Главная » Книги

Подолинский Андрей Иванович - Стихотворения

Подолинский Андрей Иванович - Стихотворения


1 2 3 4

  
  
  
  А. И. Подолинский
  
  
  
   Стихотворения --------------------------------------
  "Здравствуй, племя младое...": Антология поэзии пушкинской поры: Кн. III . Сост., вступ. статья. о поэтах и примеч. Вл. Муравьева
  М., "Советская Россия", 1988
  OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------
  
  
  
  
  Содержание
  Жребий
  Предвещание
  Портрет
  К*** ("Везде преследовать готова...")
  Размолвка
  Стих ("Не жажда имени, не гордое желанье...")
  "Еще твоя рука в руке моей лежит..."
  Эпилог
  
  
  
  
  ЖРЕБИЙ
  
  
   К чему печальное сомненье?
  
  
   Загадка жизни решена...
  
  
   Мне указало провиденье,
  
  
   Какая участь мне дана!
  
  
   Любви, и славы, и свободы
  
  
   Люблю таинственный призыв,
  
  
   И для меня язык природы
  
  
   Обилен и красноречив!..
  
  
   Ему внимая, сердце бьется
  
  
   Всей жизнью юною своей,
  
  
   И тихо из души моей
  
  
   Сама собою песня льется.
  
  
   Предав судьбе мой светлый век
  
  
   Я об одном молю у рока,
  
  
   Чтоб умереть не мог до срока
  
  
   Во мне поэт и человек!
  
  
   <1827>
  
  
  
   ПРЕДВЕЩАНИЕ
  
  
  Кто бросился в Волхов с крутых берегов?
  
  
   В реке заклубилася пена,
  
  
  В реке зазвенело... Не звон ли оков?
  
  
   Наверное, беглый из плена!
  
  
  Нет, беглый не будет с мечом и в броне,
  
  
   У пленника сбруи не стало!
  
  
  То кто-то из наших плывет на коне...
  
  
   Зачем же надвинул забрало?
  
  
  Он крепок, он молод, он волны сечет
  
  
   С прямой богатырской отвагой,
  
  
  И конь его сильный отважно плывет
  
  
   И брызжет кипящею влагой.
  
  
  Уж поздно - и туча легла, как свинец,
  
  
   По Волхову ветер гуляет,
  
  
  Откликнулся вран, - торопися, пловец,
  
  
   Недоброе ворон вещает!
  
  
  Вот конь погрузился, тяжеле плывет, -
  
  
   Но берег другой недалёко,
  
  
  Храпит и дрожит он, и разом из вод
  
  
   На берег взлетает высокой...
  
  
  Вздыхая вольнее, он буйно заржал,
  
  
   Взмахнул он косматою гривой
  
  
  И бодрый, как прежде, по кочкам помчал
  
  
   Седока удалого ретиво.
  
  
  К недальнему бору подъехал ездок,
  
  
   Окрест и темно всё и глухо,
  
  
  Порою болотный блеснет огонек,
  
  
   Ничто не доходит до слуха.
  
  
  Чем дале, всё гуще и сумрачней бор,
  
  
   Нависнули сосны да ели,
  
  
  Как видно, не сек их бесщадный топор
  
  
   И люди их тронуть не смели.
  
  
  Конь тяжко ступает, нет более сил,
  
  
   Дрожат, подгибаясь, колена;
  
  
  Вот стал он упрямо, и каплет с удил
  
  
   И кровь и багровая пена...
  
  
  На землю ступил поневоле седок,
  
  
   Коня он ведет за собою.
  
  
  Но путь ему труден - всё пни и песок,
  
  
   Да иглы хрустят под ногою.
  
  
  Вдруг ветер ударил, и облаком дым
  
  
   И свет разливаются всюду,
  
  
  Послышался голос: "Куда ты, Вадим?
  
  
   К добру ты пришел или к худу?"
  
  
  "Иду я совета искать у волхва, -
  
  
   Пришелец ответствует смело. -
  
  
  Проник он все тайны, вещает молва,
  
  
   Так сам угадает, в чем дело".
  
  
  Сказал он, и ветер затихнул, и вмиг
  
  
   Рассеялось облако дыма,
  
  
  И тихо подходит столетний старик
  
  
   И взором пытает Вадима...
  
  
  Расцвечена чудно одежда на нем,
  
  
   Брада серебрится, как иней,
  
  
  Чело ж осеняет летучим венцом
  
  
   Огонек то румяный, то синий.
  
  
  "Вадим! ты узнаешь, всеведущ ли я
  
  
   И тщетно ль мне верят народы,
  
  
  Покорен мне воздух, покорна земля,
  
  
   Проник и в огонь я и в воды.
  
  
  Что прежде сбылося, что будет вперед,
  
  
   Всё знаю в пустыне безлюдной,
  
  
  О чем ты замыслил и что тебя ждет,
  
  
   Проведать, увидишь, нетрудно".
  
  
  И шепчет гадатель, и, круг очертя,
  
  
   Медвежьей махнул рукавицей,
  
  
  И птицы отвсюду, шумя и свистя;
  
  
   Слетаются бурной станицей.
  
  
  "Теперь все готово, - промолвил старик, -
  
  
   Всю правду нам выскажут птицы,
  
  
  Тебе же понятен их будет язык,
  
  
   Пока не шагнешь за границы".
  
  
  И витязь вступает в таинственный круг.
  
  
   Ему как бы стало страшнее,
  
  
  Он ждет предвещанья, волнуется дух,
  
  
   И сердце забилось сильнее.
  
  
  
  
  Сокол
  
  
   Коршун хищный! плавным кругом
  
  
   Так высоко не летай,
  
  
   Дай нам встретиться друг с другом,
  
  
   Сил со много попытай!
  
  
   На тебя, ширококрылый,
  
  
   Я ударю всею силой,
  
  
   И по ветру я вокруг
  
  
   Размечу твой серый пух;
  
  
   А не то, во мраке ночи,
  
  
   Если сном смежишь ты очи,
  
  
   Неожиданно паду,
  
  
   Где б ты ни был, я найду!
  
  
  
  
  Сова
  
  
   Нет! и в сумраке ночей
  
  
   Ты под властию моей,
  
  
   Сокол, ночью всюду я
  
  
   За тобой, как тень твоя;
  
  
   Ты от взора моего
  
  
   Не укроешь ничего;
  
  
   Ночью всё подвластно мне, -
  
  
   Будь твой недруг хоть во сне,
  
  
   Пробужу я вмиг его
  
  
   До прихода твоего...
  
  
  
  
  Ворон
  
  
  
  Чья мне слышится кровь?
  
  
  
  Где-то двое врагов!
  
  
  А! коршун и сокол сшибаются вдруг,
  
  
  По воздуху вьется разбросанный пух...
  
  
  
  Жарок бой в вышине,
  
  
  
  Кто ж достанется мне?
  
  
  Вот ударил один, вот ударил другой,
  
  
  Взвивается коршун, и кончен их бой, -
  
  
  
  Сокол, сокол, твою
  
  
  
  Кровь я досыта пью!
  
  
  Умолкнули птицы - исчезнул старик,
  
  
   Вполне совершилось гаданье,
  
  
  Но витязь безмолвен, челом он поник,
  
  
   Не в радость ему предсказанье!
  
  
  Вот утро блеснуло, конь весело ржет,
  
  
   Но витязь не внемлет и шуму,
  
  
  Вадиму печален и солнца восход -
  
  
   Он крепкую думает думу...
  
  
  <1828>
  
  
  
  
  ПОРТРЕТ
  
  
   Когда стройна и светлоока
  
  
   Передо мной стоит она,
  
  
   Я мыслю: гурия пророка
  
  
   С небес на землю сведена!
  
  
   Коса и кудри темно-русы,
  
  
   Наряд небрежный и простой,
  
  
   И на груди роскошной бусы
  
  
   Роскошно зыблются порой.
  
  
   Весны и лета сочетанье
  
  
   В живом огне ее очей,
  
  
   И тихий звук ее речей
  
  
   Рождает негу и желанья
  
  
   В груди тоскующей моей.
  
  
   1828
  
  
  
  
  К ***
  
  
   Вездепреследовать готова
  
  
   Мечта ревнивая тебя,
  
  
   И, будто праздника святого,
  
  
   С тобою встречи жажду я,
  
  
   Но сердцу в тягость встреча эта,
  
  
   Как зной томительного лета!
  
  
   На очи мне палящий взгляд
  
  
   Наводишь ты без состраданья,
  
  
   И при тебе одни желанья
  
  
   В груди трепещущей кипят!
  
  
   Так ночью летнею младенца,
  
  
   Земли роскошной поселенца,
  
  
   Звезда манит издалека,
  
  
   Но он к ней тянется напрасно, -
  
  
   Звезды блестящей и прекрасной
  
  
   Не досягнет его рука!..
  
  
   1828 или 1829
  
  
  
  
  РАЗМОЛВКА
  
   Ты спишь, а между тем, суровый и угрюмый
  
   Меня уже давно томит осенний день,
  
   И этот полусвет и туч нависших тень
  
   Согласны мрачностью с моею скорбной думой;
  
   Мой озабочен ум, тоска в моей крови,
  
   Душа еще больна вчерашнею размолвкой;
  
   Зачем же заменил язык упреков колкий
  
   Привычный нам язык доверья и любви...
  
   Проснись же! Я часы томительно считаю,
  
   Миг пробуждения я с трепетом ловлю,
  
   Чтоб высказать тебе, как много я страдаю,
  
   Как горячо тебя и нежно я люблю...
  
   Иль нет! Пусть долго сон еще тебя лелеет,
  
   Пусть долго этот день на муку длится мне,
  
   Нарушить грез твоих любовь моя не смеет;
  
   Быть может, милый друг, ты счастлива во сне!
  
   1830-е гг.
  
  
  
  
   СТИХ
  
   Не жажда имени, не гордое желанье
  
   Привлечь к себе толпы невольное вниманье,
  
   Не мысль надменная - за гробом, может быть,
  
   В моих созданиях мой пепел пережить -
  
   Тревогою меня томят и мучат знойной
  
   И вырывают стих из груди беспокойной...
  
   О нет! Он льется сам, он звук моей души,
  
   От ней оторванный, но слышный мне в тиши.
  
   Он в образ облечен, он стонет, он тоскует,
  
   И грустью веет он, и жалобой волнует,
  
   И будто просится в мою он снова грудь,
  
   Чтоб навсегда потом в забвеньи утонуть.
  
   Но как волне в исток, но как лучу к светилу -
  
   Возврата нет ему в желанную могилу;
  
   А я люблю его, а я бы не хотел,
  
   Чтоб он исчез, как дым, как призрак улетел, -
  
   Пускай еще живет, ему приют найду я, -
  
   Есть сердце, есть душа, которые люблю я,
  
   Там будет принят он, там будет он любим,
  
   Как память, как залог моей души храним;
  
   Незримый, о себе напоминать он станет:
  
   То ласковой ко мне улыбкой он проглянет,
  
   То легким пробежит румянцем на щеках,
  
   То вспыхнет негою в пленительных очах,
  
   И, вздохом окрылен, трепещущий, стыдливый,
  
   Сольется с шепотом любви моей счастливой
  
   Или со временем, давно забытый мной,
  
   Печальный, он блеснет понятною слезой...
  
   1837
  
  
  
  
  * * *
  
   Еще твоя рука в руке моей лежит,
  
   Я чувствую, она трепещет и горит,
  
   Но слезы, но тоска в твоем унылом взоре,
  
   И голос твой дрожит в прощальном разговоре,
  
   Не долго вместе быть!.. Но я еще с тобой:
  
   Зачем же отравлять тревогой и тоской
  
   Сосчитанных часов немногие мгновенья
  
   И поверять тебе ревнивые сомненья?..
  
   Нет! Клятвы нежные, слова любви одной,
  
   Пусть льются и кипят и, слух лаская твой,
  
   В печальной памяти заронятся глубоко
  
   И обо мне звучат, как буду я далеко!
  
   <1830-е гг.>
  
  
  
  
  ЭПИЛОГ
  
  
   На эти беглые листы
  
  
   Гляжу еще не без волненья:
  
  
   Здесь первой юности мечты,
  
  
   Здесь жизни трудные мгновенья.
  
  
   Противоречий много в них,
  
  
   Но жизнь полна противоречьем,
  
  
   И с нею в лад послушный стих
  
  
   Звучал моим чистосердечьем.
  
  
   И не напрасно, может быть,
  
  
   Те песни скорби отвечали;
  
  
   Они мне сердце волновали,
  
  
   И сердцу не дали остыть!
  
  
   Среди живых оно живое,
  
  
   Движеньем их увлечено,
  
  
   И поколенье молодое
  
  
   Тепло приветствует оно.
  
  
   Теперь, в разгаре жизни новой,
  
  
   Пусть новый деятель кипит,
  
  
   Смелее мысль, вольнее слово -
  
  
   Широкий путь ему открыт!
  
  
   И жду я: в мысли вдохновенной
  
  
   Творящий гений низойдет
  
  
   И над Россией возрожденной
  
  
   Далече крылья распахнет!
  
  
   Стремленья века упреди
  
  
   И звучный праздник обновленья
  
  
   Высокой песнью возвести!
  
  
   1859
  
  
  
  
  Примечания
  Предвещание (с. 146).
  Вадим Храбрый (IX в.) - легендарный славянский князь, поднявший восстание в Новгороде против владычества варяга Рюрика, которое было подавлено.
  Портрет (с. 151).
  Стихотворение посвящено А. П. Керн.
  
  
  
   А. И. Подолинский
  
  
  
   Стихотворения --------------------------------------
  Библиотека поэта. Поэты 1820-1830-х годов. Том второй
  Биографические справки, составление, подготовка текста и примечания
  В. С. Киселева-Сергенина
  Общая редакция Л. Я. Гинзбург
  Л., Советский писатель, 1972
  OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru --------------------------------------
  
  
  
  
  СОДЕРЖАНИЕ
  Вступительная заметка
  215. Ответ
  216. Природа
  217. Безнадежность
  218. К "Литературной газете" б<арона> Д<ельвига>
  219. Сонет ("Любовь он пел, печалью вдохновенный...")
  220. Сонет ("Не потому томительным виденьем...")
  221. Отчужденный
  222. Поэзия и жизнь
  224. "С поправкою своей мои стихи ты тиснул..."
  225. Урок
  227. Памятник Петру Великому
  228. "Отгрянуло в безднах творящее слово..."
  229. Звезда
  231. "Под необъятным сводом неба..."
  Среди поэтов 20-30-х годов прошлого века, представленных в этом издании, Андрей Иванович Подолинский, пожалуй, один из наиболее значительных и даровитых. Родился он в Киеве 1 июля 1806 года. Первоначальное образование получил в одном из лучших местных пансионов. В 1821 году отец Подолинского, небогатый киевский помещик и чиновник, устраивает его в Петербургский университетский благородный пансион. В июне 1824 года, успешно окончив курс обучения, восемнадцатилетний юноша сразу же определился на место секретаря при директоре петербургского почтового департамента.
  Еще будучи воспитанником университетского пансиона, Подолинский написал "две-три повести в стихах и несколько мелких стихотворений", но, как признавался он потом, "я умел сознавать их незрелость и не только не осмеливался мечтать о печати, по даже старался скрывать их от большинства товарищей". {А. И. Подолинский, Автобиография. - "Русская старина", 1885, N 1, с. 74.}
  Только в 1827 году Подолинский отважился представить на суд публики свою поэму "Див и Пери". Свободно льющийся мелодический стих, - удачные описания экзотических стран Востока с их пустынями, оазисами, развалинами древних храмов - все это способствовало успеху поэмы и возбудило интерес к ее автору.
  Издатель "Московского телеграфа" Н. А. Полевой писал в своем журнале: "Г-н Подолинский начал смелым подвигом и показывает нам в поэме своей дарование могущественное". {"Московский телеграф", 1827, No 21, с. 83.} К мнению Н. А. Полевого присоединился Е. А. Баратынский. {См. его письмо к Полевому от 25 ноября 1827 г. - Е. А. Боратынский, Стихотворения. Поэмы. Проза. Письма, М., 1951, с. 488.}
  В своих воспоминаниях Подолииский рассказывал, что его литературный дебют был замечен Пушкиным, который "имел любезность насказать мне много лестного". {А. И. Подолинский, Воспоминания. По поводу статьи г. В. Б. "Мое знакомство с Воейковым в 1830 году". - "Русский архив", 1872, вып. 3-4, стлб. 863.}
  Успех открыл перед молодым поэтом двери салонов и журнальных редакций, а главное - доставил ему знакомство с А. А. Дельвигом, дом которого регулярно посещали сотрудники издававшихся им альманахов, а с 1830 года - "Литературной газеты". Подолинский стал частым гостем на его вечерах, где он имел возможность не только видеть Пушкина и Мицкевича, но и "несколько ближе с ними сойтись". {Там же, стлб. 860.}
  По складу своего дарования Подолииский очень напоминал Жуковского. Уже в замысле и материале своей первой поэмы он встретился с его "восточной" поэмой "Пери и Ангел" (1821), в свою очередь восходившей к поэме Томаса Мура "Лалла-Рук" (точнее - ко второй ее части, "Рай и Пери"), Это подало повод к упрекам в подражательности. "Пери - то же, что Пери Томаса Мура", {"Московский вестник", 1827, No 15, с. 278.} - писал И. С. Мальцев, а С. П. Шевырев, не вовсе отрицавший достоинства поэмы, утверждал, что в ее содержании "нет ничего оригинального". {"Московский вестник", 1828, No 1, с. 74.}
  Ту же идею искупления греха и возвращения к праведной жизни, лежащую в основании поэм Жуковского - Мура, развивал и Подолинский, но, как отметил тот же Н. А. Полевой, развивал "новым образом", показывая "оригинальность своего воображения". {"Московский телеграф", 1827, No 21, с. 84.} Для кающейся Пери Жуковского двери рая открываются лишь после длительных ее испытаний в добродетели, описание которых занимает большую часть произведения. Однако тема религиозного подвижничества совсем почти не отразилась в поэме Подолинского, где очень важна фигура Дива и весь эпизод с пленением и освобождением Пери.
  Примечательно, что желание освободиться от греха вспыхивает в Пери лишь после того, как она оказалась насильно вверженной в обитель зла. Пери склоняет Дива к раскаянию перед "зиждителем миров", соблазняя его рассказом о блаженстве эдемских чертогов, куда, как она уверяет, бог рано или поздно допустит их. Эта изменчивость - ни один из персонажей не обнаруживает стойкости ни в добре ни в зле - весьма заметно ослабляла морально-проповеднический пафос темы покаяния.
  Почти одновременно с "Дивом и Пери" Подолинский пишет повесть "Змей" (1827), носившую подзаголовок "Киевская быль". Она с очевидностью свидетельствует о намерении Подолинского с самого начала своего литературного поприща отмежеваться от школы Жуковского. Надо полагать, свое сродство с ним он сам ощущал как недостаток самостоятельности. Уже начальные строки повести отзывались полемикой с "творцом мечтательной "Светланы"", "Громобоя" и других "звучных баллад", полемикой довольно миролюбивой, но тем не менее показательной. Подолинский отказывается следовать з а Жуковским - выставлять "напоказ бесов и ведьм и привидений", вести "всю эту сволочь на Парнас". Этот полемический зачин задавал тон всей повести, писанной частично стихами, частично прозой. Сверхъестественные, таинственные приключения, которые в ней происходят, в итоге оказываются проделками одного из героев, искушенного не в магии, а в чудесах пиротехники.
  "Киевская быль" осталась незаконченной и неопубликованной. {"Змей" впервые появился в печати вскоре после смерти поэта ("Русская с

Другие авторы
  • Шебуев Николай Георгиевич
  • Рачинский Сергей Александрович
  • Юм Дэвид
  • Фридерикс Николай Евстафьевич
  • Ферри Габриель
  • Буссенар Луи Анри
  • Позняков Николай Иванович
  • Энгельгардт Николай Александрович
  • Лагарп Фредерик Сезар
  • Карлгоф Вильгельм Иванович
  • Другие произведения
  • Мейерхольд Всеволод Эмильевич - О постановке "Цезаря и Клеопатры" на сцене "Нового драматического театра"
  • Гримм Вильгельм Карл, Якоб - Три фельдшера
  • Андерсен Ганс Христиан - Андерсен Ганс-Христиан
  • Жанлис Мадлен Фелисите - Женщина-Автор
  • Богданович Ангел Иванович - Страничка из истории реакционной прессы
  • Гофман Эрнст Теодор Амадей - Двойник
  • Лаубе Генрих - Генрих Лаубе: биографическая справка
  • Набоков Владимир Дмитриевич - Временное правительство
  • Есенин Сергей Александрович - Песнь о Евпатии Коловрате
  • Воровский Вацлав Вацлавович - В кривом зеркале
  • Категория: Книги | Добавил: Armush (30.11.2012)
    Просмотров: 1187 | Рейтинг: 0.0/0
    Всего комментариев: 0
    Имя *:
    Email *:
    Код *:
    Форма входа