стенам городским подступил

  

  

  

  

  

   неприятель,

  Город стал осаждать и стены ломать рычагами.

  Вскоре он сделал пролом, и все его воины с криком

  Хлынули в город и прямо к дворцу короля побежали.

  Входят толпы во дворец, все падают ниц царедворцы.

  Просят пощады, кричат, но на них никто и не смотрит,

  Ищут все короля и нигде его не находят.

  Вот за печку один заглянул, ан глядь!- там,

  

  

  

  

  

   прикрывшись,

  Бледный, как тряпка, король сидит и дрожит как осина.

  Тотчас схватили его за хохол, тащить его стали,

  Но внезапно на них с ужасным визгом и лаем

  Бросился старый Полкан, любимый пес королевский.

  Смирно лежал он в углу и на все смотрел равнодушно.

  Старость давно отняла у Полкана прежнюю ревность,

  Но, увидя теперь, что тащат его господина,

  Кровь в нем взыграла, он встал, глаза его засверкали,

  Хвост закрутился, и он полетел господину на помощь...

  Бедный Полкан! Зачем на свою он надеялся силу!

  Сильный удар он в грудь получил и мертвый на землю

  Грянулся,- тотчас в него перешел трусишка изменник,

  Хвост поджал и пустился бежать, бежать без оглядки.

  Чижик меж тем сидел на плече у милой хозяйки.

  Видя, что мнимый король обратился со страху в

  

  

  

  

  

  

  Полкана,

  В прежнее тело свое он скорей перешел и из птички

  Сделался вновь королем. Он первый попавшийся в руки

  Меч схватил и громко вскричал: "За мною, ребята!"

  Грозно напал на врагов, и враги от него побежали.

  Тут, обратившись к народу: "Послушайте, дети,- он

  

  

  

  

  

  

  молвил,-

  Долго монах вас морочил, теперь он достиг наказанья,

  Сделался старым он псом, а я королем вашим прежним!"

  - "Батюшка!- крикнул народ,- и впрямь ты король

  

  

  

  

  

   наш родимый!"

  Все закричали "ура!" и начали гнать супостата.

  Вскоре очистился город, король с королевою в церковь

  Оба пошли и набожно там помолилися богу.

  После ж обедни король богатый дал праздник народу.

  Три дни народ веселился. Достаточно ели и пили,

  Всяк короля прославлял и желал ему многие лета.

x x x

ВИХОРЬ-КОНЬ

  В диком месте в лесу...

  Из соломы был низкий построен шалаш.

  Частым хворостом вход осторожно покрыт,

  Мертвый конь на траве перед входом лежит.

  И чтоб гладных волков конь из лесу привлек,

  Притаясь в шалаше, ожидает стрелок.

  Вот уж месяц с небес на чернеющий лес

  Смотрит, длинные тени рисуя древес,

  И туман над землей тихо всходит седой,

  Под воздушной скрывает он лес пеленой.

  Ни куста, ни листа не шатнет ветерок,

  В шалаше притаясь, молча смотрит стрелок,

  Терпеливо он ждет, месяц тихо плывет,

  И как будто бы времени слышен полет.

  Чу! Не шорох ли вдруг по кустам пробежал?

  Отчего близ коня старый пень задрожал?

  Что-то там забелело, туман не туман,

  В чаще что-то шумит, будто дальний буран,

  И внезапно стрелка странный холод потряс,

  В шуме листьев сухих дивный слышит он глас:

  "Вихорь-конь мой, вставай, я уж боле не пень,

  Вихорь-конь, торопися, Иванов уж день!"

  И как озера плеск и как полымя треск,

  Между пний и кустов словно угольев блеск,

  Что-то ближе спешит, и хрустит, и трещит,

  И от тысячи ног вся земля дребезжит.

  "Встань, мой конь, я не пень, брось, мой конь, свою лень!

  Конь, проворней, проворней, в лесу дребедень!"

  Страшен чудный был голос, конь мертвый вскочил,

  Кто-то прыг на него, конь копытом забил,

  Поднялся на дыбы, задрожал, захрапел

  И как вихорь сквозь бор с седоком полетел,

  И за ним между пнев, и кустов, и бугров

  Полетела, шумя, стая гладных волков.

  Долго видел стрелок, как чудесным огнем

  Их мелькали глаза в буераке лесном

  И как далей и далей в чернеющий лес

  Их неистовый бег, углубляясь, исчез.

  И опять воцарилась кругом тишина,

  Мирно сумрачный лес освещает луна,

  Расстилаясь туман над сырою землей,

  Под таинственной чащу сокрыл пеленой.

  И, о виденном диве мечтая, стрелок

  До зари в шалаше просидел, одинок.

  И едва на востоке заря занялась,

  Слышен топот в лесу, и внимает он глас:

  "Конь, недолго уж нам по кустам и буграм

  Остается бежать, не догнать нас волкам!"

  И как озера плеск и как полымя треск,

  Между пнев и кустов, словно угольев блеск,

  И шумит, и спешит, и хрустит, и трещит,

  И от тысячи ног вся земля дребезжит.

  "Конь, не долго бежать, нас волкам не догнать.

  Сладко будешь, мой конь, на траве отдыхать!"

  И, весь пеной покрыт, конь летит и пыхтит,

  И за ним по пятам волчья стая бежит.

  Вот на хуторе дальнем петух прокричал,

  Вихорь-конь добежал, без дыханья упал,

  Седока не видать, унялась дребедень,

  И в тумане по-прежнему виден лишь пень.

  У стрелка ж голова закружилась, и он

  Пал на землю, и слуха и зренья лишен.

  И тогда он очнулся, как полдень уж был,

  И чернеющий лес он покинуть спешил.

x x x

ТЕЛЕСКОП

  

   Баллада

  Умен и учен монах Артамон,

  И оптик, и физик, и врач он,

  Но вот уж три года бежит его сон,

  Три года покой им утрачен.

  Глаза его впалы, ужасен их вид,

  И как-то он странно на братий глядит.

  Вот братья по кельям пошли толковать:

  "С ума, знать, сошел наш ученый!

  Не может он есть, не может он спать,

  Всю ночь он стоит пред иконой.

  Ужели (господь, отпусти ему грех!)

  Он сделаться хочет святее нас всех?"

  И вот до игумена толки дошли,

  Игумен был строгого нрава:

  Отца Гавриила моли не моли,-

  Ты грешен, с тобой и расправа!

  "Монах,- говорит он,- сейчас мне открой,

  Что твой отравляет так долго покой?"

  И инок в ответ: "Отец Гавриил,

  Твоей покоряюсь я воле.

  Три года я страшную тайну хранил,

  Нет силы хранить ее доле!

  Хоть тяжко мне будет, но так уж и быть,

  Я стану открыто при всех говорить.

  Я чаю, то знаете все вы, друзья,

  Что, сидя один в своей келье,

  Давно занимался механикой я

  И разные варивал зелья,

  Что силою дивных стекол и зеркал

  В сосуды я солнца лучи собирал.

  К несчастью, я раз, недостойный холоп,

  В угодность познаний кумиру,

  Затеял составить большой телескоп,

  Всему в удивление миру.

  Двух братьев себе попросил я помочь,

  И стали работать мы целую ночь.

  И множество так мы ночей провели,

  Вперед подвигалося дело,

  Я лил, и точил, и железо пилил,

  Работа не шла, а кипела.

  Так, махина наша, честнейший отец,

  Поспела, но, ах, не на добрый конец.

  Чтоб видеть, как силен мой дивный снаряд,

  Трубу я направил на гору,

  Где башни и стены, белеясь, стоят,

  Простому чуть зримые взору.

  Обитель святой Анастасии там.

  И что же моим показалось очам?

  С трудом по утесам крутым на коне

  Взбирается витязь усталом,

  Он в тяжких доспехах, в железной броне,

  Шелом с опущенным забралом,

  И, стоя с поникшей главой у ворот,

  Отшельница юная витязя ждет.

  И зрел я (хоть слышать речей их не мог),

  Как обнял свою он подругу,

  И ясно мне было, что шепчет упрек

  Она запоздалому другу.

  Но вместо ответа железным перстом

  На наш указал он отшельнице дом.

  И кудри вилися его по плечам,

  Он поднял забрало стальное,

  И ясно узрел я на лбу его шрам,

  Добытый средь грозного боя.

  Взирая ж на грешницу, думал я, ах,

  Зачем я не витязь, а только монах!

  В ту пору дни на три с мощами к больным

  Ты, честный отец, отлучился,

  Отсутствием я ободренный твоим

  Во храме три дня не молился,

  Но до ночи самой на гору смотрел,

  Где с юной отшельницей витязь сидел.

  Помощников двух я своих подозвал,

  Мы сменивать стали друг друга.

  Такого, каким я в то время сгорал,

  Не знал никогда я недуга.

  Когда ж возвратился ты в наш монастырь,

  По-прежнему начал читать я псалтырь.

  Но все мне отшельницы чудился лик,

  Я чувствовал сердца терзанье,

  Товарищей двух ты тогда же расстриг

  За малое к службе вниманье,

  И я себе той же судьбы ожидал,

  Но, знать, я смущенье удачней скрывал.

  И вот уж три года, лишь только взойдет

  На небо дневное светило,

  Из церкви меня к телескопу влечет

  Какая-то страшная сила.

  Увы, уж ничто не поможет мне ныне,

  Одно лишь осталось: спасаться в пустыне".

  Так рек Артамон, и торжественно ждет

  В молчанье глубоком собранье,

  Какому игумен его обречет

  В пример для других наказанью.

  Но, брови нахмурив, игумен молчит,

  Он то на монаха, то в землю глядит.

  Вдруг снял он клобук, и рассеченный лоб

  Собранью всему показался.

  "Хорош твой, монах,- он сказал,- телескоп,

  Я в вражии сети попался!

  Отныне игуменом будет другой,

  Я ж должен в пустыне спасаться с тобой".

x x x

ПРОСТИ

  Ты помнишь ли вечер, когда мы с тобой

  Шли молча чрез лес одинокой тропой,

  И солнышко нам, готовясь уйти,

  Сквозь ветви шептало: "Прости, прости!"

  Нам весело было, не слышали мы,

  Как ветер шумел, предвестник зимы,

  Как листья хрустели на нашем пути

  И лето шептало: "Прости, прости!"

  Зима пролетела, в весенних цветах

  Природа, красуясь, пестреет, но, ах,

  Далеко, далеко я должен идти,

  Подруга, надолго прости, прости!

  Ты плачешь? Утешься! Мы встретимся там,

  Где радость и счастье готовятся нам,

  Судьба нам позволит друг друга найти,

  Тогда, когда жизни мы скажем "прости!"

x x x

МОЛИТВА СТРЕЛКОВ

  Великий Губертус, могучий стрелок,

  К тебе мы прибегнуть дерзнули!

  К тебе мы взываем, чтоб нам ты помог

  И к цели направил бы пули!

  Тебя и отцы призывали и деды,

  Губертус, Губертус, податель победы!

  Пусть дерзкий безбожник волшебный свинец

  В дремучем лесу растопляет,

  Ужасен безбожнику будет конец,

  Нас счастье его не прельщает:

  Он в трепете вечном и в страхе живет,

  Покуда час смерти его не пробьет.

  Пусть Гакельберг ночью шумит и трубит

  И грозно над бором несется,

  Охотника доброго он не страшит,

  Виновный пред ним лишь трясется,

  И слышит, чуть жив, над главою своей

  Лай псов, и взыванья, и ржанье коней.

  Пусть яростный вепрь иль сердитый медведь

  Лихого стрелка одолеет,

  Уж если ему суждено умереть,

  Он с верой погибнуть умеет.

  Чья верой душа в провиденье полна,

  Тому не бывает погибель страшна.

  Великий Губертус, могучий стрелок,

  К тебе мы прибегнуть дерзнули!

  К тебе мы взываем, чтоб нам ты помог

  И к цели направил бы пули!

  Тебя кто забудет на помощь призвать,

  Какого успеха тому ожидать!