Щепкина-Куперник Татьяна Львовна - Из дневника лишней женщины

  

  

  

   T. Щепкина-Куперникъ. Письма изъ далека.

   Издан³е Д. П. Ефимова. Москва, Б. Дмитровка, д. Бахрушиныхъ.

   OCR Бычков М. Н.

  

   - ...Вчера я встрѣтила стараго пр³ятеля. Мы шли съ нимъ вмѣстѣ по лѣсной тропинкѣ. Онъ махалъ палкой, сбивая головки съ высокихъ маргаритокъ, и говорилъ мнѣ:

   - Это только такъ кажется, что жизнь не исполняетъ грезъ нашей юности. Она даетъ намъ больше и лучше! Я помню васъ 14-лѣтней дѣвочкой. Вы были тоненькая, съ лукавыми глазами. Вы бѣжали передо мной, подпрыгивая, по аллеѣ, и на спинѣ у васъ болталась коса, перевязанная голубой лентой. Потомъ вы однимъ прыжкомъ усѣлись на садовомъ столѣ, ѣли как³я-то ягоды и разсказывали мнѣ съ важностью: "я рисую и лѣплю! Читать мнѣ все позволяютъ. Когда я вырасту, я сдѣлаюсь артисткой"!.. Въ васъ уже былъ влюбленъ молоденьк³й студентикъ и ревнивыми и несчастными глазами смотрѣлъ на то, какъ я, взрослый господинъ, бесѣдую съ вами...

   Я поглядѣла на моего друга и тоже вспомнила его такимъ, какимъ онъ былъ въ тотъ ярк³й весенн³й день,- день весны года, весны моей жизни: стройнымъ, ловкимъ, съ красивыми, блестящими глазами, густою шапкой темныхъ волосъ... Теперь онъ слегка задыхался, когда ходилъ. У него появилось брюшко, въ волосахъ просвѣчивалась лысинка, а глаза, вмѣсто прежняго молодого задора, смотрѣли на меня добродушно-невозмутимо.

   Времени прошло немного, а между тѣмъ...

   Тогда онъ только еще ухаживалъ за своей теперешней женой, а сейчасъ впереди насъ бѣжалъ его десятилѣтн³й сынокъ, стройный, ловк³й мальчуганъ, взявш³й у отца глаза и волосы...

   - Вы тогда и не предполагали, что ваше имя, дѣйствительно, станетъ извѣстнымъ, что на выставкахъ будутъ останавливаться передъ вашими картинами, что ихъ будутъ покупать въ галлереи и что отъ Парижа до Чухломы можно будетъ встрѣтить ваше имя въ газетахъ?.. Не думалъ и я, что за эти 12 лѣтъ займу свое мѣсто въ литературѣ... Согласитесь, что ни вы, ни я, мы не заходили такъ далеко въ своихъ мечтахъ?..

   - Признаться, если такъ далеко я не заходила, то только потому, что по этой дорогѣ не шла.

   Мечтамъ юности открытъ весь м³ръ, вся вселенная и надзвѣздные края. Изъ моихъ мечтахъ было столько свѣта, столько счастья, столько невозможнаго - что... не надо о нихъ и вспоминать. Ихъ крылья устали; съ каждымъ взмахомъ они опускались все ближе къ землѣ, съ каждой каплей грязи, достигавшей до нихъ съ земли - они дѣлались тяжелѣе - и больше выдержать не могли. Тогда мечты улетѣли... и если и возвращаются иногда, такъ только во снѣ.

   Только во снѣ бываетъ такъ хорошо! Кого-то такъ любишь, чѣмъ-то такъ гордишься, что просыпаешься вся счастливая, умиленная, съ бьющимся сердцемъ и слезами на глазахъ - но увидишь вокругъ себя знакомый узоръ на стѣнахъ, знакомый лучъ сквозь отверст³е шторы... и возвращаешься на землю.

   Почему же эта способность мечтать утрачена?...

   ...Вчера на ночь я еще думала объ этомъ. Вотъ что мнѣ кажется: какъ вырождается аристократ³я расы, и могуч³е предки даютъ блѣдные и вялые отпрыски,- такъ вырождается и аристократ³я талантовъ.

   Въ моей семьѣ и "по мечу", и "по прялкѣ" все время встрѣчались недюжинные люди, натуры очень талантлиныя и просто способныя - и производительность этого рода устала. Она еще успѣла надѣлить меня нѣкоторыми способностями чисто внѣшними, извѣстной художественностью - но... не больше.

   И я чувствую свое вырожден³е въ увеличивающемся съ каждымъ годомъ, съ каждымъ днемъ отсутств³и активнаго желан³я,

   Вотъ ясное назван³е той болѣзни, которой я страдаю. Имени этого нѣтъ въ медицинскихъ словаряхъ, но, тѣмъ не менѣе, это мучительная болѣзнь; я не знаю, умираютъ ли отъ нея люди, но она отравляетъ существован³е не хуже любого туберкулеза.

   У меня нѣтъ силы чего-либо хотѣть, къ чемулибо стремиться. Я часто говорю: "я хотѣла бы"... "я хочу"... и поступаю такъ, какъ "хочу". Но это по тому, что я разсудкомъ сознаю необходимость извѣстнаго "хотѣн³я" и заставляю себя, настраиваю на какое-либо желан³е, предпочтен³е и т. д. А душою, всѣмъ своимъ существомъ, безсознательно я ничего не хочу.

   Въ дѣтствѣ, вѣрнѣе въ юности моей, начавшейся очень рано, я чего-то хотѣла. Ну, напримѣръ: мнѣ казалось, что я люблю театръ. Я съ увлечен³емъ бывала въ плохенькой провинц³альной драмѣ, знала всѣ пьесы чуть не наизусть, хохотала надъ "Плодами просвѣщен³я", проливала горьк³я слезы надъ "Маргаритой Готье".

   Теперь я иду въ театръ, потому что это принято, нужно, потому что нельзя не быть на первомъ представлен³и пьесы знакомаго автора, на бенефисѣ знакомаго артиста, на гастроляхъ Режанъ или еще какой-нибудь заѣзжей знаменитости. Но театръ утомляетъ меня, я едва досиживаю до конца, и захватить меня ничто не можетъ.

   Это пустой примѣръ, а вотъ серьезнѣе.

   Мнѣ казалось, что я способна любить. Но уже съ первымъ увлечен³емъ мнѣ стало ясно, что это - миражъ. Ну, да, я читала, я слышала постоянно о любви. Ее воспѣвали поэты, анализировали романисты, изъ-за нея люди лишали себя жизни... Значитъ, надо было "любить". Меня любили. Я добросовѣстно исполняла все то, что требуется отъ любви; играла всю "комед³ю любви", а иногда и драму. Когда приходилось, я въ подходящихъ мѣстахъ плакала, смѣялась, ждала, радовалась, отчаивалась... а въ глубинѣ души мнѣ было все равно. Самый горяч³й поцѣлуй вызывалъ во мнѣ только холодокъ. Даже не отвращен³е, а легкое недоумѣн³е: "Зачѣмъ это я?..." И мнѣ становилось не въ мочь продолжать эту игру - и я удаляла человѣка въ такую минуту, когда онъ былъ увѣренъ, что я его люблю, и не чувствовалъ за собою никакой вины. Со временемъ я прекратила и эти попытки натолкнуться на истинное чувство и обрѣсти его: я рѣшила, что неблагородно брать для моихъ опытовъ людей съ живымъ сердцемъ и умомъ - когда я жалѣла даже кроликовъ, принесенныхъ для вивисекц³и въ жертву наукѣ...

   Что еще? Мнѣ казалось, что должно быть счастьемъ имѣть ребенка. Я не могла пройти мимо чужого ребенка, даже некрасиваго, жалкаго, грязнаго, чтобы не приласкать его. Я возилась съ ними, усердно ходила въ "Ясли" въ свободныя отъ работы минуты... А теперь? Я продолжаю улыбаться имъ по привычкѣ, но опять-таки ясно сознаю, что даю имъ чисто-внѣшнюю ласку, которая не задѣваетъ всего моего существа. Можетъ быть, если бы былъ свой собственный... Но какъ судить о томъ, чего нѣтъ? А хочется ли мнѣ ребенка, сознательно, глубоко, говоритъ ли во мнѣ мощный инстинктъ материнства, заставляющ³й иногда обожать ребенка отъ ненавистнаго человѣка? Положа руку на сердце - нѣтъ.

   Я пробовала сдѣлать себѣ культъ изъ дружбы.

   Съ мужчинами это мнѣ положительно не удавалось. Мужчины дѣлятся, съ женской точки зрѣн³я, на двѣ категор³и: свободныхъ и несвободныхъ. (Я говорю, разумѣется, въ моральномъ смыслѣ слова). Съ несвободными дружба потому невозможна, что для нихъ существуетъ только одна женщина въ м³рѣ: та, которую они въ данное время любятъ. Свободныхъ же... всѣхъ немного обижало, почему же именно дружба, когда могло бы быть иное?

   Женская дружба... Однако, пора спать. Послѣдн³й поѣздъ прошумѣлъ подъ моимъ окномъ; только на морѣ блестятъ огоньки, все тихо, все такъ спокойно, какъ будто въ м³рѣ нѣтъ ни отчаян³я, ни тревожно бьющихся сердецъ, ни рыдан³й...

   Лицемѣрный покровъ ночи такъ хорошо скрываетъ это все...

  

  

   - Я говорила о женской дружбѣ. Въ сущности, женская дружба имѣетъ мѣсто постольку, поскольку одна сторона нуждается въ наперсницѣ, а другая способна ей быть.

   Женщина должна или подчиняться или подчинять: равноправ³е не въ ея натурѣ. Это совершенно естественно. Вѣками она привыкла подчиняться; если же она чѣмъ-нибудь выдѣлялась изъ среды ей подобныхъ красотой, властью, очарован³емъ, умомъ ли, то она спѣшила подчинить, чтобы вознаградить себя съ избыткомъ за всѣ вѣка прошлаго унижен³я.

   Очень недавно женщина болѣе или менѣе получила право гражданства; но свойства, созданныя десятками вѣковъ, такъ скоро не отпадутъ.

   Мнѣ подчинять никого не хотѣлось. Мнѣ ничего не было нужно. У меня не было завѣтныхъ, сладкихъ тайнъ, которыя я, пылая и дрожа, могла бы передавать подругѣ: жизнь моя настолько свободна и самостоятельна, что тайну мнѣ пришлось бы выдумывать развѣ какъ мизансцену, какъ одной моей знакомой. Она была до того романтична, что, будучи сиротой и совершенно самостоятельной, не согласилась выйти замужъ за своего жениха иначе, какъ увозомъ черезъ окно.

   Но я отвлекаюсь. Итакъ, подчинять я не хотѣла, приходилось волей-неволей подчиняться. Я это дѣлала. Но мое подчинен³е было тоже неубѣжденное. Я покорно исполняла все, что требовалось по ритуалу дружбы, пока въ одинъ прекрасный день передо мной ярко не вставала мысль:

   "Да полно! Не ты нужна твоему другу, кто говоритъ о сродствѣ душъ, и т. п.? Любую поставь на твое мѣсто, чтобы умѣла вовремя улыбнуться, вовремя сострадать, вовремя гармонировать съ тѣмъ или другимъ настроен³емъ твоего друга... и будетъ то же самое. Лично къ тебѣ здѣсь нѣтъ чувства - а если есть, то лишь постольку, поскольку ты соотвѣтствуешь главной бредовой идеѣ твоего друга...

   А, вотъ я и дошла до того, чему больше всего завидую: до великолѣпнаго свойства почти каждой женщины - имѣть свою бредовую идею.

   Эта идея составляетъ для женщины смыслъ быт³я, значен³е жизни, импульсъ къ дѣятельности, причину радостей, страдан³й, ощущен³й, впечатлѣн³й - словомъ, нервъ существован³я.

   И вотъ этого-то нерва я и лишена волею судьбы.

   Эта бредовая идея можетъ остаться всю жизнь одна и та же у натуры недюжинной; нѣсколько разъ смѣниться у иной; всю жизнь мѣняться у третьей; но она есть - и она поддерживаетъ масло въ свѣтильникѣ, и заставляетъ женщину горѣть, а значитъ - и жить.

   У одной - это какая-нибудь отвлеченная идея.

   Мнѣ приходитъ на память моя пр³ятельница, женщина молодая, прекрасная, любимая своимъ мужемъ. Она могла бы жить въ буржуазномъ довольствѣ, обезпеченности и праздности - т.-е. счастливо по мнѣн³ю толпы. Но ея мечтою было издавать журналъ, и вотъ она убѣждаетъ мужа сдѣлать это - и жизнь ея наполняется. Она ночи сидитъ въ типограф³и, она сама просматриваетъ статьи, волнуется изъ-за полемики, трепещетъ отъ радости при каждомъ новомъ подписчикѣ - не изъ-за денегъ - о деньгахъ она думать неспособна: когда случилось временное затруднен³е въ кассѣ, она не задумавшись отдала свои фамильные жемчуга "на дѣло". Она плачетъ горячими слезами умилен³я надъ благодарственнымъ письмомъ студента, пылаетъ негодован³емъ на вылазку враждебной газеты, она живетъ этимъ. Наборщики - ея друзья, на каждое мелкое событ³е въ жизни журнала, типограф³и, рабочихъ - она отзывается всѣмъ существомъ. И когда журналъ закрывается по обстоятельствамъ, "отъ редакц³и не зависящимъ" - она пытается отравиться.

   Это - жизнь, полная тревогъ, непр³ятностей, волнен³й - но жизнь... и у меня такой нѣтъ.

   А вотъ еще одна... Она дѣвушка, и полюбила несвободнаго человѣка. Любитъ его безумно, мучительно, до боли, до отчаян³я. Она думаетъ и говоритъ только о немъ, живетъ отъ свидан³я до свидан³я, отъ письма до письма.

   Я встрѣтила ее здѣсь: она выходила съ почты. Былъ чудный день. Небо, воздухъ, море - все голубое, какъ греза; пышныя коронки пальмъ чуть трепетали отъ мягкаго, ароматнаго вѣтра; розы стояли въ цвѣту.

   - Какъ хорошо, не правда ли? Когда подумаешь, что у насъ глубок³й снѣгъ, пахнетъ елками и яблоками!.. сказала я ей.

   - Что тутъ хорошаго? - съ тоской отвѣтила она.- И что можетъ быть лучше Рождества въ Росс³и?..

   Опять мы встрѣтились дня черезъ два тамъ же.

   Погода испортилась; дулъ рѣзк³й вѣтеръ, море стояло въ туманѣ и небо плакало.

   Она с³яла и спросила меня:

   - Какой чудесный день сегодня, правда?

   Я поняла, что она получила письмо. Если она слышитъ что-нибудь, напримѣръ, касающееся... ну хоть мандариновъ въ Пекинѣ,- то ея первая мысль все-таки о немъ:

   - Знаетъ ли онъ? Заинтересовало ли бы это его?.. Въ герояхъ романа она отыскиваетъ его черты; она съ почтен³емъ смотритъ на людей, носящихъ его имя, и это для вся нѣчто въ родѣ того, что для "сноба" - титулъ маркиза или герцога: даетъ право на вниман³е. Даже буквы его имени священны ей. Всяк³й человѣкъ, который съ нимъ знакомъ, уже для нея полонъ значен³я и интереса. А когда при ней случайно произнесутъ его имя - ея прелестные, какъ звѣздчатые сапфиры, глаза наполняются почти молитвеннымъ экстазомъ...

   Я не знаю, чѣмъ это кончится, но знаю, что если бы онъ умеръ, она не осталась бы жить ни минуты. И это - жизнь...

  

  

   - ... Чѣмъ больше вызываю я въ своей памяти женскихъ образовъ, тѣмъ болѣе нахожу примѣровъ.

   Это - женщина, жена моего хорошаго пр³ятеля. Она - мать по призван³ю; но ея дѣти начали подрастать и, волей-неволей, благодаря занят³ямъ и т. д., отдаляться отъ непосредственной близости къ ней. Ею начала овладѣвать апат³я и тоскливость; я ее видѣла сонную, вялую, убиваюшую время какъ попало. Года два спустя я, послѣ отсутств³я изъ города, гдѣ они жили, опять попала къ нимъ - и не узнала ея: расцвѣла, поздоровѣла, пояснѣла - у нея родилась дѣвочка.

   Опять на полу валяются крохотные, вязаные башмачки, опять пахнетъ молокомъ и пеленками... опять на рукахъ у нея крохотное, розовое тѣльце, все въ ямочкахъ и перевязанное, какъ ниточками; опять она переживаетъ поэму перваго пробужден³я сознан³я въ ф³алковыхъ глазкахъ, перваго лепета, перваго воркован³я, первой улыбки ребенка...

   И она счастлива, и жизнь полна волнен³й, неожиданностей: то маленькое нездоровье, страстная молитва, безсонныя ночи... все прошло - и радость, какъ солнце, заливаетъ весь домъ.

   Она ходитъ въ капотѣ, непричесанная, забывши о своей еще цвѣтущей миловидности...

   Для нея на свѣтѣ только это.

   - А когда не будетъ дѣтей?..

   - Но, Боже мой! Тогда - будутъ внуки!..

   Вотъ выдвигается стройная, "змѣистая" женская фигура съ головокружительными глазами. Это - актриса. Съ дѣтства она бредила театромъ. Откуда, какъ это къ ней попало - неизвѣстно; но она пошла противъ воли родителей, бросила семью, ушла въ театръ, какъ уходятъ къ любимому человѣку. Сначала она терпѣла нужду, почти голодъ, унижен³я, подачки меценатовъ; позже,- когда увидали ея талантъ, интриги, нападки и сплетни: ей все равно, она видитъ всѣ отрицательныя стороны театра, и это ей безразлично. Она достигла извѣстмой высоты, но удержаться еще труднѣе, чѣмъ достигнуть... И вся ея жизнь - одна борьба. Она старается поддержать любовь публики; она совершенствуется; ѣздитъ учиться; откапываетъ пьесы; посѣщаетъ музеи, ища костюмовъ, складокъ и позъ; съ утра и до поздней ночи театръ занимаетъ все ея существован³е, и, вѣроятно, когда-нибудь, когда на сценѣ, играя "Адр³енну Лекувреръ", она послѣ 5-го акта долго не встанетъ на вызовы - поймутъ, что на этотъ разъ смерть была настоящей...

   Еще одна - странная фигура, въ почти монашескомъ платьѣ, гладко причесанная - уже очень немолодая...

   Всю жизнь свою эта дѣвушка посвятила обожан³ю одного великаго артиста,- великаго на сценѣ, разумѣется. Она отлично поняла, что онъ, идеальный Фаустъ, Рауль, Германъ - имѣющ³й возможность выбирать изъ перловъ красоты - не захочетъ ее, некрасивую, жалкую - въ возлюбленныя - и рѣшила стать его другомъ. Она любитъ его жену, его дѣтей, весь его домъ - и они платятъ ей тѣмъ же: она сумѣла сдѣлаться необходимой въ его семьѣ, почти родной, общей "тетей Соней", съ которой уютнѣе и теплѣе... Нѣтъ услуги, на которую она не пошла бы для нихъ. И зато какая гордость, какая радость, когда онъ при всѣхъ предложитъ ей руку или скажетъ, знакомя ее съ кѣмъ-нибудь:

   А это - нашъ лучш³й другъ, тетя Соня...

   Десятки, сотни примѣровъ встаютъ передо мной. Я могла бы приводить ихъ сколько угодно, стоило бы мнѣ пересчитать женщинъ, которыхъ я знаю - и, за рѣдкимъ исключен³емъ, каждая была бы вмѣстительницей такой бредовой идеи.

   Я привела такихъ, которыя всю жизнь остаются вѣрны одной идеѣ, но сколько же другихъ, у которыхъ она мѣняется?..

   Правда, она несетъ съ собой часто муку, отчаян³е, проклят³я... Но въ ней - жизнь, и, повторяю, ея-то у меня и нѣтъ.

   - ...Я оглядываюсь на свою жизнь и думаю: чего мнѣ не хватаетъ?

   У меня есть все. Я зарабатываю свой хлѣбъ, и не только хлѣбъ, а и комфортъ, и поѣздки отъ Сибири до Ниццы, отъ Вологды до Испан³и за сюжетами для моихъ картинъ. Я получаю изъ глухихъ уголковъ Росс³и письма отъ неизвѣстныхъ, но сочувствующихъ мнѣ сердецъ. Имя мое знаютъ. У меня есть люди, которые, кажется, меня любятъ, и так³е, которыхъ, кажется, я люблю...

   Но вѣдь я знаю, что тѣ, кого я люблю, въ сущности, любятъ только свою бредовую идею; а тѣ, кто меня любитъ... Да что это значитъ, "любятъ"? Любятъ, потому что я не. дѣлаю имъ зла, а наоборотъ, чѣмъ могу, рада сдѣлать пр³ятное; что со мной не скучно поболтать; что я не скуплюсь на этюды "Копны сѣна при лунномъ свѣтѣ" и "Голубой ночи" и т. д.

   Но умри я - и ни въ чьей жизни это не сдѣлаетъ пустоты; развѣ въ существован³и моей 70-лѣтней няньки, любящей меня только потому, что кормила кашкой и носила на рукахъ, когда я еще и не ползала... И право, ея любовь мнѣ дороже и ближе всѣхъ остальныхъ, конечно съ тѣхъ поръ, какъ у меня нѣтъ матери.

   Но не будемъ искать счастья въ любви, разъ ея нѣтъ. Или будемъ говорить о любви, но о другой любви?.. Есть же люди, не знающ³е меня, чуж³е мнѣ - которымъ я помогаю, стараюсь посильно облегчить ихъ страдан³я?..

   Къ чему, къ чему громк³я фразы? Да, я помогаю людямъ, и дѣлаю что въ силахъ, но не вношу же я въ это экстаза тургеневской Сонечки, которая ушла за юродивымъ... Какъ-никакъ, я не лишаю себя всего для другихъ.

   Я прекрасно живу, и мое умилен³е надъ несчаст³ями людскими, и дрожь въ спинѣ при чтен³и въ газетѣ, какъ кто то умеръ отъ голода - тѣмъ не менѣе не заставляетъ меня сейчасъ же все кинуть, и нести туда мои силы, здоровье и работоспособность.

   Есть у меня талантъ, говорятъ; иногда мнѣ самой это кажется (большей частью я въ него не вѣрю). Но мое искусство... развѣ я его люблю, въ сущности? Гдѣ фанатизмъ Фра Анжелико Беато, гдѣ видѣн³я Перуджино? Я люблю свое искусство пассивно, поскольку оно владѣетъ мной, толкаетъ меня помимо воли взяться за кисть и воспроизвести поразившую меня картину, пейзажъ, клочокъ неба... Но активно любить его, самой овладѣть имъ, направить его - моя душа на это неспособна.

   Она ни на что неспособна, и во всемъ этомъ одинъ ужасъ: это то, что я понимаю это, я понимаю свою болѣзнь.

   И какъ докторъ, который самъ слѣдитъ за развит³емъ въ себѣ неизлѣчимой чахотки,- такъ смотрю я въ свою душу, и вижу, какъ она умираетъ - умираетъ раньше, чѣмъ умираю я сама.

  

  

   ... Пятый день идетъ дождь, упорный, тих³й, не утомляющ³йся мы на минуту.

   Весь горизонтъ затянутъ сѣрой кисеей тумана, только разъ, передъ закатомъ солнца, выглянули было горы, словно нарисованныя тонкою кистью на матовомъ стеклѣ; показали цѣлую фантасмагор³ю бѣлыхъ зубчатыхъ стѣнъ, розовыхъ выпуклостей, темно-голубыхъ пропастей - и снова скрылись, какъ миражъ - и непроницаемо-сѣрое небо удивленно глядитъ, точно спрашивая, съ затаенной усмѣшкой:

   - Горы? Как³я горы? Это вамъ почудилось!..

   Я сижу у окна и гляжу на море. Оно - цвѣта больной бирюзы, съ бѣлыми жемчужными завитками пѣны, какъ на гребняхъ работы Лалика. Ни одной лодки на его сердитой поверхности.

   Большая аллея, ведущая отъ подъѣзда отеля къ воротамъ парка, совсѣмъ опустѣла. Разъ или два въ день проѣзжаетъ по ней, тяжело громыхая, омнибусъ, весь блестящ³й отъ дождя и похож³й на огромную черепаху; повозка булочника; почтальонъ въ мокромъ клеенчатомъ плащѣ - и больше никого.

   Все - красноватый песокъ дорожекъ, зелень лавровъ, апельсиновъ, пышныя коронки пальмъ, все с³яетъ, глянцевитое, точно отъ свѣжаго лака.

   А дождь все идетъ и идетъ, не вспѣнивая канавокъ, не разливая большихъ лужъ, въ которыхъ бы опрокинулось небо, но тихо просачиваясь сквозь песокъ и только еще свѣжѣе заставляя казаться и безъ того яркую, точно искусственную зелень газоновъ.

   Я хотѣла одиночества - ну, вотъ я и въ одиночествѣ. Отель стоитъ совсѣмъ уединенно, въ глубинѣ большого парка. Паркъ спускается къ морю террасами, гдѣ посреди бѣлыхъ каменныхъ глыбъ тамъ и сямъ, какъ фантастическ³е букеты, торчатъ острые мечи агавъ, вперемежку съ колючими, круглыми кактусами.

   Въ эту погоду, когда все словно вымерло, глядя на широк³я мраморныя ступени лѣстницы, украшенной вазами съ роскошной ползучей геранью, на завитыя плющемъ и розами стѣны и ограду - можно бы подумать, что находишься въ замкѣ "спящей красавицы"... если бы не англичане!

   Я переѣхала сюда изъ Ниццы съ цѣлью пожить растительнымъ существован³емъ, "поскучать" и этой благодѣтельной скукой подиравить свои уставш³е (какъ у всякой, уважающей себя женщины, а тѣмъ болѣе "общественной дѣятельницы" нашего времени) нервы.

   Ницца - это кусочекъ Парижа, перенесенный подъ пальмы "лазореваго берега", это - "cité du plaisir", какъ ее зовутъ справедливо. Она, какъ опьяненная собственной прелестью, успѣхомъ и весельемъ, кокетка, едва успѣваетъ улыбнуться себѣ, поглядѣвшись въ зеркало Средиземнаго моря, убрать себя новыми цвѣтами,- какъ уже стремится къ новому удовольств³ю, новому развлечен³ю. То "régates", гребныя гонки, то скачки, то бѣга, то битва цвѣтовъ, то на сушѣ, то на морѣ, то "bataille de confetti", то балъ, то "veglione", то "déjeuner masqué" - и вѣчный шумъ, звонъ, движен³е, которые и здороваго утомятъ. Близость Monte-Carlo, всем³рнаго игорнаго дома, еще больше отравляетъ Ниццу лихорадкой; и подъ конецъ изъ нея хочется бѣжать.

   Въ смыслѣ тишины, лучше выбрать было бы трудно,- отель "du Cap" очень далеко отъ станц³и. Въ Ниццу ѣздить неудобно, и потому сюда являются, главнымъ образомъ, люди, ищущ³е покоя,- все больше старики и старушки, или примѣрныя семьи съ малолѣтними дѣтьми, англ³йскаго или тевтонскаго происхожден³я. Старики преобладаютъ.

   Не потому ли и отель, къ тому же существующ³й съ незапамятныхъ временъ, принялъ такой почтенно-старообразный видъ?

   "Modern Style", такъ элегантно отдѣлывающ³й теперь заграничные отели, съ его свѣтлыми тонами, причудливо выгнутыми лин³ями, большими цвѣтами ирисовъ и лил³й всюду, гдѣ возможно - сюда еще не проникалъ. Обои здѣсь практичные, темноватые, мебель массивная, прадѣдушкиныхъ временъ; добрые, старые ковры съ пестрыми букетами и балдахины надъ кроватями, которые поддерживаютъ золоченые амуры съ добродѣтельными лицами. Все это и не пахнетъ 20-мъ вѣкомъ! Не вноситъ своего энергичнаго и яркаго свѣта электричество, а горятъ тяжелыя керосиновыя лампы. Горничныя всѣ почтеннаго возраста, lift не существуетъ, несмотря на очень дорог³я цѣны. Да и къ чему? Живутъ здѣсь старички подолгу; торопиться имъ некуда, и, привыкнувъ за 6-7 десятковъ лѣтъ жизни къ старымъ порядкамъ, нововведен³й они не требуютъ.

   Попробовала я за эти дождливые дни заглянуть въ библ³отеку отеля.

   Главное мѣсто въ ней занимаютъ книги въ красномъ, тисненомъ золотомъ, переплетѣ: "Пэрства, графства, баронства и т. д,- Великобритан³и". Этими книгами обыкновенно овладѣваютъ сѣдыя лэди въ бѣлыхъ вдовьихъ вуаляхъ, какъ только появится на доскѣ отеля новое громкое англ³йское имя, чтобы разузнать, "которая это - изъ Суссэкса или Эссекса" и т. п.

   Кромѣ того, здѣсь есть англ³йск³е романы и, скромно теряющ³яся въ ихъ большинствѣ, нѣсколько французскихъ книгъ, изъ которыхъ самая новая помѣчена 1860 годомъ, вѣроятно, годомъ основан³я отеля.

   Тутъ "Корреспонденц³я Жакмона съ семействомъ и нѣкоторыми друзьями" 1828 г.; страшная драма "La tireuse des cartes" ("Самый крупный успѣхъ 1852 года"...), нѣсколько путеводителей и жит³е святого Онор³я.

   Тѣмъ лучше! и читать нечего; займусь исключительно "ничего недѣлан³емъ" - если не считать "корреспонденц³и съ семействомъ и нѣкоторыми друзьями" по примѣру Жакмона. Да и это не займетъ очень много времени, благодаря остроумной выдумкѣ "cartes postales" съ видами и картинками, упрощающихъ переписку...

   Однако, звонятъ... Надо спускаться къ table d'hôte'у"

  

  

   ... Въ долг³е часы завтраковъ и обѣдовъ, пока лакей съ загадочно-глубокомысленнымъ лицомъ опернаго Гамлета, молча и торжественно подаетъ мнѣ неизбѣжные "hors d'oeuvre", "filets de sole" и "côtelettes d'agneau", я занимаюсь тѣмъ, что наблюдаю своихъ сосѣдей-англичанъ или нѣмцевъ. французовъ здѣсь только двое: толстый, розовый, упитанный аббатъ и графиня второй импер³и, съ которой онъ отечески почтительно "не совѣтуетъ мнѣ сходиться: "c'est une compagne un peu dangereuse pour une jeune personne comme madame"... Бѣдной опасной женщинѣ лѣтъ за 70; у нея ярко-желтый парикъ, вставная челюсть и трясущаяся, нарумяненная голова; она едва ходитъ и двѣ горничныя водятъ ее подъ руки, но я очень тронута попечен³емъ аббата о моей добродѣтели, на которую, очевидно, "les moeurs blâmables du second Empire" имѣли бы тлетворное вл³ян³е.

   Что значитъ - скука! Я пресерьезно наблюдаю за остальными обѣдающими и даже нахожу въ этомъ нѣкоторое развлечен³е.

   Вотъ парочка: двѣ сестры, толстеньк³я, румяныя, съ кудрявыми накладками на лбу. Одна - постарше, посолиднѣе, другая - très jeune fille, всегда въ розовомъ или голубомъ. Онѣ очень нарядны и мѣняютъ туалетъ каждый день; за ними ухаживаетъ ихъ сосѣдъ, господинъ совершенно лысый и волочащ³й правую ногу. Я видѣла, какъ онъ поднесъ младшей сестрѣ букетикъ ф³алокъ: она покраснѣла, а старшая улыбнулась ей съ покровительственной нѣжностью. Обѣимъ имъ лѣтъ подъ 60. Я назвала ихъ мысленно "Жирофле-Жирофля", но потомъ мнѣ стало совѣстно, когда я подумала объ ихъ долгой одинаковой жизни, которая, можетъ быть, таитъ столько потерянныхъ иллюз³й, мечтан³й о неудавшемся счастьѣ. Кто знаетъ?

   Вотъ семья, при видѣ которой я представляю себѣ неизбѣжно "Le mariage blanc" въ карикатурѣ. Въ трогательной пьесѣ являются дѣйствующими лицами: "mère noble", старшая дочь - драматическая злодѣйка, а младшая - injenue лилейной чистоты и невинности, умирающая потому, что подслушала любовное признан³е старшей сестры къ своему мужу (мужу младшей, конечно), не отвѣчающему ей, впрочемъ.

   "Mère noble" въ этой семьѣ, какъ всѣ дамы на ея emploi, достаточно полна, сѣда и носитъ черное кружево на головѣ, при чемъ говоритъ басомъ отставного драгунскаго ротмистра. Драматическая злодѣйка олицетворяется молодой особой добрыхъ 6 пудовъ вѣсомъ. Ее отлично было бы показывать на ярмаркѣ въ видѣ "чуда-природы". Нѣжный цвѣтокъ - это тощая дѣвица, лѣтъ 17-ти, съ бѣлесоватыми волосами и водянисто-голубыми глазами. Когда я мысленно ставлю ихъ на мѣсто героинь, то выходитъ такой курьезъ, что я не могу удержаться отъ улыбки, къ изумлен³ю лакея и сосѣдей.

   А вотъ нѣмка съ тремя дѣтьми, изъ которыхъ старш³й, 5-лѣтн³й, носитъ очки и пьетъ пиво...

   Как³е пустяки занимаютъ меня! Но это тогда, когда я встаю безъ мигрени. Иной же разъ, зайдя послѣ обѣда въ "salon" или "grill-room" и машинально просматривая опаздывающую на 6 дней русскую газету, которую я получаю, я ловлю себя на томъ, что мнѣ почти страшно въ этомъ большомъ обществѣ, состоящемъ почти исключительно изъ очень старыхъ людей. Худые, высохш³е, сморщенные, какъ мум³и, или разбухш³е, красные, съ апоплексическими шеями, они занимаютъ другъ друга, смѣются скрипучимъ смѣхомъ, жестикулируютъ, гримасничаютъ. И мало-по-малу картина въ моихъ глазахъ превращается въ какую-то гогартовскую "пляску мертвыхъ",- по крайней мѣрѣ, полумертвыхъ. И мнѣ жутко, что это люди - чуждые мнѣ по расѣ, по духу, по возрасту, эти, по большей части, раскрашенныя руины - (потому что настоящая, почтенная старость рѣдко покидаетъ свое насиженное гнѣздо), что это люди, съ которыми я должна дѣлить кровъ и столъ.

   Иногда эта мысль до того непр³ятна мнѣ, что я приказываю подавать себѣ обѣдъ наверхъ и запираюсь у себя.

   Въ концѣ концовъ, я не знаю можно ли назвать одиночествомъ эту гостиничную жизнь: здѣсь все время ощущаешь присутств³е чужихъ и ненужныхъ тебѣ существован³й, слышишь чьи-то стокы, вздохи, старческ³й кашель, видишь любопытные взгляды; все это меня раздражаетъ; я даже работать хорошенько не могу. Впрочемъ, должна еще сказать, что всѣ эти чистеньк³е, нарядные, сверкающ³е пейзажи не настраиваютъ меня, вообще, на работу; мнѣ кажется, что прямое ихъ мѣсто - фигурировать на "cartes postales" или художественныхъ объявлен³яхъ отелей; или можетъ быть надо имѣть 18 лѣтъ отъ роду, чтобы въ нихъ найти картину, настроен³е; надо, чтобы своя юность отвѣчала вѣчной юности этой природы. Да, но почему это же побережье въ Итал³и такъ полно настроен³й, такъ и просится само на холстъ?..

  

  

   ...Есть на берегу Средиземнаго моря растен³е, которому я мучительно завидую: это - агава, или, какъ ее здѣсь зовутъ, алоэ. Что можетъ быть поэтичнѣе ея судьбы? Она живетъ отъ 15 до 20 лѣтъ на берегу голубого моря, подъ почти неизмѣнно голубымъ небомъ, питаясь соками богатой и плодородной почвы. Вѣтеръ съ моря освѣжаетъ ее, и приноситъ въ своемъ влажномъ, здоровомъ, соленомъ дыхан³и ароматы цвѣтовъ, пока въ одинъ прекрасный день онъ же не принесетъ на своихъ крыльяхъ воздушный поцѣлуй другой агавы... И отъ этой мистической, чистой любви алоэ произведетъ прекрасный, пурпурный цвѣтокъ, на стройномъ громадномъ стеблѣ тянущ³йся къ солнцу и весь пропитанный жизнью и страстью - и, совершивъ свое великое назначен³е, умираетъ... Разъ въ жизни любитъ и умираетъ, точно онъ "изъ рода бѣдныхъ Азровъ"... Какая мечта!...

  

  

   ...Сегодня, сойдя къ завтраку внизъ и какъ всегда механически оглядѣвъ всю большую залу, я увидѣла, что за столикомъ противъ меня сидитъ новая пара. Я невольно обратила на нее вниман³е: новыя лица, въ этомъ "добровольномъ заточен³и"! Нѣчто, имѣюшее отдаленное сходство съ настроен³емъ узника, увидавшаго новаго паука въ углу своей каморки.

   Прежде всего меня удивило, въ этомъ царствѣ старости, увидѣть молодого мужчину; если въ отелѣ иной разъ и попадались молодыя женщины,- то ужъ мужчинъ совсѣмъ было не видно: всѣ въ Монте-Карло.

   Сначала мнѣ показалось, что онъ русск³й и я безсознательно обрадовалась этой мысли.

   Слегка растрепанные волосы, небрежно курчавящаяся бородка, кое-какъ повязанный галстухъ и просторный пиджакъ - все это дѣлало его непохожимъ на англичанина или нѣмца.

   Молодые англичане и нѣмцы взегда выглядятъ такъ, какъ будто ихъ сдѣлали нарочно, и на ночь убираютъ на полочки.

   Я за свое пребыван³е за границей почти безошибочно научилась опредѣлять нац³ональности; я и тутъ сразу рѣшила бы, что это русск³й, но меня сбила съ толку его дама: она безспорно и очевидно принадлежитъ къ нѣмецкой расѣ. Это женщина не моложе, а можетъ быть и старше его; лѣтъ подъ 40 во всякомъ случаѣ. Меня поразила въ ней странная смѣсь выражен³я наивной панс³онерки и сухости классной дамы. Сразу нельзя опредѣлить, что она такое: видъ у нея - старой дѣвы, манеры молодой и влюбленной женщины. Она была въ дорожномъ синемъ платьѣ, но на шеѣ и въ волосахъ у нея были свѣтло-голубые бантики.

   Я постаралась прислушаться къ ихъ разговору, мнѣ по-дѣтски захотѣлось, чтобы это были русск³е: у него было такое славное, доброе и умное, хоть и некрасивое лицо, но именно лицо русскаго, простого и порядочнаго человѣка.

   Иностранецъ - прежде всего мужчина, какъ бы онъ старъ ни былъ, особенно французъ, а этотъ былъ такъ похожъ на русскаго... И у нея въ сущности не антипатичная физ³оном³я. Можетъ быть, они русск³е? Только голубые банты что-то ужъ очень нѣмку выдаютъ...

   И вдругъ до меня долетѣло ея восклицан³е.

   - Das war ja wunderschön!..

   Я съ невольнымъ разочарован³емъ посмотрѣла опять въ ихъ сторону и поймала на себѣ его взглядъ. Я опустила глаза и прилежно занялась своимъ бананомъ. Но этотъ взглядъ былъ мнѣ скорѣе пр³ятенъ. За все мое пребыван³е здѣсь, я встрѣтила только тусклые, рыбьи взгляды старыхъ англичанъ - и сейчасъ этотъ взглядъ, живой, блестящ³й и ясно говоривш³й:

   - Ого! Какъ ты интересна!

   Онъ явился для меня чѣмъ-то новымъ, необычнымъ. А сомнѣваться въ значен³и этого взгляда я не могла, да и не мудрено; оставивши въ сторонѣ то, что вообще я считаюсь интересной женщиной,- безъ ложной скромности,- я думаю, что въ этомъ скопищѣ "старухъ зловѣщихъ, стариковъ",- я не могла не обратить на себя его вниман³я.

   И мнѣ опять стало досадно, что онъ не русск³й.

   Вотъ что значитъ сидѣть въ одиночномъ заключен³и больше двухъ недѣль. И то сказать, я почти ни съ кѣмъ здѣсь не говорю, кромѣ консьержа. Онъ одинъ понимаетъ по-французски, остальная прислуга все больше привыкла къ англ³йскому и нѣмецкому языкамъ, съ которыми я (особенно съ первымъ) во враждѣ.

   И мнѣ иной разъ очень хотѣлось бы поговорить съ кѣмъ-нибудь, чисто по-русски, не готовыми фразами, касающимися метеорологическихъ наблюден³е насчетъ "pluie et beau temps", а поспорить о Толстомъ, поболтать о знакомыхъ, раскритиковать послѣднюю пьесу Ибсена и поссориться изъ-за какого-нибудь "рокового" вопроса ...

   Только за границей, нѣсколько мѣсяцевъ не слыша русской рѣчи начинаешь ясно понимать ея красоту и благородство. Говорятъ, что французск³й богаче, образнѣе; какая это неправда! Его можно брать готовымъ, онъ легче поддается всякимъ фантаз³ямъ поэтовъ-декадентовъ, риѳмамъ, каламбурамъ и т. п., но онъ зато и принадлежитъ всѣмъ; всяк³й скверненьк³й писатель будетъ тамъ писать прекраснымъ стилемъ, а русск³й языкъ не даетъ себя проституировать, если можно такъ выразиться.

   А дождь все идетъ и идетъ... Вотъ тоска!..

  

  

   ...- Онъ оказался русскимъ! Сегодня послѣ обѣда я сидѣла въ качалкѣ "hall'а" и держала въ рукахъ прочитанную газету. Мнѣ было лѣнь подниматься наверхъ. Насколько я люблю у себя дома этотъ вечерн³й отдыхъ, когда у меня въ спальнѣ топится каминъ, потрескиваетъ зажженная нянькой лампадка, и бѣлая постель манитъ свѣжимъ, прохладнымъ бѣльемъ, а на столикѣ лежитъ открытая книга - и сплошь да рядомъ остаюсь дома, не иду въ театръ, не иду на вечеръ, предпочитая всему этотъ покой и тишину,- настолько мнѣ здѣсь неуютно идти въ темную, всегда немного холодную, какъ ее ни топятъ, комнату; въ ней точно предчувств³е могильной темноты и холода...

   Я и не торопилась, и сидѣла, задумавшись безъ мыслей, когда вдругъ услыхала русскую фразу:

   - Простите, можно у васъ попросить вашу газету на минутку?

   - Ахъ, Господи, какъ я рада! - вмѣсто отвѣта вскрикнула я, и сама надъ собой разсмѣялась.

   Знакомство было сдѣлано.

   Онъ присѣлъ рядомъ со мной - жена его играла въ шашки съ нѣмецкой дѣвицей (изъ "Mariage blanc") - и черезъ полчаса я уже знала о немъ все, что можно. Прежде всего онъ представился: докторъ Левинск³й изъ Москвы. Мы, по русскому обычаю, сосчитались знакомыми и нашли ихъ чуть не полъ-Росс³и. Оказалось, онъ въ университетѣ слушалъ моего дѣда и т. п. Мы очень оживленно разговорились; я замѣтила, что жена его кидала нѣсколько разъ въ нашу сторону не очень спокойные взгляды. Я думаю, ей не очень нравилось, что я была въ бѣломъ кружевномъ платьѣ съ букетомъ красной гвоздики у пояса,- немного слишкомъ элегантно для этого отеля, можетъ-быть? Тѣмъ не менѣе, когда она кончила свою парт³ю и онъ, попросивъ у меня позволен³я представить ее мнѣ, предупредивши, что она, какъ нѣмка (я не ошиблась таки!), не говоритъ ни слова по-русски, подвелъ ее ко мнѣ - она кисловато, но любезно промолвила 2 слова по-французски, и такъ знакомство завязалось.

   Хоть душу есть съ кѣмъ отвести!..

  

  

   -... Дождикъ все продолжаетъ идти: но у меня теперь есть, по крайней мѣрѣ, развлечен³е. Такъ какъ ѣздить некуда, то послѣ обѣда докторъ сидитъ со мной у камина и разсказываетъ мнѣ свою жизнь,- пока его жена занимается своими шашками; разсказываю и я ему, но меньше: моя жизнь богаче настроен³ями, чѣмъ фактами, а ихъ труднѣе передать, хотя съ нимъ мнѣ говорится легко и просто. Я замѣчала такъ: иногда въ своихъ безконечныхъ путешеств³яхъ встрѣтишься съ кѣмъ-нибудь въ вагонѣ, на пароходѣ - и вдругъ этотъ совсѣмъ чужой, случайный спутникъ или спутница возьметъ и разскажетъ всю свою жизнь, мало того - всю драму своей жизни, со всѣми подробностями, такъ искренно, какъ можетъ быть не разсказалъ бы ближайшему другу. Мнѣ часто приходилось слушать так³я исповѣди. Я задавала себѣ вопросъ: почему это такъ-бываетъ? Думаю, что иной разъ человѣку необходимо высказаться, вылить избытокъ горечи, чтобы его не задушило (вѣдь так³я исповѣди большею частью бываютъ горьк³я). Самому близкому другу не разскажешь, онъ и самъ видитъ, въ чемъ дѣло, да и страдаетъ за тебя вдвойнѣ; не врагу же говорить... Вотъ и встрѣчается чужой человѣкъ, который не знаетъ, незнакомъ, у котораго душа не заболитъ объ его горѣ, но въ чьихъ глазахъ онъ читаетъ симпат³ю и участ³е... И слова прорываются, и изболѣвшую душу облегчаетъ потокъ словъ, жалобъ и слезъ... Но - свистокъ, остановка, и человѣкъ, оставивш³й вамъ кусочекъ своей души, уйдетъ, вы не встрѣтитесь, гордость его не будетъ страдать, а вмѣстѣ съ тѣмъ, высказавшись, легче сносить свою ношу, которую на минуту вы раздѣлили съ нимъ...

   Вы въ этомъ случаѣ сыграли роль тростника съ царемъ Мидасомъ, но это все равно: вы принесли человѣку хоть пассивную пользу.

   И я теперь немножко чувствую себя такъ съ этимъ докторомъ. Я такъ намолчалась, такъ много надумалась въ уединен³и своей комнаты, такъ долго произносила однѣ банальныя фразы изъ учебника Марго, что теперь прямо чувствую потребность съ этимъ - совершенно чужимъ мнѣ, но говорящимъ со мною на одномъ языкѣ (во всѣхъ смыслахъ) - человѣкомъ дѣлиться и мыслями, и впечатлѣн³ями.

   Онъ тоже... нѣсколько мѣсяцевъ вынужденъ довольствоваться нѣмецкимъ языкомъ.

   Они женаты 4 мѣсяца, но - онъ сообщилъ мнѣ это подъ секретомъ - роль "молодожена" ему, очевидно, не улыбается.

   Между нами быстро установилась эта откровенность; я вижу иногда подозрительные и недовольные взгляды, которые докторша искоса посылаетъ мнѣ. Она, вѣрно, съ тревогой спрашиваетъ себя, о чемъ мы можемъ говорить? Съ ней у насъ дальше двухъ-трехъ французскихъ фразъ отельнаго характера разгово