| Главная » Книги |
Случевский Константин Константинович - В снегах, Страница 3
Случевский Константин Константинович - В снегахла тут Прасковья готова
Все объяснять хорошо и толково!
Тут она ясно, как день, излагала,
Не говорила ему,- а вещала.
Целые книги Четии-Миней
Все наизусть были ведомы ей.
Речи Прасковьи уверенны были:
Ею пророки, отцы говорили!
В сердце Андрея, из глуби сознанья,
Мало-помалу взросли очертанья,
И выступали чудесны, велики
Словом Прасковьи рожденные лики
Мучениц славных, церковных святителей,
Светских владык и святых небожителей...
"Каждому делу, господь так велит,
Тот или этот святой предстоит:
Пчел сохранить - так Зосиме молиться,
Флором и Лавром конь-лошадь хранится;
Трифон от тли и от червя спасает;
Воин Иван - воровство открывает;
Все то, что криво, да полно изъяну,
Все то, что слепо,- Козьме и Демьяну;
Браки несчастные, семью разбитую
Ведают издавна Кирик с Уллитою;
Пьяных, загубленных водкою братии
Много спасает святой Вонифатий..."
Как же ты думал, Андрей, до сих пор,
Будто везде пустота и простор,
Если такое везде населенье
Можешь ты вызвать, начавши моленье?
Как мог ты думать, что беден рожден,
Если все яхонты, жемчуг, виссон,
Те, что в святительских ризах блистают,
В митрах горят,- налицо здесь бывают?
Как мог ты думать, что в жизни темно,
Если все небо святыми полно?!
Ярких венцов и оглавий блистающих
Больше гораздо, чем звезд, в нем мерцающих!
Вечная жизнь ожидает тебя,
Коль проживешь здесь, души не сгубя!..
И что дороже всего, что бесценно:
Все это - правда и все несомненно!
При разговорах таких о святыне,
Боге, душе, о спасенье в пустыне,
Лайка-собака всегда пребывала
И разговоры отлично слыхала...
Пес был спокоен. В мозгу у него
Не пробуждали они ничего.
Лайку Прасковья не подкупала,
Лайка по-своему все понимала.
Злое предчувствие в ней просыпалось,
Что-то недоброе, знать, собиралось!
"Не приходить бы старухе сюда,
Не приходить никогда, никогда!
Прежде Андрей меня, Лайку, любил.
Нынче Андрей меня, Лайку, забыл;
Гладить не гладит, ругать не ругает,
Будто нет Лайки, не замечает!
Вон и ружье, что на стенке висит,
Точно как палка какая, молчит;
В желтое ложе не брякнет кольцом,
Выстрелом степь не пробудит кругом!
Стыдно сказать: как сегодня светало -
Целых пять зайцев у дома гуляло!
А куропаток больших - вереницы
Ходят кругом, как домашние птицы!
Нынче дичинки поесть не дается,
Больше все рыбка да рыбка печется.
Ну, да и разница тоже большая:
Мчаться ль за лыжами, по лесу, лая,-
Или у проруби темной лежать;
Видеть, как крючья начнут поднимать;
Бедный Андрей то отдаст, то потянет,
Сядет, нагнется, на корточки станет;
То вдруг затыкает палкой о дно...
Право: и жалко смотреть, и смешно!
Ну, да и разница вкуса большая:
Рыбьи головки иль птица лесная?
Есть ли что в рыбе-то, кроме костей?
Нет, изменился ты, братец Андрей!..
И не люблю я старуху Прасковью,
И поделом ей, что харкает кровью.
Чую: недоброе с нами случится...
Да не хочу я без толку сердиться:
Милым насильно не быть. Подождем.
Может, до лучшей поры доживем!"
Дни за короткими днями бежали,
Ночи так длинны, велики так стали,
Что уж им некуда больше расти,
Разве что дни целиком погребсти?
В срок, когда в людях средь мира крещеного
Праздник пришел сына божья рожденного,-
Свету везде в небесах поприбавилось;
Солнце как будто маленько оправилось...
"Ты вот, Прасковьюшка, мне объясни:
Как это вдруг да длинней стали дни?
И почему каждый год так бывает,
Что с рождества много дня прибывает?"-
"Это, родимый мой, разно толкуют.
Божий сочельник, вишь, в небе ликуют.
Нынче, под праздник, сам бог Саваоф
К грешному миру приходит из снов.
С богом и свет к нам на землю приходит...
Впрочем, господь и в другие дни ходит,
Ходит и грешных людей посещает,
Где он пройдет - чудеса проявляет!" -
"Что ты, Прасковья, прости тебя бог!
Кто ж это господа видеть-то мог?" -
"Старцы-святители зрели отлично:
Ходит господь Саваоф самолично!
Ежели там, где незрим он идет,
Зло иль неправда настречу встает,-
Божье присутствие все возмущает;
Вечный порядок оно нарушает;
Грань между жизнью и смертью мутится;
И невозможное может случиться!
Ну и случается. Люди ж потом
Чудо постичь помышляют умом.
Так и теперь время свету прибавиться!
Чудо! Иначе откуда ж он явится?..
Чудом бы также, Андреюшко, было,
Если б здоровье мне что возвратило!
Кашель меня все до сердца изводит,
Все он сильнеет во мне, не проходит.
Крови я много от кашля теряю.
Ох! Доживу ли до лета, не знаю...
Грех бы мне только успеть замолить,
С совестью чистой глаза мне закрыть!"
В душу Андрея морозом пахнуло,
Больно так стало, в груди шевельнуло...
Лайка как будто бы что поняла:
Встала и в угол под лавку ушла...
Ясно, что Лайка хотела сказать:
"Надо и честь знать, пора умирать!.."
III
В жизни повсюду быль с сказкой мешаются,
Правда и ложь ежедневно братаются;
Вовсе достаточной нету причины,
Чтобы совсем не признать чертовщины.
Так это будет у нас и теперь:
Тот, кто согласен поверить,- поверь...
В дебри еловой, за ярким костром,
Месяцы-братья сидели кругом.
Все королевичи, все однолетки,
В пламя кидали трескучие ветки,
Копьями груду костра шевеля,
В ночь поджидали к себе Февраля.
А по рукам у них чаша ходила,
Пьяным медком языки разводила,
Шутка веселую шутку гоняла,
Братьям ни спать, ни молчать не давала.
Вспыхнул костер, огласилася даль,
Ветер пронесся, явился Февраль!..
Блещет алмазами древко копья,
Звездочка светит с конца острия,
Панцирь чешуйками льдинок покрыт,
Пояс в сосульках - что мехом обшит;
Щит и шелом на боках, крепко кованных,
Полны фигурок, морозом рисованных,
Меч теплым таяньем полдней червлен...
Отдал Февраль своим братьям поклон.
"Шлют вам привет свой на многие лета
Наши родные с широкого света.
Бабушка наша, старушка Зима,-
Видно, сердиться устала сама!-
Встретилась у моря с младшей сестрой,
С младшей сестрой, светлоокой Весной;
Долго и тихо о чем-то шептались
И на прощании - поцеловались!
Матушка наша, вдовица Луна,
Так же, как прежде, грустна и одна.
Ясные зорюшки, наши сестрицы,
В тихих светлицах, как прежде - девицы,
Рядятся, шьют, что ни день молодеют,
Замуж хотят - женихов не имеют!
Парочка звезд, от любви и печали,
В Муромский лес втихомолку сбежали;
Будет по утро в звездах недочет:
Ветреный, влюбчивый, глупый народ!
Двух наших теток постигла невзгода:
Тетушку Утро - знобила погода,
Тетушка Ночь - опалила свой хвост...
Справили люди великий свой пост.
Время тебе, братец Март, выходить,
Выйди скорее Весну залучить!
В темной земле - там броженье идет,
В семечках дух недовольства живет,
Если нам мер никаких не принять,
Надо тогда возмущения ждать!"
Встал месяц Март. Наклонясь над костром,
Стал он ворочать поленья копьем.
Вскинулось пламя живей, веселей,-
Сдались морозы, и стало теплей.
Скоро, конечно, рассказ говорится,
Медленно самое дело творится.
Долго стояли еще холода.
Стала Прасковья не в меру худа.
С теплой полати она не вставала,
Лежа, молитвы день целый читала.
Было то к полночи, в марте, в конце;
Вышел Андрей постоять на крыльце.
Часто сюда выходил он стоять,
Чтобы Прасковьи ему не слыхать...
Ночь по Сибири давно уж ходила,
Ночь себе выхода не находила.
С самого вечера, вслед за зарей,
В небе рассыпался свет огневой;
Рос он, и креп, и столбы завивал:
Север ночное сиянье рождал!
В полном безмолвии белых степей
Бегали быстрые волны огней;
Разные краски по небу струились,
Из глубины его лились, да лились...
Всюду курясь и широко пылая,
Служба на небе пошла световая!
Лес, в блеске розовом, ветви спустил.
Будто колена к земле преклонил;
Снежные горы алели горбами,
Как непокрытыми белыми лбами;
Жаркой молитвою утомлены,
Звезды чуть теплились, мелки, бледны,
И не рождала ни звука, ни шума
Северной полночи яркая дума!..
В жизнь свою много сияний ночных
Видел Андрей на степях снеговых,
Только прошли они все для него,
В сонном уме не подняв ничего.
Только теперь это иначе было:
Сердце сказалось и тут же изныло!
Ну и стоял уж он долго, молчал...
В небе пожар все пространней пылал!
В этом пожаре, как степи краснея,
Двигались черные думы Андрея;
Память себя проявлять начинала,
Мало, а все же кой-что рисовала;
Жизнь так бесцветна была и бледна -
Вдруг расцветилась, вспылала она,
Ну и опять побледнела, теряется...
Что ни толкуй, а старуха кончается!
Страждет уж очень! Не надо ль что ей?
Охает что-то не в меру сильней!
Баба не охала и не стонала,
Громче, чем прежде, молитву читала. ж
У образочка лампадка горела,
Горенка темная еле светлела;
Только все белое, бывшее в ней,
Сразу заметил, вошедши, Андрей,-
Прочее все стало ясно не сразу
К блеску сиянья привыкшему глазу.
"Кстати, родимый, пришел ты, пора!
Бог не позволит дожить до утра...
Боли не слышу, совсем полегчало,
Груди и ног будто вовсе не стало;
Вижу, покаяться срок подошел.
Коли б священник!.. Да бог не привел!
Ты вот, Андреюшко, грех мой возьмешь,
Будешь говеть - от меня и снесешь!"
Трудно старухе покаяться было;
Снять образок со стены попросила,
Свечку к нему восковую зажгла...
"Я, видишь, барину дочкой была!
Барская дворня не раз говорила,
Мать-то от барина многих родила;
Все перемерли, лишь я оставалась;
С барской семьею играть призывалась.
Много нас было, мальчишек, девчат!
Вот, как теперь, всех их вижу подряд...
Лет мне пятнадцать без малого было -
Горе большое господ посетило.
Продали все, а людей распустили,
Барских детей по родным разместили.
Я на подводах в Москву послана
И к белошвейке учиться сдана.
Грамотной, ловкой я девушкой стала!
Много чего я в ту пору видала!
Бога совсем, почитай, позабыла,
В церковь по целым годам не ходила!
Дочку, не в браке живя, прижила...
Доченька скоро затем умерла!
Ох! Коли б кончить тогда довелось?!"
Остановиться Прасковье пришлось...
Если бы подле сидевший Андрей
С большим вниманьем следить мог за ней,
Он бы увидел, не видеть не мог,
Как покатились с морщинистых щек
Слезы без удержу,- слезы, не лгавшие,
Чуждые возгласов, кротко молчавшие,
Чуждые всяких порывов, рыданий,
Слезы великих и крайних страданий...
Долго Прасковья, все плача, молчала;
С силой собравшись, она продолжала:
"Хоть далеко от родного села,
Все же забыть я его не могла.
Если с Хопра только встретишь кого,
Спросишь, расспросишь, бывало, всего...
Так и тянуло туда погостить!
И собралась я Хопер посетить.
Там, на Хопре, город есть Балашов;
Он из уездных у нас городов.
Верст девяносто всего от села.
Девкой красивой тогда я была...
С почтой поехала. Как увидала
Город-то свой, я в телеге привстала,
В оба гляжу! А душа-то Щемит!..
Ой, упадешь, мне ямщик говорит.
Девять тут лет, говорю, не была я,
Девочкой вижу себя, вспоминая...
Церкви-то эти все мне знакомые,
Те же верхи у них, крыши зеленые...
Вон и дома у воды, у Хопра,
Улицы, почта и въезд со двора!..
| |
| Просмотров: 320 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры