| Главная » Книги |
Шекспир Вильям - Сонеты, Страница 7
Шекспир Вильям - Сонетыfy"> Не верю я тебе! Не проведет
Меня ни то, что есть, ни то, что было;
И прошлое, и видимое лжет,
Раз их твое теченье породило.
Я так клянусь - и это будет вечно:
Назло тебе быть верным бесконечно.
124
Моя любовь и царского рожденья
Могла б быть все же пасынком судьбы,
Здесь все становится без исключенья -
Бурьян, цветок ли - жертвою косы.
Любовь же вне случайностей, и чужд
Ей пышный блеск дворцов и мрак паденья,
Она цветет в богатстве и средь нужд,
Вне прихоти времен и разрушенья.
Что для нее расчеты государства
В изменчивости суетной своей?
Она сама незыблимое царство,
Не ждет тепла, не гибнет от дождей.
Сошлюсь на тех, кто жил в греховной тьме,
Но умер как разбойник на кресте.
125
Носить ли сень царей мне над тобой,
Чтоб выразить наружное почтенье,
Иль класть основы вечности - живой
Не долее, чем тлен и разрушенье?
Я ль не видал искателей почета,
Терявших все в стремлении к нему,
За то, что предпочли, пустые моты,
Простой, здоровой - острую еду?
Нет, нет! Тебя в душе я буду чтить.
Прими мой дар, хоть бедный, но свободный,
Без примеси приправы разнородной.
Давай друг друга попросту любить.
Прочь, клевета! Знай: верная душа,
Что ни твори, останется чиста.
126
Мой нежный мальчик, у тебя в руках
Власть времени и с ней летучий миг.
Ты все цветешь, а на твоих глазах
Хиреет вид поклонников твоих.
Природа, властвуя над разрушеньем,
Тебя щадит в движении вперед,
Чтобы похвастаться своим уменьем
Порой умерить времени полет.
Но все ж страшись, о баловень беспечный,
Задерживать она не в силах вечно.
Когда-нибудь она предъявит счет,
И срок расплаты все равно придет.
127
Встарь чернота считалась некрасивой,
И красота быть черной не могла.
Теперь, став черной, часто слыть фальшивой
Устами клеветниц обречена.
Ведь если каждый может заменить
Уродливость искусственной красою,
Где красоте головку преклонить,
Поруганной кощунственной рукою?
Поэтому глаза у милой черны,
Как ворон, и глядят как бы грустя,
Что дурнота слывет красой, позорно
Фальшивым блеском правду исказя.
И эта грусть так чудно ей к лицу,
Что каждый в нем признает красоту.
128
Когда ты, музыка моя, играя,
Приводишь эти клавиши в движенье
И, пальцами так нежно их лаская,
Созвучьем струн рождаешь восхищенье,
То с ревностью на клавиши смотрю я,
Как льнут они к ладоням рук твоих;
Уста горят и жаждут поцелуя,
Завистливо глядят на дерзость их.
Ах, если бы судьба вдруг превратила
Меня в ряд этих плясунов сухих!
Раз что по ним твоя рука скользила -
Бездушность их блаженней уст живых.
Но если счастливы они, тогда
Дай целовать им пальцы, мне ж - уста.
129
Деянье похоти есть трата духа
В преступном мотовстве стыда: оно
Проклято, низменно, к рассудку глухо,
Убийственно, кроваво и грязно;
Едва изжито - будит отвращенье;
Сверх помыслов желанно; чуть прошло -
Сверх помыслов гнетет; и, как мученье
Проглоченной с крючком приманки, зло.
Безумие в неистовстве своем -
В былом; в тот миг, когда в стремленьи, несдержимо -
Зарница счастья; тьма скорбей потом,
То в даль манит, то сон, мелькнувший мимо.
Мир, зная это, как бы знать был рад
Бежать небес, ведущих в этот ад!
130
Ее глаза на солнце не похожи,
Коралл краснее, чем ее уста,
Снег с грудью милой не одно и то же,
Из черных проволок ее коса.
Есть много роз пунцовых, белых, красных,
Но я не вижу их в ее чертах, -
Хоть благовоний много есть прекрасных,
Увы, но только не в ее устах.
Меня ее ворчанье восхищает,
Но музыка звучит совсем не так.
Не знаю, как богини выступают,
Но госпожи моей не легок шаг.
И все-таки, клянусь, она милее,
Чем лучшая из смертных рядом с нею.
131
Ты так же тиранична, как все те,
Чья красота жестока и надменна,
Затем, что знаешь - у меня в душе
Ты лучший перл и самый драгоценный.
Хоть, правда, часто слышу я, краснея,
Что нету чар любви в твоем лице,
Сказать им "вы неправы" я не смею,
Хоть в этом и клянусь себе в уме.
И я не лгу себе, когда порою,
Стеня, мечтаю о твоих чертах:
Твою головку именно такою
Люблю... но если б на других плечах!
Черна не ты, а лишь твои дела.
И клевету ты ими навлекла.
132
Люблю, когда порой ты с грустью вежды,
Поняв всю скорбь, что в сердце мне внесла,
Как бы одев их в мрачные одежды,
Вдруг с жалостью направишь на меня.
Не ярче солнце утром на восходе
Вдруг озарит предутреннюю мглу,
Не радостней на угасавшем своде
Вдруг видим мы вечернюю звезду, -
Чем этот взгляд глаза мои встречали...
О, если бы и сердцем ты под стать
Могла оплакать глубь моей печали
И ласкою мучения унять!
Тогда я буду клясться в том упорно,
Что на земле все скверно, что не черно.
133
Будь проклята она, что так жестоко
Меня изранив, ранила и друга!
Ей мало, что страдал я одиноко:
Нет, привила другому яд недуга.
Сам от себя оторванный тобой,
Теперь себя другого я лишаюсь:
Покинутый тобою, им, собой,
Я трижды сирота, втройне терзаюсь.
Замкни меня в твоей стальной груди.
Пусть сердцу друга буду я порукой
И сторожем, где б ни был взаперти,
Тогда смягчишь мою, быть может, муку.
Нет, не смягчишь - раз роком решено
Тебе отдать, что Богом мне дано.
134
Итак, увы, я признаю - он твой,
Я ж волею судьбы закрепощен.
Хотел бы все отдать, что "я" другой
Из-под неволи был освобожден.
Но ты не дашь, а он не хочет воли:
Ведь ты жадна, а он мягкосердечен.
Он поручился за мой долг - не боле -
И этим стал клеймом раба отмечен.
Вооружась законом красоты,
Как ростовщик жестокий, ты взысканье
Предъявишь другу за долги мои -
И я лишусь любимого созданья...
Он мной утрачен... Оба мы твои,
Хоть заплатил он все долги мои.
137
Слепой Амур, что сделал ты со мной?
Гляжу и вижу то, чего не вижу.
Ведь знаю, что зовется красотой,
Но высшая мне чудится всех ниже.
Когда глаза в тенетах взора страсти
Должны пристать к приюту всех людей,
Зачем они, твоей поддавшись власти,
Связали сердце с лживостью твоей?
Зачем я должен видеть чудеса
В том, что в глазах у света заурядно?
Зачем в чертах немилого лица
Рассудку вопреки мне все отрадно?
Мой взгляд и сердце в правде заблуждались
И в этот омут лжи теперь попались.
138
Когда она клянется, что права,
Хоть знаю - лжет, но ей я как бы верю,
Пусть думает, что простака нашла,
Что в свете я еще не лицемерю.
Так, уменьшая счет моим годам,
Она отлично про мой возраст знает,
Я ж будто верю полным лжи речам.
Так с двух сторон правдивость умирает...
Зачем бы не сознаться ей во лжи?
К чему в моих летах мне не признаться?
О, только призрак правды мил любви!
Любовь не любит с возрастом считаться.
Поэтому я лгу и лжет она,
Со мною вместе ложью польщена.
139
Не требуй, чтоб оправдывал я зло,
Которое мне внесено тобою!
Не рань очами, но скажи мне все;
Уж бить так бей, не мучь, кривя душою;
Признайся, что другого полюбила, -
Не уклоняй в смущении очей!
Чего тебе лукавить, если сила
Моя давно подчинена твоей!
Дай оправдать тебя: да, полон зла,
Твой взгляд всегда был мне врагом, и ты
Теперь его к другому отвела,
Чтобы меня от стрел его спасти.
Не делай так! Ведь я почти сражен.
Добей же, чтоб я был освобожден.
140
Насколько ты жестока - будь умна.
Не изводи меня твоим презреньем,
Иначе скорбь моя найдет слова,
Которых не сдержать уже терпеньем!
О, если бы я мог тебе внушить
Слова любви ко мне и состраданья!
Так умирающий, мечтая жить,
Ждет от врача хоть слова упованья. -
Иначе, берегись, с ума сойду,
В безумьи буду клясть и клеветать я,
И злобный мир, внимая моему
Отчаянью, пошлет тебе проклятья!
Не доводи до этого! Взгляни
И взором, хоть не любишь, обмани!
141
Да, не глазами я люблю тебя.
Для них твое неправильно чело.
Но сердце обратила ты в раба:
Оно, какая б ни была ты, влюблено.
Ни голос твой не радует меня,
Ни нежность кожи при прикосновеньи,
Ни вкус, ни запах, прелестью маня,
Не вносят в мою душу восхищенья.
Но все пять чувств не могут убедить,
Что быть твоим слугою не отрада,
Что, потеряв достоинство, служить
Тебе, как раб последний, не услада.
Но есть в моем позоре искупленье:
Внушая грех, ты вносишь и мученье.
142
Мой грех - любовь. Твоя заслуга - злоба
И ненависть к моей любви греховной.
Да, но сравни, что чувствуем мы оба,
И ты, не я, окажешься виновной.
А если нет, то все ж тебе негоже,
Позорившей пурпурные уста
Лобзаньем лжи и, оскверняя ложе
Супружества, так презирать меня.
Признай, что вправе я любить, как ты
Сама других назойливо любила.
Дай жалости в душе твоей взрасти,
Чтобы ее сама ты заслужила.
Ища в других то, что таишь сама,
Своим примером будь уличена.
143
Как иногда хозяйка-хлопотунья
Спускает с рук дитя, чтобы поймать
Сбежавшую пернатую крикунью
И спешно пробует ее догнать, -
А брошенный ребенок громко плачет,
Чтобы вернуть назад скорее ту,
Что впопыхах то бегает, то скачет,
Стараясь взять беглянку на лету.
Так ты бежишь в погоне за мечтой,
А я кричу как бедное дитя,
Когда ж ее поймаешь - будь со мной
Как мать с дитятей - приласкай меня!
Так пусть твои осуществятся грезы,
Чтоб, отрезвясь, ты ветерла мне слезы!
144
Есть две любви - отрады и мучений.
Они вдвоем, как тени, там, где я:
Прелестный юноша - мой добрый гений,
Мой злобный демон - женщина-змея.
Чтоб в ад меня завлечь, она сманить
Решила ангела моей души,
Мою святыню в беса превратить,
Лишив надменно светлой чистоты.
Как удалось ей это - я не знаю,
Но вижу только, что они дружат.
Поэтому, увы, подозреваю,
Что ангел мой попал в кромешный ад.
И я живу в сомнении, пока
Мой друг не сгинул от руки врага.
145
Ее уста - дитя любви
Произнесли: "Я ненавижу"
Моей измученной груди.
Но, заглянув мне в сердце ближе,
Ей жалость в сердце вдруг сошла,
А с жалостью упрек устам,
Привыкшим к ласковым словам.
И снова так она рекла:
"Я ненавижу...", но кого
Не назвала, и светлый день,
Прогнав 
| |
| Просмотров: 469 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры