Соловьева Поликсена Сергеевна - Стихотворения

  

  

   П. С. Соловьева

  

  

  

   Стихотворения --------------------------------------

  Поэты 1880-1890-х годов.

  Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание

  Л., "Советский писатель".

  Составление, подготовка текста, биографические справки и примечания

  Л. К. Долгополова и Л. А. Николаевой

  Л., "Советский писатель", 1969

  OCR Бычков М. Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------

  

  

  

  

  Содержание

  Биографическая справка

  287. "Победил он могучих врагов..."

  288. "Нет движенья в горах, всё замолкло и спит..."

  290. "В этих бледных снегах мне не видно пути..."

  291. "Мы шли с тобой вдвоем... Какою душной тьмою..."

  292. "Я ждал тебя с тревогой и сомненьем..."

  293. "Спит чудовище в сердце моем..."

  294. "Свершался Страшный суд, и, взорами сверкая..."

  295. Зимнею дорогой

  296. "Там далёко, в синем море.."

  299. "Что-то страшно чернеет в углу..."

  303. Дома

  304. "Ветер коснулся кустов обнаженных..."

  305. Неизбежное

  306. "Еще вчера весь день под окнами в канале..."

  307. К ночи

  312. В дороге

  313. Майское утро

  315. Мертвая пляска

  316. Серый волк

  317. Полет

  318. Шут

  319. Ранняя обедня

  Поликсена Сергеевна Соловьева была дочерью известного русского историка и ректора Московского университета Сергея Михайловича Соловьева. Она родилась в Москве 20 марта 1867 года. Ее дедом со стороны матери был адмирал В. Романов, дважды совершивший кругосветное путешествие. В молодости он состоял в дружбе с некоторыми из будущих декабристов, из-за чего подвергся после 14 декабря аресту и недолгое время провел в Петропавловской крепости. Родным братом поэтессы был известный философ и поэт Владимир Соловьев, оказавший сильное влияние на формирование духовного облика сестры, относившейся к нему с благоговением и преданностью.

  Семейство Соловьевых было многочисленным; все его интересы сосредоточивались главным образом вокруг напряженной работы отца над многотомной "Историей России". Это был основной труд его жизни. Несмотря на большую семью, в доме царил строжайший распорядок, званые вечера и сборища были редким исключением.

  Соловьева, по ее собственному признанию, росла "городским" и "домашним" ребенком, не склонным к шумным играм, но зато расположенным к самоанализу и сосредоточенности. Она рано научилась читать и писать. С самого детства она, как и ее многочисленные братья и сестры, имела доступ к библиотеке отца и прочно привязалась к книгам и литературе, а с возрастом - и вообще к искусству. Помимо библиотеки этому способствовали домашние спектакли, в которых Поликсена принимала активное участие. Ее воображение и наклонности развивались также под впечатлением рассказов матери, состоявшей некогда в знакомстве и дружбе с видными литераторами 1840-х годов, в том числе Т. Н. Грановским, братьями Аксаковыми. Постоянным гостем в доме был А. А. Фет, одобривший первые стихотворные опыты четырнадцатилетней поэтессы.

  С семнадцати-восемнадцатилетнего возраста она печатается уже постоянно. Кроме поэзии она увлекается и другими видами искусства: несколько лет занимается в Школе живописи, ваяния и зодчества, где ее руководителями были И. М. Прянишников и В. Д. Поленов; обучается пению.

  В 1895 году Соловьева переезжает на жительство в Петербург. Ее стихи попали в руки Н. К. Михайловского, который напечатал их в "Русском богатстве". Путь в большую литературу был открыт. Вскоре последовали публикации в "Вестнике Европы", "Мире божьем" и других журналах. Особенно широко Соловьева печатается в популярном "Журнале для всех". В это время и возник странный псевдоним ее - Allegro (музыкальный термин, обозначающий быстрый темп исполнения). Его появление сама поэтесса объясняла неосознанным желанием восполнить недостаток жизненной энергии, который она в себе ощущала.

  Однако этот "недостаток жизненной энергии" все же дает о себе знать в стихотворениях

  поэтессы.

  Элегические, исполненные медитативной мечтательности, они и производят на читателя впечатление прежде всего отсутствием активного, волевого начала. В них все приглушено, краски как бы стушеваны, и даже те произведения, в которых как будто выражена активная волевая мысль, несут на себе следы меланхолии и печали. Возможно, что такое впечатление усиливается еще и оттого, что в стихах Соловьевой отчетливо видно несоответствие мысли с той поэтической формой, в которой она выражается. Соловьева придумала себе не только псевдоним, она придумала себе и лирического героя. Это "он", лицо мужского рода, и от его-то имени и написаны все известные нам стихотворения поэтессы.

  Может быть, поэтому интонационно-эмоциональная структура лирики Поликсены Соловьевой несколько аморфна и на фоне сильно выраженного в поэзии того времени личностного начала маловыразительна. В рецензии на сборник стихотворений Соловьевой "Иней" (1905) Блок характеризует ее поэзию словами: "печаль", "тихая поэзия", "грустные и тихие стихи" и т. д. {А. А. Блок, Собрание сочинений в восьми томах, т. 5, М.-Л., 1962, с. 564-567.} Однако эти же черты определили и неповторимое своеобразие лирики Соловьевой; ее затаенная печаль, ее откровенная грусть могут рассматриваться как слабое, но все же выражение определенной общественной позиции. Не располагая таким сильным арсеналом поэтических средств, каким располагали ее более одаренные современники, Соловьева все-таки выработала по отношению к буржуазной действительности свою поэтическую позицию, которая может рассматриваться и как определенная общественная позиция. Не приемля мира буржуазной пошлости и наживы, поэтесса отстраняется от него, но не путем активной борьбы, а создавая свой особый замкнутый мир, в котором царят "грусть" и "тихая тоска".

  С переездом в Петербург жизнь Соловьевой резко меняется. Завязываются новые знакомства - с членами "пятниц" К. К. Случевского, с семейством А. Блока, с Вяч. Ивановым, с семейством Гиппиус.

  В 1906 году Соловьева вместе с детской писательницей Н. И. Манасеиной приступает к изданию первого в России регулярного детского журнала "Тропинка". При журнале организуется вскоре и издательство под тем же названием. Дело было поставлено на широкую ногу и со вкусом. К участию в журнале и издательстве привлечены были Блок, Бальмонт, Куприн, А. Толстой, С. Городецкий, художники - М. Нестеров, Е. Кругликова. Журнал имел обширную аудиторию и просуществовал семь лет. Он закрылся, не выдержав конкуренции с аналогичными возникшими вслед за ним изданиями. Но и после закрытия журнала Соловьева продолжала свою деятельность в детской литературе.

  В 1908 году за сборник стихотворений "Иней" Соловьевой был присужден почетный отзыв имени Пушкина и золотая Пушкинская медаль. Соловьева оказалась первой, кого Академия наук удостоила этой медали, только что учрежденной по предложению почетного академика П. И. Вейнберга.

  Умерла Соловьева в Ленинграде 16 августа 1924 года. Ее стихотворения (в том числе для детей) неоднократно издавались отдельными сборниками. Наиболее известны: первый сборник ("Стихотворения", 1899), "Иней" (1905), "Плакун-трава" <1909>, "Вечер" (1914), "Последние стихи" (1923).

  

  

  

  

   287

  

  

   Победил он могучих врагов,

  

  

   Он разбил их несметную рать,

  

  

   И с венком из лавровых листов

  

  

   Победителя вышли встречать.

  

  

   Но средь кликов и шумных похвал

  

  

   В колеснице своей золотой

  

  

   Он безмолвный и бледный стоял,

  

  

   Весь объят непонятной тоской.

  

  

   Не внимает приветствиям он,

  

  

   Не понять ему радостных слов,

  

  

   Ему слышатся вопли и стон,

  

  

   Это стон побежденных врагов.

  

  

   Вспоминается темная ночь...

  

  

   Бледный месяц еще не всходил...

  

  

   Он не в силах спасти и помочь,

  

  

   Он, который их всех победил...

  

  

   И он думает всё об одном,

  

  

   И от счастья победы далек -

  

  

   На челе раскаленным клеймом

  

  

   Тяготеет победный венок.

  

  

   <1895>

  

  

  

  

   288

  

   Нет движенья в горах, всё замолкло и спит

  

   Под сверкающим снежным ковром,

  

   Только горный поток, не смолкая, шумит

  

   И рыдает и ночью, и днем.

  

   Всюду стелет зима ледяной свой покров

  

   И с потоком вступает в борьбу,

  

   Но он рвется, мятежный, из тяжких оков,

  

   Громко ропщет на жизнь и судьбу.

  

   И несется средь скал и угрюмых камней,

  

   Нарушая их мертвый покой,

  

   И поет им, что нет ни преград, ни цепей

  

   Всем бесстрашным с могучей душой.

  

   И разносится песня во мраке долин,

  

   Пробуждая от мертвого сна,

  

   А навстречу потоку с лазурных вершин

  

   Улыбаясь нисходит весна.

  

   <1896>

  

  

  

  

   290

  

   В этих бледных снегах мне не видно пути,

  

   Я один и не знаю, куда мне идти,

  

   Только ворон проснулся и дрогнул крылом,

  

   Только голые сучья чернеют кругом.

  

  

  

   Ни единой звезды не блеснет в вышине,

  

   Всё заснуло в холодной и злой тишине,

  

   В мутном небе не видно далекой луны,

  

   И бессвязно бредут позабытые сны.

  

  

  

   Сердце бьется так больно и тяжко в груди,

  

   Бесконечная даль замерла впереди,

  

   И сжимает мне душу мучительный страх:

  

   Не найду я свой путь в этих бледных снегах!

  

  

  

   <1899>

  

  

  

  

   291

  

   Мы шли с тобой вдвоем... Какою душной тьмою

  

  

  

  Спускалась ночь кругом,

  

   И всё в моей душе притихло пред грозою,

  

  

  

  Как в воздухе ночном.

  

   Я ждал, чтоб молния, прорезав тьму ночную,

  

  

  

  Вдруг осветила мне

  

   На миг твое лицо, головку золотую,

  

  

  

  Чтоб в чуткой тишине,

  

   Не в силах сдерживать порыв негодованья,

  

  

  

  Вдруг резко грянул гром...

  

   Чтоб нам средь хаоса и шума и сверканья

  

  

  

  Идти с тобой вдвоем.

  

  

  

   <1899>

  

  

  

  

   292

  

  

  Я ждал тебя с тревогой и сомненьем,

  

  

  Как ждет зари томительно больной...

  

  

  День догорал, и ярким освещеньем

  

  

  Вершины гор сияли предо мной.

  

  

  

  

  

  Я ждал тебя... Неслышно и незримо

  

  

  Вечерняя спускалась тишина,

  

  

  В моей душе, тоской любви томимой,

  

  

  В моей душе была лишь ты одна.

  

  

  

  

  

  Боялся я, что день исчезнет ясный,

  

  

  Что тени вновь на горы упадут...

  

  

  Я ждал тебя с такой тоскою страстной,

  

  

  Так ждал тебя, как только счастья ждут!..

  

  

  

  

  

  <1899>

  

  

  

  

   293

  

  

   Спит чудовище в сердце моем,

  

  

   И его стерегут серафимы,

  

  

   Спит, как сфинкс под горячим песком,

  

  

   Знойным солнцем пустыни палимый.

  

  

  

  

  

   И, боясь, что проснется оно

  

  

   И зелеными взглянет очами,

  

  

   Хоры ангелов смолкли давно

  

  

   И трепещут, закрывшись крылами.

  

  

  

  

  

   <1899>

  

  

  

  

   294

  

   Свершился Страшный суд, и, взорами сверкая,

  

  

  Архангел души грешные увлек,

  

  

  Они неслись вослед за ним, рыдая,

  

  

  И краткий путь казался им далек.

  

  

  

   Остановился он пред черной бездной ада.

  

  

  "Вы не умели душу уберечь,

  

  

  Вот по делам достойная награда!" -

  

  

  Промолвил он, подняв свой грозный меч.

  

  

  

   "Идите все туда, во тьму, вас ждут страданья,

  

  

  Зубовный скрежет, злоба и обман,

  

  

  Мученья близких, слезы и стенанья,

  

  

  И вечный стыд, и боль незримых ран!"

  

  

  

   Но души скорбные с улыбкой отвечали:

  

  

  "Чего же нам страшиться в этой мгле:

  

  

  Все эти муки, все мы испытали

  

  

  Среди цветов, под солнцем на земле!"

  

  

  

   <1899>

  

  

  

  295. ЗИМНЕЮ ДОРОГОЙ

  

  

  Морозная ночь... Отлетает клубами

  

  

  Дыханье усталых коней,

  

  

  Далекое небо мерцает звездами,

  

  

  И скрип раздается саней.

  

  

  Я еду, и сны, пролетая незримо,

  

  

  Меня задевают крылом;

  

  

  Мне чудится кто-то далекий, любимый;

  

  

  Повеяло прежним теплом.

  

  

  Опять невозможное яркой зарею

  

  

  Над сумраком жизни горит;

  

  

  Я жадно, как прежде, внимаю душою

  

  

  Всему, что оно говорит.

  

  

  А звезды далёко и тускло мерцают,

  

  

  Мороз всё сильней и сильней...

  

  

  Седыми клубами во мрак улетает

  

  

  Дыханье усталых коней.

  

  

  

  

  

  <1900>

  

  

  

  

   296

  

  

   Там далёко, в синем море,

  

  

   Ходят корабли,

  

  

   Забывая на просторе

  

  

   Смех и радость, плач и горе,

  

  

   И весь плен земли.

  

  

   Но и там, как голос дальний

  

  

   С дальних берегов,

  

  

   Тихо тает в час прощальный

  

  

   Звон колоколов.

  

  

   И тогда, не вняв покою

  

  

   Царственных ночей,

  

  

   Вдруг проносится толпою

  

  

   И с улыбкой и с тоскою

  

  

  

  Рой земных теней.

  

  

  

  

  

   <1900>

  

  

  

  

  

  

  

   299

  

  

   Что-то страшно чернеет в углу...

  

  

   Это тени легли на полу,

  

  

   Но не бойся: скорей подойди

  

  

  

  И спокойно гляди -

  

  

  

  

  Никого,

  

  

  

  

  Ничего...

  

  

  

  

  

   Если ж тьма в моем сердце лежит,

  

  

   И пугает тебя, и томит,

  

  

   Не пытайся ее превозмочь,

  

  

  

  И в беззвездную ночь

  

  

  

  

  Не гляди,

  

  

  

  

  Уходи...

  

  

  

  

  

   <1902>

  

  

  

  

  303. ДОМА

  

  

   Вокруг меня неясные громады

  

  

   Седых домов тяжелым сном встают,

  

  

   Глядят на жизнь, как будто ей не рады,

  

  

   И никого не любят и не ждут.

  

  

  

  

  

   Но я люблю тоску их очертаний,

  

  

   Порывы их к печальным небесам,

  

  

   Унылый гул их тяжких содроганий,

  

  

   Прощальный зов к давно угасшим дням.

  

  

  

  

  

   Сквозь жизни стук, средь говора людского,

  

  

   В дремотной мгле им снится шум лесов

  

  

   И речь воды у берега родного,

  

  

   Под тенью скал и мшистых валунов.

  

  

  

  

  

   Не верю я их смерти и покою,

  

  

   И рад, когда, не ведая измен,

  

  

   Заря начертит огненной рукою

  

  

   Слова любви на камне мрачных стен.

  

  

  

  

  

   <1904>

  

  

  

  

   304

  

  

  Ветер коснулся кустов обнаженных,

  

  

  Ночь привидений полна,

  

  

  Слышу я лепет ветвей пробужденных!

  

  

  

   "Где же весна?

  

  

  

  

  

  След не чернеет от влажных тропинок,

  

  

  Всё замирает во сне,

  

  

  Только чуть слышится шелест снежинок

  

  

  

   В злой тишине.

  

  

  

  

  

  Небо мерещится мутным покровом,

  

  

  Ночь привидений полна...

  

  

  Кто разбудил нас ликующим словом?

  

  

  

   Где же весна?.."

  

  

  

  

  

  <1904>

  

  

  

   305. НЕИЗБЕЖНОЕ

  

  

   Печальной, безбрежной равниной

  

  

  

  Я шел, утомленный,

  

  

   И вздрогнул внезапно, и поднял

  

  

  

  Я взор изумленный:

  

  

   Вдали, где сливались с землею

  

  

  

  Неясные тучи,

  

  

   Мне чей-то почудился образ.

  

  

  

  Угрюмый, могучий,

  

  

   Стоял он, скрестив неподвижно

  

  

  

  Тяжелые руки,

  

  

   И солнце над ним не сияло,

  

  

  

  И замерли звуки.

  

  

   Глядел он вперед пред собою

  

  

  

  Невидящим взором,

  

  

   Молчал, и молчанье казалось

  

  

  

  Немым приговором.

  

  

   В груди моей сердце забилось

  

  

  

  Тоскливой тревогой,

  

  

   И быстро шаги я направил

  

  

  

  Иною дорогой.

  

  

   Но там, где леса поднимались

  

  

  

  Туманной стеною,

  

  

   Всё тот же неведомый образ

  

  

  

  Стоял предо мною.

  

  

   Напрасно ищу я спасенья

  

  

  

  И Светлой свободы, -

  

  

   Под тягостной властью проходят

  

  

  

  Унылые годы.

  

  

   Куда ни пойду я, усталый,

  

  

  

  Дорогой земною,

  

  

   Везде он стоит, беспощадный,

  

  

  

  Стоит предо мною.

  

  

  

  

  

   <1905>

  

  

  

  

  

  

  

   306

  

   Еще вчера весь день под окнами в канале

  

   Дышала, как больной, тяжелая вода, -

  

   Мороз пришел в ночи, взглянул - и воды стали,

  

  

   И от движенья нет следа.

  

  

  

   Но что творится там, под ледяным налетом?

  

   Не смерти ль это сон в холодно-мутной мгле?

  

   Нет, терпеливо жди, за солнцеповоротом

  

  

   Ждет воскресенье на земле.

  

  

  

   <1905>

  

  

  

   307. К НОЧИ

  

  

   Вечер сумрачен и страшен,

  

  

   Ночь беззвездная близка.

  

  

   Как уступы тяжких башен,