ustify"> Другим я когда-то смотрел?
Был ветрен, и молод, и весел,
И многого знать не хотел?
3
Уж утро! - но, боже мой, где я?
В своем ли я нынче уме?
Вчера мне казалось так живо,
Что я засыпаю в тюрьме;
Что кашляет сторож за дверью
И что за туманным стеклом
Луна из-за черной решетки
Сияет холодным серпом;
Что мышка подкралась и скоблет
Ночник мой, потухший в углу,
И что все какая-то птичка
С надворья стучит по стеклу.
Уж утро! - но, боже мой, где я?
Заснул я как будто в тюрьме,
Проснулся как будто свободный, -
В своем ли я нынче уме?
4
Подсолнечное царство
Клонит сон - стихи, прощайте!
Погасай, моя свеча!
Сплю и слышу, будто где-то
Ходит маятник, стуча...
Ходит маятник, и сонный,
Чтоб догнать его скорей,
Как по воздуху, иду я
Вдаль за тридевять полей...
И хочу я в тридесятом
Государстве кончить путь,
Чтоб хоть там свободным словом
Облегчить больную грудь.
И я вижу: в тридесятом
Государстве на часах
Сторожа стоят в тумане
С самострелами в руках.
На мосту собака лает,
И в испуге через сад
Я иду под свод каких-то
Фантастических палат.
Узнаю родные стены...
И тайком иду в покой,
Где подсолнечного царства
Царь лежит с своей женой.
Кот мурлычет на лежанке;
Светит лампа - царь не спит -
И седая из подушек
Борода его торчит.
На глаза колпак напялив,
Шевелит он бородой
И ведет такие речи
Обо мне с своей женой:
"Сокрушил меня царевич;
Кто мне что ни говори, -
А любя стихи да рифмы,
Не годится он в цари.
Я лишу его наследства".
А жена ему в ответ:
"Будет, бедненький, по царству
Он скитаться, как поэт".
"Но, - оказал отец, - дозволим
Мы за это, так и быть, -
Нашей фрейлине с безумцем
Одиночество делить:
У нее в лице любовью
Дышит каждая черта -
У него в стихах недаром
Все любовь да красота".
"Но, - ответила царица, -
Наша фрейлина горда
И отвергнутого нами
Не полюбит никогда".
Ах! - кричу я им, - лишите
Вы меня всего, всего...
Все-то ваше царство вряд ли
Стоит сердца моего!..
Но ужель она, чьи очи
Светят раем, - так горда,
Что отвергнутого вами
Не полюбит никогда?..
Тишь и мрак
Я спал - и гнетущего страха
Волненье хотел превозмочь,
И видел я сон - 0удто светит
Какая-то странная ночь.
Дымясь, неподвижные звезды
В эфире горят, как смола,
И запахом ладана сильно
Ночная пропитана мгла.
И месяц, холодный, как будто
Мертвец, посреди облаков
Стоит "ад долиной, покрытой
Рядами могильных холмов.
Недвижно поникли деревья;
Далеко стоит тишина:
Природа как будто не дышит
В объятиях мертвого сна.
И весь я вниманье - и сердцем
Далеко я в ночь уношусь,
И жду хоть единого звука -
И крикнуть хочу и - боюсь!
И вдруг с легким треском все небо
Подвинулось - звезды текут -
И катится месяц, как будто
На нем гроб тяжелый везут.
И темные тучи печальным
Над ним балдахином висят.
И красные звезды, как свечи,
Повитые крепом, горят.
И катится месяц все дальше
И дальше в бездонную ночь -
И звезды за ним в бесконечность
Уходят из глаз моих прочь...
Их след, как дымок от фосфора,
Как облачко, в черной дали
Расплылся - и мрак непроглядный
Одел мертвый череп земли.
И стал я блуждать в этом мраке
Один - как слепец. Не ночной -
Могильный был мрак, и повсюду
Была тишина и покой.
Такой был покой и такая
Была тишина, что листок
В лесу покачнись - или капля
Скатись - я услышать бы мог.
То весь замирал я - и долго
Стоял неподвижно - то бил
Я в землю ногами, не видя
Ни ног, ни земли; - то ходил,
Кружась, как помешанный, - падал -
Лежал - сам с собой говорил -
Вставал - щупал воздух руками -
И вдруг - чью-то руку схватил...
И мигом я понял, что это
Была не мужская рука,
У ней были нежные пальцы,
Она была стройно легка.
И так эту руку схватил я,
Как будто добычу поймал,
И так я был рад, что, казалось,
На время дышать перестал.
"Ага! не один я - не все мы
Пропали! - я думал. - Есть грудь
Другая, которая может
И закричать и вздохнуть".
"О, кто ты? - шептал я, - хоть слово
Скажи мне - хоть слово! - и мне
Оно будет музыкой в этой
Могильной, немой тишине...
Откуда ты шла? - Где застигла
Тебя эта тьма? - говори!
Мне звуки речей твоих будут
Сиянием новой зари".
Молчанье - молчанье - ни слова,
Ни вздоха... Одна лишь рука
Незримая руку мне жала
И трепетала слегка.
Напрасно порывисто, жадно
Уста я устами ловил,
Напрасно лобзал ее в очи
И плечи слезами кропил.
Она предавала все тело
Мучительным ласкам моим;
А я - я шептал: "Умоляю,
Порадуй хоть словом одним".
Молчанье, молчанье - и вот уж
Я сам перестал говорить,
Я помню, во сне, как безумец,
Готов был ее укусить!!
Но в эту минуту, рванувшись,
Как змей ускользнула она,
И стало опять - мрак во мраке -
И в тишине - тишина...
С простертыми долго руками
Ходил я, рыдая, стеня,
Шатаясь - и тьму обнимал я,
И тьма обнимала меня.
Споткнувшись на что-то, я поднял
Какую-то книгу - раскрыл
Страницы - и лег с ней на землю -
И лбом к ней припал - и застыл.
Из книги, мне чудилось, буквы
Всплывали - и ярче огня
Сверкали и в жгучие строки
Слагались в мозгу у меня.
И страшные мысли читал я
В невидимой книге - как вдруг
На слове "проклятье" очнулся -
И оглянулся вокруг-
О боже мой! где я!! - сквозь щели
Затворенных ставень сквозят
Лучи золотые, то солнца
Глаза золотые глядят.
Глядят и смеются - и сердце
Очнулось - и, жизни привет
Почуя, взыграло, как будто
Впервые увидело свет...
<1856 - 1860>
* * *
She walks in beauty like the night.
Byron (1)
Тень ангела прошла с величием царицы:
В ней были мрак и свет в одно виденье слиты.
Я видел темные, стыдливые ресницы,
Приподнятую бровь и бледные ланиты.
И с гордой кротостью уста ее молчали,
И мнилось, если б вдруг они заговорили,
Так много бы прекрасного сказали,
Так много бы высокого открыли,
Что и самой бы стало ей невольно
И грустно, и смешно, и тягостно, и больно...
Как воплощенное страдание поэта,
Она прошла в толпе с величием смиренья;
Я проводил ее глазами, без привета,
И без восторженных похвал, и без моленья...
С благоговением уста мои молчали -
Но... если б как-нибудь они заговорили,
Так много бы безумного сказали,
Так много бы сердечных язв раскрыли,
Что самому мне стало б вдруг невольно
И стыдно, и смешно, и тягостно, и больно...
1 Она идет, сверкая красотой подобно ночи. Байрон (англ.). - Ред.
<1857>
ХОЛОДЕЮЩАЯ НОЧЬ
(Фантазия)
(Посв. М. Ф. Штакеншнейдер)
Там, под лаврами, на юге -
Странник бедный - только ночь
Мог я взять себе в подруги,
Юга царственную дочь.
И ко мне она сходила
В светлом пурпуре зари,
На пути, в пространствах неба,
Зажигая алтари.
Боже! как она умела
Раны сердца врачевать,
Как она над морем пела!
Как умела вдохновлять!
Но, увы! судьбой на север
Приневоленный идти,
Я сказал подруге-ночи:
"Ненаглядная, прости!"
А она со мной расстаться
Не хотела, не могла -
По горам, от слез мигая,
Вслед за мной она текла.
То сходила на долину
С томно блещущим челом
И задумчиво стояла
Над моим степным костром;
То со мною ночевала
Над рекою, у скирдов,
Вея тонким ароматом
Рано скошенных лугов.
Но чем дальше я на север
Шел чрез степи и леса,
Незаметно холодела
Ночи южная краса...
То, в туманы облачаясь,
Месяц прятала в кольцо;
То с одежд холодный иней
Отрясала мне в лицо.
Чем я дальше шел на север,
Тем гналась она быстрей,
Раньше день перегоняла,
Уходила все поздней.
И молила и стонала...
И, дрожа, я молвил ей:
"Ты на севере не можешь
Быть подругою моей".
И, сверкнув, у синей ночи
Помутилися глаза,
И застыла на ресницах
Накипевшая слеза.
И пошла она, - и белым
Замахала рукавом,
И завыла, поднимая
Вихри снежные столбом.
Сквозь метель на север хладный
Я кой-как добрел домой...
Вижу - ночь лежит в долине
Под серебряной парчой...
И беззвучно мне лепечет:
"Погляди, как я мертва!
Сердце глухо, очи тусклы,
Холодеет голова.
Но гляди - всё те же звезды
Над моею головой...
Красотой моею мертвой
Полюбуйся, милый мой.
И поверь, что, если снова
Ты воротишься на юг,
В прежнем блеске я восстану,
Чтоб принять тебя, мой друг!
С прежней негой над тобою
Я склоню главу мою
И тебе, сквозь сон, над ухом
Песню райскую спою"...
<1858>
КОНЦЕРТ
Здесь Берлиоз!.. я видел сам
Его жидовско-римский профиль
И думал: что-то скажет нам
Сей музыкальный Мефистофель?
И вот, при свете ламп и свеч,
При яром грохоте оркестра,
Я из-за дамских вижу плеч,
Как тешит публику маэстро.
Трубят рога, гремит тимпан,
В колокола звонят над нами...
И над поющими струнами
Несется звуков ураган.
И адская слышна угроза...
И раздаются голоса...
И встали дыбом волоса
На голове у Берлиоза.
Поют!.. увы! не понял я,
Что значит хор сей погребальный?
И вдруг - тебя увидел я,
Знакомка милая моя.
Тебя, мой критик музыкальный.
К коленам уронив цветы,
К полудню сорванные нами,
Меж двух колонн сидела ты
Бледна, с померкшими очами.
Я угадал: страдала ты
Без мысли и без наслажденья,
Как от какой-то духоты
Иль в ужасе от сновиденья.
И думал: скоро на балкон
Мы выйдем... звезды видеть будем...
И эту музыку забудем
(Инструментальный гром и звон) -
Забудем, как тяжелый сон.
1858
УТРАТА
Когда предчувствием разлуки
Мне грустно голос ваш звучал,
Когда смеясь я ваши руки
В моих руках отогревал,
Когда дорога яркой далью
Меня манила из глуши -
Я вашей тайною печалью
Гордился в глубине души.
Перед непризнанной любовью
Я весел был в прощальный час,
Но - боже мой! с какою болью
В душе очнулся я без вас!
Какими тягостными снами
Томит, смущая мой покой,
Все недосказанное вами
И недослушанное мной!
Напрасно голос ваш приветный
Звучал мне как далекий звон,
Из-за пучины: путь заветный
Мне к вам навеки прегражден, -
Забудь же, сердце, образ бледный,
Мелькнувший в памяти твоей,
И вновь у жизни, чувством бедной,
Ищи подобья прежних дней!
<1859>
НА ЖЕНЕВСКОМ ОЗЕРЕ
На Женевском озере
Лодочка плывет -
Едет странник в лодочке,
Тяжело гребет.
Видит он по злачному
Скату берегов
Много в темной зелени
Прячется домов.
Видит - под окошками
Возле синих вод
В виноградном садике
Красный мак цветет.
Видит - из-за домиков,
В вековой пыли,
Колокольни серые
Подняли шпили,
А за ними - вечные
В снежных пеленах
Выси допотопные
Тонут в облаках.
И душой мятежною
Погрузился он
О далекой родине
В неотвязный сон -
У него на родине
Ни озер, ни гор,
У него на родине
Степи да простор.
Из простора этого
Некуда бежать,
Думы с ветром носятся,
Ветра не догнать.
<1859>
ПЕСНЯ
(Посв. Н. В. Гербелю)
Выйду - за оградой
Подышать прохладой.
Горе ночи просит,
Горе сны уносит...
Только сердце бредит:
Будто милый едет,
Едет с позвонками
По степи широкой...
Где ты, друг мой милый,
Друг ты мой далекий?
Ночь свежее дышит -
Вербою колышет,
Дрожью пробирает.
Соловей рыдает.
Высыхайте, слезы!
Улетайте, грезы!
Дальний звон пронесся
За рекой широкой...
Где ты, друг мой милый,
Друг ты мой далекий?
Зорька выплывает -
Заревом играет.
Я через куртину
Проберусь в долину...
Я лицо умою
Водой ключевою...
Вон и домик виден
На горе высокой...
Где ты, друг мой милый,
Друг ты мой далекий?
<1859>
* * *
Корабль пошел навстречу темной ночи...
Я лег на палубу с открытой головой;
Грустя, в обитель звезд вперил я сонны очи,
Как будто в той стране таинственно-немой
Для моего чела венец плетут Плеады
И зажигают вечные лампады,
И обещают мне бессмертия покой.
Но вот - холодный ветр дохнул над океаном;
Небесные огни подернулись туманом...
И лег я ниц с покрытой головой,
И в смутных грезах мне казалось: подо мной
Наяды с хохотом в пучинный мрак ныряют,
На дне его могилу разгребают -
И обещают мне забвения покой.
<1859>
* * *
По горам две хмурых тучи
Знойным вечером блуждали
И на грудь скалы горючей
К ночи медленно сползали.
Но сошлись - не уступили
Той скалы друг другу даром,
И пустыню огласили
Яркой молнии ударом.
Грянул гром - по дебрям влажным
Эхо резко засмеялось,
А скала таким протяжным
Стоном жалобно сказалась,
Так вздохнула, что не смели
Повторить удара тучи
И у ног скалы горючей
Улеглись и обомлели...
<1859>
СУМАСШЕДШИЙ
Кто говорит, что я с ума сошел?!
Напротив... - я гостям радешенек... Садитесь!..
Как это вам не грех! неужели я зол!
Не укушу - чего боитесь!
Давило голову - в груди лежал свинец...
Глаза мои горят - но я давно не плачу -
Я все скрывал от вас... Внимайте! наконец
Я разрешил мою задачу!..
Да, господа! мир обновлен. - Века
К благословенному придвинули нас веку.
Вам скажет всякая приказная строка,
Что счастье нужно человеку. -
Народы поднялись и обнажили меч,
Но образумились и обнялись как братья.
Гербы и знамена - все надо было сжечь,
Чтоб только снять печать проклятья.
Настало царствие небесное - светло -
Просторно... - На земле нет ни одной столицы,
Тиранов также нет - и все как сон прошло:
Рабы, оковы и темницы -
Науки царствуют - виденья отошли,
Одни безумцы ими одержимы...
Чу! слышите - поют со всех концов земли
Невидимые херувимы.
Ликуйте! вечную приветствуйте весну!
Свободы райской гимн из сердца так и рвется -
И я тянусь, тянусь, как луч, в одну струну -
Что, если сердце оборвется!..
1859
* * *
Я ль первый отойду из мира в вечность - ты ли,
Предупредив меня, уйдешь за грань могил,
Поведать небесам страстей земные были,
Невероятные в стране бесплотных сил!
Мы оба поразим своим рассказом небо
Об этой злой земле, где брат мой просит хлеба,
Где золото к вражде - к безумию ведет,
Где ложь всем явная наивно лицемерит,
Где робкое добро себе пощады ждет,
А правда так страшна, что сердце ей не верит,
Где - ненавидя - я боролся и страдал,
Где ты - любя - томилась и страдала;
Но -
Ты скажи, что я не проклинал;
А я скажу, что ты благословляла!..
<1860>
ЧАЙКА
Поднял корабль паруса;
В море спешит он, родной покидая залив,
Буря его догнала и швырнула на каменный риф.
Бьется он грудью об грудь
Скал, опрокинутых вечным прибоем морским,
И белогрудая чайка летает и стонет над ним.
С бурей обломки его
В даль унеслись; - чайка села на волны - и вот
Тихо волна, покачав ее, новой волне отдает.
Вон - отделились опять
Крылья от скачущей пены - и ветра быстрей
Мчится она, упадая в объятья вечерних теней.
Счастье мое, ты - корабль:
Море житейское бьет в тебя бурной волной; -
Если погибнешь ты, буду как чайка стонать над тобой;
Буря обломки твои
Пусть унесет! но - пока будет пена блестеть,
Дам я волнам покачать себя, прежде чем в ночь улететь,
<186О>
БЕЗУМИЕ ГОРЯ
(Посв. пам. Ел. П....й)
Когда, держась за ручку гроба,
Мой друг! в могилу я тебя сопровождал -
Я думал: умерли мы оба -
И как безумный - не рыдал.
И представлялось мне два гроба:
Один был твой - он был уютно-мал,
И я его с тупым, бессмысленным вниманьем
В сырую землю опускал;
Другой был мой - он был просторен,
Лазурью, зеленью вокруг меня пестрел,
И солнца диск, к нему прилаженный, как бляха
Роскошно золоченая, горел.
Когда твой гроб исчез, забросанный землею,
Увы! мой - все еще насмешливо сиял,
И озирался я, покинутый тобою,
Душа души моей! - и смутно сознавал,
Как не легко в моем громадно-пышном гробе
Забыться - умереть настолько, чтоб забыть
Любви утраченное счастье,
Свое ничтожество и - жажду вечно жить.
И порывался я очнуться - встрепенуться -
Подняться - вечную мою гробницу изломать -
Как саван сбросить это небо,
На солнце наступить и звезды разметать -
И ринуться по этому кладбищу,
Покрытому обломками светил,
Туда, где ты - где нет воспоминаний,
Прикованных к ничтожеству могил.
1860
* * *
Я читаю книгу песен,
"Рай любви - змея любовь" -
Ничего не понимаю -
Перечитываю вновь.
Что со мной! - с невольным страхом
В душу крадется тоска...
Словно книгу заслонила
Чья-то мертвая рука -
Словно чья-то тень поникла
За плечом - ив тишине
Тихо плачет - тихо дышит
И дышать мешает мне.
Словно эту книгу песен
Прочитать хотят со мной
Потухающие очи
С накипевшею слезой.
<1861>
БЕГЛЫЙ
- Ты куда, удалая ты башка?
Уходи ты к лесу темному пока:
Не сегодня-завтра свяжут молодца.
Не ушел ли ты от матери-отца?
Не гулял ли ты за Волгой в степи?
Не сидел ли ты в остроге на цепи?
"Я сидел и в остроге на цепи,
Я гулял и за Волгой в степи,
Да наскучила мне волюшка моя,
Воля буйная, чужая, не своя.
С горя, братцы, изловить себя я дал -
Из острога, братцы, с радости бежал.
Как в остроге-то послышалося нам,
Что про волю-то читают по церквам, -
Уж откуда сила-силушка взялась:
Цепь железная, и та, вишь, порвалась!
И задумал я на родину бежать;
Божья ночка обещалась покрывать.
Я бежал - ног не чуял под собой...
Очутился на сторонушке родной,
Тут за речкой моя матушка живет,
Не разбойничка, а сына в гости ждет.
Я сначала постучуся у окна -
Выходи, скажу, на улицу, жена!
Ты не спрашивай, в лицо мне не гляди,
От меня, жена, гостинчика не жди.
Много всяких я подарков тебе нёс,
Да, вишь, как-то по дороге все растрёс;
Я вина не пил - с воды был пьян,
Были деньги - не зашил карман.
Как нам волю-то объявят господа,
Я с воды хмелен не буду никогда;
Как мне землю-то отмерят на миру -
Я в кармане-то зашью себе дыру.
Буду в праздники царев указ читать...
Кто же, братцы, меня может забижать?"
- Ты куда, удалая ты башка?
Уходи ты к лесу темному пока.
Хоть родное-то гнездо недалеко, -
Ночь-то месячна: признать тебя легко.
Знать, тебе в дому хозяином не быть,
По дорогам, значит, велено ловить,
<1861>
ДВОЙНИК
Я шел и не слыхал, как пели соловьи,
И не видал, как звезды загорались,
И слушал я шаги - шаги, не знаю чьи,
За мной в лесной глуши неясно повторялись.
Я думал - эхо, зверь, колышется тростник;
Я верить не хотел, дрожа и замирая,
Что по моим следам, на шаг не отставая,
Идет не человек, не зверь, а мой двойник.
То я бежать хотел, пугливо озираясь,
То самого себя, как мальчика, стыдил...
Вдруг злость меня взяла - и, страшно задыхаясь,
Я сам пошел к нему навстречу и спросил:
- Что ты пророчишь мне или зачем пугаешь?
Ты призрак иль обман фантазии больной?
- Ах! - отвечал двойник, - ты видеть мне мешаешь
И не даешь внимать гармонии ночной;
Ты хочешь отравить меня своим сомненьем,
Меня - живой родник поэзии твоей!..
И, не сводя с меня испуганных очей,
Двойник мой на меня глядел с таким смятеньем,
Как будто я к нему среди ночных теней -