Развлечение-Издательство - Тигр гамбургского соборного праздника

   Создание файла (nbl), март 2011 г.

  

   Нат Пинкертон занимал купе второго класса в поезде, вышедшем в полдень из Берлина в Гамбург. В Германии он пробыл недолго. Он завершил замечательное дело о брачном авантюристе Спенсере, в погоне за которым он и прибыл из Нью-Йорка в Берлин, и теперь возвращался на родину, где его ждали новые загадки.

   В купе кроме Пинкертона был только один пассажир, усердно читавший газету. Резкие черты его лица выдавали в нем полицейского чиновника, а поза и подчеркнуто прямая фигура говорили о том, что он - бывший военный.

   Незнакомец все время молчал, не имея, по-видимому, охоты вступать в беседу. Молчал и Пинкертон.

   Наконец незнакомец сложил газету, оглянулся и заговорил:

   - Удивительный случай произошел в Берлине! Вы слышали о сенсационном аресте, совершенном знаменитым американским сыщиком Пинкертоном в берлинском ресторане "Кайзеркеллер"?

   - Конечно! - улыбаясь, ответил Пинкертон. - Я даже подробнейшим образом осведомлен об этом происшествии.

   - Этот Пинкертон поистине замечательный человек. Из Нью-Йорка он пускается в погоню за преступником, преследует его по пятам в Германии и хватает в тот самый момент, когда под руководством этого негодяя должно было совершиться отвратительное преступление. К счастью, оно было предупреждено своевременным появлением знаменитого сыщика. Это просто удивительно!

   - Ничего особенного я здесь не вижу, - заметил Пинкертон. - Следы, которые вели в Берлин, были слишком ясны!

   Незнакомец иронически посмотрел на своего собеседника. Его забавляло, что профан осмеливается так легко судить о трудновыполнимой задаче.

   - Простите, - сказал он, - но мне кажется, нельзя так скоропалительно высказывать свои суждения! Когда знакомишься с каким- либо событием по газетам, все кажется простым и ясным. Читатель и понятия не имеет о том, сколько сил, энергии, изобретательности, ума должен приложить сыщик прежде чем он раскроет все обстоятельства преступления, кажущиеся при чтении такими простыми и несомненными.

   - В данном случае вы совершенно правы! - заметил Пинкертон.

   - В настоящее время, например, - продолжал незнакомец, - в Гамбурге произошел целый ряд загадочных преступлений: на местном соборном празднике какой-то негодяй, а может быть, и целая банда совершает нападения и грабежи. И никто из злодеев до сих пор не пойман!

   - Думаю, что вам удастся арестовать виновника, господин инспектор, - с улыбкой заметил Пинкертон.

   Незнакомец изумленно взглянул на своего собеседника:

   - Вы назвали меня инспектором? Но разве вы меня знаете?

   - Я заключил это из ваших же слов, - сказал сыщик.

   - Меня это крайне удивляет! Судя по вашему произношению, вы - англичанин или американец. Как же вы могли сразу определить мое звание?

   - Ну, это не так уж трудно. Путешествуя и присматриваясь к окружающим, я научился узнавать людей...

   - Вы угадали. Я действительно инспектор гамбургской полиции Гельман. Частые преступления, совершаемые в последнее время на соборном празднике, заставили меня съездить в Берлин. Я надеялся разыскать там знакомого сыщика, который помог бы мне напасть на след негодяев.

   - И он отказался сопровождать вас?

   - Он уехал на юг Германии, где его ждали неотложные дела, касающиеся раскрытия одного весьма важного преступления. И вот я возвращаюсь в Гамбург один. Досадно! Если бы я знал наверняка, что знаменитый американский сыщик Пинкертон поедет через Гамбург, я бы обратился к нему. Он-то уж переловил бы преступников! Не знаю только, согласился бы он помочь нам. Он, верно, спешит обратно в Нью-Йорк!

   - Нат Пинкертон никогда не отказывает в помощи никому, тем более, что он может сейчас уделить вам достаточно времени... Вы бы спросили его самого!

   Инспектор принужденно засмеялся:

   - Благодаряю за совет! - воскликнул он. - К сожалению, я не знаю, где находится в данный момент Пинкертон.

   - Он недалеко отсюда, - с хитрой улыбкой заметил сыщик.

   Гельман остолбенел. Он внимательно оглядел своего собеседника и произнес:

   - Не знаю, правильно ли я вас понял... Может быть, вы сами и есть...

   Сыщик, улыбаясь, достал свой бумажник, вынул оттуда визитную карточку и подал ее инспектору. Пораженный, тот вскочил со своего места:

   - А, так вы действительно Нат Пинкертон! Очень приятно, от всей души рад!

   Лицо чиновника сияло. Он сердечно тряс руку американца и беспрестанно уверял его, что он страшно рад этой неожиданности и благословляет счастливый случай, который свел его со знаменитым сыщиком.

   - Так вы согласны помочь нам? - воскликнул он.

   - Ну конечно! - сказал Пинкертон. - Пароход, на котором я еду обратно в Нью-Йорк, отходит через несколько дней, а до тех пор я могу посвятить себя вашему делу. Посмотрим, удастся ли нам обезвредить преступника - или преступников! Не расскажете ли вы мне сейчас, в чем, собственно, там дело?

   Инспектор с живостью заговорил:

   - На гамбургском соборном празднике, как я вам уже докладывал, были совершены и совершаются поныне преступления. Для пояснения замечу, что гамбургский соборный праздник - это народное гулянье, которое продолжается обыкновенно от первого декабря до Сочельника. На большой площади строятся карусели, палатки, выставляются лотки с разными сластями и тому подобное. Туда устремляется народ для веселого времяпрепровождения: ежедневно там собирается огромная толпа. Гамбуржцы охотно ходят на это гулянье и оставляют там немало денег... И вот, в течение последних десяти дней на этой площади происходит целый ряд преступлений. Есть основания предполагать, что все они являются делом одних и тех же рук. Это - серия грабежей, совершенных в праздничной толпе. Нападению обычно подвергались молодые люди, главным образом, - девушки, так или иначе отдалившиеся от толпы. Грабитель подкрадывается к жертве сзади, наносит удар и валит на землю. Как правило, удар так силен, что потерпевший теряет сознание, и тогда грабитель очищает карманы своей жертвы. Таких случаев было более десяти, а самый страшный произошел третьего дня вечером. В этот день, несколько в стороне от праздничных балаганов, была найдена молодая девушка с глубокой колотой раной в груди. Несчастная лежала без сознания, и только сегодня утром, перед моим отъездом, она пришла в себя...

   - И что же она сообщила?

   - Мы надеялись, что она видела виновника, но выяснилось, что нет. Вообще никому из пострадавших не удалось увидеть преступника в лицо, ибо негодяй нападает сзади, а в момент ограбления жертва уже без сознания...

   - Так что и на этот раз раненой не удалось разглядеть преступника? - спросил Пинкертон.

   - Нет, - сказал Гельман. - Когда она отошла немного в сторону от центральных построек, кто-то неожиданно и сильно ударил ее по голове, отчего она упала. Преступнику не удалось совсем оглушить ее, так как меховая шапочка, которая была на ней, несколько смягчила удар. Она пронзительно закричала и хотела подняться, но была снова брошена на землю, и тотчас же ей вонзили в грудь нож. Она потеряла сознание. В ту же ночь ее нашли окровавленную, лежащую в глубоком обмороке.

   - Останется ли она в живых?

   - Да, рана, к счастью, не опасна, хотя и потеряно много крови.

   - А в тот момент, когда она пыталась подняться, ей тоже не удалось увидеть преступника? - осведомился Пинкертон.

   - Она вообще ничего не видела. От удара ее сознание совершенно помутилось, и она утверждает только, что у преступника была большая собака, голову которой она будто бы видела.

   - Последнее заявление весьма знаменательно! При определенных обстоятельствах собаках могла бы навести на след.

   - Вначале и я так думал, - сказал Гельман, - но именно присутствие этой собаки еще более запутывает дело. Оказывается, до сих пор на площади никто ни разу не видел человека, у которого была бы с собой большая собака. У многих владельцев палаток, правда, есть собаки, но ни на кого из них не может падать подозрение, так как в каждом случае они могут доказать свое алиби. Впрочем, один из них находится под нашим тайным надзором. Однако я не думаю, чтобы он совершил это преступление.

   - Надеюсь, что вся эта местность находится под вашим пристальным надзором, - сказал Пинкертон.

   - Конечно. По всей громадной площади расставлены агенты тайной полиции, за всеми уединенными местами, где могло бы совершиться преступление, негласно наблюдают люди, но негодяй, по-видимому, осведомлен обо всех наших действиях. Его грабительские нападения всегда происходят там, где на данный момент нет охраны, и действует он всегда замечательно быстро. Я уверен, что разбойнику достаточно одной минуты, чтобы повалить и ограбить свою жертву. Публика напугана. Народное празднество уже не посещается так усердно, как прежде, и торговцы жалуются на убытки. Этому преступнику, наводящему панику на весь Гамбург, уже присвоили прозвище "Тигр соборного праздника".

   Пинкертон протянул инспектору руку и сказал ему спокойно и уверенно:

   - Вот вам моя рука, господин инспектор! Я обещаю вам, что поймаю и предам правосудию "Тигра гамбургского соборного праздника". Надеюсь, что мы обрежем когти этому чудовищу!

   - Не слишком ли вы уверены, господин Пинкертон? - спросил инспектор. - Из моего рассказа нельзя заключить еще ничего определенного. Нить к раскрытию этого загадочного преступления найти нелегко...

   Пинкертон улыбнулся:

   - Однако из вашего рассказа, господин инспектор, я понял, что в данном случае мы имеем дело не с бандой, а только с одним преступником. Целой банде было бы трудно действовать на этой площади, раз она находится под строгим надзором агентов тайной полиции. Кроме того, мне кажется, что я даже напал на след!

   - Что же могло послужить вам нитью? - напряженно спросил инспектор.

   - Собака!

   - Но ведь именно эта история с собакой и запутывает дело!

   Пинкертон пожал плечами:

   - А может быть и нет, - сказал он. - Я, собственно, уверен, что собаки-то и вовсе не было.

   Инспектор был совершенно сбит с толку. Сыщик хотел напасть на след преступника с помощью собаки, которая вовсе не существовала! Этого уж инспектор никак не мог понять.

   - Я совершенно вас не понимаю, - сказал он наконец. - Но не хочу расспрашивать. Я от души рад, если вы действительно составили себе определенное представление о деле.

   К вечеру оба путешественника прибыли в Гамбург и немедленно отправились на соборную площадь, где ярмарка была уже в полном разгаре.

   Соборная площадь была полна народу. Гуляющие теснились около балаганов и палаток; рокот каруселей, музыка шарманок и других инструментов смешивались, наполняя воздух неимоверным шумом.

   Дойдя до полицейской палатки, Гельман и Пинкертон вошли в контору, устроенную на время праздника.

   Здесь собралось несколько полицейских агентов; один из них сидел за письменным столом и записывал показания молодой бледной девушки, которая, вся дрожа, сидела тут же на стуле. При виде инспектора в сопровождении незнакомого господина полицейские вежливо поклонились.

   Гельман обратился к своему спутнику:

   - Мне кажется, господин Пинкертон, перед нами новая жертва.

   При имени "Пинкертон" дежурный полицейский поднял голову. Другие агенты также с удивлением оглянулись: утренние газеты были полны сообщений о происшествии в берлинском ресторане "Кайзеркеллер".

   Предложив сыщику стул, Гельман занял место дежурного за письменным столом. Один из полицейских доложил:

   - Эта девушка только что подверглась нападению. Повторилась старая история!

   - Где произошло нападение?

   - В узком проходе между двумя балаганами.

   - Расскажите нам, сударыня, как было дело, - сказал инспектор. - Ваше имя, как видно из протокола, - Мария Вайзе?

   Девушка утвердительно кивнула.

   - Я отправилась, - начала она, - вместе со своей подругой на площадь и, потеряв ее в толпе, стала ее искать. При этом я очутилась в другом ряду построек и, желая вернуться к прежнему, я решила для сокращения пути пройти между двумя балаганами, где был узкий проход. Было уже темно, и я бежала очень быстро, но едва я достигла середины прохода, как кто-то сильно ударил меня сзади по голове. В ушах у меня зашумело, я потеряла сознание и упала на землю. Когда я очнулась, голова у меня так сильно болела, что я даже не могла сразу сообразить, где нахожусь. Но вскоре я вспомнила о "Тигре соборного праздника" и, охваченная ужасом, вскочила и бросилась к людному месту. Тут уже я заметила, что нет золотых часов, цепочки и сумки, где лежал кошелек. Моя бледность, растрепанные волосы, грязное платье привлекли ко мне внимание публики. Меня обступила целая толпа, стали расспрашивать. Затем появился полицейский и, узнав о случившемся, привел меня сюда.

   Нат Пинкертон подошел к пострадавшей.

   - Будьте любезны ответить мне на несколько вопросов, сударыня, - учтиво сказал он ей. - Вы не заметили, кто именно напал на вас?

   - Нет! От удара я лишилась сознания.

   - Имеете ли вы хотя бы смутное представление о том, каким орудием вам был нанесен удар?

   - Это должен был быть очень твердый предмет, - сказала девушка.

   - Позвольте мне взглянуть на то место, куда был нанесен удар. Может быть, мне удастся узнать, чем именно его нанесли.

   Девушка сняла шляпу и показала Пинкертону вспухший кровоподтек около виска. Взглянув на рану, он проговорил:

   - Я думаю, что в данном случае был пущен в ход металлический кастет. Все указывает на то, что человек, нанесший удар, отличается большой физической силой. Подобным ударом можно и убить... А теперь, - обратился он к пострадавшей, - проводите меня, пожалуйста, к тому месту, где на вас было совершено нападение. Я хотел бы его осмотреть.

   Но едва только Нат Пинкертон поднялся, чтобы направиться к месту происшествия, как его внимание привлекли вновь пришедшие люди.

   Это был полицейский в сопровождении рыдающей женщины. У нее были грубые черты лица, а дешевые юбка и кофточка отличались кричащей пестротой. Из раны на ее правой руке сочилась кровь, которой был запачкан весь рукав.

   - Что случилось? - спросил изумленный инспектор.

   - Снова нападение! В эту женщину стреляли! - доложил полицейский.

   - А преступник?

   - К сожалению, скрылся.

   - Как это произошло?

   - Я шел по шестому ряду, - начал полицейский. - Лишь только я поравнялся с палаткой, где показывают "волосатого человека" Вильяма, как услышал выстрел и затем - отчаянные вопли. Я поспешил туда и на лестнице, ведущей в фургон, где живут владельцы упомянутой палатки, увидел эту женщину: она плакала и держалась за плечо. На все мои расспросы она не отвечала, продолжая плакать и стонать. Вдруг из задней двери палатки выбежал "волосатый человек" Вильям и взволнованно воскликнул: "Что случилось, черт возьми?" Когда он увидел женщину в крови, он поразился и сказал: "Боже! Да в нее стреляли!" Тогда она тоже закричала: "Да, да, в меня стреляли! Негодяй удрал!" Большего я от нее не мог добиться, вот и привел ее сюда, чтобы она здесь дала показания.

   - А она не хотела идти сюда? - вмешался Пинкертон.

   - Нет! Она заявила, что не может идти, так как ей надо быть около кассы, но поскольку я настаивал, то и "волосатый" стал гнать ее сюда. Вообще он был взбешен и все время ругал ее.

   Нат Пинкертон, казалось, был весьма заинтересован этим происшествием. Инспектор заметил это и спросил:

   - Думаете ли вы, господин Пинкертон, что и этот случай следует приписать "Тигру"?

   Лицо Пинкертона было весьма загадочно.

   - Возможно, - сказал он, - хотя вряд ли: тот негодяй, по-моему, не решился бы перейти от кастета и ножа к револьверу. Последний не так-то просто использовать на площади, полной народу.

   - Я того же мнения. В данном случае мы, по-видимому, имеем дело с другим преступником, не имеющим ничего общего с "Тигром".

   - Об этом пока нельзя сказать ничего определенного, - заметил Пинкертон. - Позвольте мне, господин инспектор, снять показания с раненой!

   - Хорошо, - ответил Гельман. - А я буду записывать.

   Раненой между тем перевязали руку, и она сидела около письменного стола. Ее красное лицо слегка побледнело, а глаза беспокойно бегали по сторонам. Сыщик взял стул, уселся напротив женщины и за все время допроса не сводил с нее глаз. Это, видно, было ей весьма неприятно, и она избегала смотреть ему в лицо.

   - Как ваше имя? - начал он свой допрос.

   - Мария Вильям!

   - "Волосатый человек" Вильям - ваш муж?

   - Нет, он мой брат...

   - Давно вы разъезжаете с ним по ярмаркам?

   - Пять лет! - ответила она и раздраженно прибавила: - А зачем вы это спрашиваете? Это вас вовсе не касается!

   - Вы заблуждаетесь! - холодно возразил ей Пинкертон. - Сыщик должен знать все второстепенные обстоятельства дела, чтобы раскрыть преступление. Вот почему я прошу вас отвечать на все вопросы, иначе я вынужден буду принять самые решительные меры.

   Женщина вскочила.

   - Это уже слишком! Вы обращаетесь со мной, как с преступницей, тогда как я сама стала жертвой преступления!

   - Сидите спокойно и не волнуйтесь! - сказал ей Пинкертон сурово. Она тотчас уселась и только злобно посмотрела на него.

   Инспектор и другие чиновники удивленно глядели на Пинкертона. Они не могли понять, почему он так странно обращается с раненой. Он же делал вид, что ничего не замечает, и продолжал:

   - Расскажите-ка, только правдиво, как было совершено на вас это нападение.

   Раненая медлила. Ей не нравился метод допроса, выбранный Пинкертоном, однако она стала рассказывать:

   - Мы содержим нашу палатку вдвоем с братом. Так как в то время никого из зрителей в палатке не было, я оставила свое место у кассы и направилась к фургону, в котором мы живем, чтобы сделать себе бутерброд. Я крикнула брату, что сейчас вернусь, вышла из палатки и поднялась на ступеньки, чтобы войти в фургон. В тот самый момент, когда я взялась за ручку двери, раздался выстрел, и я почувствовала сильную боль в правом плече. Я вскрикнула и, оглянувшись, заметила тень фигуры, быстро скрывшейся между рядами фургонов, за палатками.

   - Вы хотели открыть дверь в тот момент, когда в вас выстрелили?

   - Да...

   - Это неправда! - сказал холодно и уверенно Пинкертон.

   Она вскочила, побледнев:

   - Значит, по-вашему, я лгу?!

   - Да, лжете! Неправда, что вы хотели открыть дверь!

   Мария Вильям в бешенстве затопала ногами, сжала кулаки и закричала:

   - Теперь мне остается только замолчать! Я даю самые правдивые показания, говорю, как было дело, а вы мне не верите! Что же мне сказать вам в таком случае? Я вам больше отвечать не намерена, если вы сомневаетесь в моих словах!

   Странная улыбка мелькнула на губах Пинкертона.

   - Если дело обстоит именно так, как вы говорите, то выстрел был какой-то необыкновенный! Я объясню вам, почему ваши слова не соответствуют истине. Когда вам завязывали раненую руку, я видел рану, и фельдшер, сделавший вам перевязку, подтвердит, что пуля, попавшая в вашу руку, была выпущена спереди, а не сзади. Если бы вы действительно в тот момент открывали дверь, пуля попала бы сзади; это вам самим ясно, и даже маленькому ребенку не пришлось бы этого объяснять.

   Полицейские громко выразили свое изумление. Фельдшер подтвердил слова Пинкертона. Мария Вильям еще сильнее побледнела и крикнула:

   - Да, может быть я, прежде чем открыть дверь, оглянулась назад! И вообще я не могу помнить всех подробностей!

   - Это странно, - сухо заметил Пинкертон. - Вы должны были совсем повернуться, услышав какой-то шум. В таком случае, по меньшей мере, непонятно, что вы не помните такого обстоятельства...

   Раненой было явно не по себе от такого строгого допроса. Она не знала, что ответить, и сказала:

   - Я сама не знаю, как это все произошло, у меня кружилась голова. Оставьте меня в покое!

   Сыщик поднялся. Его сухость сразу исчезла, и он вполне дружески сказал:

   - Понятно, что у вас закружилась голова от такого ужасного происшествия. Идите в медицинский пункт. Там извлекут пулю и перевяжут рану.

   Мария Вильям облегченно вздохнула. Видимо, она была рада, что допрос, наконец, окончен. Когда она вместе с фельдшером покинула контору, инспектор обратился к Пинкертону.

   - К какому выводу вы пришли относительно этого странного выстрела?- спросил он.

   - Пока трудно сказать, - ответил Пинкертон. - Во всяком случае, я уверен, что покушения на эту женщину не было. Здесь что-то другое... И я постараюсь добраться до сути!

   - Но что же?

   - Позвольте мне пока ничего не говорить. Вы знаете, что человеку свойственно ошибаться... Пойдемте, сударыня, укажите мне место, где вы подверглись нападению!

   Нат Пинкертон вежливо поклонился и вышел из конторы в сопровождении Вайзе, которая все это время удивленно следила за происходившим.

   Площадь все еще кипела жизнью, когда Пинкертон с госпожой Вайзе подошли к месту, где она подверглась нападению.

   Они протолкались через толпу, дошли до зверинца, обогнули его и очутились в узком проходе между этим зверинцем и каким-то другим балаганом. Этот проход соединял две большие улицы и был погружен в темноту - вполне подходящее место для нападения.

   Сыщик зажег электрический фонарь и стал внимательно изучать место происшествия. Девушка тем временем показывала ему, в каком направлении она шла, и в каком месте ей был нанесен удар. Как только она указала на это место. Пинкертон заметил большой разрез, сделанный острым ножом в полотне палатки, служившей зверинцем. Он раздвинул щель и увидел, что с внутренней стороны, у самого разреза, нагромождены ящики.

   - Видите, сударыня? Держу пари, что преступник скрывался именно за этими ящиками. Он сделал этот разрез и подстерегал здесь свою жертву, словно паук, подстерегающий в паутине мух.

   Пинкертон внимательно разглядывал почву в надежде заметить хоть какие- нибудь следы, но ничего примечательного не открыл.

   Войдя в зверинец через разрез, он также ничего особенного не обнаружил. Тем не менее, неудача его не огорчила, и он бормотал себе под нос:

   - У меня есть еще другой путь, по которому я безошибочно дойду до цели... - Он обратился к девушке: - А вы, сударыня, можете идти домой. Надеюсь, свой адрес вы оставили в полиции? От всей души желаю вам получить обратно свои утраченные вещи!

   Девушка поблагодарила его и удалилась, а Нат Пинкертон смешался с толпой.

   Он стал разыскивать палатку "волосатого человека" Вильяма, который показывал себя публике, беря по десяти пфеннигов с человека.

   Недолго пришлось ему искать. Третья палатка принадлежала Вильяму.

   Раненой Марии Вильям еще не было за кассой. Дела у них, по-видимому, шли плохо. Толпа мало интересовалась "волосатым человеком". Люди равнодушно проходили мимо его палатки; никто не задерживался. Пинкертон стал прохаживаться взад и вперед, пока не заметил в толпе фигуру Марии Вильям. Она проталкивалась сквозь массу народа, рука ее висела на повязке. Увидев ее. Пинкертон тотчас же скрылся в боковом проходе и подошел к палатке Вильяма с задней стороны. Через щелку он мог видеть внутренность палатки. Устройство ее отличалось чрезвычайной простотой. Там стоял ряд простых деревянных скамеек, а перед ними висела занавеска, которая раздвигалась в обе стороны. За занавеской было сделано небольшое возвышение, с которого Вильям, очевидно, показывал себя публике.

   Пинкертону пришлось ждать недолго. Через несколько минут в палатку вошла Мария Вильям, просунула голову за занавеску и тихо позвала:

   - Эдуард, ты здесь?

   Занавеска колыхнулась, и показалась голова, скорее напоминающая обезьяну, чем человека. Вся голова, шея, щеки, лоб были покрыты густыми темно-каштановыми волосами, а глаза горели, как два угля. Этот удивительный человек был, видимо, сильно взволнован. Хриплым беспокойным голосом он спросил:

   - Ты уже вернулась, Мария? Как дела?

   - Все благополучно! - ответила она. - Можешь быть спокоен. Позже я все тебе расскажу. А пока молчи, говорить опасно: здесь и у стен есть уши.

   Голова Марии исчезла, а "волосатый" продолжал ворчать:

   - Счастье, что все так кончилось, а не то попомнила бы ты свою неосторожность...

   Нат Пинкертон обернулся и стал издали разглядывать принадлежащий Вильяму фургон, куда хозяева, видимо, перебирались на ночь. Погруженный в глубокое раздумье, он долго стоял на месте.

   Он думал о выстреле, который был нацелен в Марию Вильям. Из допроса раненой он понял, что она солгала, утверждая, что пуля попала в нее именно тогда, когда она собиралась открыть дверь фургона. Но если и в самом деле, как он думал, покушения на эту женщину не было, то откуда рана? Почему она не хотели идти в полицию, и почему волосатый Вильям только что ругал ее за какую-то неосторожность? Как это все увязать вместе и объяснить?

   Вдруг Пинкертон ударил себя по лбу и воскликнул:

   - Патрон-самострел!

   Такое заключение было весьма правдоподобным. И если предположить, что Вильям, охраняя имущество от непрошеных гостей, установил у дверей и окон своего жилища автоматически срабатывающие патроны, то понятно: пуля попала в Марию в тот момент, когда она отворяла дверь. И конечно неосторожность ее была непростительна, раз она знала об этом устройстве.

   Все это было похоже на правду: ведь никто не мог запретить Вильяму охранять таким образом свое имущество. Вместе с тем было подозрительно: зачем ему вообще понадобилась такая охрана? Странствующие по ярмаркам балаганщики не возят с собой ценностей, которые приходилось бы охранять таким изощренным способом. Странно и то, что Мария и "волосатый" пытались объяснить выстрел чьим-то нападением. Если бы все было чисто, зачем скрывать?

   Какие тайны могли храниться в этом фургоне, что доступ в него был защищен автоматическими патронами? За этим наверняка что-то кроется. И сыщик, рассуждая логически, пришел к выводу, что брат и сестра связаны с так называемым "Тигром соборного праздника".

   Если бы "волосатый" действительно был искомым преступником и складывал бы добычу в свой фургон, тогда выстрел был бы объясним... Пинкертон вспомнил, что, по словам пострадавшей девушки, у преступника была большая собака!

   Правда, с самого начала он считал, что никакой собаки не было, а просто негодяй надел на себя собачью маску.

   Теперь он увидел, что "волосатый" даже не нуждался ни в какой маске! Человек, будучи в полубессознательном состоянии, всегда принял бы его лицо за собачью или обезьянью морду.

   К таким выводам пришел Нат Пинкертон, и то, что ранее казалось ему только предположением, стало ясным и очевидным. Он решил продолжать свои розыски именно в этом направлении. Но прежде он хотел убедиться, что его гипотеза насчет автоматических патронов соответствует действительности.

   Между палатками и фургонами лежали доски и шесты. Пинкертон взял один шест, лег на землю, чтобы в него не попала пуля, если произойдет выстрел, и стал осторожно нажимать шестом на окошко фургона. Вначале безрезультатно. Но вот рама окошка стала подаваться, - и в тот же момент раздались один за другим два выстрела.

   С быстротой молнии Пинкертон вскочил, бросил шест и спрятался за грудой ящиков в нескольких шагах от фургона.

   Едва он достиг своего убежища, как показался крайне обеспокоенный Вильям. Он выскочил из палатки и обежал вокруг фургона. Не обнаружив никого, он отворил дверь и осмотрел его внутри. Убедившись, что и там все в порядке, он снова вышел и стал искать причину выстрелов поблизости. Не найдя ничего, он, по-видимому, успокоился и направился обратно в свою палатку.

   Пинкертон покинул свой наблюдательный пост. План действия у него уже был готов, и он, не теряя времени, отправился в гостиницу, в которую отослал с вокзала свои вещи.

   Полчаса спустя он вышел из гостиницы через черный ход. Никто не узнал бы знаменитого сыщика в облике спившегося забулдыги. На нем был грязный рваный пиджак, ярко-рыжий парик украшал его голову; добавьте к этому багровое лицо и застывший отсутствующий взгляд...

   Было уже около одиннадцати. Жизнь на площади стала замирать, и шум толпы по-немногу затихал. Народ расходился по домам, и только несколько запоздалых бездельников еще шатались по площади.

   Рыжий бродяга прошел несколько улиц, затем исчез за рядом деревянных построек и очутился позади палатки, принадлежащей волосатому Вильяму, Осмотревшись кругом, он вполз под кузов фургона и стал искать, нет ли где-нибудь щели между досками пола.

   Долго его поиски были тщетными. Наконец он нашел то, что искал и начал осторожно действовать маленьким ломиком, захваченным специально для этой цели. Некоторые гвозди сильно проржавели снизу, и доски стали понемногу подаваться. Скоро ему удалось вынуть одну из них, так что уже нетрудно было приподнять и соседние половицы. В результате образовалась дыра, через которую он проник внутрь.

   Засветив на секунду электрический фонарь, Пинкертон быстро обвел взглядом внутренность фургона. Обстановка была нехитрая. Узкие походные койки в два этажа, шкафчики, дорожные корзины, хозяйственная утварь, в одном углу - вешалка с целой кучей одежды.

   Оставалось только открыть шкафы и корзины и осмотреть спрятанные там вещи. Пинкертон хорошо сознавал опасность затеянного им дела и предвидел все возможные случайности, а потому не испугался, когда щелкнул замок, дверь открылась, и в фургон вошел волосатый Вильям с ярко горящей лампой в руках.

   Рыжий пьяница уже сидел, удобно расположившись на одной из корзин, с холодной усмешкой направляя на вошедшего дуло револьвера.

   Вильям настолько перепугался, что вскрикнул и подался назад, едва не выронив из рук лампы.

   - Что это значит?! - воскликнул он в бессильной злобе. - Как вы сюда попали?!

   Рыжий рассмеялся, подошел к Вильяму, оттолкнул его от двери и плотно ее затворил. Вильям был парализован ужасом.

   - Что, не ожидал меня здесь увидеть? - заговорил рыжий по-английски. - Я слышал, что ты американец, и поэтому решил навестить тебя!

   Вильям все еще не мог прийти в себя. Тяжело дыша, он бессильно опустился на одну из корзин и простонал:

   - Но как же ты вошел сюда?

   - Это было чертовски трудно! - проговорил рыжий. - Твои окна здорово защищены. Я в этом убедился сегодня вечером, когда хотел пролезть к тебе через окно. Пришлось избрать другой путь и лезть снизу.

   Пинкертон все еще держал револьвер в руке.

   - Во-первых, не озирайся по сторонам, тебе все равно не удрать от меня. Если ты думаешь воспользоваться своими дьявольскими патронами, то учти: не успеешь ты и прицелиться, как я отправлю тебя на тот свет... А так - можешь вполне мне довериться: ты ведь знаешь, что ворон ворону глаз не выклюет.

   "Волосатый" несколько овладел собой и махнул рукой:

   - Не беспокойся, я не собираюсь защищаться. Только спрячь оружие и скажи, чего тебе от меня надо?

   - Денег! - хриплым голосом сказал Пинкертон.

   "Волосатый" даже подскочил на месте.

   - Ты спятил! Ты силой ворвался в мой дом, и если я позову на помощь, тебя немедленно арестуют, убьешь ты меня при этом, или нет!

   - Верно! Только ты не будешь звать на помощь, - заметил Пинкертон. - Постыдился бы выдавать своего друга и товарища!

   - Ты, оборванец и вор, - мой друг и товарищ?! - закричал " волосатый".

   - А ты-то чем лучше? - сказал насмешливо Пинкертон. - Думаешь, я не вижу тебя насквозь?

   - Как ты смеешь?! - злобно воскликнул Вильям. - Тебе не в чем упрекнуть меня, за мной нет никакой вины, ты ничего не докажешь!

   Пинкертон похлопал Вильяма по плечу.

   - Конечно! - сказал он. - Но ведь и ты мне не докажешь, что бедный балаганщик, живущий на жалкие гроши, добываемые на ярмарках, нуждается в такой надежной защите, какую ты устроил в своем доме, если не хранит что-нибудь особенное! Хотелось бы мне знать, что спрятано в этих ящиках и корзинах! Уверен, что там лежат неплохие штучки, а за то, что они добыты исключительно благодаря твоей волосатой роже, я готов голову дать на отсечение!

   "Волосатый" весь съежился при этих словах рыжего, который небрежным жестом указывал на сундуки и корзины.

   В этот момент дверь открылась, и в фургон вошла Мария.

   Она испугалась не меньше, чем ее брат, и в ужасе застыла. Пинкертон снова поднял свой револьвер и любезно сказал:

   - Подойдите-ка поближе, миледи, и закройте за собой дверь. Не задавайте пока никаких вопросов. Ваш уважаемый супруг, или кем он вам там приходится, расскажет вам потом обо всем подробно.

   Выражение лица рыжего и нацеленный на нее револьвер подтвердили, что это не пустые слова. Мария вошла в фургон, заперла за собой дверь и уселась рядом с братом.

   - Итак, давайте делиться! - воскликнул Пинкертон. - Открывайте быстренько ваши ящики, - я посмотрю. Что понравится, возьму себе.

   Хозяева кипели от злости.

   - Как только у тебя язык поворачивается?! Мы не собираемся ни с кем делиться!

   - Хватит! - загремел Пинкертон. - Выполняйте приказание, или я отправлю на тот свет и эту старую волосатую обезьяну, и ее дражайшую половину!

   Курок револьвера зловеще щелкнул.

   Этого было достаточно: Вильям и Мария встали и принялись выполнять требование рыжего.

   Пинкертон все время зорко следил за ними. Он видел, как неохотно они принялись за дело. Каждую минуту от них можно было ожидать какой- нибудь подлости... Все случилось даже раньше, чем предполагал сыщик.

   Мария сделала шаг вперед и сильно толкнула ногой ящик, на котором стояла лампа. Пинкертон рванулся, чтобы подхватить ее, но было поздно - лампа упала. При падении она не потухла, а разбилась и заполыхала. Вскоре вся внутренность фургона была в огне: старое сухое дерево горело как порох.

   Пинкертон быстро выскочил наружу. За ним последовали Вильям с сестрой. На улице поднялся шум, сбежалась толпа, а через несколько минут явилась пожарная команда, дежурившая тут же, на площади.

   В горящий фургон впрягли лошадей и вывезли его на открытое место. От него остался только железный остов. Сгорели и ящики, и корзины вместе со всем содержимым. Вильям и Мария были в отчаянии. Они как безумные метались в толпе. Причем Вильям со своим обезьяньим лицом был до того комичен, что в толпе слышались шутки и смех.

   Из-за пожара, уничтожившего все вещи Вильяма, Пинкертон лишился возможности доказать его вину: улик - награбленных ценностей - больше не было.

   Приходилось искать другие пути для уличения преступника, и Пинкертон тотчас сообразил, какие это должны быть пути. Сыщику было ясно, что " волосатый" теперь снова примется за грабежи, чтобы возместить убытки, нанесенные пожаром.

   Надо было только позаботиться о том, чтобы "волосатый" не позже завтрашнего вечера мог снова спокойно приняться за дело, уверенный в своей безопасности.

   Инспектор Гельман, присутствовавший на пожаре, только что вернулся в свою контору. Не успел он закрыть за собой дверь, как снаружи раздался сердитый голос дежурного полицейского:

   - Что вам здесь надо?! Убирайтесь вон! Или вам захотелось провести ночь в участке? Слышите? Я вам говорю!

   - Зачем - убирайтесь? Мне надо в контору, - бормотал в ответ чей-то пьяный голос. - Мне надо господина инспектора Гельмана...

   - Подите прочь! Если вы сейчас же не уйдете, я вас арестую!

   - А я вот войду!

   При этих словах дверь распахнулась. Гельман и прочие, сидевшие в конторе, увидели рыжего оборванца, нахально рвавшегося в помещение. Его преследовал полицейский.

   - Что это значит? - воскликнул инспектор. - Как вы смеете врываться сюда?!

   Вошедший не испугался сурового тона начальника и, смеясь, протянул ему руку:

   - Добрый вечер, господин инспектор! Как поживаете?

   Гельман был вне себя. Такого бесстыдства он не встречал ни разу за всю свою службу.

   - Посадите этого негодяя под арест! - велел Гельман своим людям. - Я проучу его за дерзость!

   Полицейские сделали движение, чтобы арестовать рыжего. Но тот весело расхохотался и заговорил другим голосом:

   - Разве вы меня не узнаете, господин инспектор?!

   Полицейские и Гельман вытаращили глаза. Они были сильно смущены.

   - Черт возьми! - воскликнул Гельман. - Судя по голосу, вы - Нат Пинкертон!

   - Так оно и есть, господин инспектор! Очень рад, что вы, наконец, узнали меня.

   - Ваш грим поразителен! - сказал восхищенный инспектор. - Никто не узнал бы вас. Должен засвидетельствовать вам свой полный восторг... Ну что, удалось вам чего-нибудь добиться?

   - Пока немногого. Но я напал на серьезный след и явился к вам с одной просьбой.

   - В чем она заключается? - спросил инспектор, любезно предлагая Пинкертону стул.

   - Прошу вас написать одну заметку и позаботиться о том, чтобы завтра утром она появилась во всех газетах.

   Инспектор согласно кивнул, взял бумагу и перо, а Пинкертон продиктовал ему следующее:

   "Тигр гамбургского соборного праздника пойман! Благодаря усилиям полиции в прошлую ночь удалось, наконец, поймать знаменитого "Тигра", безнаказанно совершавшего в течение многих дней свои пре