| Главная » Книги |
Полонский Яков Петрович - Стихотворения, Страница 5
Полонский Яков Петрович - Стихотворениямир на пир спешит с охоты;
В новом замке ждут его давно
Воеводы, шляхта, краковянки,
Музыка, и танцы, и вино.
Но не в духе круль: насупил брови,
На морозе дышит горячо.
Королева с ласкою склонилась
На его могучее плечо.
"Что с тобою, государь мой?! друг мой?
У тебя такой сердитый вид...
Или ты охотой недоволен?
Или мною? - на меня сердит?.."
"Хороши мы! - молвил он с досадой. -
Хороши мы! Голодает край.
Хлопы мрут, - а мы и не слыхали,
Что у нас в краю неурожай!..
Погляди-ка, едет ли за нами
Тот гусляр, что встретили мы там...
Пусть-ка он споет магнатам нашим
То, что спьяна пел он лесникам..."
Мчатся кони, резче раздается
Звук рогов и топот, - и встает
Над заснувшим Краковом зубчатой
Башни тень, с огнями у ворот.
2
В замке светят фонари и лампы,
Музыка и пир идет горой.
Казимир сидит в полукафтанье,
Подпирает бороду рукой.
Борода вперед выходит клином,
Волосы подстрижены в кружок.
Перед ним с вином стоит на блюде
В золотой оправе турий рог;
Позади - в чешуйчатых кольчугах
Стражников колеблющийся строй;
Над его бровями дума бродит,
Точно тень от тучи грозовой.
Утомилась пляской королева,
Дышит зноем молодая грудь,
Пышут щеки, светится улыбка:
"Государь мой, веселее будь!..
Гусляра вели позвать, покуда
Гости не успели задремать".
И к гостям идет она, и гости
- Гусляра, - кричат, - скорей позвать!
3
Стихли трубы, бубны и цимбалы;
И, венгерским жажду утоля,
Чинно сели под столбами залы
Воеводы, гости короля.
А у ног хозяйки-королевы,
Не на табуретах и скамьях,
На ступеньках трона сели панны,
С розовой усмешкой на устах.
Ждут, - и вот на праздник королевский
Сквозь толпу идет, как на базар,
В серой свитке, в обуви ремянной.
Из народа вызванный гусляр.
От него надворной веет стужей,
Искры снега тают в волосах,
И как тень лежит румянец сизый
На его обветренных щеках.
Низко перед царственной четою
Преклонясь косматой головой,
На ремнях повиснувшие гусли
Поддержал он левою рукой,
Правую подобострастно к сердцу
Он прижал, отдав поклон гостям.
"Начинай!" - и дрогнувшие пальцы
Звонко пробежали по струнам.
Подмигнул король своей супруге,
Гости брови подняли: гусляр
Затянул про славные походы
На соседей, немцев и татар...
Не успел он кончить этой песни -
Крики "Vivat!" огласили зал;
Только круль махнул рукой, нахмурясь:
Дескать, песни эти я слыхал!
"Пой другую!" - и, потупив очи,
Прославлять стал молодой певец
Молодость и чары королевы
И любовь - щедрот ее венец.
Не успел он кончить этой песни -
Крики "Vivat!" огласили зал;
Только круль сердито сдвинул брови:
Дескать, песни эти я слыхал!
"Каждый шляхтич, - молвил он, - поет их
На ухо возлюбленной своей;
Спой мне песню ту, что пел ты в хате
Лесника, - та будет поновей...
Да не бойся!" -
Но гусляр, как будто
К пытке присужденный, побледнел...
И, как пленник, дико озираясь,
Заунывным голосом запел:
"Ох, вы хлопы, ой, вы божьи люди!
Не враги трубят в победный рог,
По пустым полям шагает голод
И кого ни встретит - валит с ног.
Продает за пуд муки корову,
Продает последнего конька.
Ой, не плачь, родная, по ребенке!
Грудь твоя давно без молока.
Ой, не плачь ты, хлопец, по дивчине!
По весне авось помрешь и ты...
Уж растут, должно быть к урожаю,
На кладбищах новые кресты...
Уж на хлеб, должно быть к урожаю,
Цены, что ни день, растут, растут.
Только паны потирают руки -
Выгодно свой хлебец продают".
Не успел он кончить этой песни:
"Правда ли?" - вдруг вскрикнул Казимир
И привстал, и в гневе, весь багровый,
Озирает онемевший пир.
Поднялись, дрожат, бледнеют гости.
"Что же вы не славите певца?!
Божья правда шла с ним из народа
И дошла до нашего лица...
Завтра же, в подрыв корысти вашей,
Я мои амбары отопру...
Вы... лжецы! глядите: я, король ваш,
Кланяюсь, за правду, гусляру..."
И, певцу поклон отвесив, вышел
Казимир, - и пир его притих...
"Хлопский круль!" - в сенях бормочут паны...
"Хлопский круль!" - лепечут жены их.
Онемел гусляр, поник, не слышит
Ни угроз, ни ропота кругом...
Гнев Великого велик был, страшен -
И отраден, как в засуху гром!
<1874>
ИЗ БУРДИЛЬЕНА
"The night has a thousand eyes" 1
Ночь смотрит тысячами глаз,
А день глядит одним;
Но солнца нет - и по земле
Тьма стелется, как дым.
Ум смотрит тысячами глаз,
Любовь глядит одним;
Но нет любви - и гаснет жизнь,
И дни плывут, как дым.
1 У ночи тысяча глаз (англ.). - Ред.
<1874>
* * *
Мой ум подавлен был тоской,
Мои глаза без слез горели;
Над озером сплетались ели,
Чернел камыш, - сквозили щели
Из мрака к свету над водой.
И много, много звезд мерцало;
Но в сердце мне ночная мгла
Холодной дрожью проникала,
Мне виделось так мало, мало
Лучей любви над бездной зла!
<1874>
НОЧНАЯ ДУМА
Я червь - я бог!
Державин
Ты не спишь, блестящая столица.
Как сквозь сон, я слышу за стеной
Звяканье подков и экипажей,
Грохот по неровной мостовой...
Как больной, я раскрываю очи.
Ночь, как море темное, кругом.
И один, на дне осенней ночи,
Я лежу, как червь на дне морском.
Где-нибудь, быть может, в эту полночь
Праздничные звуки льются с хор.
Слезы льются - сладострастье стонет -
Крадется с ножом голодный вор...
Но для тех, кто пляшет или плачет,
И для тех, кто крадется с ножом,
В эту ночь неслышный и незримый
Разве я не червь на дне морском?!
Если нет хоть злых духов у ночи,
Кто свидетель тайных дум моих?
Эта ночь не прячет ли их раньше,
Чем моя могила спрячет их!
С этой жаждой, что воды не просит,
И которой не залить вином,
Для себя - я дух, стремлений полный,
Для других - я червь на дне морском.
Духа титанические стоны
Слышит ли во мраке кто-нибудь?
Знает ли хоть кто-нибудь на свете,
Отчего так трудно дышит грудь!
Между мной и целою вселенной
Ночь, как море темное, кругом.
И уж если бог меня не слышит -
В эту ночь я - червь на дне морском!
1874
В ДУРНУЮ ПОГОДУ
Пусть говорят, что наша молодежь
Поэзии не знает - знать не хочет, -
И что ее когда-нибудь подточит
Под самый под корень практическая ложь, -
Пусть говорят, что это ей пророчит
Один бесплодный путь к бесславию, что ей
Без творчества, как ржи без теплых, ясных дней
Не вызреть...
Выхожу один я в чисто поле
И чувствую - тоска! и дрогну поневоле.
Так сыро, - сиверко!..
И что это за рожь!
Местами зелена, местами низко клонит
Свои колосики к разрыхленной земле
И точно смята вся; а в бледно-серой мгле
Лохмотья туч над нею ветер гонит...
Когда же, наконец, дождусь я ясных дней!
Поднимется ль опять дождем прибитый колос?
Иль никогда среди родимых мне полей
Не отзовется мне ретивой жницы голос,
И не мелькнет венок из полевых цветов
Над пыльным золотом увесистых снопов?!.
<1875>
В ПРИЛИВ
На заре, в прилив, немало
Чуд и раковин морских
Набросала мне наяда
В щели скал береговых;
И когда я дар богини
Торопился подбирать,
Над морским прибоем стала
Нагота ее сверкать.
Очи вспыхнули звездами,
Жемчуг пал дождем с волос...
"И зачем тебе все это?!" -
Прозвучал ее вопрос.
"А затем, чтоб дар твой резать,
Жечь, - вникать и изучать..."
И наяда, подгоняя
Волны, стала хохотать.
"А! - сказала, - ты и мною
Не захочешь пренебречь!
Но меня ты как изучишь?
Резать будешь или жечь?.."
И наяды тело с пеной
Поднялось у самых скал,
На груди заря взыграла,
Ветер кудри всколыхал.
"Нет, - сказал я, вздрогнув сердцем, -
Нет в науке ничего
Разлагающего чары
Обаянья твоего".
И пока зари отливы
Колыхал лазурный вал,
Я забыл дары богини -
Я богиню созерцал.
<1875>
СЛЕПОЙ ТАПЕР
Хозяйка руки жмет богатым игрокам,
При свете ламп на ней сверкают бриллианты...
В урочный час, на бал, спешат к ее саням
Франтихи-барыни и франты.
Улыбкам счету нет. Один тапер слепой,
Рекомендованный женой официанта,
В парадном галстуке, с понурой головой,
Угрюм и не похож на франта.
И под локоть слепца сажают за рояль...
Он поднял голову - и вот, едва коснулся
Упругих клавишей, едва нажал педаль -
Гремя, бог музыки проснулся.
Струн металлических звучит высокий строй,
Как вихрь несется вальс - подбрякивают шпоры,
Шуршат подолы дам, мелькают их узоры,
И ароматный веет зной...
А он - потухшими глазами смотрит в стену,
Не слышит говора, не видит голых плеч -
Лишь звуки, что бегут одни другим на смену,
Сердечную ведут с ним речь.
На бедного слепца слетает вдохновенье,
И грезит скорбная душа его - к нему
Из вечной тьмы плывет и светится сквозь тьму
Одно любимое виденье.
Восторг томит его - мечта волнует кровь:
Вот жаркий летний день - вот кудри золотые -
И полудетские уста, еще немые,
С одним намеком на любовь...
Вот ночь волшебная, - шушукают березы -
Прошла по саду тень - и к милому лицу
Прильнул свет месяца - горят глаза и слезы...
И вот уж кажется слепцу:
Похолодевшие, трепещущие руки,
Белеясь, тянутся к нему из темноты -
И соловьи поют - и сладостные звуки
Благоухают, как цветы...
Так образ девушки, когда-то им любимой,
Ослепнув, в памяти свежо сберечь он мог;
Тот образ для него расцвел и - не поблек,
Уже ничем не заменимый.
Еще не знает он, не чует он, что та
Подруга юности - давно хозяйка дома
Великосветская - изнежена, пуста
И с аферистами знакома!
Что от него она в пяти шагах стоит
И никогда в слепом тапере не узнает
Того, кто вечною любовью к ней пылает,
С ее прошедшим говорит.
Что, если б он прозрел, что, если бы, друг в друга
Вглядясь, они могли с усилием узнать -
Он побледнел бы от смертельного испуга,
Она бы - стала хохотать!
<1876>
* * *
В дни, когда над сонным морем
Духота и тишина,
В отуманенном просторе
Еле движется волна.
Если ж вдруг дохнет над бездной
Ветер, грозен и могуч,
Закипит волна грознее
Надвигающихся туч,
И помчится, точно в битву
Разъяренный шпорой конь,
Отражая в брызгах пены
Молний солнечный огонь,
И, рассыпавшись о скалы,
Изомнет у берегов
Раскачавшиеся перья
Прошумевших тростников.
<1876>
ДИССОНАНС
(Мотив из признаний Ады Кристен)
Пусть по воле судеб я рассталась с тобой, -
Пусть другой обладает моей красотой!
Из объятий его, из ночной духоты,
Уношусь я далёко на крыльях мечты.
Вижу снова наш старый, запущенный сад:
Отраженный в пруде потухает закат,
Пахнет липовым цветом в прохладе аллей;
За прудом, где-то в роще, урчит соловей...
Я стеклянную дверь отворила - дрожу -
Я из мрака в таинственный сумрак гляжу -
Чу! там хрустнула ветка - не ты ли шагнул?!
Встрепенулася птичка - не ты ли спугнул?!
Я прислушиваюсь, я мучительно жду,
Я на шелест шагов твоих тихо иду -
Холодит мои члены то страсть, то испуг -
Это ты меня за руку взял, милый друг?!
Это ты осторожно так обнял меня,
Это твой поцелуй - поцелуй без огня!
С болью в трепетном сердце, с волненьем в крови
Ты не смеешь отдаться безумствам любви, -
И, внимая речам благородным твоим,
Я не смею дать волю влеченьям своим,
И дрожу, и шепчу тебе: милый ты мой!
Пусть владеет он жалкой моей красотой!
Из объятий его, из ночной духоты,
Я опять улетаю на крыльях мечты,
В этот сад, в эту темь, вот на эту скамью,
Где впервые подслушал ты душу мою...
Я душою сливаюсь с твоею душой -
Пусть владеет он жалкой моей красотой!
<1876>
В ПОТЕРЯННОМ РАЮ
Уже впервые дымной мглою
Подернут был Едемский сад,
Уже пожелкнувшей листвою
Усеян синий был Ефрат,
Уж райская не пела птица -
Над ней орел шумел крылом,
И тяжело рычала львица,
В пещеру загнанная львом.
И озирал злой дух с презреньем
Добычу смерти - пышный мир
И мыслил: смертным поколеньям
Отныне буду я кумир.
И вдруг, он видит, в райской сени,
Уязвлена, омрачена,
Идет, подобно скорбной тени,
Им соблазненная жена.
Невольно прядью кос волнистых
Она слегка прикрыла грудь,
Уже для помыслов нечистых
Пролег ей в душу знойный путь.
И, ей десницу простирая,
Встает злой дух, - он вновь готов,
Ей сладкой лестью слух лаская,
Петь о блаженстве грешных снов.
Но что уста его сковало?
Зачем он пятится назад?
Чем эта жертва испугала
Того, кому не страшен ад?
Он ждал слезы, улыбки рая,
Молений, робкого стыда...
И что ж в очах у ней? - Такая
Непримиримая вражда,
Такая мощь души без страха,
Такая ненависть, какой
Не ждал он от земного праха
С его минутной красотой.
Грозы божественной сверканье -
Тех молний, что его с небес
Низвергли - не без содроганья
В ее очах увидел бес,
И в мглу сокрылся привиденьем,
Холодным облаком осел,
Змеей в траву прополз с шипеньем,
В деревьях бурей прошумел.
Но сила праведного гнева
Земного рая не спасла,
И канула слеза у древа
Познания добра и зла...
<1876>
В ТЕЛЕГЕ ЖИЗНИ
С утра садимся мы в телегу...
Пушкин
К моей телеге я привык,
Мне и ухабы нипочем...
Я только дрогну, как старик,
В холодном воздухе ночном...
Порой задумчиво молчу,
Порой отчаянно кричу:
- Пошел!.. Валяй по всем по трем.
Но хоть кричи, бранись иль плачь -
Молчит, упрям ямщик седой:
Слегка подстегивая кляч,
Он ровной гонит их рысцой;
И шлепает под ними грязь,
И, незаметно шевелясь,
Они бегут во тьме ночной.
1876
ПАМЯТИ Ф. И. ТЮТЧЕВА
Оттого ль, что в божьем мире
Красота вечна,
У него в душе витала
Вечная весна;
Освежала зной грозою
И, сквозь капли слез,
В тучах радугой мелькала, -
Отраженьем грез!..
Оттого ль, что от бездушья,
Иль от злобы дня,
Ярче в нем сверкали искры
Божьего огня, -
С ранних лет и до преклонных,
Безотрадных лет
Был к нему неравнодушен
Равнодушный свет!
Оттого ль, что не от света
Он спасенья ждал,
Выше всех земных кумиров
Ставил идеал...
Песнь его глубокой скорбью
Западала в грудь
И, как звездный луч, тянула
В бесконечный путь!..
Оттого ль, что он в народ свой
Верил и - страдал,
И ему на цепи братьев
Издали казал, -
Чую: - дух его то верит,
То страдает вновь,
Ибо льется кровь за братьев,
Льется наша кровь!..
1876
АЛЛЕГОРИЯ
Я еду - мрак меня гнетет -
И в ночь гляжу я; огонек
Навстречу мне то вдруг мелькнет,
То вдруг, как будто ветерок
Его задует, пропадет... -
Уж там не станция ли ждет
Меня в свой тесный уголок?..
Ну что ж!.. Я знаю наперед -
Возница слезет с облучка,
И кляч усталых отпряжет,
И, при мерцаньи ночника,
В сырой покой меня сведет
И скажет: ляг, родной мой, вот
Дощатый одр - засни пока...
А ну, как я, презрев покой,
Не захочу - не лягу спать,
И крикну: "Живо, хрыч седой,
Вели мне лошадей менять!..
Да слушай ты: впряги не кляч -
Лихих коней, чтоб мог я вскачь
Опередивших нас догнать...
Чтоб мог прижать я к сердцу вновь
Все, что вперед умчал злой рок:
Свободу - молодость - любовь, -
Чтоб загоревшийся восток
Открыл мне даль - чтоб новый день
Рассеял этой ночи тень
Не так, как этот огонек".
1876
ПИСЬМА К МУЗЕ
ПИСЬМО ВТОРОЕ
Ты как будто знала, муза,
Что, влекомы и теснимы
Жизнью, временем, с латынью
Далеко бы не ушли мы.
Вечный твой Парнас, о муза,
Далеко не тот, где боги
Наслаждались и ревниво
К бедным смертным были строги.
И, восстав от сна, ни разу
Ты на девственные плечи
Не набрасывала тоги,
Не слыхала римской речи,
И про римский Капитолий
От меня ж ты услыхала
В день, когда я за урок свой
Получил четыре балла.
Вместе мы росли, о муза!
И когда я был ленивый
Школьник, ты была малюткой
Шаловливо-прихотливой.
И уж я не знаю, право
(Хоть догадываюсь ныне),
Что ты думала, когда я
Упражнял себя в латыни?
Я мечтал уж о Пегасе, -
Ты же, резвая, впрягалась
Иногда в мои салазки
И везла меня, и мчалась -
Мчалась по сугробам снежным
Мимо бани, мимо сонных
Яблонь, лип и низких ветел,
Инеем, посеребренных,
Мимо старого колодца,
Мимо старого сарая,
И пугливо сердце билось,
От восторга замирая.
Иногда меня звала ты
Слушать сказки бедной няни,
На скамье с своею прялкой
Приютившейся в чулане.
Но я рос, и вырастала
Ты, волшебная малютка.
Дерзко я глядел на старших,
Но с тобой мне стало жутко.
В дни экзаменов бывало,
Не щадя меня нимало,
Ты меня терзала, муза, -
Ты мне вирши диктовала.
В дни, когда, кой-как осилив
Энеиду, я несмело
За Горациевы оды
Принимался, - ты мне пела
Про широку степь, - манила
В лес, где зорю ты встречала,
Иль поникшей скорбной тенью
Меж могильных плит блуждала.
Там, где над обрывом белый
Монастырь и где без окон
Терем Олега (1), - мелькал мне
На ветру твой русый локон.
И нигде кругом - на камнях -
Римских букв не находил я
Там, где мне мелькал твой локон,
Там, где плакал и любил я.
В дни, когда над Цицероном
Стал мечтать я, что в России
Сам я буду славен в роли
Неподкупного витии, -
Помнишь, ты меня из классной
Увела и указала
На разлив Оки с вершины
Исторического вала.
Этот вал, кой-где разрытый,
Был твердыней земляною
В оны дни, когда рязанцы
Бились с дикою ордою; -
Подо мной таились клады,
Надо мной стрижи звенели,
Выше - в небе - над Рязанью -
К югу лебеди летели,
А внизу виднелась будка
С алебардой, мост да пара
Фонарей, да бабы в кичках
Шли ко всенощной с базара.
Им навстречу с колокольни
Несся гулкий звон вечерний;
Тени шире разрастались -
Я крестился суеверней...
Побледнел твой лик, и, помню,
Ты мне на ухо пропела:
"Милый мой! скажи, какая
Речь в уме твоем созрела?
О, вития! здесь не форум -
Здесь еще сердцам народа
Говорит вот этот гулкий
Звон церковный, да природа...
Здесь твое - quousque tandem (2)
Будет речью неуместной,
И едва ль понятен будет
Стих твой - даже благовестный!"
Время шло - и вот из школы
В жизнь ушел я, и объяла
Тьма меня; ни ты, о муза,
Друг мой, свет мой, не отстала.
Помнишь, - молодо-беспечны
И отверженно-убоги,
За возами шли мы полем
Вдоль проселочной дороги, -
Нас охватывали волны
Простывающего жара,
Лик твой рдел в румяном блеске
Вечереющего пара,
И не юною подругой,
И не девушкой любимой -
Божеством ты мне казалась,
Красотой невыразимой.
Я молчал - ты говорила:
"Нашу бедную Россию
Не стихи спасут, а вера
В божий суд или в мессию.
И не наши Цицероны,
Не Горации - иная
Вдохновляющая сила, -
Сила правды трудовая
Обновит тот мир, в котором
Славу добывают кровью, -
Мир с могущественной ложью
И с бессильною любовью"...
С той поры, мужая сердцем,
Постигать я стал, о муза,
Что с тобой без этой веры
Нет законного союза...
1 Олегов монастырь над Окой, в 12 верстах от Рязани.
2 Начало знаменитой фразы из речи Цицерона: "Доколе, Кагилина,
будешь ты злоупотреблять доверием нашим?" - Ред.
<1877>
НА ЗАКАТЕ
Вижу я, сизые с золотом тучи
Загромоздили весь запад; в их щель
Светит заря, - каменистые кручи,
Ребра утесов, березник и ель
Озарены вечереющим блеском;
Ниже - безбрежное море. Из мглы
Темные скачут и мчатся валы
С неумолкаемым гулом и плеском.
К морю тропинка в кустах чуть видна,
К морю схожу я, и -
Здравствуй, волна!
Мне, охлажденному жизнью и светом,
Дай хоть тебя встретить теплым приветом!..
Но на скалу набежала волна -
Тяжко обрушилась, в пену зарылась
И прошумела, отхлынув, назад:
- Новой волны подожди, - я разбилась...
Новые волны бегут и шумят, -
То же, все то же я слышу от каждой...
Сердце полно бесконеч 
| |
| Просмотров: 439 | Рейтинг: 0.0/0 |
| Всего комментариев: 0 | |
Жанры